Чудеса да и только. Сборник рассказов социальной фантастики

Николай Николаевич Виноградов

Жанр социальной фантастики тем и интересен, что порой трудно отличить, где выдумка, а где истинная правда. Многие говорят, что чудес не бывает. Ого-го, ещё как бывают! Один мой знакомый, например, однажды так со всей дури в столб вписался, что сразу на шести языках заговорил. Был простым работягой, а теперь переводчиком технической литературы заделался, большие бабки получает. Невероятно, но факт. Вот эта книга как раз о таких фактических невероятностях.

2. Гравицапа

— Батюшки, Санька, радость-то кака… Отец, иди скорее, сынок приехал, — со слезами на глазах прильнула мать к груди сына. Отец, улыбаясь во весь беззубый рот, стоял в сторонке, переминаясь с ноги на ногу, с нетерпением ожидая своей очереди, давая жене вдоволь налобызаться.

«Как же быстро стареют мои самые родные люди, — сразу подметил Саша грустную перемену во внешности родителей. — Мать совсем седая стала, ни одного тёмного волоса уже не осталось. Похудала, сгорбилась как-то, в росте уменьшилась, словно в землю вросла. А у бати от некогда густой чёрной шевелюры осталась лишь лысина, слегка обрамлённая на висках и затылке белым пушком. Спал, наверное. Из летнего чулана вышел в одних трусах и майке, висящей на нём, как на скелете. Кажется, ещё совсем недавно был стройным и сильным. Безжалостное время медленно, но уверенно превращает его в немощного старика с жиденькой седой бородёнкой, со слезящимися глазами, с худыми ногами, как две кривые берёзовые палки, торчащие из семейных трусов, протёртых до дыр на ляжках».

— Ну, наконец-то свиделись. Чего так долго не приезжал-та? Заждались ведь напрочь, — обнял отец сына. — Мать уж вона, помирать было намылилась, — освобождаясь от объятий, прошепелявил отец. — Проходь в дом-та, чего на пороге торчим. Скоро, чай, Вовка должен приехать. Он таперичи всё больше в городе живёт. Нашёл тама каку-то бабёнку с малым ребятёнком, таксистом работат. Езды-та с полчаса на его машине, а приезжать редко стал, деньги всё заколачиват. Надолго ли прибыл? В лесу грибы пошли. Мать давеча штук двадцать белых принесла. На рыбалку хоть успем сходить?

— Конечно, успеем, бать. Сессия, экзамены сдавал, сам понимаешь. Вот, на пятый курс перешёл. Не знаю, бать, рассчитываю на недельку, а там уж как получится. Получаю мало, денег как всегда не хватает, впору хоть другую работу искать. Мы с приятелем квартиру на двоих снимали, а он институт бросил, домой уехал. Одному мне теперь эту квартиру не потянуть. Ну, а вы как? На здоровье не жалуетесь?

— Нормально! Всяко быват, конешно. То сердешко заноет, то редикюлит прострелит, а то вдруг… хе-хе… понос пробьёт. Кряхтим потихоньку…

***

Александр после школы в единственный в своём районном городе машиностроительный институт поступить не смог, осенью ушёл в армию. После демобилизации легко сдал экзамены на вечернее отделение в московский политех.

Родной брат, Володя, старше его на четыре года, никакого образования после школы не заимел. В армии служил водителем на КАМАЗе, да так на гражданке шофером и остался. Была ещё старшая сестра, но умерла в три годика.

Брат приехал уже ближе к вечеру. Саша к его приезду уже баньку подготовил.

— А я теперь на извозе горбачусь. Сутками пашу, иногда даже спать за баранкой приходится. Дали машинюшку — старушку, двадцать два года уже. День езжу — два на ремонте стою, вот и заработай тут чего. Эх, Санёк, скоро выучишься, станешь каким-нибудь начальником, большие деньги будешь зашибать, — поддавая парку, болтал без умолку Володя, радуясь встрече с братом. — Каким ты огромным-то стал — Бугаина. Сколько же ты весишь?

— Всего центнер при росте два ноль три. Вспомни-ка, батя в молодости не хилее нас был, ростом только пониже. Да-а, подсох наш батя. Не мудрено, скоро семьдесят стукнет. Да и тебе на здоровье грех жаловаться, далеко не дистрофик. Ну что, хорэ, может? Я уже напарился.

— Ну иди, я ещё попарюсь чуток…

–… Чего колдуешь, бать? Слышу, кто-то здесь шебуршит, — заглянул Александр после бани к отцу в сарай. — Опять свои любимые железяки с места на место перекладываешь? А это что за штуковина у тебя? — взял младший сын в руки металлическую вещицу, не похожую ни на одну из всех известных ему деталей механизмов. По форме она напоминала куриное яйцо, только раза в два крупнее, тупой конец которого был совсем плоским и являлся основанием. — Ого, вот это Гравицапа! Смотрел фильм «Кин-дза-дза»? Точь-в-точь такая же гравицапа. Откуда она у тебя? Тяжёленькая! Что за металл? Уж не серебро ли?

— А хрен ё знат? Но уж точно не серебро, оно мягкое. Этой штуковине знашь скока лет? Её исшо мой дед после Первой мировой из Восточной Пруссии привёз, в каком-то музее тама на память стырил. Думал, чё-то ценно, а оказалась ненужной железякой, хоть с виду и забавна. Я когда исшо мальчонкой бегал, бабка эту штуковину в углу за образами хранила. Есть в нёй чё-то волшебное. Помню, дед как-то нечаянно нажал в ней на чё-то, мы тады на крыльце с ним вечером сидели, дык в нёй чё-то заскрипело, зашуршало, а потом вдруг — бац, стенки на четыре части откинулись. Мы с дедом удивились, тока на пару секунд посмотрели друг на друга, а она сразу и закрылась. Не успели даже разглядеть, чё у ней внутре было.

— Да-а? Ну-ка, нажми куда надо, пусть откроется, я посмотреть хочу.

— Ха, кабы знать на чё нажимать? Дед цельный год потом её из рук не выпускал, всяко разно в неё пальцами тыкал — не открылась, зараза така. Я и сам её крутил-вертел много раз, всё без результата. Орехи ей колоть хорошо, больше и толку от неё никакого. Потом она пропала у меня куды-то, только лет через двадцать вдруг нашлась, в отцовом ящике с инструментами лежала. Года два назад я её в сухопарник сунул, просто так, шутки ради. А потом оказалось, что из-за неё самогон стал, как лечебный эликсир — никакого похмелья. С утра встаёшь, как младенец. Скока ни выпей — ни башка не гудит, ни сушняк не мучит…

Александра от этой железяки было уже не оторвать. Чего он только с ней не делал — крутил-вертел, стучал по ней молотком, пилил ножовкой по металлу.

«Ну всё, транклюкатор хренов, держись, сейчас я тебя транквилизировать буду».

Со злости уже дошёл до того, что зажал в тиски и начал пилить болгаркой, но ничего у него не получилось, даже алмазный круг её не брал.

«Что же это за бандурина такая? Какой странный металл, ни одной царапины не осталось. Хм!»

***

На следующий день рано по утру все собрались в лес по грибы. Много раз уговаривали Александра, но тот на отрез отказался. Всё чего-то вычислял, чертил какие-то таблицы и графики.

— Какие грибы? Отстаньте от меня, не до пустяков мне. Скажи, бать, а в каком примерно году это было? Ну, когда дед твой на чего-то нажал, и она открылась.

— А хрен ё знат. Мне тады лет шесть-семь было, не больше. Брось ты эту железяку, айда с нами. Мож, ты и на рыбалку завре не пойдёшь? Заберу тады у тебя эту хреновину, спрячу — не найдёшь, — грозился отец, но Саня его уже не слышал.

«Ровно шестьдесят четыре пупырышка и столько же ямочек по всей поверхности на этом курином яйце, — несколько раз пересчитал студент. — А что, если здесь использована двоичная система счисления?»

Сидя на крыльце, приняв пупырышки за единицу, а ямки за ноль, он стал нажимать с верхнего, спускаясь вниз, нажимая на соседние пупырышки и ямки. Сверху, на самом кончике этого яйца, была ещё маленькая кнопка в виде квадратика. Саша предположил, что она выполняет функцию точки для разделения цифрового текста. Он набирал по несколько раз, начиная и сверху, и снизу, и в разные стороны, но ничего у него не получалось. Чтобы не повторяться, для чистоты эксперимента стал всё строго заносить в таблицу, предварительно изобразив поверхность этого странного предмета на листке бумаги, зарисовав и проставив номера каждого пупырышка и ямки.

«Если мой прадед случайно угадал шифр, то код должен быть коротким, не более трёх-четырёх символов, — набирал он номера годов, когда отцу было примерно семь лет. — А чего я историю-то набираю? Ну-ка, попробую набрать сегодняшнюю дату», — стал он набирать цифры в двоичной системе, отделяя точками год, месяц и число.

Внутри гравицапы что-то стало двигаться, шуршать, и наконец её стенки открылись. Внутри из середины раскрывшегося яйца начало что-то светиться перламутровым светом, как огромная жемчужина, из самого верха которой, из квадратика кнопки раздела цифр, бил тонкий луч, уходя высоко, до самого неба. Саша самопроизвольно начал вдруг креститься и бубнить себе под нос какую-то непонятную молитву, придумывая на ходу свои собственные слова для неё, через каждое слово, как заклинание, повторяя: «Господи, помилуй!»

Не отрывая глаз от жемчужины, ему мысленно представлялись короткие видеоролики, быстро сменяющие друг друга. Вот взлетает самолёт, рейсом Оттава — Нью-Йорк. На табло показано время вылета — 05.30 ГМТ. После отрыва от земли самолёт взрывается в воздухе. Эту картину заменяет следующая, не менее ужасная — время 09.32 МСК, у рейсового автобуса Алушта — Судак, едущего по горному серпантину с двадцати двумя пассажирами, вдруг отваливается переднее правое колесо, и он падает в пропасть.

Саша секунд на десять оторвал глаза от этой жемчужины, и стенки гравицапы сразу быстро закрылись.

«Это что такое было?» — тупо уставился он на железяку, ничего не понимая. Посмотрел на часы, время было только девять утра. Во рту у него всё пересохло от волнения. — Может, это яйцо хочет перечислить мне все катастрофы, которые произойдут сегодня в мире?»

Он вспомнил, как по телевизору недавно показывали страшную авиакатастрофу. Быстро набрал на гравицапе дату этого крушения. Яйцо заставило Сашу мысленно увидеть картину аварии. Перламутровая жемчужина вещала о том, как 18 мая самолет Boeing 737 компании Global Air разбился при вылете из аэропорта Гаваны. На борту лайнера находились сто тринадцать человек, все погибли.

Саша не мог поверить в такое чудо. Ещё и ещё раз открывал он стенки гравицапы, заглядывал в прошлое, случившееся в этом году, и в завтрашний день, потом в послезавтрашний. Набрав дату через два дня на третий, гравицапа уже не открывалась. Он набирал даты из прошлых лет, но железяка открывалась только при наборе кода с датой текущего года.

«Ага, значит, она может заглядывать в будущее. Жаль только, что всего на два дня, — вернулась к нему способность соображать. — Господи Боже, это что же получается? Наша жизнь уже кем-то запланирована?! Но этого же не может быть. Но вот же, факт налицо, — он ещё несколько раз набирал даты и время, и ему снова мысленно представлялись картинки из будущего. — А ну-ка, покажи, где сейчас находятся мои родители? — впервые задал он мысленно специальный вопрос жемчужине и сразу также мысленно увидел брата с матерью, выходящих из леса с полными корзинами грибов. За ними, прихрамывая, опираясь на палку, плёлся отец. — Вот это фокус, ну спасибо! Возвращаются уже. Значит, скоро дома будут. А ещё чего-нибудь можешь показать? Где, например, можно здесь неподалёку клад какой-нибудь откопать?» — спросил он наобум, без всякой надежды.

Гравицапа показала ему мысленно карту местности, где в пятнадцати километрах от их дома на берегу речки Красногорки остался полуразрушенный кирпичный фундамент от старой церкви. Раньше здесь стояло село Мокрушино. При закладке на каждом углу бывшей церкви прихожане бросали под фундамент монеты. На карте был даже нарисован чёткий план, на котором стрелочками было указано, где нужно копать.

Только успел он выключить гравицапу и спрятать свои зарисовки на бумаге, как к дому подошли грибники.

— Ба-а, сколько вы грибов набрали?! — сыграл он на лице удивлённую восторженность.

— Всего полчаса собирали, остально время на ходьбу ушло, — хвастался отец. — Зря с нами не пошёл, мы грибны места знам. Я токма одне белые да подосиновики брал.

— А гадюк сколько — ужас, — перебил отца Володя, вставив свои приключенческие истории. — Батя двух убил, и я одну прутом запорол.

— И я пару видела, но убивать не стала. Пусть живут, оне тожа твари Божьи, — вставила свои впечатления мать тихим писклявым голоском.

— Фу-у, а жарища-то! В лесу духота, рубаху хоть выжимай. Ну, а ты как, разобрался со своей железякой? — кряхтя, снимая резиновые сапоги, спросил отец.

— Не-а, ни в какую не поддаётся, гравицапа эдакая. Но ты её, пап, всё равно храни. Может быть, я когда-нибудь и разберусь с ней. Если не я, так Володя или наши дети.

— Ну дык и забери её себе. Мне-то она зачем? — предложил отец.

— А самогонку тогда чем очищать будешь?

— Ну дык я её токма для вас с Вовкой и выгнал. Из меня таперечи какой пивец? Рюмку выпью, и сразу в сон клонит, — улыбался отец, лукаво подмигивая матери. — Я своё море спиртного давно выпил.

Мать нажарила картошки с грибами, позвала всех за стол, выставила литровую бутыль самогона. Вовка сразу схватился за неё.

— Погоди, Володь, давай лучше вечером выпьем, — предложил младший. — Хочу попросить тебя отвезти нас с отцом в одно место. Если честно, я специально для этого и приехал. Пап, ты знаешь, где тут раньше село Мокрушино стояло? Рядом где-то, километров пятнадцать отсюда, на берегу Красногорки?

— Чё-то слышал, не помню. А чё тама тако?

— Да я у себя в Москве в архивах библиотеки однажды копался и случайно наткнулся на план этого села. Там ещё при Екатерине Второй, в 1786 году церковь построили. Где-то раньше читал, что в те времена существовал обычай — все прихожане бросали деньги в углы фундамента будущего храма при закладке. Вот, а спустя столетие, ещё задолго до революции, каждый год по весне это село затапливало разливом реки, жители вынуждены были уезжать в другие места. С годами село полностью умерло. Брошенные дома, которые люди из соседних деревень не растащили по брёвнышкам и досочкам, давно сгнили, сравнялись с землёй. От деревянной церкви остался один полуразрушенный кирпичный фундамент. Может, съездим, посмотрим, что там вообще осталось, а?

— Чё, прямо сейчас ехать хочешь, что ли? — недовольно спросил брат. — Мы ведь устали, сколько километров на ногах накрутили. Давай хоть пару часиков отдохнём.

— Да чего тут ехать-то, рядом совсем. Ну разреши тогда мне твою машину взять…

–… А вот и останки этой церкви. Не хочешь ли, Володь, миллионером стать? — хитро улыбался младший брат. — Здесь зарыт настоящий клад, даже не знаю на сколько миллионов. Село было крупное, несколько мануфактур работало. Нам бы лишние деньжата не помешали. А? Чего думаете?

— Дык по закону надыть сперва разрешение владельца этой земли получить. К тому же, двадцать пять процентов получает тот, кто нашёл, и стока же будет иметь хозяин земли, а остально всё государству отходит.

— Погоди, а ты уверен, что здесь на самом деле чё-то есть? Может, это совсем не то место, о котором ты в своей библиотеке надыбал, — оглядывая фронт работы, неодобрительно отозвался старший брат.

— Нет, не уверен. Вот давай и проверим. Тебе что, лень метр земли откопать? Ты, наверное, за баранкой своей «Волжанки» за пару-тройку часов сможешь больше заработать, — с некоторой ехидцей поддел брата Саня. — А кто может быть владельцем этой земли, бать?

— Дык в район нады ехать, тама у них, в местном правительстве спрашивать.

— Нехрен ни у кого спрашивать, — взял своё слово Володя. — Ночью сюда приедем, клад откопаем, а следы заметём. Никто ничего никогда не узнает. Пока будем бегать да разрешения всякие спрашивать, здесь успеют всё без нас выкопать. Тем более, по закону нам за самовольное выкапывание клада никакого уголовного наказания всё равно не будет. Могут только отнять всё, что нарыли.

— Ну? И чего тады ночи дожидаца? Здеся в округе на десять вёрст вокруг ни единой души нету…

До вечера успели откопать два угла. Земля попалась мягкая, камней мало. Откопали семьдесят четыре монеты, из них четыре петровских золотых червонца, восемь пятирублёвок, тоже золотых, серебра около двух десятков, а остальное медью. Ямы закопали обратно, землю хорошенько разровняли и утрамбовали…

— Это только половина, и в двух других углах примерно по столько же будет, — подводили некоторые итоги кладокопатели, сидя за столом на кухне.

— Ну, за такой успех не грех и рюмашку пропустить, — улыбался отец. — Куды бы тока теперя сбыть всё это богасьво, вот в чём заковыка.

— Никакой заковыки, — закусив солёной капусткой, уверенно ответил Володя. — Торопиться не будем. Пяток червонцев можно и у нас в городе махом продать. Если в Москве такой червонец примерно полтора ляма стоит, то здесь за один лимон с руками-ногами возьмут. Нам деньги прямо сейчас нужны. Хоть сколько-то, а то у меня отгулы завтра кончаются, за свой счёт гулять не дадут. Придётся увольняться, наверное, а жить на что-то надо.

— А я вот что думаю, — заговорил Саня, внимательно выслушав старших. — Деньги, конечно, нужны прямо сейчас. Нам прежде всего нужно как можно быстрее выкопать полностью весь клад и замести следы. Потом я предлагаю тебе, Володя, на проданные несколько золотых червонцев купить в нашей деревне дом с участком. Не знаешь, мам, никто здесь дом не продаёт?

— Дык полно. У нас многие в город перебираюца. Вона Жибаревы младшие в конце нашей улице продают. Сами в городе квартеру в ипотеку взяли. Дом хороший, со двором, баня в огороде. Полтора мильёна просют, — сообщила мать. — А зачем Вовке дом-то покупать? Пусть у нас живёт, места всем хватит.

— Нам нужно официально застолбить этот клад, — продолжал объяснять своё предложение Александр. — Закопаем все найденные монеты в огороде его купленного дома, а весной, при перекопке, Вовка, будто бы случайно, найдёт при свидетелях большой клад. Повезло, дескать, брательнику, счастье привалило. Пятьдесят процентов стоимости клада, конечно, уйдёт государству, но нам и остального вполне хватит. Зато никто у нас этот клад уже не отнимет и бегать продавать по одной монетке нужды не будет.

— Ну уж нет, извините, я делиться с государством не хочу, — запротестовал сразу старший брат. — С какой стати? Это ж какие деньжищи терять, с ума сойти.

— Погоди, подумай сначала. Санька дело говорит. А если при продаже золота тебя за руку схватят? Ладно, если просто всё отберут, а могут и посадить, — рассудил отец. — Мы вона, с матерью вдвоём на двадцать две тышши в месяц живём — и ничего, с голоду не пухнем. Куды тебе стока денег, солить, что ли?

— Не понимаете вы ничего, — подумав немного, махнул на всех рукой старший сын. — Это же совсем другая перспектива, новая жизнь начнётся. Думаете, мне охота всю жизнь баранку крутить, перебиваясь с гроша на копейку? Будут деньги, смогу тоже на кого-нибудь выучиться. И в мои двадцать девять ещё не поздно. Только везде и всюду учёба платной стала, а где денег взять?

— Вы простите меня, пожалуйста, — заговорил вдруг Александр совсем другим тоном, наливая всем в рюмки. — Хотел сначала сам всё обдумать, полностью исследовать, разобраться во всём. Давайте выпьем за нашего прадеда, Тихона Васильевича, царство ему небесное. На этот клад мне указала та самая гравицапа — железяка, которую он с Первой мировой привёз. Открыл я её сегодня.

Все посмотрели на Сашу, как на инопланетянина.

— Как? Я целый месяц её в прошлом году из рук не выпускал, — удивился Вовка.

— Дык и я за жисть-то раз двести к ней приступалась, — сообщила мать. — И чё, как она открываца-та?

— Пока я не так много узнал о ней, но вам обязательно нужно знать главное — она действительно какая-то волшебная. В волшебство никогда не верил, всегда считал, что любые чудеса можно как-то объяснить наукой, но здесь я в полном ступоре, ничего понять не могу. Может быть, эта штуковина попала к нам ещё с рождения Христа. Ясно пока только одно — эта гравицапа имеет чисто земное происхождение и создана людьми, уровень знаний которых был не менее развит, чем наш. Во-первых, сам материал. Это всё же металл, потому что поверхность у неё холодная, да и сама штуковина по весу весьма тяжёленькая. А главное, ток проводит, специально проверял. Но что это за металл? Сегодня такого ни в природе, ни в искусственно созданном виде нигде нет. Очень прочный, не магнитит, ни электро, ни газовая сварка его не берёт, алмазным диском даже не пилится. Во-вторых, чем питается этот приборчик? Допустим, на открывание срабатывает какая-то пружина, а дальше уже нужен какой-то источник энергии — батарейка, аккумулятор или ещё чего-то. Но как эти источники могут работать так долго?

Вот смотрите, видите, на её поверхности есть пупырышки и ямки, которые я условно принял за единицы и ноли. Открывается набором кода по двоичной системе счисления, а для этого нужно всего лишь набрать год. Для точности можно добавить ещё месяц, число и время. Тогда гравицапа, я уже так её прозвал, раскрывается, и четыре стенки её опускаются вниз, словно лепестки цветка, а в центре начинает светиться перламутровым цветом что-то похожее на крупную жемчужину…

Александр подробно рассказал о своих экспериментах. Родственники тихо и внимательно слушали, глядя на гравицапу, будто впервые её увидели…

–… И что самое удивительное, она может показать любое событие, происходящее на Земле в любой точке и в любое точное время в настоящем и будущем, но не дальше, чем на двое суток вперёд в текущем году. То есть, мы можем узнать, что, где и когда произойдёт то или иное событие, начиная от сегодня и до послезавтра. Вот такие чудеса, до сих пор поверить не могу. Когда разобрался, как она открывается, поэкспериментировал с датами, а потом попросил показать, где вы находитесь. И представляете — показала. Вы как раз из леса выходили, напротив старой лесопилки. Мама с Вовкой впереди, а батя с палкой сзади хромал. У тебя что, пап, нога болит?

— Ерунда, коленкой просто о дерево зашиб, кады за второй гадюкой погнался. Да сейчас уже ничего, зажило. Ну, а как ты про клад-то узнал?

— Просто спросил первое, что на ум пришло. Не может ли она показать, где поблизости можно какой-нибудь клад откопать.

— Ох, ну и гомнюк же ты, братец! Заставил нас землю копать, — заворчал сразу Володя. — Не мог, что ли, чего-нибудь полегче у неё спросить?

— А ты что, сильно переломился, что ли? Да на тебе ещё пахать и пахать можно. А как насчёт того, что ты сегодня миллионером стал? Говорю же, я только начал изучать её возможности. Вы уже к дому подходили, а у меня ничего лучшего на ум не пришло. Ну предложи что-то лучше, раз ты такой умный.

— Ладно вам ссорица, — вступился сразу отец. — Ещё чего не хватало? Вы же братья родные.

— Ладно, Санёк, извиняй! И спасибо тебе огромное, что в долю взял. Мне деньги сейчас во как нужны.

— Добро! А сейчас давайте я научу вас ей пользоваться. Будем вместе думать, как её лучше использовать.

— Ой, давай лучше завтра с утра. Устал, как собака, после этой копки. Давайте лучше ещё выпьем, да я спать завалюсь…

***

–… Из этого можно сделать только один вывод — нами кто-то управляет, — сидя за столом на кухне, рассуждал вслух Александр. — Жизнь каждого человека кем-то уже запрограммирована. Чем иначе объяснить, что с помощью этой вещицы мы можем заглядывать в будущее? Пусть хоть и на два дня всего. Если есть само будущее, если мы можем ещё и понаблюдать за событиями, проходящими в нём, то от нас самих уже ничего не зависит. Хочешь — не хочешь, а у каждого судьба уже кем-то предрешена — ничего не изменить, как ни пытайся. Но почему можно заглядывать в будущее только на два дня? Вам не кажется это странным?

— Чё ты тут расфилософствовался? Тоже мне, ещё один Мендельштамп выискался, — поднялся из-за стола старший брат. — Лучше подумай, куда золотые монеты сбывать будем. Ладно, пошёл я спать. Утро вечера мудренее…

На следующий день с утра Володя отвёз отца с Сашей в бывшее село Мокрушино, продолжать копать клад, а сам, взяв для образца один золотой червонец, поехал в город, чтобы разведать, где эти червонцы можно продать. Уже к обеду Саша с отцом откопали полностью весь клад и закопали ямы. Володя приехал, когда они уже утрамбовывали землю.

— Ну чё? Как у вас тут дела? Много накопали? А я договорился на послезавтра сразу с двумя клиентами, с обоими по миллиону двести за штуку, — радовался Вовка, чуть не танцуя. — Ну дела! И всё благодаря тебе, Санёк.

— Не мне, а прадеду нашему. Это только первая проба, с этой гравицапой мы теперь такие дела сможем проворачивать, у меня даже фантазии не хватает. На вот тебе, держи ещё мешок с миллионами. Здесь тоже больше полусотни монет, одних петровский червонцев шесть штук.

— Охренеть! Поехали домой скорей, напьюсь сейчас с радости. Надо же, ещё позавчера утром не знал, на что ботинки купить…

До ужина по несколько раз пересчитывали, сколько всего у них золотых червонцев и пятирублёвок, сколько серебряных рублей и полтинников, медных пятиалтынников. Всё пересчитали, вплоть до полушки. После ужина Александр сел учить родственников пользоваться гравицапой. Долго по несколько раз объяснял двоичную систему счёта, но никто её толком так и не понял. Вовка с отцом уже порядочно захмелели, а мать вникать даже не собиралась.

— Нахрена нам твоя арифметика? Ты смог эту железяку открыть, вот ты и будешь из неё пользу для всех нас вытаскивать, — пришли они к единому общему мнению.

Даже открыв гравицапу, направляя луч в окно, никто из них не мог ничего мысленно увидеть ни в настоящем, ни в будущем.

— Ну как же вы не видите? Надо всего лишь внимательно, не отрывая взгляда смотреть на жемчужину и мысленно задавать ей нужные вопросы, — в двадцатый раз объяснял всем Александр. — Если оторвёте взгляд на десять секунд, штуковина закроется. Во сколько ты послезавтра с первым клиентом встречаешься? Сейчас посмотрим, как у тебя там всё гладко пройдёт.

Саня набрал дату и время, гравицапа открылась, и все снова уставились на жемчужину…

— Ну что, видели чего-нибудь? — с надеждой спросил Александр.

— Да нихрена не работат эта твоя гравицапа, — возмутился отец. — У меня ажно башка разболелась от напрягу. Все мозги себе сломал, а ничё так и не увидел.

— Вот и я тоже, — подтвердил Володя. — Как это у тебя получается чего-то видеть? Ну и чего она тебе показала?

— Странно! И напрягаться совсем не надо, просто смотри на яйцо, да и всё. Короче, с первым клиентом не встречайся ни в коем случае — обманет. Их там на встречу трое придёт. Вот тот косматый с бородкой покажет тебе деньги в барсетке, ты отдашь ему четыре червонца, а он сразу убежит. Ты дёрнешься догонять, а эти двое тебя свалят с ног и тоже разбегутся. Ни денег, ни червонцев — вот так-то. Давай теперь на встречу со вторым посмотрим…

— Ну как? Опять ничего не увидели? Ну вот этот твой толстый клиент с усами — совсем другое дело, честным окажется. Можешь смело с ним встречаться. Он предложит и дальнейшее сотрудничество, только ты ему ничего не обещай, ладно. Лучше вообще не рассказывай про наш клад. Скажешь, мол, от деда в наследство вот только эти шесть штук остались.

— Чё ты меня учишь? Я что по-твоему, совсем идиот? — обиделся брат…

Через два дня, ближе к вечеру, Володя приехал с деньгами.

— Ну всё, давайте делить теперь, — вытащил он из сумки пачки новеньких хрустящих банкнот. — Каждому получается по два ляма четыреста. Думаю, никто не в обиде.

— Куды стока? Нам с матерью и половину мильёна до конца жизни хватит, — замахал на него руками отец. — Пару молодых поросят к весне купим да с десяток цыплят. Ну, рази холодильник исшо новый купить, а то этот только тарахтит, как трактор, а не морозит. Себе берите, вы молодые, вам нужнее.

— Мне тоже столько не нужно, — возразил Александр. — Одного лимона за глаза хватит.. Себе бери, Володь. Тебе ещё дом покупать у Жибаревых, ремонт там, мебель и прочее. Жену с дочкой здесь пропишешь, купишь себе какую-нибудь жёлтенькую «Рено», возьмёшь лицензию и будешь заниматься частным извозом. Свобода — нечего на какого-то дядю на убитой «Волге» горбатиться. Глядишь, и у родителей всегда надёжный помощник под боком будет. А с этой гравицапой мы ещё ого-го сколько кладов откопаем, дай институт закончить. Только давайте договоримся о нашей волшебной железяке никому не рассказывать. Пусть это до поры до времени будет тайной только между нами…

Через два дня Александр уехал в Москву. Родственники настояли, чтобы он забрал гравицапу с собой.

— Ты один умеешь ей пользоваться, вот и забирай. Экспериментируй, разбирайся, изучай, а потом и нам всё расскажешь, — настояли они единодушно.

***

«…Деньги, деньги, деньги! Кругом и всюду одни деньги. Кажется, весь мир окончательно сошёл с ума, никто уже ни о чём другом думать не может» — негодовал Александр поздним вечером, лёжа на диване в своей трёхкомнатной квартире на Соколе, которую купил этой весной.

Учёбу почти совсем забросил, большую часть времени посвящал спекуляциям на Московской бирже. По возвращении из деревни, уволился с работы и сразу записался на платные курсы трейдеров. Занимался и акциями, и валютой, и всем, чем только можно было спекулировать. Надобность в изучении рынка отпадала. С помощью гравицапы, заглядывая в завтрашний день, он в первый же месяц заработал огромные деньги. Вошёл в азарт, заболел этим делом так, что порой забывал про сон, прогуливал занятия в институте. Вскоре стал играть уже и на всемирно известных, на NYSE, NASDAQ, Токийской, Лондонской и Шанхайской фондовых биржах. Деньги текли рекой, он их даже не считал. Практически не расставался со своей гравицапой. Она стала уже его вторым «Я», мог разговаривать с ней на полном серьёзе, как с родным человеком. Направлял луч в окно — для других людей, находящихся в полутора метрах от гравицапы, этот луч был невидим — задавал ей самые разные вопросы.

«А кто тебя создал? А как ты устроена? А почему ты можешь заглядывать в будущее только на два дня?»

Но на такие вопросы гравицапа ответов ему не давала, сразу закрывала свой панцирь. Александр уже давно понял, что общаться мысленными представлениями с ней может только тот, кто её открыл. «Вот, оказывается, почему ни Володя, ни батя с матерью не могли ничего увидеть».

Во время игр на биржах, гравицапа, словно лучший друг, сама начала давать ему советы, что и когда покупать, а что продавать, предлагая самые выгодные варианты, имеющиеся на данный момент…

Как-то осенью после зачёта он пришёл домой весь разбитый. Аппетит пропал, лёг спать, даже не поужинав. Но уснуть не получалось, его лихорадило и мандражировало так, что он даже испугался.

«Господи, как бы концы не откинуть. Чё это со мной? Заразу какую-то подхватил, что ли?»

Померил температуру и удивился, к тридцати девяти подскочила.

«Первый час ночи. Скорую, разве, вызвать или уж промучиться как-нибудь?»

Он уже и о спекуляциях на биржах забыл, двое суток в свои шесть ноутбуков не заглядывал. Вспомнил о гравицапе, кое-как встал, открыл её, боясь прогореть на биржах, и успокоившись, что всё у него там на биржах нормально, задал ей вопрос, даже не надеясь получить ответ. «Не знаешь, чего у меня?» Та тут же ответила: «Грипп подхватил. Смотри на меня две минуты внимательно, не моргая. Начинаю процесс исцеления»…

Саша смотрел на светящуюся жемчужину, словно заколдованный. Через пару минут резко почувствовал облегчение, а вскоре болезнь полностью улетучилась, как и не бывало. И мысли о смерти прекратились, и сразу понял, что такое настоящее счастье. Заснул с гравицапой на груди. Проснувшись утром, сразу открыл и слегка коснулся жемчужины губами, вроде как, поцеловал. Уж очень ему хотелось хоть как-то выразить благодарность за своё исцеление. Сразу мысленно увидел образ улыбающейся мамы. Только она, самая родная в мире женщина, могла так по доброму ласково улыбаться. Жемчужина показалась ему живой, словно имела биологическое начало. Даже температура в тот момент у неё была, как у человека. Как потом выяснилось, она могла исцелять и других людей. Для этого нужно было всего лишь смотреть на жемчужину и думать о больном, представляя его образ…

«Нет, она явно земного происхождения, это баз всякого сомнения, — рассуждал Александр перед сном. — Как же действует её система исцеления, интересно? Эффект плацебо, может быть? Я слепо верю, что гравицапа меня вылечит, происходит внушение моему сознанию или подсознанию. Моя иммунная система, полностью подчиняясь мозгу, начинает активно бороться с инфекцией и сразу побеждает болезнь. Может быть, может быть… А как она черпает информацию из космоса? Откуда там вообще взяться информации? Луч — это антенна для связи. Для связи с кем?»

Где-то раньше он слышал гипотезу о существовании вселенского разума. Это что-то вроде скопления и хранения мыслей и знаний всех разумных существ, как умерших, так и ныне живущих на всех обитаемых планетах, на волну которых можно мысленно настроиться и черпать оттуда нужную информацию.

«Предсказание будущего, особенного такого близкого, всего за двое суток, можно теоретически представить, как единственно правильный вывод после тщательнейших наблюдений и глубочайших анализов за какими-либо процессами и событиями, — пытался он хоть как-то объяснить сам процесс этого волшебства исключительно самому себе. — Элементарный пример — любой взрослый человек, живущий в северном полушарии, путём простейших наблюдений и анализов способен сделать вывод, что летом будет тепло, а зимой холодно.

Едет поезд, например. Зная точное время отправления, прикинув время в пути, любой может элементарно предвидеть будущее, вычислив время прибытия поезда. Допустим, что вдруг произойдёт крушение этого поезда. Как это узнать? Может быть, вселенский разум как раз имеет информацию, что где-то на пути у железного полотна дороги есть какой-то дефект, и в определённый момент времени в будущем этот рельс сможет выдержать нагрузку только первых двух вагонов, а потом произойдёт неизбежное крушение поезда. Вот почему всегда находятся люди, в последний момент отказавшиеся от поездки на каком-либо транспорте, с которым обязательно произойдёт несчастный случай? Как они могут предчувствовать эту беду? Может быть, их подсознание как-то самопроизвольно настраивается в резонанс с космическим разумом? — никак не мог заснуть Саша, ворочаясь с боку на бок, развивая различные предположения и догадки. — Помню, в этой гипотезе ещё утверждалось, будто все научные открытия были сделаны учёными именно благодаря их способности настраиваться на нужную волну космического разума. Так, например, Менделеев, постоянно думая о своей таблице, однажды уснул, а проснувшись, сразу записал в неё все недостающие элементы. Просто настроился на нужную волну — и всё. Может, это и есть подтверждение такой гипотезы? Всё может быть! Ох, даже думать о таких вещах страшно».

Тем не менее он всё чаще стал задумываться над такими вопросами.

«Двоичную систему счисления придумали ещё до нашей эры, но чисто для теории. Только сравнительно недавно при стремительном развитии цифровой техники она стала незаменимой практически. Сколько времени гравицапа пролежала в том музее, пока её не стырил оттуда мой прадед в 1916 году? Даже неизвестно, открывал ли её вообще кто-либо из людей нашей эры, кроме деда, да и то по чистой случайности. Хозяину этой диковины предоставляется всего два дня, чтобы заглянуть в будущее. Увидев там ошибочный путь, ему даётся возможность за это время успеть вернуться в исходную точку, чтобы всё исправить. Она предупреждает о всех трагических случаях на Земле, которые могут случиться в ближайшем времени. Мол, на тебе, хозяин, информацию, и торопись, ведь для устранения катастрофы у тебя осталось всего два дня. Какой же я дурак, побежал сразу деньги делать. Набивал ими свой кошелёк, вместо того, чтобы предупреждать людей о грядущей опасности»…

После отъезда из деревни, Александру в Москву стал часто названивать брат Володя.

— Как ты там? Денег не надо? А то приезжай, я продал кое-чего, приличная сумма получилась, — позвонил он как-то в середине осени.

— Заткнись, — грубо оборавал его младший брат. — У тебя башка-то есть на плечах? Такие вопросы не по телефону. Не надо мне ничего, забирай всё себе.

— Чё ты разорался-то сразу, бешеный? Приезжай к нам на Новогодние праздники, мы с Тамарой решили расписаться, приглашаем на свадьбу.

— Вот это радостная весть. Спасибо, обязательно приеду. Как там мама с папой живы здоровы?

— Нормально! Батя, правда, сильно захворал, второй день с постели не встаёт. Простудился, видать, но держится молодцом. Моя Тамарка его прямо на дому лечит, она же фельдшер у меня.

Вспомнив своё счастливое исцеление, Саша сразу бросился к гравицапе.

— Вовка, ты сейчас дома? Хочешь фокус? Не успеешь до бати добежать, как он полностью выздоровеет. Передавай ему привет от той безделушки, что ему досталась в наследство от нашего деда Тихона…

Как и обещал, Александр приехал к родителям на праздники после зимней сессии. К этому времени его старший брат, Володя, всей семьёй уже полностью перебрался в собственный дом. Седьмого января они с Тамарой официально расписались, так как до этого жили гражданским браком. Володя удочерил пятилетнюю Надюшку. Сыграли небольшую свадьбу, на которую приехали только мать и младшая сестра Тамары — Ольга, студентка пятого курса мединститута. Владимир только на свадьбе впервые увидел и познакомился со своей тёщей. Между Александром и Ольгой сразу успели зародиться некоторые чувства, которые заметили все родственники. После отъезда сына, у Сашиных родителей появился повод для мечтаний о будущих внуках…

***

«Деньги, деньги, деньги! Как же это всё надоело, — ворочался он, лёжа на диване, постоянно задумываясь о будущем. — Всё, хватит с меня. Не для такого же пустяка досталось мне это волшебное чудо».

Порвав окончательно со всеми биржами, у него насчиталась огромнейшая сумма, как в рублях, так и в долларах, евро и прочей валюте.

«Хотя, а чего тут удивляться? Любой на моём месте сразу бы одурел от радости и бросился за добычей денег. Оно и понятно, срабатывает инстинкт самосохранения, не позволяющий упустить возможность обеспечить себе и своему потомству будущее с условиями наибольшего благоприятствования. А дальше-то что? Не солить же мне в самом деле эти деньги, как батя выражается. Возможности гравицапы я уже, наверное, все изучил. Но что я могу? Мир даже с этой волшебной палочкой не переделаешь. Закон жизни — естественный отбор в природе отменить невозможно. Всегда будет выживать сильный и погибать слабый. Как, впрочем, и природный закон борьбы и единства противоположностей — добро будет всегда рядом со злом. При этом у каждого была, есть и будет своя судьба, предначертанная свыше, и никуда от этого не денешься. „На каждого Пушкина всегда найдётся свой Дантес“, — как сказал кто-то из писателей. Да, но хоть сколько-то судьбоносных трагедий я смогу предотвратить. Или, по крайней мере, отсрочить».

***

Рассовав все деньги по ячейкам в разных банках, он сел в свою новенькую «Инфинити» и поехал к родителям, прихватив самое главное своё богатство — волшебную гравицапу.

— Вот, Саня, твоя последняя доля от продажи нашего клада — ровно восемь лямов, — с довольной физиономией сунул Володя брату увесистый пакет в руки. — И ничего закапывать в огороде не потребовалось, всё под чистую распродал. Выдумал, тоже мне, государству половину отдавать.

— Не нужно мне, Володь, себе оставь. Забери, говорю! Достало всё, видеть уже не хочу никаких денег. Бать, а пойдёмте завтра с утра в лес за грибами, а?

— Каки щас грибы, что ты? Через месяц, не раньше. Совсем в своей Москве нюх потерял, что ли? Вот на рыбалку могём. Готовьтесь тады, я вас обоих на рассвете разбужу. Куды пойдём, на Волгу аль на озеро?

— Извините, но на этот раз без меня. Мне завтра с утра Ольгу встречать, она на летний отдых к нам приезжает. Получает аккредитацию и осенью собирается поступать в ординатуру, — сообщил старший сын. — Вот чокнутая — век живи, век учись, а всё равно дурой помрёт.

— Оля? — удивился Саша такой новости. — Слушай, а давай я её встречу. А вы с батей вдвоём на рыбалку рванёте, а?

***

В конце лета состоялась грандиозная свадьба — гуляла вся деревня. Накануне Александр пригнал сюда несколько фур с грузом молодых поросят, коз, гусят, утят, цыплят, комбикормом и прочим добром. Каждая семья деревни, в которой насчитывалось почти сотня дворов, получила в подарок от молодожёнов хороший приплод домашнего скота.

Уже через год в деревню стали приезжать люди целыми толпами со всех краёв и областей. Деревня расширилась до села. На деньги неизвестных спонсоров была построена каменная церковь, заработала частная животноводческая ферма и птицефабрика. Слухи уже докатились до зарубежья. Оказывается, здесь объявилась молодая ясновидящая Ольга — новая вторая Ванга, имеющая способность не только полностью исцелять больных, но и предсказывать двухдневное будущее, предупреждать о возможных катастрофах, бедствиях, всевозможных несчастных случаях и даже сообщать людям, как их можно избежать. За день вылечивала около сорока больных, кроме нуждающихся в хирургии. Причём делала это абсолютно бесплатно. (Хотя муж её старшей сестры, назначенный администратором этого благотворительного дома, оказывается, втихаря всё-таки брал небольшую мзду с каждого очередника).

***

— Санёк, не хошь ли завре со мной по грибы сходить? — обратился как-то отец к младшему сыну. — Аль тебя жинка не пущат?

— Что это? Она уже давно без моей помощи колдует. Рад бы, но завтра не смогу, — счастливо улыбаясь, ответил Александр. — Она у меня вот-вот рожать начнёт, дома две акушерки уже наготове сидят. Готовься, бать, скоро внук у тебя будет — колдунишка маленький.