Неизвестный Рузвельт. Нужен новый курс!

Николай Николаевич Яковлев, 2012

Книга посвящена одному из величайших государственных и политических деятелей XX века, во многом определившему облик современной эпохи. Франклин Делано Рузвельт был избран президентом Соединенных Штатов Америки в тяжелый период Великой депрессии, и ему удалось не только преодолеть кризис – он вернул американцам веру в собственные силы и превратил свою страну в мирового лидера. В книге известного ученого, профессора, много лет работавшего в Институте США и Канады Николая Николаевича Яковлева – автора политических бестселлеров – раскрыты незаурядные личные качества Рузвельта, показана насыщенная событиями жизнь этого выдающегося человека. Достоверность и полнота фактического материала сочетаются с глубоким психологическим анализом внутреннего мира президента и атмосферы в его окружении. Реформаторская деятельность Рузвельта, разработанный им Новый курс дают исторический пример решения сложнейших проблем, подобных тем, которые ныне встали перед Россией.

Морское министерство

I

В 20-х годах подавляющее большинство американских историков, писавших книги об администрации Вильсона, вообще не упоминали о заместителе морского министра. Курсы истории США совершенно не пострадали от этого пропуска. В наши дни картина, естественно, иная: профессиональные историки склонны заново переоценить события, и Ф. Рузвельт своими позднейшими заслугами отвоевал весьма заметное место среди деятелей администрации В.Вильсона, оттеснив даже тех, кто в 1913–1920 годах занимал более высокие посты.

Итак, в марте 1913 года Франклин, которому едва минуло тридцать лет, занял пост заместителя морского министра. Он уселся за тот же стол, за которым пятнадцать лет назад другой Рузвельт — воинственный Теодор планировал начальные кампании испано-американской войны. Параллель между жизненным путем дяди и племянника напрашивалась сама собой, и Франклин был не из тех, кто упустил бы возможность подчеркнуть это. Через пару дней после вступления в должность, воспользовавшись отсутствием в Вашингтоне министра, он созвал в кабинет журналистов. Сияющий государственный деятель бросил: «Теперь делом занялся один из Рузвельтов. Вы помните, что случилось в прошлый раз, когда один из них был на этом посту?» Рузвельты сняли в Вашингтоне «маленький Белый дом», то самое здание, в котором жил Теодор, дожидаясь, пока семья убитого президента Маккинли освободит Белый дом.

На первый взгляд, Рузвельты были очень богаты — годовой доход Франклина и Элеоноры достигал 27 тыс. долл. Из них 5 тыс. долл. — жалованье заместителя морского министра и 7,5 тыс. долл. — доход от выгодно размещенного приданого Элеоноры. Для большого дома — они жили на широкую ногу — 27 тыс. едва хватало. Приходилось поддерживать реноме семьи в светском обществе Вашингтона и держать иногда до десяти слуг. Франклин знал, где и что тратить, к этому времени Сара научила сына бережливости, и он экономил на себе. Он предпочитал обедать дома, так выходило дешевле, по нескольку лет носил один и тот же костюм, ездил на трамваях — расходы на такси представлялись ему излишними. Семья приобретала только подержанные автомобили. И это была не показная скромность — Рузвельты действительно едва сводили концы с концами.

Многие в Вашингтоне, знавшие Франклина, предрекали, что его карьера в морском министерстве долго не продлится. Дж Дэниелс был человеком совершенно иного склада: ровно на двадцать лет старше Франклина, он был его полной противоположностью. За плечами Дэниелса было трудное восхождение по политической лестнице. Он начал с редактора газеты в маленьком провинциальном городке. Внешне бесхитростный, старомодно одетый, Дэниелс имел славу пацифиста, сторонника «сухого закона» и горячего поклонника аграрного радикала Дж Брайана, ставшего в правительстве Вильсона государственным секретарем. Адмиралы с первого взгляда невзлюбили унылого пуританина-министра.

Франклин нашел его «самым забавным деревенским парнем» и на первых порах обращался к Дэниелсу с изумительно бестактными записками. Дэниелс прекрасно видел все, что проделывал заместитель. Но Франклин был его любовью с первого взгляда, и старый политик, отлично знавший людей, смотрел в будущее: Дэниелс умел ладить с конгрессом, ФДР понимал флот. Что до честолюбивых надежд заместителя, то министр всегда сумеет направить их в нужную сторону. И хотя Франклин бывал иной раз чрезмерно инициативен, они отлично сработались с Дэниелсом, На протяжении семи с половиной лет совместной работы в морском министерстве между ними не было серьезных конфликтов.

Дэниелс мягко подшучивал над честолюбием заместителя, а Франклин с годами привязался к старику. Как-то раз они сфотографировались вместе на балконе здания морского министерства, выходившего фасадом к Белому дому. Когда принесли карточки, Дэниелс спросил:

— Франклин, почему вы улыбаетесь от уха до уха, выглядите столь удовлетворенным, как будто весь мир принадлежит вам, в то время как я стою спокойный и счастливый, но на моем лице нет такой улыбки?

Франклин ответил, что он не видит особой причины, ему хотелось пристойно выглядеть перед объективом.

— Тогда я скажу, — лукаво закончил Дэниелс. — Мы оба смотрим на Белый дом, и вы, происходя из Нью-Йорка, говорите себе: «Когда-нибудь и я буду жить в этом доме», а мне, южанину, приходится довольствоваться тем, что есть¹.

Расхохотались и разошлись. С годами их отношения стали напоминать те, которые существуют между отцом и сыном. До смерти Ф. Рузвельта (Дж Дэниелс пережил его на три года) они оставались друзьями, часто встречались и вели оживленную переписку.

Оказавшись в морском министерстве, ФДР был безмерно счастлив. С детства он любил море и флот, вся его предшествующая жизнь оказалась подготовкой к теперешней работе. В свое время он с головой окунулся в политические дела в сенате штата Нью-Йорк, однако штат не располагал флотом. Теперь под его началом практически оказались военно-морские силы США, а тогда флот и морская пехота доминировали над небольшой армией. Ф. Рузвельт выступал за еще больший флот. Он был воспитан на теории морской мощи Мэхэна и в практической деятельности призывал пойти дальше, чем рекомендовал сам теоретик.

В январе 1914 года Ф. Рузвельт поучал соотечественников: «Наша национальная оборона должна охватывать все Западное полушарие, ее зона должна выходить на тысячу миль в открытое море, включать Филиппины и все моря, где только бывают американские торговые суда. Для удержания Панамского канала, Аляски, американского Самоа, Гуама, Пуэрто-Рико, морской базы Гуантанамо и Филиппинских островов мы должны располагать линкорами. Флот нам нужен не только для защиты собственных берегов и владений, но для охраны наших торговых судов в случае войны, где бы они ни находились»². Между тем в США ужасались размерами флота и морской пехоты. Они насчитывали 65 тыс. личного состава и обходились налогоплательщикам в 144 млн. долл. в год. Даже Дэниелс, не говоря уже о Брайане, считал, что флот чудовищно раздут.

Наиболее влиятельная организация, ратовавшая за большой флот, — Морская лига США — горячо приветствовала молодого заместителя морского министра. Лига, собственно, представляла интересы магнатов стали и судостроительной промышленности, королей финансов, ибо флот был тогда крупнейшей кормушкой государственных заказов. С ними у Рузвельта наладились сердечные отношения. Его пригласили председательствовать на ежегодном собрании лиги, а ее планы обсуждались в кабинете заместителя морского министра.

В 1914 году Соединенные Штаты напали на Мексику, американские войска высадились в Веракрусе. Ф. Рузвельт счел возможным публично заявить: «Я не хочу войны, но я не знаю, как избежать ее. Рано или поздно Соединенным Штатам придется вмешаться и разобраться в политической неразберихе в Мексике. Я считаю, что нужно сделать это немедленно». Такие заявления могли бы звучать в устах главнокомандующего, каковым по конституции является президент. Тем не менее ни В. Вильсон, ни Дж Дэниелс не сочли необходимым одернуть заместителя морского министра, предлагавшего пойти столь далеко. Почему?

Р. Тагвелл объясняет: «Трудно сказать — то ли этого буйного Рузвельта, использовавшего любую возможность для письменных и устных выступлений в целях всестороннего развития полной империалистической доктрины, для осуществления которой был необходим «флот, не имеющий равных», просто выслушивала небольшая аудитория, разделявшая его взгляды (а в этом случае он едва ли создавал серьезные затруднения для вышестоящих), или ему сознательно давалась воля, ибо Вильсон не возражал, чтобы и эта точка зрения выражалась свободно наряду с более пацифистскими взглядами Дэниелса. Президенты часто прибегают к таким приемам. Сам заместитель морского министра, когда он стал президентом, вне всякого сомнения, не имел соперников в искусстве запускать чужими руками пробные шары»³. Если так, а Р. Тагвеллу нельзя отказать ни в любви к Ф. Рузвельту, ни в знании его, тогда оппозиция заместителя морского министра к ведению дел администрацией Вильсона предстает в ином свете. Скорее, он был не только дисциплинированным, но и понятливым служакой.

Ф. Рузвельт столкнулся с проблемой, которой не знал раньше, — организованным рабочим движением. Он вел дела военной судостроительной и судоремонтной промышленности, насчитывавшей перед первой мировой войной 50 тыс. рабочих, многие из которых входили в цеховые профсоюзы АФТ. Рузвельт очень быстро научился ладить с лидерами профсоюзов и добился того, что за время его пребывания в министерстве на верфях не случилось ни одной серьезной забастовки.

Споры с поставщиками не могли не укрепить репутацию Ф. Рузвельта как прогрессивного деятеля, причем она возрастала прямо пропорционально его усилиям в пользу большого флота. Он хотел больше кораблей, но рамки расходов определялись ассигнованиями конгресса. Необходимость получить наибольшую отдачу с каждого доллара приводила к тому, что заместитель морского министра яростно сопротивлялся монополистической практике взвинчивания цен. Политически это было нетрудно объяснить иными мотивами — якобы врожденной неприязнью ФДР к трестам. Добытую славу не приходилось делить ни с кем: в отличие от других министерств, в морском был только один заместитель министра.

В Вашингтоне вплоть до Второй мировой войны вспоминали, что, используя свой пост, Рузвельт заставил флот покупать очень плохой уголь из шахт, в которых имели денежные интересы его родственники. Он объяснял расширение круга поставщиков, которое действительно имело место, необходимостью сбить абсурдные монопольные цены на уголь. Биографы Рузвельта с негодованием отрицают эти инсинуации, ссылаясь на то, что, как только Рузвельту доложили о плохом качестве угля, он немедленно приостановил действие соответствующих контрактов.

Рузвельт назначил Хоу помощником и все семь с половиной лет получал от него квалифицированную помощь и здравые советы, в первую очередь в вопросах труда. Он оказался просто неоценимым в политическом лабиринте Вашингтона. Хоу учил способного администратора искусству возможного, а главное — умению выжидать и не связывать себя участием в непопулярных мероприятиях.

Пуританин Дж Дэниелс усердно служил богу своему и посему, а также в интересах укрепления воинской дисциплины запретил употреблять спиртные напитки даже в офицерских кают-компаниях на кораблях. Моряки расценивали это как неслыханное покушение на святые традиции флота, иные даже утверждали, что выбита сама основа морского боевого духа. Когда был отдан приказ, Рузвельт оказался в уместной командировке. Язвительный Хоу сообщал ему из Вашингтона: «Я знаю, как вы сожалеете о том, что не находитесь на месте и не можете разделить славу (приказа). Конечно, я сообщу корреспондентам только следующее: вы не в Вашингтоне и, естественно, ничего не знаете».

Адмиралы предпочитали иметь дело с заместителем, а не с самим министром. Рузвельт тешил себя иллюзией, что он с большей легкостью нашел с ними общий язык, чем Дэниелс, лукавые царедворцы поддерживали его в счастливом заблуждении — обычно они задерживали представление различного рода раздутых требований, пока Дэниелс был в Вашингтоне. Стоило ему уехать, как толпа просителей осаждала исполняющего обязанности министра — ф. Рузвельта. Он же серьезно считал себя флотоводцем. Когда выяснилось, что заместитель морского министра не имел флага (президент и министр имели), Ф. Рузвельт немедленно приказал по собственному рисунку изготовить таковой. Отныне, стоило ему ступить на палубу военного корабля, гремел салют из 17 орудийных залпов, а на мачте взвивался личный флаг. И все же заместитель морского министра не был всесилен, ему так и не удалось заставить моряков принимать приказы от Хоу.

«Знаете, что случится, если Хоу появится на корабле? — заявил Рузвельту какой-то капитан, которому он сообщил о намерении послать Хоу с инспекционной поездкой. — Как только он ступит на борт, его схватят, разденут и отмоют с песком и мылом». Хоу был равнодушен к оценке моряков: военные не имели голоса на выборах, между тем организованное рабочее движение — сила в политике. С его лидерами Хоу считался.

Рузвельт вызывал профессиональное уважение. Он неоднократно брал командование военными кораблями и показал умение проводить быстроходные эсминцы в тяжелых водах. Молодой ФДР хорошо узнал на флоте молодых офицеров — Уильяма Д. Леги, Уильяма Ф. Хэлси, Гарольда Р. Старка и Хасбенда Э. Киммеля; все они (за исключением Киммеля, опозорившего свои седины в Перл-Харборе) вели в бой американский флот в годы Второй мировой войны.

Конец ознакомительного фрагмента.