Лучи смерти

Николай Свечин, 2017

Министр внутренних дел Плеве поручил Лыкову дознание обстоятельств смерти ученого Михаила Филиппова, который летом 1903 года сообщил о своем изобретении – новом, невиданном ранее оружии, столь разрушительном, что войны с ним станут бессмысленны. На следующий день после публикации этой новости в газете ученого нашли мертвым. Доктора констатировали смерть от естественных причин – у покойного было больное сердце. А вскоре контрразведка перехватила письмо германского резидента с сообщением о том, что Филиппов убит, власти ни о чем не догадываются, а бумаги изобретателя вот-вот переправят в Берлин. Насколько удачливым Лыков окажется на этот раз? Сможет ли найти убийц изобретателя «лучей смерти»? Сможет ли сам остаться в живых?..

Глава 2

Приказ с самого верха

20 июня 1903 года Лыкову телефонировал Зуев:

— Алексей Николаевич, ступайте немедля в министерство. Плеве требует, очень срочно!

— Нил Петрович, уже лечу.

Министр принял сыщика сразу. Он был хмур и деловит.

— Вот выписка из депеши, мне передал ее военный министр. Автор — германский морской агент барон Шиммельман. Почитайте, что пишет этот мерзавец начальству!

— Перлюстрация? — догадался Лыков. — Ну-ка…

Текст перехваченного донесения поразил его. Барон сообщал в генеральный штаб, что операция с неким Филипповым прошла успешно. Он мертв, и петербургская полиция ничего не заподозрила. Секретные исследования доктора и его рукописи выкрадены, их со дня на день доставит в Германию агент Макс.

— Шпионство с убийством русского подданного? Неслыханно! А кто этот доктор Филиппов, ваше высокопревосходительство?

— Я запросил градоначальство. Неделю назад умер доктор натуральной философии Филиппов. Скончался от удара у себя на квартире. Кстати, во время химического опыта!

— Видимо, тот самый. А полиция ничего не заподозрила и констатировала, надо полагать, смерть от естественных причин.

— Вот что, Алексей Николаевич, займитесь этим делом, — заявил Плеве. — Вы уже занимались контршпионством. Куропаткин обещает содействие. Они там создали наконец военную контрразведку — вот пусть и потрудится.

— А при чем тут военные, Вячеслав Константинович? Налицо уголовное преступление, мы сами с ним разберемся.

Министр покосился на коллежского советника и нехотя пояснил:

— По словам Куропаткина, этот Филиппов изобретал какое-то варварское оружие. Вот армия и засуетилась. Хотят знать, что нахимичил доктор натуральной философии.

— Понятно.

— Там вообще клубок, — продолжил Плеве. — Филиппов этот был под негласным надзором полиции как марксист.

— Ясно… Его вело столичное охранное отделение или наш департамент?

— Вот вы и разберитесь. Даю вам все полномочия дознавать это дело. Все! Жандармы, охрана, департамент обязаны отвечать на ваши вопросы и оказывать полное содействие. Соответствующая бумага уже ждет вас в приемной. Скажу больше: известием обеспокоен сам государь. Он взял происшествие на свой контроль. Революционер изобрел новое оружие, его украли германцы, а самого горе-изобретателя умертвили. Чудовищно! А потом это оружие выстрелит против нас? Ах, немчура…

— Разрешите приступать?

— Да, идите. Начинайте рыть землю немедленно. Знаю, вы это умеете. Кстати, — вдруг развеселился министр, — от военных будет помогать ваш приятель генерал Таубе. Вместе вы горы своротите, хе-хе.

Коллежский советник отправился за бумагой. Документ был сильный, Плеве использовал весьма энергичные выражения. Участие в дознании Таубе тоже понравилось сыщику. Военный министр Куропаткин, конечно, тот еще дундук, но у армии свои средства, они могут пригодиться.

Алексей Николаевич знал от приятеля, что тому удалось сдвинуть с мертвой точки свою старую идею. При управлении Второго генерал-квартирмейстера Генерального штаба в большой тайне было создано Разведочное отделение. Оно являлось внештатным и не указывалось ни в одном открытом документе. Виктор Рейнгольдович, по должности директора канцелярии Военно-ученого комитета, руководил новой секретной службой.

Перед тем как телефонировать барону, Лыков запросил в секретариате справку на загадочного ученого-социалиста Филиппова. Ему дали лист бумаги. Сведений оказалось негусто. Михаил Михайлович Филиппов, редактор журнала «Научное обозрение». Хороший журнал, семейство сыщика его выписывало! Проживал на улице Жуковского, в доме номер тридцать семь. Что еще за улица такая? Секретарь пояснил, что это новое название переименованной Малой Итальянской. Ученую степень Филиппов получил не абы где, а в Гейдельберге. Состоял под негласным надзором полиции. Постановлением Особого совещания МВД от 1 июня 1901 года ему запретили жительство в университетских городах сроком на год. Отбыл высылку в курортном финском городке Териоки и вернулся в Петербург. Умер 12 июня от паралича сердца вследствие органического сердечного порока. Похоронен 16 июня на Волковском православном кладбище.

Прочитав справку, Алексей Николаевич передумал телефонировать в Военное министерство. Виктор первым делом спросит, что полиции известно о Филиппове. Отдавать ему эту справку бессмысленно, в ней ничего нет. Между тем, если человек состоял под негласным надзором, на него заводилось дело. Бумаг там должно быть немерено, и начинать дознание надо с них.

Лыков вернулся к себе на Фонтанку, 16, и пошел в Особый отдел. С тех пор как он был создан, отдел сильно разросся и теперь включал чуть не половину чиновников департамента. Когда его возглавил Зубатов, к четырем уже существующим добавилось еще два стола. Пятый стол руководил охранными отделениями, шестой — службой наружного наблюдения. Из Москвы на должность его заведывающего перевелся знаменитый Евстратий Медников, начальник филерского отряда тамошней охранки. Теперь все секретные политические дела сосредоточились исключительно в Особом отделе. Надворный советник Зубатов подчинялся напрямую директору и потихоньку выживал всех прежних сотрудников, заменяя их москвичами.

Среднего роста блондин с приятным лицом и умными глазами, Зубатов встретил Лыкова на первый взгляд приветливо.

— Чему обязан, Алексей Николаевич? Вроде бы ваши жулики давно в политику не играют.

— Жулики занимаются своим делом, — подтвердил сыщик. — А меня Орел послал в ваш огород, Сергей Васильевич, уж не обессудьте. Поручил разобраться со смертью редактора «Научного обозрения» Филиппова. Прошу просветить, сообщить все, что о нем известно.

Зубатов словно поперхнулся:

— Филиппов? Который недавно помер?

— Тот самый.

— Полноте, зачем он вам? Болтун, как все наши либералы.

Коллежский советник лишь молча развел руками: мол, я-то тут при чем, начальство приказало.

Сергей Васильевич сокрушенно потряс головой, потом открыл дверь кабинета и велел позвать архивариуса. Через несколько минут Лыков листал дело. Как он и ожидал, бумаг в нем было достаточно. Сыщик унес папку к себе и стал делать выписки. Никогда не знаешь, что может пригодиться в дознании убийства. Надо начать с уяснения личности жертвы. Если, конечно, немцы не наврали и смерть ученого была насильственной.

Филиппов оказался почти ровесником Лыкову. Он родился в 1858 году в имении деда, генерал-лейтенанта Васильковского. Тот будто бы вел свой род от Богдана Хмельницкого. Дочка генерала вышла замуж за молодого юриста, сына николаевского нотариуса, Михаила Абрамовича Филиппова. Отец ученого отметился тем, что пописывал книжки, одна из которых — «Патриарх Никон» — даже нашумела. Умер он в Риге в 1886 году в скромном чине титулярного советника.

Михаил как-то подозрительно долго получал высшее образование. Сначала поступил в Новороссийский университет на физико-математический факультет. Через год переехал в столицу и поступил уже на юридический в Петербургский университет. Через два года, не доучившись, вернулся в Одессу. Был замешан в беспорядках и заметал следы, надо было спрятаться… Денег за обучение не заплатил и был отчислен, после чего опять отправился в столицу.

В 1884 году Филиппов взялся за ум. Блестяще сдал экстерном полный курс физмата и получил звание кандидата наук. Познакомился с Менделеевым и перевел на французский язык его «Основы химии». Стоп, он же физик и математик, при чем тут химия? Бывают люди универсальных знаний, неужели потомок Хмельницкого из таких? Энциклопедист, ети его… Защитившись, Филиппов поступил на службу в журнал «Русское богатство», где стал редактором научного отдела. Вот откуда его страсть популяризировать науку… Женился на Любови Ивановне Столяровой, курсистке, работавшей в том же журнале. Через год написал положительную рецензию на второй том «Капитала» Маркса. Увлекся славянским вопросом и в 1889 году перешел в «Славянские известия». Там не прижился. Ругал германский милитаризм. Не тогда ли немцы впервые обратили на него свое опасное внимание? Филиппов издал две книги: одну — о борьбе хорватов против Австро-Венгрии, вторую — о Скобелеве.

Решив продолжить образование за границей, химический физик уехал из России. Прага, Париж, затем Лозанна. В ней он впервые попал в поле зрения агентуры Департамента полиции: познакомился с Плехановым и Лавровым, много трепал языком. Потом поселился в Гейдельберге и там в 1892 году защитил докторскую степень. Тема работы: «Инварианты линейных однородных дифференциальных уравнений». Абракадабра какая-то…

В 1893 году новоиспеченный доктор вернулся в Петербург и ударился в философию. Опять поворот? Да, человек летучего ума был Михаил Михайлович. Издал двухтомник «Философия действительности». Полное название труда — «История и критический анализ научно-философских миросозерцаний от древности до наших дней». Следом вышла книга «Судьбы русской философии». А еще Филиппов ввязался в спор с легальными марксистами Струве и Туган-Барановским и защищал Бельтова, настоящая фамилия которого — Плеханов. Того самого, политического эмигранта и бывшего террориста. Параллельно химико-физический философ писал художественные произведения. Историческая повесть «Дворянская честь» была принята публикой хорошо, а «Осажденный Севастополь» даже пользовался большим успехом. Вот как! Варенька очень хвалила эту книгу и предлагала мужу тоже ее прочитать. Но у сыщика, как всегда, не дошли руки. Значит, Филиппов действительно талантливый человек — в литературном вкусе жены Алексей Николаевич не сомневался.

Попалась сыщику и бумага за подписью его недавнего начальника Зволянского. Неугомонный Филиппов издал трехтомный «Энциклопедический словарь». Казалось бы, нужное дело, что тут плохого? Но директор Департамента полиции в письме министру сообщал, что словарь этот правильнее было бы назвать не энциклопедическим, а социалистическим, поскольку в нем особенно подробно и пристрастно разработаны были термины, касающиеся социализма.

Жаль, жаль… Из дела постепенно вырисовывался необычный образ, образ яркого и разностороннего человека. А тут еще «Научное обозрение». Филиппов начал издавать журнал с 1894 года на собственные средства. Сперва он являлся сугубо физико-математическим еженедельником, интересным лишь специалистам. Но вскоре превратился в толстый ежемесячный литературно-общественный журнал. И, как следовало из справки Особого отдела, рупор легальных марксистов. Как раз тогда Лыковы и начали его выписывать, привлеченные обзорами научных открытий. Они были живыми и понятными для обычного читателя. Жаль…

Между тем доктор натуральной философии Гейдельбергского университета, как подписывался Филиппов, стал ходить по лезвию ножа. В папке оказалось несколько доносов от секретной агентуры Департамента полиции. Осенью 1899 года на вечере, устроенном журналом «Жизнь», ученый поднял тост за 18 марта в России. Экий баловник! Восемнадцатое марта — день Парижской коммуны, только ее сейчас нам не хватало. А вскоре заявил буквально следующее: «Близок тот день, когда мы увидим баррикады на Невском проспекте». После того как Филиппов опубликовал в своем журнале статью Веры Засулич (конечно, под псевдонимом), терпение властей кончилось. Крамольника выслали из Петербурга, запретив жить во всех городах, где есть университеты.

Филипповы поселились в Териоках на даче Богомолова. В семье было уже двое детей, сын и дочь. Михаил Михайлович загодя продал свой журнал Сойкину, оставшись главным редактором «Научного обозрения». Как они вчетвером жили на доходы от этого? Снова в деле замелькали донесения агентов. В Териоках тогда скопилось много левого элемента, и Филиппов сошелся с ним. Профессор Лесгафт, академик Бехтерев… Ну это еще куда ни шло. А вот Коллонтай уже совсем ни к чему. Дочь почтенного генерала Домонтовича, красивая и умная, она вскружила голову множеству поклонников. Довела до самоубийства Ивана Драгомирова, сына знаменитого полководца. А когда вышла замуж и родила ребенка, недолго предавалась радостям материнства. Коллонтай увлекли социал-демократические идеи, она бросила семью и сошлась с революционерами.

В конце 1902 года вся шайка вернулась в Петербург. Там вокруг Филиппова сформировался кружок из ученых либерального толка. Внутреннее осведомление проникло и в него. Агенты называли в числе участников кружка много звучных имен. Помимо тех же Бехтерева и Лесгафта, на вечера к Филиппову ходили химик Бекетов, естественник Бахметьев, физик Хвольсон, биолог Вагнер, географ Воейков, электрохимик Кистяковский. Даже Менделеев посещал эти собрания. Особняком стояла фигура профессора Лозаннского университета Герцена, сына знаменитого изгнанника. Ну, ученые собирались и перемывали косточки самодержцу. Любимое занятие нашей интеллигенции. Назначь любого из них помощником исправника в уезд — завалит службу за месяц, это не языком чесать. Но монархии от их трепа особого убытка нет. При чем здесь изобретение оружия и немецкое шпионство?

Ответ на первый вопрос сыщик нашел в той же папке, в последнем документе. Это оказалось письмо в газету «Санкт-Петербургские ведомости». Когда Лыков прочел его, захотелось протереть глаза… В письме рукой Филиппова было начертано следующее:

«В ранней юности я прочел у Бокля, что изобретение пороха сделало войны менее кровопролитными. С тех пор меня преследовала мысль о возможности такого изобретения, которое бы сделало войны практически невозможными. Как это ни удивительно, но на днях мною сделано открытие, практическая разработка которого практически упразднит войну.

Речь идет об изобретенном мною способе электрической передачи на расстояние волны взрыва, причем, судя по примененному методу, передача эта возможна на расстояние тысяч километров, так что, сделав взрыв в Петербурге, можно будет передать его действие в Константинополь. Способ изумительно прост и дешев. Но при таком ведении войны на расстояниях, мною указанных, война фактически становится безумием и должна быть упразднена. Подробности я опубликую осенью в мемуарах Академии наук. Опыты замедляются необычайной опасностью применяемых веществ, частью весьма взрывчатых, как треххлористый азот, частью крайне ядовитых».

Вот так философ! Собирался взорвать к чертовой матери Константинополь. То-то германцы всполошились. Но какой оборот принимает дело — если, конечно, Филиппов не ошибся в расчетах. А если даже и ошибся? Новое оружие, которое упразднит войну, — это из области фантастики. Старый вояка, Алексей Николаевич не верил в подобные открытия. Люди всегда будут убивать друг друга, такова их природа. А уж политикам наплевать на количество жертв, лишь бы добиться своих сиюминутных целей. Одним изобретением отменить это? Утопично и глупо. Изобретение можно украсть, а его автора тайно убить. Вероятно, именно это и случилось на улице Жуковского. Теперь было ясно, что Плеве дал своему чиновнику особых поручений весьма серьезное задание.

С чего начать? Лыков наспех набросал план действий. Он был по-настоящему взволнован: речь шла, возможно, о безопасности государства. Само по себе письмо Филиппова ничего не значило. Мало ли фантазеров ежедневно пугают народ своими вымышленными открытиями? Но реакция германской разведки придавала истории другой оборот. Пойти на устранение человека и кражу его бумаг в чужой стране… Рискованная операция. Выходит, умные немцы приняли заявление ученого всерьез?

Итак, первое: взять под наблюдение капитана цур зее^[5] барона Шиммельмана. Постараться выявить его агентуру, тех людей, которые, быть может, и совершили убийство русского подданного. Это следует поручить нашему барону, Виктору Таубе, и его секретной службе.

Второе: вытрясти из Петербургского охранного отделения все, что там есть на Филиппова. Они вели его, внедрили в окружение своих людей, но просмотрели главное — работу над неведомым оружием, которое так заинтересовало Германию. Почему просмотрели? Что за бездарные осведомители там сидят? Это задача для Лыкова.

Третье: выяснить у наших ученых, что же стоит за изобретением Филиппова. В мире науки принято обмениваться результатами исследований. Филиппов жил в столице, издавал научный журнал, вращался в профессиональной среде. И производил свои опыты втайне от коллег? Маловероятно. Хорошо бы поручить такое исследование естественнику, отличающему химию от физики, да где его взять? В Департаменте полиции одни юристы, а у военных и того хуже — люди постигали знания в юнкерских училищах. Тут пригодился бы Валевачев, лыковский ученик и образованный человек. Но Юрий вышел в отставку год назад, уехал в Москву и сейчас развивал там фабрику, доставшуюся в наследство от тестя. Надо посоветоваться с Виктором. Может быть, у вояк найдется ученый артиллерист?

Закончив с планом, коллежский советник взялся за трубку телефона. Пора было звать армию.

Примечания

5

Капитан цур зее (от нем. Kapitan zur See — букв. «капитан моря») — капитан первого ранга в германском военном флоте.