Всю жизнь за синей птицей

Николай Озеров

В сборник памяти выдающегося отечественного спортивного комментатора Николая Николаевича Озерова (1922-1997) вошла книга его мемуаров «Всю жизнь за синей птицей» и воспоминания о нем его друзей и коллег.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Всю жизнь за синей птицей предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Глава 2. Радость, слезы и любовь

В теннис я начал играть с девяти лет. В 28 километрах от Москвы есть такая станция — Загорянская. Это моя «теннисная родина», здесь я научился азбучным истинам этой увлекательной игры. Впрочем, не только я, здесь выросли отличные теннисисты: Александр Сергеев, Михаил Корчагин, Семен БелицТейман, Владимир Зайцев, Александр Голованов, Николай Кучинский и многие другие.

Впервые я увидел, как играют в теннис, когда мои родители привели меня на детскую спортивную площадку, где с ребятами занимался страстный энтузиаст спорта, один из старейших жителей Загорянки Василий Михайлович. Он был необычайно добр и внимателен. У него было много игрушек, и мы с удовольствием занимались физкультурой: играли в серсо, крокет, лапту. Ну а тот, кто был особенно прилежен, в качестве поощрения приглашался на теннисный корт. Выстроен он был в лесу без всяких ограждений. И для того чтобы не терялись мячи, Василий Михайлович перекрасил их в красный цвет. Моему первому учителю нравилось, как мы играли с братом: точно попадали по мячу и если не блистали техникой, то во всяком случае умели укоротить мяч и перебросить его свечой через противника. Особенно были заметны успехи моего брата Юрия. Василий Михайлович разрешил нам, кроме основных занятий с ним, посещать и главный спортивный центр Загорянки — три теннисных корта для взрослых. К сожалению, сейчас этих теннисных площадок уже нет. Они разрушены, на их месте построен дом, и осталось только название — Теннисная улица. На этой площадке я пропадал с утра до вечера, сидел на судейской вышке, смотрел, как играют взрослые, а когда они отдыхали, подходил к какому-нибудь теннисисту и просил: «Дядя, дай поиграть ракеточку». Получив ее, мчался на третий корт и с удовольствием перебрасывал мяч через сетку. Взрослые заметили мальчика, который старался играть не так, как другие, — ему доставляло удовольствие перебросить мяч свечой через соперника, затем укоротить его и вновь перебросить. Взрослые стали приглашать меня поиграть вместе с ними, сердились, когда я гонял их по всей площадке, хотя сами были довольны такому «оздоровительному» теннису и подчеркнуто величали девятилетнего мальчика Николаем Николаевичем.

Прошло несколько лет. Я уже сыграл свой первый матч с мальчиком из Мамонтовки, был шестым игроком детской команды Загорянки. Брат мой был четвертой ракеткой. В 1935 году, когда мне уже было 12 лет, Сергей Павлович Павлов, покровитель юных загорянских теннисистов, решил, что пора мне проверить мои силы в матчах на первенство Москвы. Я не спал всю ночь, не верил в свое счастье и очень боялся: а вдруг не выдержку экзамен? Все зависело от знаменитого дяди Коли Филиппова — главного тренера детворы на московском стадионе Юных пионеров. Меня представили дяде Коле. Он попросил взять ракетку и поиграть об стенку. Я сделал всего три удара. Дядя Коля остановил меня и сказал, что сейчас я буду играть свой первый матч на первенство Москвы. «Иди на третий корт», — сказал он.

Первенство Москвы! Неужели свершилось? Я — участник этих соревнований?! Хотелось бежать на вокзал, к поезду, мчаться в Загорянку, сказать родителям, что экзамен я выдержал, допущен к играм. «Может быть, завтра сыграем первый матч?» — робко спросил я. Но дядя Коля был неумолим. Против меня вышел мальчик с полотенцем на шее, его сопровождали бабушка, дедушка и родители. Свой первый официальный матч я не проиграл. 6:0, 6:3 — таков был счет первой в жизни победы. Но и после этого дядя Коля меня не отпустил — заставил играть еще один матч, который тоже закончился моей победой.

Через день в полуфинале я обыграл Михаила Холосовского — 7:5, 6:3, впоследствии тренера по теннису, сильного перворазрядника, — и вышел в финал. Дядя Коля Филиппов прикрепил на моей майке эмблему «СЮП» — стадион Юных пионеров. В финале я играл с Семеном БелицТейманом, моим главным соперником во всех крупнейших соревнованиях на протяжении всей теннисной карьеры. Много решающих матчей сыграли мы между собой в борьбе за звание чемпиона Советского Союза, Москвы. Борьба была острой, непримиримой. Собственно, она продолжалась всю жизнь. И не только на теннисных кортах. У нас были разные взгляды на теннис, на тренерскую деятельность, на развитие тенниса в стране, но уважение к труду «главнокомандующего» советского тенниса было всегда.

И вот наша первая встреча. Белиц-Гейман был выше ростом, обладал мощной подачей, на которую очень надеялся. Разминаясь, он так и говорил: «Если пойдет подача, от него ничего не останется». Но финал был моим. Я был острее, подвижнее своего соперника. Мне доставляло удовольствие атаковать, играть у сетки. И приятно, что симпатии публики были на моей стороне, а улыбающиеся, добрые глаза дяди Коли, который сидел в первом ряду, подбадривали. Я играл с удовольствием, с настроением, ставя своего рослого соперника в безвыходное положение. Словом, я выиграл — 6:3, 6:3 — и в двенадцать лет впервые стал чемпионом Москвы по теннису среди мальчиков. Бесконечно счастливый показывал я своим родителям газету «Красный спорт», где было написано, что стадион Юных пионеров выдвинул недурную смену: мальчики Эйнис, Озеров, девочка Шнепст (кстати, тоже из Загорянки) показали неплохую игру и многое обещают в будущем.

Да, Загорянка дала мне путевку в большой спорт. И каждый год на протяжении многих лет перед ответственными матчами я всегда приезжал в Загорянку, шел на Теннисную улицу и вспоминал детские годы, думал о предстоящей игре, настраивался.

Вскоре произошло еще одно событие, буквально потрясшее меня. Я увидел соревнования лучших мастеров тенниса на кортах ЦДКА, увидел и… заболел, заболел не только в переносном, но и в буквальном смысле слова. Приехал в Загорянку, и меня уложили в кровать с высокой температурой. Ночью я метался в бреду, мне казалось, что гигант Негребецкий своими сокрушительными ударами ломает стены. И Борис Новиков точно бьет в линию. И крученый мяч Кудрявцева я не в состоянии отбить — он все время перепрыгивает через меня.

Как только я поправился, стал регулярно посещать теннисные корты ЦДКА. Начались мои «теннисные университеты». С большим удовольствием я подавал мячи нашим мастерам. А сам, стоя за их спиной, играл мысленно, отражал удары, старался предугадать «ход» соперника и ответ «моего» игрока. И если теннисист, которому я подавал мячи, не брал мяч, не успевал к нему, то я-то уж точно знал, что на его месте я бы не только отбил и достал мяч, но и сыграл бы так, что соперник не в состоянии был бы отбить мяч. Подавая мячи, я учился всему, главным образом — технике. Ведь там, на даче, все мы, мальчишки, как умели, так и перебрасывали мяч через сетку. Поэтому-то и техника у меня навсегда осталась с изъянами. Удар слева, вторая подача были на редкость слабыми. Даже потом, когда я уже стал мастером и несколько улучшил свою технику, все равно старался как-то завуалировать свои слабые места, перехитрить соперника.

В том же 1935 году мой друг детства Володя Зайцев, выступавший за команду «Локомотив», привел меня в детскую теннисную секцию этого общества — самого популярного на железнодорожной станции Загорянка. Тренер Владимир Николаевич Спиридонов, увидев мою игру, выдал мне тапочки, и с тех пор я под руководством опытнейших тренеров, моих учителей — Евгения Михайловича Ларионова, Владимира Николаевича Спиридонова и Владимира Андреевича Филиппова — стал изучать все с самого начала, с азов. Обучали меня хорошо. Тренеры были большими специалистами своего дела, удачно дополняли друг друга. Я считаю их лучшими наставниками молодежи у нас в стране в те годы.

Евгений Михайлович Ларионов, заслуженный тренер РСФСР, старший тренер «Локомотива», был разносторонним спортсменом, лыжником высокого класса, футбольным вратарем — одним из лучших в Москве — и теннисистом. Но, странное дело, на тренировках он играл великолепно, а в соревнованиях неудачно: подводили нервы. Тренером же он был, повторяю, превосходным. Если чувствовал, что нам наскучили корты, тут же заменял тренировки и увлекал нас игрой в баскетбол, ручной мяч, футбол. Зимой регулярно возил нас на станцию Лосиноостровская, где мы ходили на лыжах, его указания были точны и определенны. Его мудрые советы помогли моему спортивному росту и теннисному успеху.

Многим я обязан тренеру «Локомотива» Владимиру Николаевичу Спиридонову. Сначала он был одним из трех моих наставников, а потом стал и самым главным, единственным. Со Спиридоновым прошла почти вся моя жизнь в большом теннисе. Это был большой тактик и психолог. Его метод работы (я это смею утверждать, потому что видел и знаю, как работают крупнейшие современные тренеры) был абсолютно верным. Спиридонов умел так настроить своего ученика, что тот, находясь на грани поражения, в самые критические минуты не терял присутствия духа, продолжал борьбу и не раз добивался победы, когда всем уже казалось, что выиграть он не сможет. Спиридонов был наставником и старшим другом, заботливым, трогательным, внимательным учителем.

Детский тренер — профессия очень важная в спорте и, честно говоря, не очень благодарная. Готовить из ребят мастеров высокого класса нелегко, а вырастить первоклассного спортсмена вообще гигантский труд. Многие тренеры обязательно стараются переучить пришедшего к ним новичка, совершенно не хотят замечать того, «своего», хорошего, что у него есть.

Мои же учителя, совершенствуя мою игру, старались закрепить и развить положительные стороны: скорость, сильный удар справа, с воздуха, хорошую реакцию. Помогли мне выработать свой стиль, необычный, но интересный, для противников неудобный.

Все мы, юные теннисисты «Локомотива», любили Владимира Андреевича Филиппова. Он умел показать любой технический прием. Всегда был веселый, любил играть в футбол. Ну а на теннисном корте демонстрировал в соревнованиях такую волю, что, право, приходилось задумываться: а можешь ли ты так, как он?

У нас был очень дружный коллектив. Обо мне заботились, старались, чтобы у меня всегда была лучшая ракетка, новые мячи, хорошие тапочки. На тренировке руководители детской школы подбирали партнеров, которые должны были, по их мнению, помочь мне. А когда однажды на тренировке я выиграл у одного из лучших теннисистов Советского Союза, первой ракетки «Локомотива», мастера спорта Алексея Гуляева, тренерский совет, в том числе и сам Гуляев, решил поставить в команду железнодорожников Озерова запасным. Вот это коллектив! Сам Гуляев отказывается от матча с Новиковым, чтобы юный теннисист-одноклубник, запасной игрок, сделал первый шаг вперед, попробовал свои силы в игре с выдающимся теннисистом, многократным чемпионом страны, заслуженным мастером спорта, одним из первых удостоенных высокой награды — ордена «Знак Почета». Впоследствии Борис Ильич был не только моим основным соперником, но и партнером, другом, наставником. Под его руководством я выиграл даже звание чемпиона страны.

Но вернемся к занятиям в «Локомотиве». Я играл все лучше и лучше, вновь подтвердил звание сильнейшего среди детей: в 1936, 1937 годах. Помогли и занятия в школе известного французского теннисиста Анри Коше. Он приезжал к нам в страну для участия в показательных играх и в качестве тренера. В течение двух сезонов в Москве действовала школа Коше, и чемпион мира занимался с большой группой ведущих теннисистов страны, молодежью и тренерами, передавал им свои знания, опыт, мастерство (Семен Белиц-Гейман, Евгений Корбут, Зденек Зигмунд и многие другие известные впоследствии теннисисты прошли эту школу). В этой школе был и я. Занятия с Коше оставили большой след в моей спортивной биографии. Я начинал свой путь в «Локомотиве» — обществе хотя и известном, но, конечно, не столь крупном, как, скажем, «Динамо», ЦСКА, «Спартак». Я сам убедился, как трудно спортсмену скромного общества, даже если он живет и играет в столице и носит титул чемпиона Москвы, быть замеченным, попасть в сборную. Я, например, мальчиком, как и все теннисисты моего общества, не имел возможности играть зимой в залах на закрытых кортах. Весной приходилось догонять ушедших вперед конкурентов из именитых обществ. Мне, первому среди мальчиков, нелегко было попасть в школу Коше, хотя теннисистов из ведущих обществ зачисляли туда большими группами, без особого разбора. Когда же по настоянию руководителей общества «Локомотив» я все же был принят в школу Коше, знаменитый француз сказал: «Из этого толстяка выйдет толк».

Я учился у знаменитого мастера и многое почерпнул. Именно на занятиях у Коше я понял, что в теннис играют не только руками, что это интересная творческая борьба. Как и в шахматной партии, здесь необходимо переиграть соперника, перехитрить его, обмануть, заставить вести борьбу в невыгодных условиях. Учился и когда Коше выступал в показательных играх, и на тренировках. А если он останавливался рядом и давал совет, старался запомнить все до единого слова. Боялся его ужасно. И когда он подходил ко мне, я всегда шел к сетке, где чувствовал себя особенно уверенно: хотел показать руководителю школы, что у меня получается игра у сетки. Сейчас, конечно, ругаю себя за это: ведь игра с задней линии была у меня слабее и, наверное, советы опытного педагога помогли бы многое исправить!

И надо же было так случиться, что через двадцать с лишним лет я встретил старого чемпиона, одного из знаменитого квартета теннисных «мушкетеров» (так называли известных французских теннисистов Р. Лакоста, Ж. Баротра, А. Коше, Ж. Брюньона) во Франции во время служебной командировки.

В Марсель я приехал с футболистами московского «Торпедо», времени было немного, а осмотреть хотелось все. И солнечная, шумная Канебьер, и порт, один из крупнейших на Средиземном море, и суровый замок Иф, знакомый еще со школьных лет по «Графу Монте-Кристо», — всё это манило с одинаковой силой. Однако привлекательнее всего оказалась афиша, извещавшая о розыгрыше национального первенства Франции по теннису.

Изящный, словно игрушечный, павильон, тринадцать прекрасных земляных площадок и такая знакомая приподнятая атмосфера, неизбежная на больших соревнованиях. Попав сюда в роли простого зрителя, я, устроившись поудобнее, приготовился смотреть. Не помню уже, то ли раздавшийся сзади шепот, то ли что-то другое заставили меня обернуться. Каково же было мое удивление, когда чуть правее, в следующем ряду, я увидел Анри Коше! Я не мог не подойти к своему старому учителю, хотя, конечно, понимал, что он не узнает во мне тринадцатилетнего подростка, которому когда-то преподавал основы тенниса. Я представился как московский радиокомментатор.

Москва! Глаза Коше загорелись. Как же, конечно, он хорошо помнит этот прекрасный гостеприимный город! Он очень рад услышать о теннисистах СССР. Все эти годы он вспоминал свои поездки туда и сейчас, на старости лет, мечтает еще раз побывать в России. Он живо вспоминает своих русских соперников.

Что поделывает Кудрявцев? Потом этот гигант, с такой трудной фамилией… Не… дре… Да, Негребецкий? И этот юноша Озеров?

Стоит ли объяснять, как приятно было услышать, что экс-чемпион мира помнит меня! Я назвал свое имя. Коше долго тряс мне руку и никак не мог освоиться с мыслью, что я — это я. Потом начался бесконечный разговор о нашем теннисе, о Борисе Новикове, тогдашнем чемпионе СССР, о советских городах. К нам подсела чемпионка Франции Бюкай — участница III Международных дружеских спортивных игр молодежи. У нее тоже масса впечатлений о фестивальной, феерически сказочной Москве 1957 года, она жалеет, что смогла пробыть там всего несколько дней, и с нетерпением ждет случая снова выступить перед советскими зрителями.

Коше улыбается: «Я считал, что хорошо знаю ваш город, а вот сейчас послушал Жаннет, и кажется, что он другой. Теперь мне еще сильнее хочется побывать у вас».

Случайно я заглянул в программу турнира и вдруг увидел среди участников фамилию Коше. Вполне серьезно я спросил:

— Это, вероятно, ваш родственник? Коше засмеялся:

— Нет, Коше — это я!

— Но ведь вам уже…

— Пятьдесят шесть лет, — ответил француз.

— И не трудно играть?

— Ничего, ведь я выступаю только в парных.

У меня на языке вертелся вопрос: а зачем ему, уже пожилому спортсмену, трудная турнирная борьба? Видимо, поняв мое недоумение, Коше продолжал:

— Я должен играть для того, чтобы мои ученики играли еще лучше.

— А много у вас учеников?

Бюкай провела пальцем по программе сверху донизу:

— Все они! Вся теннисная Франция учится у Коше. После этого я, конечно, не мог не остаться посмотреть на игру своего старого учителя, пожертвовав и замком Иф, и Канебьер, и прочими достопримечательностями Марселя.

Когда на стадионе было объявлено, что на центральном корте начинается смешанная парная встреча с участием Коше, остальные площадки опустели: все — зрители, свободные участники, судьи и мальчики, подающие мячи, — плотным кольцом окружили главное место «сражения».

Больше двадцати минут ждали судью. Признаться, я уже хотел предложить свои услуги, чтобы прервать эту тягостную паузу, когда, наконец, кто-то взобрался на вышку.

Я снова вижу на корте Анри Коше. Все та же пружинящая походка, будто он подкрадывается к мячу, те же неожиданные для противника удары. Его игра, может быть, потеряла былую резкость, но хитрые тактические комбинации подтверждали, что в теннис играют не руками, а головой, что это творческая игра.

И мне стало понятно, почему не уходит с корта старый «мушкетер». Действительно, трудно представить себе лучшую демонстрацию тактически безукоризненного тенниса, чем игра Коше. С огромным удовольствием я аплодировал его победе.

Хотелось поговорить еще о многом, но, к сожалению, больше не оставалось времени, надо было спешить к началу репортажа. Пожимая мне на прощание руку, Коше все время повторял:

— Нет, нет! Не надо говорить «прощай». Только «до свидания» — мы еще увидимся! Я обязательно постараюсь приехать к вам. Мне так хочется еще раз взглянуть на Москву! До свидания!

Приехав в Москву, я написал статью в «Советский спорт», которую газета озаглавила «Встреча с учителем». В Спорткомитете я выполнил просьбу Коше, рассказал об этой встрече.

А дальше начались у меня неприятности. Я читаю вам небольшой фрагмент из протокола № 10 заседания президиума теннисной секции СССР. Председатель Федерации т. Кулев, в прошлом зам. министра внешних сношений, свое сообщение начал так, цитирую: «Товарищ Озеров, будучи во Франции в качестве футбольного радиокомментатора, встретился на теннисных соревнованиях в Марселе с Анри Коше, французским тренером, посещавшим 20 лет тому назад СССР и проводившим показательные игры в различных городах (Москва, Ленинград, Киев, Саратов). Естественно, что, не видя человека 20 лет, товарищ Озеров должен был бы поинтересоваться, что делал Коше за это истекшее время, учитывая войну и оккупацию Франции. Однако товарищ Озеров сразу завел с Анри Коше дружескую беседу и даже пригласил его от своего имени в Советский Союз. Эту свою дружескую беседу и приглашение Анри Коше Озеров изложил в статье „Встреча с учителем“, в то время как установлено, что во время войны Коше активно сотрудничал с немцами. Теперь, когда во Франции подул ветер перемен, Анри Коше использует, когда ему будет выгодно, статью Озерова. А Озеровым допущена явная политическая беспечность и, во всяком случае, безответственность».

Дальше все выступающие, мои коллеги, клеймили меня позором за политическую близорукость. Я же, расстроенный, пришел на радио и рассказал все, как было, молодому политическому обозревателю, а ныне — крупнейшему международному политическому обозревателю, профессору, Валентину Сергеевичу Зорину, тогда только начинающему свою политическую карьеру. Успокаивая меня, Зорин сказал: «Если Коше никого не грабил и не убивал, мы еще заставим их всех извиниться». И начал изучать биографию Коше по своим каналам. И когда пришел ответ, что Коше не только ни в чем не виноват, играл только в теннис и не участвовал ни в каких организациях, вот тогда и началось главное сражение с руководством тенниса за полную политическую реабилитацию спортивного комментатора.

Главный редактор газеты «Советский спорт» ответил Кулеву: «Обсудив решение президиума Федерации тенниса, газета „Советский спорт“ считает, что секция поступила легкомысленно, приняв столь необдуманное решение. Известно, что Коше никакой политической роли в годы Виши не играл. На наш взгляд, президиуму было бы целесообразно отменить это неправильное решение и сообщить об этом всем организациям, куда оно было ранее направлено» (а направлено оно было в 90 городов страны, так, на всякий случай, чтобы и по телевидению не выступал, если приедет).

Мартын Иванович Мержанов от редакции «Огонька» написал так: «В статье сказано, что Коше был приглашен в СССР в качестве тренера и что группа молодых теннисистов обучалась новым приемам игры. Это факт бесспорный. Какое же тут выпячивание и преувеличение роли Коше? В статье, которая насчитывает около 300 строк, французскому теннисисту уделено лишь 18. А сейчас нам известно, что Коше является государственным тренером команды теннисистов Франции».

И в довершение, в Федерацию пришло письмо Валентина Зорина, в резком тоне он требовал привлечь к ответственности клеветников и принести извинения Озерову.

Спорткомитет попал в сложное положение, потому что, как говорится, из мухи сделали слона, и вряд ли Федерация тенниса думала, что так обернется дело. Множество инстанций заседало, последним оказался кабинет председателя Спорткомитета СССР.

Нет, политической подоплеки не нашли в моей статье мои руководители на радио и телевидении, и я продолжал работать в эфире.

В кабинете у председателя Спорткомитета Кулев предложил мне обзвонить все 90 городов и локализовать ситуацию на случай неприятностей. Но, к счастью, звонить не надо было. Нашлись светлые головы, которые улыбнулись, усмехнулись и не поверили этой галиматье.

Из теннисной жизни навсегда остались в моей памяти Владимир Николаевич Спиридонов, Евгений Михайлович Ларионов, Борис Ильич Новиков и другие. Был среди них и Анри Коше. И хотя заголовок в статье «Встреча с учителем» написал не я, его придумали в редакции, но я с удовольствием поставил свою подпись под ней, потому что сбылись слова великого Коше: «Из этого толстяка выйдет толк». И он не ошибся.

…Шли годы. Я делал успехи, и в 1939 году, когда мне было 16 лет, выиграв звание абсолютного чемпиона Советского Союза по теннису среди юношей (я выиграл одиночный, парный вместе с Е. Перепелкиным и смешанный с В. Филипповой разряды), был включен в чемпионат Москвы среди мастеров. Финал юношеского первенства прошел в очень тяжелой для меня борьбе. Я играл с тбилисским теннисистом Павликом Подпориным, непрерывно атаковал, рвался вперед, но все неудачно. Павлик обводил меня, мячи шли по прямой, по диагонали. Тбилисец набирал очки. Выиграл первую партию — 6:1 и был впереди во второй. Ценой больших усилий моему тренеру В. Спиридонову удалось уговорить меня изменить тактику и вместо решительных активных действий уйти назад, «держать мяч в игре» и идти на обострение уже наверняка, подготовив как следует мяч. Такой неожиданный ход в игре ошеломил моего соперника. Он был не готов к этому. Матч выровнялся, я выиграл вторую партию и легко добился победы в решающем сете.

И вот чемпион Советского Союза среди юношей в одном из первых матчей первенства Москвы среди взрослых встретился с мастером спорта, ведущим игроком московского «Спартака» Юрием Блиохом, великолепно играющим с задней линии. У него были точные удары с обеих рук, манера игры напоминала стиль Бориса Новикова. Это был сильный соперник. Я был огорчен, что «попал» на Блиоха, и не хотел участвовать в первенстве Москвы, тем более что в это же время на стадионе играли мои любимцы — футболисты московского «Локомотива», и мне не хотелось пропускать матч с их участием, к тому же я не сомневался в своем поражении. Выиграть у Блиоха я не смогу.

Ларионов и Спиридонов думали иначе. Они считали, что игра Блиоха, большого мастера точных ударов с задней линии, удобна для меня. Я играл с Блиохом очень смело. Терять было нечего: как-никак соперник грозный, проиграть ему не стыдно! Я шел вперед, к сетке. Мои удары справа удавались. Я применял подрезки, подкручивал мяч, укорачивал, даже применял «загорянскую», резаную подачу снизу. В этот день все проходило. Я выиграл, к своему удивлению, у Блиоха три партии, и очень легко. Дальше — победы над Белиц-Гейманом, Синючковым — одним из лучших в стране.

И, наконец, финал. Я играю с самим Новиковым. 16-летний ребячий чемпион против лучшей ракетки страны.

Борис Ильич Новиков — это целая эпоха в советском теннисе. Настоящий спортсмен, с большой буквы. В 30-е годы наиболее характерной для наших теннисистов была игра с задней линии. И самым ярким ее представителем был многократный чемпион Советского Союза, заслуженный мастер спорта Борис Ильич Новиков. Его заслуги перед советским теннисом огромны. Он доказал, что, играя на задней линии, можно вести агрессивную наступательную игру. Его точные удары с обеих рук сеяли панику в рядах соперников, мчавшихся к сетке вперед. Он прекрасно обводил их, а его точные кроссы, замечательный удар слева по линии, что греха таить, отбивали охоту атаковать. Новиков обладал замечательным качеством — огромной спортивной выдержкой. Он всегда умел бороться за каждый мяч, за каждое очко. Выдержка и упорство Новикова заслуживают восхищения.

Конец ознакомительного фрагмента.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Всю жизнь за синей птицей предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я