Необыкновенный заплыв (сборник)

Николай Рыжих, 1975

В книгу входят рассказы о рыбаках, о разных событиях в их морской жизни, а также рассказы о зверях и птицах, живущих на Камчатке, о млекопитающих и рыбах, которые водятся в морях, её омывающих. Для младшего школьного возраста.

Мишка-хвастун

Мишка был известный хвастун. Посмотришь на него — герой, да и только. Даже над Стариком подтрунивал и насмехался: наш капитан никогда не брал в руки ружья. Однажды, попав в пургу, он чуть не погиб на охоте и после этого случая дал себе слово: никогда в руки ружья не брать. Слово своё держал крепко.

— Зарок какой-то, — рассуждал Мишка, — да мало ли что с людьми приключается? Что ж теперь? А как, братцы, сердечко сожмётся, когда после твоего выстрела утка закувыркается мокрой тряпкой или зайчик сделает последний кордебалет^[9]…

— Миша, перестань! — уговаривал его Василий. — Какое тебе дело?

— Вася, может, и ты зарок дашь?

— Тьфу!

Никакие уговоры на Мишку не действовали.

Но однажды всю эту спесь с него как рукой сняло. А было вот как.

Рыбачили мы у мыса Восточного. В этот день улов сдали пораньше, решили на охоту сходить — уток там тьма-тьмущая! — до ночи, до фосфорического лова.

Как обычно, бросили яшку^[10] у берега, спустили шлюпку.

— Вот и я сейчас зарок дам, — язвил Мишка, усаживаясь на кормовую банку^[11], — полезу за уткой и начну вдруг тонуть в трясине. И как только смерть подойдёт, я сразу…

— Вот надоел! — в сердцах сказал Василий.

В шлюпку-то Мишка прыгнул первый, но вот за вёсла не сел. За вёсла сели боцман, Сергей, Василий и я. А Мишка, усевшись на корме, рулил. Он то и дело подносил бинокль к глазам, принимал осанистые позы. За спиной у него торчали два ружья: двуствольная тозовка^[12], Васькин подарок, и малопульная винтовка.

Было жарко, плечи так и припекало, хотя с моря тянуло прохладой. Само море как из стекла, только мёртвая зыбь была — огромнейшие холмы тихо-тихо шли от горизонта, плавно поднимали наш «Оймякон», шлюпку, стаи чаек и усатые нерпичьи мордочки. У берега же эти волны превращались в бары — крутые-крутые волны. На отмели они падали исполинскими гусиными шеями, расцветая пеной, оглушительно урчали. На таких барах к берегу надо подходить умеючи: чуть зазевался на руле — и пиши пропало! — шлюпку поставит боком, закувыркает по отмели.

— Ты смотри, «капитан», — предупредил Василий Мишку, — не искупай нас.

— А вот когда, Вася, тонуть будешь, зарок дашь.

— Зарок — не знаю, — отозвался Василий, — а по шее получишь.

Вдруг вода под шлюпкой стала подниматься живой стеной и закипела. Мишка судорожно задвигал румпелем^[13], пытаясь поставить шлюпку в разрез бару, но — увы! — шлюпку поставило боком и понесло к берегу. Не успели мы глазом моргнуть, как очутились в ледяной воде.

Смотрим: шлюпка вверх килем^[14], а на ней Мишка — и как он туда взлетел?! Даже сапоги не намочил.

— Можно оступаться, — сказал Сергей, — не глубоко.

Воды было по грудь. Выплёвывая воду, мы потащили шлюпку к берегу. Ну уж и досталось Мишке! И медузой обзывали его, и рыбьим хвостом. А когда оказалось, что три ружья из четырёх утоплены да ещё папиросы и спички сырые все, Василий обозвал его акульим потрохом. Мишка, конечно, молчал.

Вытащили шлюпку на берег, выкрутили одежду. Сидим на песке, «дрожжи продаём» — даже костёр не разожжёшь.

Посидели, посидели, потом натянули сморщенные штаны и побрели кто куда: боцман, Сергей и Василий взяли уцелевшее ружьё и направились в кедрач^[15], что у подножия сопки рос. Мишка с ними не пошёл, да они бы и не взяли его. Я тоже не пошёл с ними: одно ружьё на четверых — что это за охота? Я зашагал к сопке, где должны быть ягоды. Мишка уныло поплёлся за мной.

На склоне сопки ягод было так много, что ступить нельзя, чтобы не раздавить несколько штук. Наелись мы быстро. Я лёг на спину, прикрыл фуражкой глаза и стал дремать — так хорошо под жгучим солнцем после ледяной ванны. А Мишка снял рубашку, рукавами завязал её ворот — получилось нечто похожее на сумку — и стал собирать ягоды. Для ребят старался. Видно, оплошность свою хотел загладить. Он спустился к самым кустам, где ягоды пестрели сплошным полем, и ползал на коленях, наполняя «сумку».

Вдруг в кустах, под нами, раздался выстрел и отчаянно-испуганные крики наших ребят. Потом треск, будто ломали весь кедрач сразу. Я приподнялся. Кусты раздвинулись, и прямо на Мишку вывалился медведь. Он был как танк. Из его раскрытой пасти торчали жёлтые клыки.

Увидев Мишку, медведь рявкнул.

Какая-то сила подбросила меня вверх, подхватила и понесла над землёй. Внутри охолонуло, низ живота что-то щекотало, а спину обсыпали холодные мурашки. Ноги сами отталкивались от земли.

Мишка обогнал меня. Он делал четырёхметровые прыжки. Голову втянул в плечи. Локти прижал к бокам. И коротко подвывал…

Возле шлюпки мы повалились на песок — ни говорить, ни дышать не могли. Рот у Мишки был открыт, глаза выпучены — дорого ему досталось первое место в этом забеге. Подошли ребята. Они наперебой рассказали нам, как наткнулись на спящего медведя. Они, конечно, испугались, ружьё стрельнуло само, в воздух… А медведь испугался, наверно, ещё больше — он же спросонья!

Мы стояли возле шлюпки и смеялись. Перед глазами маячил этот страшный медведь. А Мишка молчал. Когда стали закуривать, он взял папиросу дрожащими пальцами и сунул в рот не тем концом.

С тех пор он уже никогда не смеялся над Стариком и никогда не говорил, что он герой и ничего не боится.

Примечания

9

Кордебалет — здесь в значении: кувырок.

10

Яшка — якорь.

11

Кормовая банка — доска для сидения в задней части шлюпки.

12

Тозовка — ружьё Тульского оружейного завода.

13

Румпель — рычаг для поворачивания руля.

14

Киль — поперечный брус посередине днища судна.

15

Кедрач — кедровый стланик, стелющийся ветвистый кустарник.