Людей больше нет

Николай Матвеев

В этой книге собраны рассказы, мысли и истории о людях, о тех, кто рядом с нами, о тех, кто потерялся или потерял, о тех, кто вокруг нас, о тех, кто в нас, рассказы о любви и вере, рассказы о потере и любви, о том, что делает людей людьми, о том, что убивает в человеке человека! Эта книга об одиночестве и эгоизме, о безысходности и силе. Здесь много музыки, музыкой пропитан каждый рассказ, где-то явно, где-то нет, но музыка здесь в каждой строчке. Я люблю музыку, жаль, что она умирает.

Вода

Уже неделю льётся с неба вода, и невозможно назвать это дождём, потому как стеною сплошной проливаются капли, похожие на огромные водные пузыри. Я копаю траншею, чтобы вода уходила в низину, уже больше похожую на болото, а если продлится дождь ещё пару дней, то станет там озеро, а после, если не прекратит истекать с небес вода, станет здесь море великое. А сейчас не до этого мне, смешались капли пота и дождя, мозолей кровь и чернота земли. По небу не летают вороны, по небу не летают журавли, осталось только тучам место, да раздолье рыбам. Быть может, это всё я делаю зазря?

Мир так жесток, несправедлив и тонок, как рваная перед венчанием фата. Ходили люди и просили хлеба, потом просили их оставить на ночлег, а утром я остался без скота, привязанный к кровати и, почему-то, не убит. Тогда я понял, что пора мне возвести забор, устроить крепость от непрошенных гостей, остаться в единении с собою. И высадил я яблоню в саду. Восьмой с небес уж день, стекает дождь, а я теперь взираю, как низина превратилась в озеро, и скоро подберётся берег до моих полей, облизывать их будут волны, и рожь погибнет, и вода наступит выше. Мне снова кажется, что дождь смывает все мои ошибки, мне кажется, что небо — за меня.

Однажды, в лесу, я увидел человека, который тащил за собою добычу, он тащил за собою мёртвое животное и распевал при этом странную песню, слова которой он сочинял прямо по ходу. Я подошёл к нему и спросил, чему так радуется человек. Он мне ответил, что только что он убил «эту мерзкую, дьявольскую тварь». Увидел я, что это был Гробарь — человекоподобное животное, что-то между рептилией и высшим приматом, он отыскивал мёртвых животных, или людей и закапывал их. В общем, был очень полезный зверёк, а в пищу он был не пригоден, ну никак. Зачем ты убил это животное, вопрошал я тогда человека, а в ответ я услышал лишь смех и ответ, что он был порождением сатаны и всякому человеку нужно поднять против твари такой оружие, и ещё он добавил, что так ему говорил Бог. Хам плюнул на мёртвое тело Гробаря и пошёл восвояси, а я тогда думал, что возможно, Бог просто хотел облегчить жизнь людей и избавить от скорби, ведь если умирает близкий твой, то горе пожирает душу человеческую, истончается душа и рвётся, сложно глядеть на застывшее тело, тяжело копать ему яму, страшно. Быть может, за то прозвали Гробаря сатанинским отродьем, что он высасывал у трупов глаза… А из кустов раздался пьяный возглас: «Да, кстати, это был последний на свете Гробарь!» Тогда в миру осталось намного больше скверны.

Я смотрю на открытые окна небесные и думаю, что всё не зря, я всё ещё надеюсь на то, что всё будет иначе. Вчера, в девятый день потока, когда-то узкий, безобидный горный ручеёк, вдруг превратился в мощную, как исполины, реку, и унесло мой хлев, в котором был весь скот. И скот весь утонул с кошмарными криками, с воем и страха наполненными очами. А мимо проплывают трупы гадов. А мимо проплывают трупы птиц. А мимо проплывают трупы зверей.

Когда-то у меня была дочь, когда-то она меня любила, и я любил её, и была гармония у нас и радость. Дочь моя любила играть, даже сделавшись уже достаточно взрослой, любила она играть с псами и кошками, с попугаем и мышью, с лягушками и мухами, а после полюбила она играть на гитаре. Тогда поселилось в сердце моём беспокойство, тогда оставалась она всё больше одна и что-то играла на инструменте своём, и пела непонятные мне песни. А однажды, вернувшись с полей, когда было уже темно, я услышал стоны из комнаты дочери! И настала смута в сердце моём, рвались перепонки от звуков, я ворвался в комнату и обомлел: Дщерь моя блаженствовала под натиском мужчины! Меня они, казалось, не заметили, а я сел на пол и заплакал. Как исходили слёзы из меня, так протекала внутрь боль и осознание того, что мир велик и не всегда такой, каким его мы кажем детям. Потом они ушли, и дочь я больше уж не видел, лишь краткая записка на столе: «Сим познано большее». Тогда я поймал змия и сделал отличный ремень.

Я решил посадить масличное дерево. Просто так, потому что всё равно уже нет никакого смысла воевать со стихией. Я взял лопату, отросток растения и пошёл в гору, туда, где ещё есть какое-то подобие земли, где нет сплошной воды, где есть еще, куда вонзить лопату. Я пробираюсь через камни и упавшие деревья, переступаю через мёртвых птиц и белок, я выхожу на самое высокое из всех доступных мне мест. Я втыкаю в землю лопату и чувствую, как много здесь камней. Работа длится больше часа, я вкапываю маленький ствол дерева почти на метр, на поверхности остаётся лишь небольшая крона листьев, это для того, чтобы его не смыл поток воды, или хотя бы, чтобы смыл не сразу. Смотрю на свой невзрачный дом, отсюда он мне кажется всего лишь коробком от спичек, сегодня дождь чуть ослабел, ещё бы, ведь уже он льёт одиннадцать, без передышки, дней. Спускаюсь вниз, я поскользнулся, падаю, мир кувырком, мне хочется порвать весь мир на части! Нет, всё не зря, пусть смоет чёртов мир, пусть всё очистится водой, пусть вымрет всё, пусть уцелеют только глупые, немые рыбы!

В двенадцатый день я смотрел на потоп.

В тринадцатый день я смотрел на потоп.

В четырнадцатый день я смотрел на потоп с крыши дома своего, ибо вода подступила к окнам, и не было возможности выйти мне, чтобы сделать что-то. И узрел я, как мимо проплыл труп человеческий, как обжирали рыбы хладное тело его, сгрызая нос и уши, и воззрел я в море, и увидел, что пиршество рыбам выпало, что пожирают они трупы твари каждой, и нет пощады и уважения к мёртвым. И понял я, что не только человек виноват в том, что делается вокруг, что виновата сущность человека, сущность вложенная Богом в него. Тогда я пошёл на чердак, я вытащил парусину, которую однажды продал мне Иафет — местный торговец, он никогда не торговался и цены на товар всегда задирал до предела, но товар у него всегда был отличного качества. Отличной была и эта парусина.

В пятнадцатый день я начал работу, а закончил в двадцатый, когда вода уже не оставляла мне времени на доработку, я переделал пол второго этажа в подобие корабельного днища, я сделал девять переборок, установил на крыше мачту, спустил паруса и стал ждать. В конце двадцатого дня, мой корабль оторвался от пристани дома и пустился в плавание. Я слышал, что какой-то Ной строит ковчег… нам бы с ним не встретиться, а то нехорошо получится.

А пусть ещё дней двадцать будет с неба дождь! А я пока покину Арарат, разведаю, что там, за горизонтом.

25 февраля 2010 г.