Жизнь и приключения Руслана Шкурдяева – путь от матроса к новому русскому

Николай Семёнов-Мерьский, 2020

События, происходящие с Русланом и изменявшие его жизненный путь , начинаются с 60-х годов 20 века по 2010-е годы. Вступление Руслана на жизненный путь происходило в Куйбышеве/Самаре, куда его мама Мария, мать-одиночка, участница Великой Отечественной войны, привезла его из глухомани Заволжья, приречного посёлка лесосплава, после окончания 7 класса учиться в речной техникум, чтобы он «вышел в люди». Начав самостоятельную жизнь, под давлением различных обстоятельств, Руслан перебрался на жительство в Москву, где протекала вся его дальнейшая жизнь. В истории российского общества за этот период времени произошли коренные социальные изменения, произошла замена советского социалистического общества на демократическое капиталистическое. Эти изменения в обществе способствовали личному обогащению Руслана, и он прошёл путь от матроса до российского миллиардера. Несмотря на беды и несчастья, которые происходили с ним за это время, Руслану удалось выстоять и сохранить стремление к жизни.

Глава 4. Предложение «руки и сердца», времяпрепровождение после работы

На моё предложение Тане, стань моей женой, Таня мне отказала, в самой грубой форме. Если это изложить интеллигентно, прозвучало примерно так, «ты сначала развод оформи, а потом предлагай, это раз. Мне самой надо развод оформить, это два. У меня мама на руках больная, я не могу её одну оставить, это три. Жить в грехе «собачей свадьбы» я не буду, это четыре». Всё сказала правильно, крыть было нечем, надо было оформить, хотя бы свои дела, чем я и занялся. С первого аванса, отправил я Зине алименты на дочь, как положено по закону, 20 процентов от зарплаты, в сообщении к переводу, указал свой адрес и просил её дать мне согласие на развод. Квитанции по алиментам решил собирать в папочку и подколол квитанцию №1, из расчета оставшихся пяти лет, до восемнадцати лет дочери, оставалось примерно ещё 60 квитанций. Лиха беда начало, начало было подшито в красненькую папочку.

Особенно меня раздражал пропускной режим, на моём производственном участке. Наша охрана представляла собой решето, которое впускало и выпускало на территорию и с территории всё, что угодно, материалы, изделия, транспорт, людей. И сами охранники, частенько уходили с работы с разными досками, брусками, железками. Через неделю моей работы, я явился к начальнику управления Кочерману, и предложил ему оформить договор на охрану производственной базы, с вневедомственной охраной. Сумма, которую мы будем оплачивать по договору, будет многократно перекрыта стоимостью сохранённого имущества. Борис Семёнович, после консультаций с высшим руководством, Трестом, пришёл к согласию по этому предложению, и пропускной режим был установлен, как положено, не «игрушечный». Для многих работников это оказалось неприятным сюрпризом, материал для личных подработок, оказался не доступен. Дополнительно, на проходной поставили стенд для фиксации личного прихода каждого на работу и ухода с территории, это оказался второй неприятный сюрприз, для некоторых. Но поскольку, всё это делалось без афиширования, мою личность, с этими мероприятиями, не связывали.

Трудовой и пропускной режим постепенно были приведены в норму. Начальник чаще стал вызывать меня в Москву, в управление, чтобы посоветоваться по некоторым вопросам, и бывало, что я и дельное что-нибудь предлагал. К сумме должностного оклада, стали постоянно прибавляться доплаты, премии за выполнение, перевыполнение производственных заданий, премии к праздникам, за вредные условия труда, за разъездной характер работы, командировочные. Стали включать меня в состав балансовых комиссий, которые выезжали в филиалы управления, в разных регионах Советского Союза, для проверки их хозяйственной деятельности. Находили мы всяких «дел и делишек» не мало, но старались все проблемы решить без скандалов, за исключением случаев явного криминала, были и такие. Появились первые накопления, которые постепенно росли, постоянные затраты шли только на питание, личную гигиену, одноразово прикупил себе белья нательного и рубашек, костюм и ботики для торжественных собраний, хороший спортивный костюм и кеды, для утренних пробежек, зимней одежды и обуви, основной расход составляли алименты, квитанции копились.

Зина прислала согласие на развод, нотариально заверенное, я подал заявление в суд, на развод, развод получил, копию решения суда отправил Зине, по её просьбе. Она стала матерью-одиночкой и оформила ряд льгот, связанных с оплатой по воспитанию и обучению дочки, алименты она якобы не получала с меня. Зина, своего не упустит. Я свои проблемы, мешавшие женится на Тане выполнил, она тоже развелась по суду с мужем, при отсутствии второй стороны, так как повестку явиться в суд ему не было возможности вручить. Но оставалась не решённой проблема с матерью, мать Тани болела, болезнь была связана с нездоровой психикой, оставалось только ждать развязки. Развязка наступила через три года, психическое состояние матери ухудшилось настолько, что её стало опасно оставлять в квартире одну, было принято решение поместить её маму в ближайший психоневрологический интернат. После сбора всех справок, документов и их рассмотрения, такое действие было выполнено. Мы с Таней, стали периодически навещать её маму в интернате, но она уже дошла до такого состояния, что дочь свою не узнавала. В течении года содержания в интернате, Танина мама скончалась там, и мы ждали, ещё, пока пройдёт год после её кончины, чтобы вступить в брак, Таня держала траур. Я уже встал в профкоме в очередь на улучшение жилищных условий и рассчитывал ко дню свадьбы или недалеко от него, получить полноценную квартиру в Москве.

Я занялся воспитанием дружного трудового коллектива, особенно молодой его части, чтобы эффективней можно было выполнять работы, особенно в командировках. В нашем Управлении было принято проводить зимой и летом, ежегодно спортивные соревнования между участками и филиалами, мы их называли спартакиадами. Организованы они были соответственно статуса, спартакиада. Профком Управления изыскивал финансирование на их проведение, часть средств отчисляли филиалы, помогал и Трест. Спартакиады, по каждому году, на три года вперёд, были распределены между филиалами. Для проведения очередной спартакиады, предназначенный для этого филиал, выбирал местный санаторий или дом отдыха, который обладал спортивной базой и возможностями разместить и накормить до 250, 300 участников спартакиады.

Мероприятие всегда было внушительное и по численности участников и по финансированию. Каждая команда имела собственную оригинальную форму, профком обеспечивал свои команды спортивным инвентарём, зимним, лыжами, формой, хоккейными коньками и клюшками, и прочими аксессуарами, а также летней формой и обувью. Играли командами в русский хоккей, с мячом, в футбол, гонялись в лыжной эстафете, плавали на перегонки в бассейне, играли в волейбол и баскетбол. Был у нас, наш, оригинальный вид зимнего спорта, назвали мы его, «бег русских троек». Представлял он из себя следующее, двое парней по здоровей и хорошие бегуны, тащили за собой санки на дистанции 50 метров, разворачивались вокруг контрольного флага и бежали к месту старта. На санках сидел третий участник забега, его задачей было не упасть с санок, особенно при развороте вокруг флага, при падении начислялись штрафные очки, которые переводились в секунды, умножением на 10. В забеге участвовали две тройки, система была олимпийская, проигравшая «тройка» из борьбы выбывала. Это были самые эмоциональные соревнования, шум, крики сопровождали их постоянно. Были у нас и гиревые упражнения, кто больше раз поднимет пудовую гирю. Не остались в стороне и шахматы, на шахматных баталиях было тихо, эмоции у всех кипели внутри.

В качестве отдыха и развлечения, вечером, после соревнований, каждая команда демонстрировала свою самодеятельность, хоровые песни, театральные миниатюры, сценки, кто на что горазд. Всё, и спортивные командные результаты, и самодеятельность, оценивались авторитетным жюри количеством баллов. Команды распределялись по трём призовым местам, 1,2,3, в зависимости от количества набранных баллов по всем видам спортивных состязаний, включая самодеятельность. Все участники спартакиады получали по результатам своих достижений денежные премии, награды, медали, кубки, вымпелы, дипломы, в соответствии с результатами. Спартакиада начиналась и заканчивалась парадом участников. Продолжалась спартакиада по времени, не более рабочей недели. Каждый год, спартакиады проходили в разных филиалах, по всему Советскому Союзу. Была у нас и зимняя спартакиада в Самаре. Прибыв на спартакиаду из Москвы в Самару, и высадившись из поезда на железнодорожном вокзале, я, проходя мимо памятника Чапаеву, поблагодарил его за оказанное мне напутствие, при отбытии в Москву, а он ободряюще мне улыбнулся, мол всё ещё впереди.

Для участия в этих спартакиадах, я организовал на производственной базе спортивную команду и самодеятельность, в основном из молодёжи. Всем приходилось совмещать работу, спорт и самодеятельность. Рядом с нашей базой располагался городской стадион, со всей инфраструктурой, спортивным комплексом, плавательным бассейном, хоккейной площадкой. Договориться с директором комплекса о проведении тренировок нашей команды было не сложно, я регулярно помогал им с ремонтом коммуникаций и отопления их зданий, отопление всего комплекса осуществляла котельная нашей базы. Регулярно, два раза в неделю, мы собирались всей командой и проводили игровые тренировки разбившись на команды и индивидуальные состязания, между собой. Тренировки не оставлялись и тогда, когда бригады находились в командировках по стране, бегали кроссы, на лыжах, играли в футбол и на снегу. Участники команды пьянство полностью игнорировали. В команду подобрались и настоящие классные спортсмены, бригадир цеха по металлозаготовке, Василий, бывший штангист тяжёлой весовой категории, гирю в 16 килограмм поднимал такое количество раз, что все кричали ему, хватит Вася, надоел, а он только улыбался и продолжал, пока не поднимет больше всех количество раз. Мой друг Виктор, оказался бывшим пловцом перворазрядником, и прыгнув со стартовой тумбы в воду, плыл по дорожке бассейна как торпеда. Тренировались все с полной самоотдачей, целеустремлённо, на таких ребят можно было положиться и в работе. Они всегда старались отличиться в соревнованиях и на строительной площадке свои работы выполняли досрочно. Последовавшие затем спартакиады это подтвердили, на всех спартакиадах, команда нашей промбазы входила в состав призёров.

Во время проведения спартакиад в других городах, начальник управления Борис Семёнович, всегда проживал с нашей командой, и в частности, в номере со мной. Мы с ним очень сошлись. Он мне по секрету сказал, что Таня, его племянница, и советовал мне её очень беречь и не отпускать от себя, чему я и был рад стараться. Когда все проблемы по предыдущим семейным бракам, мои и Татьяны, были разрешены, мы с Таней поженились, оформили отношения. Свадьбу мы с Таней на предприятии не афишировали, провели её в узком кругу родственников. От меня были, моя мама с сестрой, Виктор с родителями, Анной Ивановной и Никифором Филипповичем, друг мой Миша Бубенцов из Самары и всё, остальные были от Тани, Борис Семёнович, был у нас с Таней один на двоих, посаженный отец.

Посвящали мы личное время, не только спорту, но и культурному отдыху. Массово выходили в театр и на концерты, в Москве. Особенно все любили посещать оперетту. Постоянно наш коллектив посещал и театр на Таганке, который был недалеко от нашего управления. Старались побывать на каждой новой постановке. Впоследствии я даже подружился с худруком театра. На эти культпоходы приезжали все наши работники, даже с дальних филиалов. Очень был у нас развит туризм выходного дня, на субботу-воскресенье, мы летали самолётом по городам Советского Союза, посещали в них местные достопримечательности и театры. Так в Перми мы слушали «Иоланту» в Пермском оперном театре, посетили музей революции «Мотовилиха», доехали до Кунгура, сходили в пещеры. Все прикупили фигурок птиц и зверей из «лунного камня». Были в Баку, слушали в оперном театре имени Магомаева, популярного советского певца, с одноимённой фамилией, искупались в Каспии, и домой. Много где бывали, много всего посещали, включая Ригу, Таллин, Вильнюс, Каунас, Волгоград, Мамаев Курган, плакали все во время исполнения реквиема в зале Памяти Павших, в мемориале, в Калининграде, собирали янтарь на пляже. Вспоминаются такие случаи. По Баку. Приземлился наш самолёт в аэропорту Баку около часу ночи. Когда мы все вышли на площадь аэровокзала, вся площадь была буквально забита лицами мужского пола. Мы сначала думали, что в нашем самолёте прилетело какое высокое начальство, его встречают. Когда мы вошли в людской коридор, окружавший дорожку, ведущую на посадку в автобусы, мужики из стоящих в толпе вдоль дороги к автобусу, хватали за руки девушек, которые прилетели в нашем самолёте и кричали, «дэвушк ехали со мной!». Не которых пришлось отбивать, а две «девушки», не с нашей группы, уехали с мужиками. Потом, когда мы через двое суток возвращались из гостиницы, на автобусе в аэропорт, на отлёт, этих двух «девушек» пересадили к нам в автобус, из догнавшей нас «волги». В окрестностях Баку мы побывали на комплексе «Дом Огня», месте древних огнепоклонников. В Каунасе, вечером ходили в ресторан, я познакомился там с местной девушкой Данутой. Потанцевали, разговорились. У нас парень был из этих мест, он меня научил одной фразе на местном языке,«кейп юс уардас вена?», «ты живёшь одна?», Данута мне ответила, «вена, вена», «одна, одна». Пошли к ней в гости, «попить чайку». Я спросил, можно я её буду называть пани Данута, она ответила, что её надо называть не «пани», а «панёнка». Она меня после «чаепития» хвалила, «русский мужик хороший». «А ваш мужик, как?», спрашивал я её, «наш мужик плохой, наш мужик дерьмо», отвечала мне Данута. Данута, сама в постели, вела себя очень сдержанно, меня не завела. Но это было до моей свадьбы с Таней. Когда я поженился с Таней, я всякие «приключения» прекратил. Сколько же в нас было нерастраченной энергии, молоды и глупы мы были, ничего не имели, но зато были счастливые.

Возвращаюсь к своей новой семейной жизни. Вскоре, подошла наша очередь и мы получил квартиру в Москве, недалеко от Серпуховки, на Таллинской улице, в новостройке. Продвинулись и дела на работе. Когда зама по производству, Шубянича, забрали в Трест, Борис Семёнович, решил вопрос с верхним руководством, о назначении меня в Управление, заместителем по производству. Я переехал в Управление, на «Серпуховку», в сталинскую многоэтажку, в кабинет, расположенный в общей приёмной с кабинетом Кочмана. Чапай на памятнике в Самаре, был доволен, и улыбался Анке с Петькой. Всё шло, как-то подозрительно хорошо, как по нотам. Судьба достаётся при рождении, но и упорный труд к этому способствует, к счастливой «Судьбе».

Доходы мои, ещё больше стали расти, но ещё не выросли до нужных мне размеров, нужны были деньги на обстановку квартиры мебелью и прочим оборудованием, автомобиль «жигули», о котором я давно мечтал, я ещё купить не мог. Алименты мои все были выплачены, дочка от брака с Зиной стала совершеннолетней, 61 квитанция, подтверждающие их, алиментов выплату, оставались подшитыми в папочке красного цвета, можно было положить её, папочку, в свой семейный архив, что я и сделал. С Таней мы определились, по её настоянию, по общим расходам на семейную жизнь. Она тратит свои доходы на себя и сына, что остаётся, тратит как посчитает нужным. Я вношу в семейный бюджет и отдаю ей, запланированную сметой расходов сумму денег, остальное я кладу на счёт в Сбербанке, «на чёрный день».

Но скоро этот чёрный день настал для всей СССР и деньги в банке быстро превратили в ничто, в записи на сберкнижке. Перед тем, как деньги «сгорели» в банке, во время «кооперативов», когда «безналичка» стала «наличкой» и в зарплату стали получать пачки денег, я их накопил достаточно чтобы всё купить чего хотелось и планировалось. Деньги появились у многих, а купить на них стало нечего, из свободной продажи товары пропали, а чего из дефицита было можно купить на рынке, цены возросли многократно. Для покупки дефицита стали продавать талоны и сертификаты на приобретение товара с отсрочкой, когда он поступит в продажу. По такой системе мы пытались с Таней купить шубу для неё и видеомагнитофон, но получилось лучше и быстрей приобрести всё это на чёрном рынке, за соответствующую цену. По очереди на предприятии купил я и первый свой автомобиль марки «жигули». Когда наступил момент ехать в магазин за автомобилем, Таня дала мне наказ по цвету его кузова, она мне сказала, «бери любой цвет, только чтобы не жёлтый». Получилось всё так, как она не хотела. На площадке автомагазина стояло больше сотни автомобилей и все жёлтого цвета. Приехал я к ней домой «на цыплёнке», как мы назвали этого «жигулёнка», проездили на нём два года, а потом автомобили стали меняться у нас, чаще чем обувь.

После банковских «дефолтов» денежной системы, всё надо было начинать сначала, но «Василий Иванович Чапаев» на памятнике в Самаре не унывал, это был ободряющий для меня знак, надо только правильно распределить деньги-«картошку», и мы прорвёмся, как он нас всех учил с экрана в кинофильме «о себе», коммунист-анархист, как сам себя он называл.

Возвращаюсь во времена, когда я стал заместителем начальника управления по производству, и «чёрный день», для населения СССР, был ещё впереди. Вспоминаю, как будучи курсантом «мореходки», я попал в «круговерть» самодельной авторской песни (САП). Этим «САПом» заразилась многомиллионная масса советской молодёжи, и не только. Бери гитару и сочиняй, иди на сцену, никаких консерваторий не требуется. Освоил несколько аккордов на гитаре и я, Зина научила. Выучил я только одну песню известного в стране «барда», «Атланты держат небо на каменных руках». Это всё самодеятельное пение превратилось в полноводное социальное движение, объединившее немалую часть населения в единую толпу, и которое почти сразу начало перерождаться в весёлое время препровождения и хороший бизнес, приносящий не малые доходы. В этой круговерти и я немало заработал денег. Друг мой по «мореходке», Мишка Бубенцов, по прозвищу «Бубер», начиная с курсантов, увлёкся тогда этим песенным движением студентов-туристов, альпинистов, романтиков и геологов, бродивших по горам, долам и рекам СССР, кто в силу своей профессиональной деятельности, кто просто по причине, чему-то надо было посвятить своё свободное время, кому заняться было нечем, вот и несло их кого-куда. В этих походах у них происходили всякие происшествия, плохие или хорошие, на их основе, у туристов возникали стихи, которые они затем рассказывали всем окружающим их товарищам, под мелодию гитары. Возвратившись в родные места, они продолжали это делать, собираясь где-нибудь совместно на природе, для воскресного отдыха. Так возникло движение «Клуб Самодеятельной Песни», «КСП». Некоторые остряки расшифровывали это сокращение, как «комбинат студенческого питания», что в общем то, имело смысл, если понимать это питание в духовном, культурном смысле. Это, было первое неформальное социальное движение молодёжи, в основном студенческой, любителей самодеятельной песни, в текстах которых отсутствовали коммунистические лозунги. Сочинители этих песен присвоили себе старинный титул, «барды». «Барды», иностранное кельтское прозвище исполнителей героических, воинских песнопений. Так появились «новые герои», которые могли выразить себя перед публикой. А где много собирается народу, там всегда начинается товарообмен, базар, торговля, чем и воспользовались организаторы этих собраний и фестивалей, такие как Мишка Бубенцов, по прозвищу «Бубер». Он остался жить и работать в Самаре, и стал одним из организаторов первых бардовских фестивалей в Куйбышеве (Самаре). Когда я стал появляться в Самаре, как проверяющий по работе Самарского филиала нашего управления Московского, я обязательно встречался с Михаилом, и при разговорах о проведении фестивалей в Жигулёвских горах, Михаил жаловался мне на нехватку финансов для достойной их организации и проведения. Настало время, когда я смог предложить на проведение очередного фестиваля кругленькую сумму денег. Михаил лично гарантировал неплохой процент, после завершения этого фестиваля. Так я постепенно вошёл в круг организаторов и спонсоров этого фестиваля самодеятельной песни в Жигулях. Число участников и посетителей этого фестиваля стало быстро нарастать, и с двух, трёх тысяч человек выросло до нескольких сотен тысяч. Это была огромная масса людей, которых надо было накормить, напоить, обслужить, дать им место, где от этого опорожниться, устроить «туалеты свободного падения», стоянки для ночёвки и транспортных средств, на которых приезжали участники и торговцы, и прочее. Число исполнителей возросло до такого количества, что отбор участников для финального концерта «на плавающей гитаре» шёл на нескольких площадках целую неделю. Это была огромная масса потребителей, которая приезжала ежегодно на Жигулёвский фестиваль отдохнуть, расслабиться, забыться, для чего везла с собой некоторую сумму денег, которые переходили в карманы торговцев, которые платили комиссию для допуска в зону фестиваля, для рекламы и торговли. Хороший доход приносили рекламные щиты, развешенные и расставленные повсеместно, по всей территории фестиваля. На них рекламировалось всё, инструменты, снаряжение для туризма и отдыха, выгодность вкладов в различные банки и много чего ещё.

Оргкомитет фестиваля стал работать круглогодично, налаживая всю эту торговую махину. Доход от проведения фестиваля, нарастал и я, в том числе, получал свою увеличенную долю прибыли, капитал мой рос. Зарабатывала на этом, и наша с Зиной дочка, которую я назначил от себя представителем. Девушка была хваткая, своего не упустит, в чём ей помогала и мама-бухгалтер. Но для меня, это было просто хобби, доходы от основной работы перекрывали фестивальные во многие разы. Для контроля ведения моих дел на фестивале, в организационный комитет, включили мою самарскую дочь, Ксению. Ксения к этому времени заканчивала обучение на юридическом факультете местного университета, и по внешности превратилась в цветущую, розовощёкую, серьёзную женщину, очень похожую на своего дедушку Фёдора. Я ей полностью доверял в этом деле, мы с ней дружили, она ценила мою многолетнюю финансовую помощь для неё, с моей стороны, за все эти годы. Что посеешь, то и пожнёшь, добро возвращалось добром.

Жизнь менялась быстрыми темпами. При нарастании доходов от фестиваля в Жигулях, началась «грызня» между членами организационного комитета, фестиваль развалился на две независимые зоны, у каждой своя коммерция. Большая часть движения осталась с «Бубером», и я тоже. Наши самодеятельные авторы, начавшие свой самодеятельный путь романтиками, мечтателями, переросли в «волков-прагматиков» рынка «певунов и музыкантов», организовались в союзы и лиги, поделили территорию Союза между собой на концертные зоны. «Машина» завертелась, стали они, самодеятельные авторы выпускать альбомы своих концертов на пластинках, магнитной плёнке, лазерных дисках, писать мемуары, воспоминания, открыли в интернете свои сайты и страницы, всё для потребителей-«романтиков». Особенно в этом деле преуспел один из наших самодеятельных исполнителей Гело Титяев. Капитализм нарастал, коммунизм захирел и исчез, даже у бывших «романтиков».