Сельские жители. Рассказки

Николай Новиков

Время курьерским поездом летит по рельсам бытия, позвякивая на стрелках десятилетий. Меняются убеждения людей, стираются с лица земли города и села, зарастают бурьяном да мелколесьем некогда тучные поля. Только людская злоба, зависть и подлость не изменяются ни-ког-да. Жизнь… штука сложная – ясен пень! «Делов на рыбью ногу» – говаривал бывало при случае мой учитель Юрий Борисович Беспалов. Может, и случайно, но мне иногда кажется, что это… где-то, когда-то и от кого-то я уже слышал.

«Встреча»

Как известно, Петр был не только суров, но и справедлив. Правда не всегда. Жену свою и детей он любил и, как иногда бывало, удалялся из дома внезапно, только по ему известным причинам. Так случилось и на сей раз.

Прослышал он как-то о расчудесном, справедливом и прозорливом священнике о. Алексее. И излечивает он молитвою своей, и кодирует от пьянства и курения. Надо сказать, что Петька куреньем не баловался, выпивал более или менее для порядка и поддержания компании, жене своей был верен. Желал он встречи с батюшкой скорее всего для чего-то внутреннего, душевного, чего ему явно не доставало. Справедливости ради скажу, что с Павликом-братом своим и прочими сродниками, происходил он из рода православных священнослужителей. И по сему его тянуло к православию непреодолимой силою. Понять, принять и изучить стало его, Петькиной, заветной целью.

В зрелом возрасте принял крещение, с женою обвенчался, имел детей крещенных, отпустил бороду и враз занялся изучением Священного Писания. Много ему было не понятно, и вот как раз для разъяснения прочитанного и усвоения пройденного захотел Петюня поговорить душевно с прозорливым и умным батюшкой. (То ли в своем городе ему было мало уважаемых батюшек, то ли стеснялся перед ними показаться глупым?)

Жил отец Алексей как раз на родине их с Пашкой предков, восстанавливал храм, где служили Богу и Отчизне их родные. Столько причин разом будоражили пытливый ум Петра! И он не вытерпел. Ехать пришлось на автомобиле. Километры его не пугали… как не пугало его и состояние машины. К трудностям братья привыкли с детства. Не могла привыкнуть к таким внезапным пропаданиям его супружница. Уехал Петька скоропостижно, обещав позвонить. «Куда? Зачем? К кому?» — Эти вопросы уже давно в их семье вышли из моды… надо-так надо. Воспитание детей давно стало святой обязанностью женщины. Надо сказать, что Петруха в своей бесшабашной молодости здоровье свое попортил основательно. Сотрясения и переломы были делом обычным для него. И как объективную данность пришлось признать получение Петькой инвалидности. Таковым он себя не считал, и брался за дела различные. Тем семья и жила.

И тут «орех познания» оказал на его пытливый ум воздействие. И видавшая виды 38-ми летняя «копеечка» понесла Петра в непознанную даль. Машину он любил. Холил, лелеял, чинил самостоятельно и она отвечала ему взаимностью. В хороших руках — 38 лет не возраст!

За окном авто пролетали города и области. Попутчики и попутчицы подкидывали денег на горючее. Что не ехать? Лафа! Золотая осень за окном довольно скоро навела на него грусть. Где-то там… вдали… совсем в стороне от его намеченного маршрута коротала свои долгие годы старенькая мама. Ему становилось стыдно… Не видел родных лет 10. А надо бы. 500—700 километров для осуществления идеи…. «ну всего пару дней… сбегаю к папке на „крестовуху“…сеструх увижу… обнимусь с братанами…» — тем примерно роились его мозги. И завернул! Что там 10—12 часов на хорошем-то автомобиле! И все пошло чин по чину. Гости, стол, обнимашки, слёзы. Последним в его списке был Пашка. Обиды юности прошли. Хотелось взглянуть на постаревшего брата, обняться крепко, выпить рюмку-другую.

Было 12 октября. На Покров обещался Петька быть пред светлыми очами отца Алексея. Успевал.

Время на общение с братом было выделено большое и обстоятельное. Поговорить за жизнь, закусить и выпить, чуть-чуть (!). Общение началось с осмотра раритетного автомобиля. Шутки-прибаутки. Скромный Пашкин стол. Братишка слыл хозяином авторитетным и основательным. Имел крепкое хозяйство. Ходил на охоту. Вел дневник наблюдений и писал своеобычные стихи и прозу. Пел песни под гитару. Говорили о собаках, охоте и машинах, старательно обходили темы политики. И как-то само-собой зашел разговор о вере. Павлик был человеком не крещенным и живо заинтересовался истоками православия. Брат с жаром и искренностью разъяснял «неофиту» суть его веры. Приводил примеры из Библии, делился своим опытом. Рассказал куда ныне намерен держать путь. Вскорости пришли сын и супруга Павлухи. Скромно, не перебивая беседы, расселись в комнате. И вдруг стало тихо.

Утратил былую живость разговор, совсем перестал клеится. Петька живо смекнул «откуда и куда в скорости должен пойти автобус» его духа и тела. Напоследок Павлик вдруг произнес «: А знаешь, я верю не в Вашего Христа… я верю вон в небо синее… верю в ветку тополиную… пенек ивовый… солнышко ясное».

С тем и расстались. Никто более ни в чем и никого не убеждал. Время расставляло все по своим местам.

Блаженно растянув ноги возле горячей, и так любимой с детства печки, Петруха, поблагодарив за день матушку, погрузился в дрёму. Разбудил его истошный крик матери. Глаза почему-то отказывались глядеть на белый свет. Все, что увидел он перед собой, через заплывающие синевой и отеком глаза, это было лезвие топора и приклад братовой «тулки». Вернее, не приклад, а знакомый с малолетства подпятник. Кто-то мгновенно выключил Петькино сознание….

Скорая ехала долго… везли, пожалуй, еще дольше. Город был далеко…

— Брат!…Брааааат!

— Услышь меня Господи!

Сознание к Петру медленно возвращалось. Тошнило и рвало. Глаза щипало. Руки не слушались. Извечное «Брат» бесило.

Кто-то пришел опять… и в голубых Петькиных глазах опять выключили свет. И так несколько раз.

Очередное прояснение пришло. Глаза понемногу открывались. Все еще мутило. Шум каких-то приборов, казалось, стих. Петька попробовал пошевелиться. Из носа торчали трубки… промеж ног тоже. Руки были бессовестно привязаны к кровати. Опять стал настигать вездесущий «БРАААТ». Петька лежал в реанимации.

Рядом с ним на кроватях, кто похрапывал, кто посапывал, кто-то говорил «Брат». Пришел доктор и попытался заговорить. Давалось с трудом. Из разговора стало ясно, что лежит тут Петька не первый день, а так как он «пассажир» не местный, вскоре прямая дорога ему в дом к матушке. Никого не волновало его состояние. Нет денег или родных — по показаниям «дранк нах остен!» Зашла вся в розовом «стюардесса-медсестра». Укол. От поставленной капельницы захорошело. Откуда-то прилетел ангел… и стало снова тепло, томно и беззаботно.

У Петьки выняли из носа трубки и отвезли в палату. Вездесущее: «Брат» — на какое-то время пропало.

Ангелы прилетели вновь… теперь вдвоем. Перевернули, подмыли-обмыли, сменили памперсы. По разговору Петруха смутно узнавал голоса одноклассниц — Раисы и Вероники. Откуда? Свет снова выключили.

«Брааат» появилось вновь. Ангелы, теперь уже с голосами сестер Лены и Татьяны, вновь появились. Петру стыдно не было… ангелы с завидным знанием дела дело и делали… обмывали… переворачивали… меняли постель…. Выносили тазики с рвотой… Сознание возвращалось. Что с ним произошло он осознать не мог. Да и кто может объяснить междоусобную неприязнь… бессмысленно-беспощадную. Своё избиение во сне он был понять не в состоянии. Пришел человек в сером. Поинтересовался: «Заявление писать будете?» Петр кивнул головой, мол, «да». Жизнь стала налаживаться. «Как там его авто? Насколько он опоздал к батюшке?» Его стали волновать обычные и такие простые вещи. На соседней кровати в молитвенном экстазе заходился молодой человек. У него был сломан позвоночник и к нему тоже прилетали ангелы. Только мужского пола. Ухаживали, разговаривали и кормили с ложки. Рядом стоял ноутбук. Иногда молодой человек плакал. Пытался поднять руки к небу и просил обезболивающее. На некоторое время он затихал и потом все начиналось вновь. Петра он почему-то сразу принял за брата… уж не знаю за что… то ли вера была такая… то ли судьба схожая. Ко всему, надо сказать, у молодого человека был СПИД. Тяжелые наркотики сломали жизнь его и его жены, и теперь, находясь в реабилитационном центре, он получил еще и жесточайшую травму. Иногда к нему приходил человек в черном, называл он его пастором. И втихаря они начали склонять Петра к своей вере. Чтение вслух Библии, псалмы и отрывки проповедей с ноутбука, вечное «брааат». В ход шло все. Петька к таким увещеваниям был глух. Говорил он и так по жизни мало. Глаза стали мир Божий осязать. Ангелы помогали пробовать садиться на кровати, кормили чем могли, звонили жене и сообщали его состояние, выносили судна и покупали необходимое. Когда сняли с тела все катетеры очередные ангелы принесли новое белье, одели, побрили и подстригли. Из зеркала смотрел на него совершенно чужой и не знакомый Петру человек. В отсутствии ангелов захотел встать. Ноги не слушались, спина сгибалась, по телу побежала дикая дрожь, майка взмокла. В лицо ударил не мытый пол больничной палаты. Ангелы прилетели вовремя. Реанимация не потребовалась. Потребовалось легкое любовное внушение. (Все ангелы Петра были женщинами степенными и в возрасте. Имели судьбы схожие. Таких «ухарей», как Петька, в семьях хватало. Опыт ухода был. Опыт потерь тоже.) Это сразу укрепило дух и веру в лучшее. Помирать он не собирался… по крайней мере в ближайшее время. В отсутствие женщин спидоносный наркоман докучал своими россказнями все меньше. Больше плакал… он понимал скорость своего бытия. Наконец очередные ангелы Петьки, поддерживая его под руки, помогли подойти к окну.

Конец ознакомительного фрагмента.