Небо

Николай Петрийчук

Это – вечерняя сказка, оставляющая послесвечение мыслей. Не просто фэнтези, а психодрама. Не эзотерика, а именно сказка.

© Николай Петрийчук, 2023

ISBN 978-5-0060-8701-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Небо

Вечерняя сказка

Относится к Двухтомник художественной прозы «Вне привычного»

Я — девочка с желтыми зрачками и золотистыми волосами. Таких больше нет в округе. Но в нашу страну из-за моря часто приезжают настолько необычные люди, что мне никто не удивляется. Да и не многие вообще знают обо мне.

У отца старый замок высоко над морем на скале. Если подплыть на лодке и посмотреть вверх, то кажется, что он медленно падает вместе с нависающей скалой. Никто точно не знает, когда его построили. Хотя в нашей Книге много записей о жизни в нем. Среди них есть и рассказывающие о том, как отчаявшиеся люди бросались вниз с этой высоты, и море никогда не отдавало их тела. Я это узнала, когда показала своей подруге Книгу. Сама я читать не умею.

Больше всего я люблю смотреть с высокого обрыва. Но не на море. На небо. Чайки летают внизу, и если вглядываться долго, то кажется, что ты летишь над морем. Это очень сильное ощущение, но, похоже, оно возникает только у меня. Когда я спросила подружку об этом, она, как всегда, только посмеялась надо мной.

Сегодня небо такое пронзительно голубое, что сливается с морем в один бесконечный простор так, что не разглядеть линию горизонта. И мне опять хочется парить в этой глубокой и манящей синеве, пренебрегая всеми сдерживающими Законами Природы. Что-то шепчет мне, что я это могу, но я трусливо продолжаю сидеть на прогретых солнцем скалах.

Влажный ветерок дразнит соленым запахом бескрайней свободы, а небо-море ласково зовет меня. Такое игривое и спокойное море. В наших суровых краях сегодня — редкий солнечный день. Или это знак, что мне пора? Но я приходила сюда почти в любую погоду и небо, даже в самых мрачных облаках, звало меня с той же настойчивостью.

Мысль взволновала: пора! Я крепче ухватилась за мшистые камни, сердце забилось очень часто, и голова немного закружилась. Что-то сильно ударило меня сзади.

— А-а-а!!!

Это был не мой крик. Я чуть не сорвалась вниз, но, уперевшись босыми ногами, обрела устойчивость и обернулась.

— Привет!!! — моя подружка смеялась, довольная эффектом.

— Я чуть не свалилась, дура!

Наконец я пришла в себя и поднялась на ноги.

— Что, заплачешь сейчас? — ехидно поинтересовалась она, — Слышала?! — она моментально переключилась на другую волнующую ее тему, — Марию замуж выдают!

— Жаль, — сказала я, и мене стало немного печально, — она такая добрая…

— Да. — сказала подружка и вздохнув, насупилась, — А знаешь, что делают с женщиной, когда ее выдают замуж?

— Что?

— Ха, не знаешь? — подружка свысока посмотрела на меня, — Ей делают больно, поняла?

— Больно?.. Зачем?

— Не знаю, — она задумалась на мгновение и растеряно пожала плечиками, — мне Анна так сказала на следующий день после свадьбы.

— Которую увезли?

— Ну ты точно странная. Конечно! Что у нас еще была такая Анна?

— Ладно. Смотри какое море, такое редко бывает!

— Что, еще не насмотрелась? Зачем ты сюда приходишь? У вас же в замке твоя комната террасой на море выходит!

Я с сомнением взглянула на подружку: говорить, не говорить?

— Ты помнишь, там такое большое зеркало стоит? Когда я подхожу, кажется, что это мать на меня смотрит… Мы очень похожи. Мне отец все время говорит об этом.

— Ну и что?

— Она выбрала эту комнату потому, что на море выходит. И мне кажется… что она и сейчас хочет смотреть на море, только моими глазами… А я не хочу, чтобы моими глазами…

— Ой, ну ты как начнешь сочинять! — закричала подружка, — Поэтому над тобой мальчики смеются. И сама тоненькая, а глазищи какие! И кожа темная! Вообще ты какая-то ненормальная! А волосы у тебя красивые, — она вздохнула, — как из золота. Хочешь что-то покажу? — она загадочно прищурилась и осторожно вынула из-под рубашки золотую цепочку с красиво блестящим камнем на конце, — мне Мигус подарил утром!

— Твой дядя, который вчера приехал?

— Ага.

— И он тебе это подарил?

— Да. Он посватался.

Я с жалостью посмотрела на нее.

— И будет делать больно?

— Ага, — она как-то нервно шмыгнула носом.

— И тебя увезут?

— Откуда я знаю. Да не бойся, я еще вырасти должна немного. Отец сказал, что годика через два. Они барана резать будут. Пошли смотреть?

У меня сразу все похолодело, и я попятилась, живо вспомнив ужасные бараньи головы, нанизанные на ворота в прошлый праздник и кровь, тонкими струйками брызнувшую из-под ножа и отца, со смехом держащего меня, в истерике вырывающуюся из его сильных рук.

— Боишься? — презрительно скривилась подружка, — Трусиха!

— Я уже видела такое! — сказала я, сжав губы.

Мне так было жалко подружку, что я готова была вынести что угодно, лишь бы поддержать ее хоть как-то.

Замок ее отца был недалеко, тоже на скале. Мы побежали по высокой траве, выбрались на дорогу, выложенную камнем, и остановились перед огромными воротами. Старое дерево почернело, но не сдалось времени, а стало твердым как камень.

— Чего это они закрылись? — недовольно удивилась подружка и, подняв увесистый камень, с ужасающим гулом принялась бить по толстой бронзовой полосе, скрепляющей бревна.

Меня всегда поражала ее сила, несоизмеримая с хрупкой фигуркой. Створка натужно заскрипела. Красное потное лицо со спутанной густой бородой уставилось на нас и тут же скрылось. Мы вошли во двор.

Бородач подхватил под уздцы лошадь, и та, упираясь копытами, потянула волоком огромный тюк. Резко пахло конским потом и соленой рыбой. Везде суетились и кричали люди, как это всегда бывает перед праздником или когда приезжают гости.

— Дика! — раздался раздраженный женский голос, — Где ты носишься, тварь? Тебя отец давно ищет!

— Ой, иду! — подружка судорожно схватила меня за руку, — Пойдем вместе, может не будет ругать!

Мы взбежали по массивным каменным ступенькам, пронеслись по сумрачным комнатам и, наконец, влетели в большой зал. Там за огромным столом, освещенным только тусклым светом из узких окон, сидели только двое мужчин и смачно хохотали. Они оба повернули к нам головы.

— О! Две лучше, чем одна! — весело проорал красивый худощавый мужчина и хлопнул другого по плечу, — А вторая какая-то интересная! Тоже твоя дочь? — он громко захохотал над своей шуткой.

Мы, потупившись и опустили глаза.

— Это дочь Миталя, — второй мужчина был намного старше.

— Дочь Миталя? — первый с любопытством посмотрел на меня, — А вообще-то она ничего!

— Ну, ты, похотливый козел, — хохотнул второй, — хоть меня бы постеснялся, раз уже посватался!

Первый еще раз как-то странно посмотрел на меня.

— Ты хотел меня видеть, папа? — тихо спросила подружка.

— Хотел, но разве ветер догонишь! — махнул он рукой.

Мужчины добродушно рассмеялись, и старший долил в огромные кружки пива прямо из бочонка.

— Бегите играть дети! Пока еще не повзрослели!

Мы выбежали во двор, и подружка потащила меня за деревья, смотреть, как режут барана, но три ужасные головы уже валялись отдельно, трава была забрызгана кровью, а туши кончали потрошить. Вдоль ручья, протекающего через двор, тянулись невероятно длинные кишки, лениво извиваясь в воде, — их таким образом промывали перед тем как приготовить один из деликатесов.

— Жаль, — подружка присела и веточкой потрогала кишки, — опоздали.

Я облегченно перевела дух, и мы ушили с этого места.

— Хочешь, нас на лошади покатают? — предложила она.

— Хочу!

Вскоре мы обе сидели на широкой спине смирной кобылы, без седла, просто покрытой шкурой. Угрюмый, смертельно скучающий конюх водил ее на поводу по всему двору.

Оказывается, плестись так, покачиваясь, было совсем не интересно, и я засмотрелась на длинные и черные, блестящие на солнце, волосы подружки, сидящей передо мной.

Порыв ветра с моря бросил мне в лицо ее пряди.

— Дика!!!

Подруга вздрогнула от этого резкого голоса и чуть не въехала мне в нос затылком.

— Что, мам?

— Иди к отцу быстро! Со своей подружкой!

Мы удивленно переглянулись, и конюх снял нас с лошади.

Мы вбежали в зал и услышали последнюю фразу:

— Для тебя я сделаю все, что ты хочешь, брат.

Теперь мужчины не смеялись. В зале висела какая-то неловкая напряженность.

— Дика, — как-то слишком ласково сказал отец, — тебе нравится дядя Мигус?

Подружка испугано посмотрела на молодого мужчину.

— Не знаю, — прошептала она, наконец, — то есть нравится, но…

— Ладно, Дика, — ее отец встал и подошел к нам.

— Дядя Мигус понял это. Ну, что ты его немного боишься. А он очень добрый и поэтому нужно вернуть знак помолвки. Ты сними его.

Подружка только растеряно моргала глазами.

— Сними, я говорю!

Отец взял цепочку со сверкнувшим камнем и протянул ее мне.

— Возьми и передай отцу это. Поняла?

Я растеряно взяла цепочку, и она тяжело свернулась у меня в ладони. Камень был большим и очень красивым.

— Ты скажи, что это передал Мигус. Поняла?

— Да.

— Скажи, что завтра Мигус приедет к нему поговорить. Поняла?

— Да.

Ну, бегите! Дети…

Мы вышли. Во дворе я взглянула на подружку и похолодела под ее ненавидящим взглядом.

Я шла домой, и непослушные ноги путались в высокой траве, а руку оттягивала ужасная тяжесть золотой цепи. Я не слышала больше как пронзительно кричат чайки, я не чувствовала ветра, бросающего мои длинные волосы в лицо, я думала о том, что меня собираются взять в жены и вспоминала ненавидящие глаза подружки. Весь мир казался мне чужим и холодным, и горло сдавили слезы.

Я споткнулась о камень и, вскрикнув от боли, присела. На большом пальце выступила кровь. Я упала на траву и заплакала. Потом на душе стало немного легче, я подняла цепь из травы и побежала.

Одна из наших собак, с которой у меня молчаливая дружба, как всегда, выскочила навстречу. Она чувствует меня издали и несется так, как будто хочет свалить меня. Но в последний момент резко сворачивает и начинает прыгать вокруг.

На этот раз я не протянула к ней руку и она, учуяв мое настроение, просто побежала рядом.

Отца нигде не было, но никого не хотелось расспрашивать. Напрасно поискав там, где его можно было застать, я пошла в свою комнату.

На столе стоял нетронутый остывший завтрак. Я подошла к столу и, протянув руку, заставила разжаться пальцы, выпустив цепочку, которая как змея заструилась золотой чешуей на полированное дерево.

В глубокой тишине, при неярком свете из далекого окна, выходящего на террасу, я опять услышала слабые отдаленные голоса. Они не походили на далекие звуки. Далекие звуки трудно разобрать, а эти голоса, если только я их могла уловить, доносились с отчетливым смыслом. Казалось, что это мои собственные мысли непослушно выскакивают на поверхность, такая я вот ненормальная. Как-то я спросила у подружки об этом и когда она поняла, о чем я говорю, то обозвала меня сумасшедшей.

Я подошла к зеркалу. На меня смотрела большими глазами на смуглом лице худая золотоволосая девочка. Настолько худая, что самой не верилось. Почему я не как все? Взгляд слишком взрослый… или это желтые зрачки создают такое впечатление?

Я почти верила, что там за зеркалом, на меня смотрит мать и меня это пугало, но когда бывало вот так пусто в душе, одиноко в этом мире, то хотелось, чтобы мать приласкала меня и взяла туда с собой. Она любила смотреть на море. Или куда-то, что было дальше моря.

Я пошла на террасу. Пусть мать смотрит моими глазами.

Солнце взошло уже высоко. Море-небо стало бездонно голубым сияющим пространством свободы, и когда легкий соленый ветерок ласково лизнул лицо, мне вдруг показалось, что я уже там и что этот глупый мир уже не сможет удержать меня.

Позади раздались тяжелые уверенные шаги.

— Дебра! Говорят, ты пришла?

Я обернулась в тот момент, когда отец вышел на террасу.

— Я уезжаю вечером на два дня. Не скучай. Тебе что-нибудь нужно?

— Нет, пап, спасибо.

— Ну и хорошо. Почему не ешь ничего?

— Знаешь, пап… — я запнулась, — Мигус просил тебе сказать…

— Мигус? — отец удивленно поднял брови.

— Да… Он просил передать цепочку… Она там, на столе…

Отец развернулся на каблуках и молча пошел к столу.

— Ого! — он повертел в руке искрящуюся золотыми бликами цепь и внимательно посмотрел на меня с чуть заметной усмешкой.

— Та-ак! — его рот начал расплываться в довольной улыбке, — Значит, просил тебя передать мне!

— Да… Он сказал, что придет завтра поговорить.

Ноги стали совсем слабыми, и я чуть не упала после этих слов. Отец испугано поддержал меня.

— Ну, Дебра! Ты что? Это же просто замечательно! Ты не представляешь, как тебе повезло!

Он подвел меня к креслу и, усадив, присел передо мной, разглядывая меня смеющимися глазами.

— Что ж, значит я никуда не еду сегодня!

— Пап, он увезет меня?

— Конечно, но это еще не скоро случится. Кому ты такая худющая нужна сейчас!

Он со смехом придавил пальцем мой нос.

— Но ты будешь что надо, Дебра! — он с шумом втянул воздух ноздрями, поднялся во весь рост и задумался.

— Пап, а кто меня так назвал, ты или мама?

— Я, конечно. Твоя мама даже не пыталась тебя как-то называть.

— А почему ты никогда не рассказываешь, где ты ее встретил?

Отец мельком взглянул на меня и, как всегда после этого вопроса, только насупился.

— Тебя нужно теперь многому научить, — наконец вернулся он из своих раздумий, — Хм… пора бы ей прийти…

— Кому, пап?

— Твоей няне.. а, вот и она!

В комнату зашла моя няня, недовольно поморщилась, косясь на нетронутый завтрак.

— Ах, Деби, ты итак такая худая! Ладно, со всеми не хочешь есть, так я тебе сюда приношу, но…

— Да любой подавится, глядя в эти желтые глазищи! — махнул рукой отец, — Захочет, сама поест. У нас новость!

— О, как я не люблю новости! — болезненно усмехнулась няня.

— Это хорошая новость! Завтра за Дебру сватается Мигус.

— О, боже…

— Ты не рада? А я рад. Научи ее всему, что положено знать женщине. Ну, там грамоте, по хозяйству и остальное, — он весело подмигнул и от души хлопнул няню по заду.

— Ох, Миталь, ну и хороший же урок ты преподаешь своей дочери!

Отец уже собирался выйти, но обернулся.

— Да. Действительно преподаю. И урок этот состоит в том, чтобы понимать, что может позволить себе твой мужчина!

С этими словами он вышел.

— Миталь добрый человек, Деби, — сказала няня, — гораздо лучше других. Тебе повезло. Садись к столу и покушай немного.

Она взяла тарелку с холодной рыбой и протянула мне. Приятный запах возбудил аппетит. Я оторвала пальцами кусочек и начала жевать.

— Вот, Деби. Наперво, давай мы научимся правильно есть.

И пока мы учились, я незаметно доела весь завтрак.

Но дальше этого сегодня мое образование не продвинулось. В доме началась подготовка к завтрашнему визиту, и няне пришлось включиться в общую суету.

Как ни странно, настроение стало лучше, напряжение почти оставило меня. Предстоящее казалось уже слишком отдаленным событием, чтобы печалиться. А солнце светило так беззаботно, что мне захотелось провести этот редкий день у моря.

Палец на ноге пульсировал болью, и пришлось обуть неудобные ботинки из грубой кожи.

Чайки пронзительно кричали, на лету выхватывая рыбешку из воды, и совсем заглушали мои внутренние голоса. Они отвлекали и от тяжелых мыслей. Мне потянуло подальше от наших мест, туда, где скалы, постепенно понижаясь, открывали узкую полоску пляжа.

Я спустилась к самой воде, с хрустом раздавила белую ракушку, и набежавшая волна обдала холодом мои ноги. Я пошла дальше прямо в ботинках, вода подступила к бедрам, и только когда захватило дыхание от холода, остановилась. Волны, пробегая мимо меня, поднимались до самой груди, раскачивая мое тело. Вскоре я, забыв про холод, наслаждалась легкостью тела в воде. Эта легкость что-то смутно напоминала мне, вызывала тревожащее, но очень желанное чувство.

Меня никто не учил плавать, а сама я никогда не пробовала это делать. Я и сейчас хотела не плавать, а чего-то другого.

— Эй, девочка!

Какой противный голос…

Я обернулась. На берегу стояли трое нескладных подростков и как-то презрительно усмехались.

— Тебе не скучно? Пошли, поиграем!

Они неестественно засмеялись.

— Странная какая! — потешался самый высокий, — Таких я еще не видел!

— Нужно рассмотреть получше! — предложил другой, и подростки снова засмеялись.

— А она не уплывет от нас?

— От нас? Не-е-ет!!! — высокий быстро скинул одежду и побежал ко мне. Остальные почти не отставали. Я так и стояла на месте, когда они оказались рядом. И это их немного смутило. Ведь добыча должна убегать.

— В платье купается! — удивился один из них.

Другой опустил лицо в воду и тут же поднял его, — И в ботинках!

— Очень странная девочка, — многозначительно протянул высокий, — глаза страшные. А можно тебя потрогать?

Я все так же молчала, и лицо мое было безучастно.

Высокого что-то смущало. Внезапно он толкнул на меня товарища и тот, падая, вцепился в меня. Мы удержались на ногах, но игра понравилась, и парня толкнули с другой стороны. На этот раз мы оба ушли с головой под волну. Я от неожиданности вдохнула немного соленой воды и тут же выскочила, судорожно кашляя под радостный хохот.

— Тащите ее на берег, она утонула! — заорал высокий и сам же потащил меня.

Я не успевала за ним и падала, но он тут же поднимал меня, и вскоре мы оказались на крупном прибрежном песке.

— Ой, она на мокрую кошку похожа! — закричали сзади.

Платье обтянуло мою фигурку, и волосы тоже прилипли к телу.

— Надо ее просушить! — решил длинный и резким движением сорвал с меня платье.

Результат обескуражил его самого. Видимо мое тело оказалось слишком уж необычным. Я-то хорошо знала, как оно выглядит: изящная фигурка с невероятно тонкой талией, маленькие, торчащие в стороны груди и огромные желтые глаза на смуглом лице.

— Дураки! — громко раздался звонкий голос, — это невеста Мигуса!

Я подняла глаза и с облегчением увидела Дику.

Высокий отпрянул от меня. Другие тоже мгновенно притихли.

— Врешь! — наконец сказал высокий.

Дика, не торопясь, подошла поближе.

— Вру? А знаешь, что будет, если я ему расскажу?

Высокий дурашливо хмыкнул, втянул голову в плечи и мелкими шажками засеменил от нас.

— А меня здесь не было! — пропищал он и, подняв с песка одежду, удрал. Его дружки заржали и побежали за ним.

Мы остались одни.

— Спасибо, — сказала я тихо.

— Да ладно…

— Ты сердишься на меня?

— А что на тебя-то сердиться?

— Мне показалось…

— Да ладно…

— Я не хочу выходить за него замуж.

Дика с сочувствием посмотрела на меня.

— Когда ты ушла, они еще выпили и чуть не подрались. Я потом проходила, когда они начали стучать своими кружками по столу. Отец кричал, что только молодой осел так поспешно набрасывается на первую встречную. А дядя кричал, что сам не понимает, почему это сделал, но не жалеет потому, что ему очень нравится все необычное. Вот.

— Как ты вовремя появилась, — вздохнула я, вертя в руках порванное платье.

— Я скажу отцу, он заставит купить тебе новое.

— Ты их знаешь?

— Они с нашими гостями приехали, — она кивнула вслед убежавшим мальчишкам, — Меня отец попросил показать им наши места. Но они сразу убежали. Вот только сейчас нашла. Догадалась, что в такую погоду купаться захотят.

— Опять пойдешь их искать?

— Ну нет, теперь я могу рассказать, что они тут вытворяли. Давай как-нибудь твое платье наденем.

Она зубами оторвала полоски с двух сторон от края, надела на меня платье наоборот и связала полоски сзади.

— Ну, вот, так хотя бы можно людям показаться.

Я стояла, отдавшись ее заботам, все еще не придя в себя после случившегося.

— Ты хорошая, Дика, — наконец сказала я.

— Ага, — она презрительно хмыкнула, — утром я на тебя сильно разозлилась. Не только потому, что мне та цепочка понравилась, а больше потому, что он тебя посчитал лучше… Но вообще мне так легко стало оттого, что он от меня отказался. А когда еще сказал, что ему всякие чуды нравятся, то…

— Я не виновата, что я такая…

— Ой, да конечно! Пошли, поплаваем!

— Я не умею.

— Хочешь, научу?

— Научи!

— Только пошли в другое место, чтобы никто не видел.

Мы купались и лежали на песке под солнцем. Я совсем перестала бояться воды и даже могла уже немного плавать. Это было чудесно. Ощущение легкости и полета кружило мне голову. Я так радостно смеялась, что Дика не узнавала меня.

Солнце опустилось на море, протянув искрящуюся дорожку к нам. Облака выплывали из-за горизонта, обещая закрыть небо.

У Дики кожа на спине покраснела и теперь сильно болела. А мне солнце ничего не сделало.

Было так хорошо, что не хотелось расставаться, но Дика боялась отца. Мне тоже пора было возвращаться.

Мы поднялись наверх по крутой тропинке между скал, Дика на прощание улыбнулась мне и убежала. А я возвращалась неохотно, и с каждым шагом тяжелые мысли наполняли голову.

Собака-друг понимающе терлась о мою ногу, когда мы вошли в ворота, и дворовая суета заслонила впечатления от моря.

— Ты разлил желчь, манкари! — в ярости орал на кухонного мальчишку наш повар, тыча в испуганное лицо большой распотрошенной рыбой.

Я поджала губы и поспешно прошла мимо.

— Наконец-то пришла! — озабочено воскликнул женский голос.

Я подняла глаза и увидела няню.

— Что же ты, девочка моя? Завтра придет… Господи, что у тебя с платьем!?

— Я случайно порвала его, — сказала я, и моя кожа на лице стала еще смуглее от смущения.

— Вот так порвала? — она испытующе посмотрела на меня и вздохнула, — Если бы я не знала тебя хорошо…

Мы прошли в мою комнату. Няня первым делом переодела и накормила меня. Не знаю почему, но когда она сама предлагала еду, мне это нравилось.

Потом няня оценивающе пригляделась ко мне.

— Ведешь ты себя вполне прилично, — сказала она, — прирожденные хорошие манеры. А вот отношение ты должна продемонстрировать.

— Какое отношение, няня?

— Ну, Мигус теперь будет тебе как отец. Будет заботиться, воспитывать. А когда поженитесь, будет гораздо больше, чем отец и даст то, что отец дать не может. Знаешь, это очень правильно, что девушку даже не спрашивают. Ну что ты сейчас можешь понимать? Ты людей не знаешь. Сама бы ты столько глупостей наделала! Ах! — няня задумалась с легкой улыбкой, с грустью вспоминая про свои глупости, — Вы за это время привыкнете друг к другу и все будет хорошо.

— Няня, а Дика говорит, будто слышала, что замуж берут, чтобы делать больно…

— Дика не понимает ничего! — фыркнула няня, — Ну, есть тут маленькая доля правды, но совсем не то, что ты думаешь.

— Я не хочу, чтобы мне делали больно…

Няня засмеялась, снисходительно посмотрела на меня и ласково погладила по голове.

— Деби, глупости все это!

Она начала рассказывать мне, как нужно отвечать на вопросы, как держаться, как продемонстрировать свое расположение. Оказывается, взрослые тоже играют в свои смешные игры: ты мне скажи это, а я отвечу так! Заучивать все это было не трудно. Мы начали разыгрывать разные сценки и веселились вовсю. Как оказалось позже, мне это почти совсем не пригодилось. Потом няня поцеловала меня на ночь, зажгла толстые свечи, которые никак не желали прогореть до конца и пожелала спокойного сна.

Как только она ушла, голоса привычно зашелестели в моей голове. Я устала от разговоров, зевнула, довольная, что, наконец, осталась одна и подошла к зеркалу взглянуть на маму. Радостное ощущение от плавания еще не покинуло меня. Мама смотрела на меня взрослыми, но счастливыми глазами. Я улыбнулась ей, а она — мне.

Изображение было какое-то не совсем резкое. Точнее, лицо и фигура были резкими, а вот фон за спиной — слегка размазывался, как бывает, когда смотришь слезящимися глазами, и лучи расщепляются веером призрачного сияния. Я моргнула несколько раз, но ничего не исчезло.

Это не испугало и не слишком озадачило меня. Просто стало интересно. Я ничего не боялась, и удовольствие от того, что я обнаружила что-то новое и интересное, добавилось к моему прежнему настроению.

Будто отразив это, марево за спиной мамы стало гораздо заметнее, и я одновременно почувствовала в себе что-то новое и удивительное. Это бывало уже в моих снах, когда ты вдруг просто понимаешь, что можешь летать. И в таких случаях во сне я подгибала колени и оставалась в воздухе. Потом достаточно было легко оттолкнуться от пола, чтобы подняться выше. Сколько раз, просыпаясь, я пыталась это сделать по утрам, надеясь на чудо.

Я тихо засмеялась и подогнула ноги, оставшись парить. Необычайная легкость, как сегодня, когда я плавала в море, закружила голову.

Я не хотела спугнуть это состояние и старалась ни о чем не думать, просто наслаждалась своей радостью, еще не осознавая, что же происходит. Легко оттолкнувшись, я плавно взлетела и дверь на террасу стала довольно быстро приближаться ко мне. Я вытянула руки и остановилась. Меня слегка затошнило, я снова почувствовала вес тела и неуклюже упала вниз, больно ударившись коленом о дверную ручку.

В неярком свете горящих свечей комната никак не хотела казаться реальной, но легкое головокружение прошло, и я поднялась на ноги. Только теперь я начинала проникаться тем, что случилось и радостное волнение охватило меня. Не было никаких сомнений в том, что это — не сон.

Я подошла к старинной шкатулке, открыла толстую деревянную крышку. Это были вещи моей матери. Среди лоскутов с красивой вышивкой, колец, ожерелий и браслетов, я нашла цепочку с плоским черным камнем, на котором непонятно как было очень отчетливо нарисована фигурка с лучеподобным сиянием за спиной. Отец неохотно говорил, что это изображение ангела. И я задумалась, пытаясь осмыслить все.

Ужасающий грохот заставил меня подскочить. Двери на террасу резко распахнулись, и тугой порыв ревущего ветра ворвался в комнату, мгновенно затушив свечи. Я чуть не упала, ветер толкнул меня к стене, и я выронила камень.

Снаружи творилось невообразимое. В полумраке коротко блестели длинные молнии, и раскатистый грохот закладывал уши.

Я подошла к дверям. На море разгулялась буря, каких я давно не видела. Хотя плотные тучи закрыли небо, но еще было видно, как вздымались высоченные волны, и ветер срывал их гребни. Частые молнии выхватывали фантастические картины. Меня охватил дикий восторг. Ветер рвал мои волосы, и под его порывами трудно было дышать. Но я ухватилась за перила, прижимаясь к ним всем телом. А прямо подо мной о скалу с диким грохотом разбивались волны.

Что-то крепко схватило меня сзади. Я в ужасе вскрикнула, рванувшись, и повернула голову. Это была няня. Она что-то кричала, но невозможно было ничего услышать. Она настойчиво потянула меня и увела с террасы, с трудом заперев дверь.

— Деби! Что же ты делаешь?! Там такой ветер, что тебя просто могло сбросить в море! Ты такая легкая!

Няня нашла свечу и зажгла ее, а вслед за ней и другие.

Я увидела на полу разбившийся черный камень и села перед ним, собирая осколки. Их было три. Мне стало так жалко, что я заплакала.

— Деби, девочка… — няня подошла и присела рядом, — разбилось? Мы склеим. Я умею готовить очень хороший клей из творога и нашатыря, не плачь, родная.

Я прижалась к ней, и мне стало хорошо и уютно. Она уложила меня в постель и, поцеловав, ушла.

Но не только за окном продолжалась буря. Со мной тоже происходило что-то необычное, от чего я не могла уснуть и металась в волнении. Голоса стали такими громкими, что я очень испугалась, что сошла с ума. Из меня неистово рвались непонятные желания, и казалось, что призрачное пламя охватило меня всю изнутри. Но это пламя не жгло, а причиняло приятную истому.

Потом вдруг я проснулась уже утром, довольно поздно. За окном было сумрачно и казалось, что утро еще не наступило. Но на столе стоял мой завтрак, и дымилась чашка горячего молока с шоколадом. Оказалось, что я очень хочу есть.

Я вдруг вспомнила про события, которое должны были произойти, но всего лишь улыбнулась, уверенная, что ничто теперь не может испортить мне настроение.

Первым делом я попробовала подогнуть ноги. Но тело оказалось тяжелым. Это не сильно опечалило меня: я была уверена, что придет время и все получится.

Я съела половину вкусного и нежного омлета, выпила шоколад и вышла из комнаты. В доме царила суматоха. Никто не знал, когда точно ждать Мигуса, хотя приличия требовали его появления к обеду. Никто не знал сколько гостей придет с ним. Все кричали и суетились.

Я вышла из дома. Во дворе сметали длинными метлами большие лужи, убирали мусор, принесенный ураганом, и наводили видимость порядка.

Ко мне подбежала собака-друг, я присела и дала ей остатки омлета прямо из рук. Она разом проглотила все и лизнула мой нос.

Мы вышли за ворота. Все сильно изменилось. Трава стелилась по самой земле, прижатая ливнем и ветром, большие и маленькие ветки деревьев валялись везде, а недалеко в сторону моря прорезался глубокий овраг. Тучи все еще низко нависали, грозя новым ливнем, хотя ветра почти не было.

Может быть, Мигус не захочет прийти в такую погоду?

— Дебра! — раздался позади окрик отца, — Не уходи никуда!

Я понуро вернулась.

— Иди, помоги няне! Ты должна знать, как все это делается!

— Хорошо, пап.

— Что у тебя с ногой?

— Где?

Я опустила голову и увидела большой синяк под коленом.

— Ты что как мальчишка ноги бьешь? Неужели нельзя быть осторожнее в такой день?

— Вчера дверь так резко распахнулась под ветром…

Я снова соврала. Оказывается, это — совсем просто. Теперь мне есть, что скрывать.

— Да, действительно. Жаль. Надеюсь, Мигус не будет привередничать.

Он как-то странно смотрел на меня, и мое лицо потемнело от стыда. Я вдруг сообразила, что дверь ударила бы меня скорее в лоб, а не под колено. Отец ничего не говорил, и я убежала искать няню, чтобы вникать в ведение хозяйства.

Но оказалось, ураган добавил столько неожиданных хлопот, что даже всегда уравновешенная няня была готова раскричаться.

— Деби, детка! — она устало посмотрела на меня, — Не сейчас! Ты успеешь все это понять и освоить. Иди лучше в свою комнату и вспомни то, о чем мы вчера говорили!

Я с радостью ушла. И чем ближе подходила к своей отдаленной от всех комнате, чем тише становилось вокруг, тем отчетливей в моей голове ощущалось чье-то присутствие. Обычный шелест голосов ушел на задний план. Рядом что-то было живое. И молчало.

Я зашла в комнату, серьезно начиная беспокоиться за себя.

— Ты где? — вдруг очень ясно спросил неожиданно близкий голос.

Я так растерялась, что стало жарко.

— Ты где-то рядом. Скажи что-нибудь!

Значит, пока я не обращаюсь к нему, он только чувствовал меня как я его. Он? Да, несомненно, это был мужской голос. Хотя он говорил со мной словами, никаких звуков я не слышала, но он передавал мужские чувства. И вместе с ними боль. Ему было больно.

— Я здесь… — неуверенно ответила я.

— Где здесь? Покажи сверху.

— Я не понимаю…

— Странно… Я тебя не знаю. Ты кто?

— Я Дебра.

— Ты…? — он сказал какое-то слово, которого я не услышала. Оно как бы выпало из вопроса.

— Не понимаю…

Он помолчал.

— Тебе больно? — спросила я нерешительно.

Конец ознакомительного фрагмента.