Людей больше нет

Николай Матвеев

В этой книге собраны рассказы, мысли и истории о людях, о тех, кто рядом с нами, о тех, кто потерялся или потерял, о тех, кто вокруг нас, о тех, кто в нас, рассказы о любви и вере, рассказы о потере и любви, о том, что делает людей людьми, о том, что убивает в человеке человека! Эта книга об одиночестве и эгоизме, о безысходности и силе. Здесь много музыки, музыкой пропитан каждый рассказ, где-то явно, где-то нет, но музыка здесь в каждой строчке. Я люблю музыку, жаль, что она умирает.

Грибы

Лес. Кругом деревья лиственные, трава местами, и грибы. Мы топчем аккуратно сапогами землю, тихонько палочками вороша опавшую листву, уныло и сосредоточенно мы раздвигаем травы. Мы ищем, где же спрятались грибы, мы иногда вкушаем ягоды, чуть красные ещё, но всё же, такие маняще красивые, они так и просятся в рот, мы кушаем неспелую бруснику. Над кронами деревьев, там, в нескончаемой дали, за голубою оболочкой неба, там светит ярко солнце, сжигая зелень в желтизну листков, уже помалу, приступает к их уничтожению. Я иногда смотрю на солнце. Оно мне нравится, своей незавершённой красотой, и в то же время — солнце есть конечность красоты, нам ничего нельзя добавить, ни убрать. Всё в солнце есть, и жар, и холод, и надежда, нет только одного — на нём нет жизни, оно, так же как и я, даёт тепло для жизни всех вокруг, чтоб быть навечно одному, и жизнь закончить в альтруистском одиночестве светила. Ведь рядом с солнцем можно запросто сгореть, остаться пеплом, развеяться в космическую пыль, и потеряться во вселенной, в её тьме. Такая вот история у солнца, что светит нам на головы, сквозь листья, сжигая мне сетчатку понемногу, а я смог оторваться от его мерцающего лика только лишь тогда, когда меня окрикнула она, смеющаяся, нежная луна.

Мы сели на полянке, на холма вершинке, мы пили квас и ели бутерброды с сыром, она смотрела на деревья, она всё видела в их кроне то мышек, то зайчишек, то тюленей, а я смотрел на её нежное лицо, она была бледна и постоянно будто бы грустна, она была моею маленькой луной. И одинокими ночами, когда я оставался с холодом на ты, когда в моём жилище не было огня и хлеба, когда уже тускнела и играла пламенем последняя свеча, я сквозь стекло окна смотрел на лик моей малышки, так заботливо смотрящей на меня с небесной выси, усеянною множеством мельчайших звёзд, которым никогда и не приблизиться ко мне так близко, как это получилось у неё. Она смотрела на деревья, а после улыбнулась мне и протянула горстку ягод на ладошке, она всегда мне что-нибудь из леса приносила. То были иногда цветы, бывали ягоды, бывали раненые птички, однажды принесла мне зайца, мёртвого, как мёртвая вода. Я скушал ягоды, она заливисто смеялась, и я смеялся вместе с ней, а после мы смотрели нам в корзины, считали, сколько мы собрали на двоих грибов, в моей корзине было три, в её четыре. Она всегда была глазастее меня, и взгляд её был более цепким, чем мой, она всё видела и знала, ну, может быть, почти что всё. И так, наверное, будет всегда.

Мы снова продолжили поиски низших споровых растений лишённых хлорофилла. Я веточкою отгибал траву и поднимал опавшую и прошлогоднюю листву, мне всё мерещилось, что вижу я под ними лисичку или мухомор, но, поднимая жёлтый лист, сворачивая вправо зелень травки или мха, или подняв очередную ветку, я видел там, что нет гриба, что мне почудилось, быть может, это всё галлюцинации, я болен?

Она меня окликнула, не дав упасть в пучину тягостных раздумий, и в этот миг я встретил моховик. Я взял свой верный нож и срезал гриб, поцеловал, отправил в корзину и расправил мох. Я утопал во мху на четверть сапога, она меня опять окрикнула, я обернулся и увидел как лицо её, прекрасное лицо, было искажено гримасой страха, она мне яростно махала своими, почти что детскими ручками, и тяжело дыша, звала назад, она сказала, что я могу попасть в болото, тогда я, может быть, умру. И я вернулся к ней, обнял, поцеловал макушку, да, прямо через платок, мало ли этого клещи и ждут. Она дрожала как осиновый листок и цеплялась за меня, как за последнюю надежду, а мне так было стыдно, что из глаз сочились слёзы. Я не заметил, что тогда немного потемнело небо, точней, заметил, но подумал — это слёзы. Мы так стояли несколько минут, пока она не успокоилась и вдруг, как это с ней всегда бывало, смотрела на меня, так улыбаясь широко, как будто то, её что раньше напугало, минуло тысячу, не меньше, лет назад. Она взяла в ладошку мою руку и потянула от болота прочь, туда, где твёрдая земля, где безопасно можно сапогами наступать на травы. Я шёл за ней, влекомый моей маленькой луной, сжимая левою рукой корзину, в которой было уже на одного пленного больше, а за голенищем ощущался нож, мне казалось, что он стал греться и жечь мне ногу. А она вела меня обратно, на полянку, она шептала мне, что это волшебное место, от него исходит сила и мы не должны упускать такую возможность стать единым полем мысли и ниточками одной верёвки. А нож всё становился горячее, и я не понимал, что происходит. А мы тем временем, уже стояли посреди поляны. И я осмотрелся вокруг, на стену берёз и прочих деревьев, ещё я подумал, как быстро меняется лес, недавно был только в болоте, средь мхов и елей, и вот уже стою на холме, в окружении берёз и что ли… осин.

Она шептала мне слова и пальчиками гладила мне пуговицы на пальто, а после, резкими движеньями расстёгивала по одной. И шёпот её становился всё быстрей, дыханье участилось так, что превратилось в белый шум, и пальчики дрожали всё сильнее, и зрачки превратились в огромные чёрные блюдца.

И я увидел, что мир поменялся. Деревья сомкнули свои ряды и превратились в забор, глухой, непроходимый забор, без щелей, калитки, без шанса на побег. И я взглянул на небо, застыв от изумления, там солнце изменило цвет и стало чёрным, как остывший уголь. Оно исторгало чёрные лучи, которые травили этот мир, вдруг побледнели листья, вдруг спряталась трава, и с неба прогремел знакомый голос.

А она уже снимала с меня рубашку, захлёбываясь в собственных словах, всё чаще трогая себя где-то между бёдер, всё резче дёргая мою одежду, всё громче восклицая заклинанья. Я понял, что мне открылась магия этой поляны, она как всегда увидела раньше, она как всегда меня опередила, я положился на интуицию и чувства, я ощущал, как жжёт мне голень нож, и это было неспроста, ведь небо становилось тёмным, оно покрывалось трещинами и неровными заплатами, небо менялось, пытаясь спрятать чёрное солнце, мир окутывала полутьма, и мы стояли посредине мира. Она уже впивалась ноготками в моё тело и, наспех смахивая слюни, пыталась справиться с застёжками на брюках. А я услышал, как со мной заговорили камни. И я закрыл руками уши, я закричал что было сил, глаза зажмурив, почувствовал, как что-то мне вцепилось в ягодицы, но камни говорили громче. Потом я упал на землю и глаза мои открылись. Я смотрел на чёрное солнце, которое спряталось за заплаткой, но я его видел, и я знал, что оно видит меня. В паху появились влажные ощущения, и голоса камней смешались со словами моей маленькой луны, и суть была ясна и магия должна была быть приведена в действие именно теперь. Я дотянулся до голенища сапога, мне показалось, что рука моя вытянулась как из резины, и достал мой верный, двадцатисантиметровый охотничий нож, с серрейтором и длинным долом, я всегда с ним хожу за грибами, и он улыбнулся мне своей стальной улыбкой. Я посмотрел на луну, она была удивительно бледна, из уголков её рта стекала липкая слюна, глаза превратились в огромные блюдца, она постоянно что-то твердила, цепляясь ногтями мне в рёбра, я не мог расслышать что именно, её заглушали камни. Шейка её становилась тоньше с каждым её движением, и вместе с тем, немного длиннее. Я прислонил к её шее нож, блеснувший остриём, как бы подтверждая свою готовность, и я ждал подходящего момента. Я чувствовал, как в паху назревает что-то мощное, как Везувий, я видел, как шейка луны превращается в нить, а деревья вокруг изгибаются от нетерпенья. Моя правая рука, держащая нож, начала дрожать и теряла силу, а момент всё никак не настал, и вдруг, она замолчала, она перестала что-то говорить и её ладонь, вдруг ставшая такой большой, сжала мою кисть, очень крепко сжала…

Всё произошло одномоментно. Я вздрогнул и стал горячим вулканом, упала капля с неба и порвалась тучи ткань, деревья заплелись в узлы и замолчали камни, расслабилась моя рука, держащая нож и крепкая ручка моей маленькой луны сжала сильней мою кисть и порвала ниточку, что держала её голову на теле, как на привязи собаку. Потом я видел, как стекали с тела капли и смешивали краски с чистою водой, я видел, как расступались деревья и как прорастают сквозь землю новые грибы.

Теперь я всё так же гляжу на солнце, когда оно не запрятано в тучи, я всё так же смотрю на сияние звёзд и всё так же хожу собирать грибы, ковыряя палкой травы и вороша опавшие листья. И вроде, всё осталось как раньше, всё такое же, как прежде, и так же смеются собаки, и так же летают птицы, и так же растут деревья, но только.… Только в окно мне теперь не смотрит луна. Моя маленькая луна.

20 декабря 2007 г.