Санта-Разуваевка. Сборник рассказов

Николай Лепота, 2016

Нет более правдивой истории, чем история жизни, ее отрывки, за которыми стоят реальные, жившие рядом с нами люди. Она может быть не полной, но точнее ее не бывает. Этот сборник рассказов создан как "открытый цикл", то есть он может быть продолжен и составлен из рассказов, практически лишенных художественного вымысла и лишь художественно обработанных. Такой была жизнь наших отцов и матерей, бабушек и дедушек. Она была трудна, но не лишена своих житейских радостей, они были иные – от малой малости, от того, что сегодня картошка не только с солью, но и с хлебом… А уж детское неуловимое счастье – живет в любые времена.

Год 1950. Ванька Чернов

Ванька дожил до зимних каникул. Наконец-то можно было подальше закинуть холщовую сумку, с которой он ходил в школу, и с Петькой Ветошкиным, другом-приятелем, рыть пещеры и кататься на пруду с бугров, наметенных за старыми ветлами. Они еще осенью утащили от бани бабки Захватаихи кадку и вот, наконец, дождались своего часа (бабка тогда кадку так и не нашла, потому что хитрые Ванька и Петька сразу же разбили ее на плашки и распихали эти плашки по бурьянам за огородами), теперь они из гнутых дощечек изготовили лыжи.

Ванька Чернов, правда, свои лыжи уже успел проиграть в бабки, и Петьке пришлось временно поделиться своими: взяли по одной накануне и вечером опробовали. Здорово! Еще интереснее. На одной ноге несешься вниз, а другой водишь для равновесия. Ветер свистит в ушах, леденит шею, а чуть оплошал — головой в сугроб. Хорошо! А самое счастье, когда тебя и качало, и мотало, а все же удержался: «Петь! Петь! Я вот так от на ногу присел, вот так от скривился весь и не упал. Потом встал даже… Давай еще по разу!»

…На окнах в классе лед. Дрова в печи горят плохо. Шипят. Ну, ничего, последний день сегодня. А там уж, когда придут снова в школу, до лета недолго останется. В марте уже солнце греет, отец говорит: «В марте цыган шубу продает». Ваньке непонятно: почему? Осенью, значит, опять покупать? Или у него шуб много?

Последним уроком «Родная речь». Мария Семеновна читает «Серую шейку». Все переживают за уточку, не хотят, чтобы лиса до нее добралась, затаив дыхание, следят за действиями храброго мальчика, спасшего ее от холода, голода и лисы.

Закончив читать, Мария Семеновна спрашивает:

— Ну, дети, что вы можете сказать про этого мальчика? Какой он был?

Тут же над партами встает лес рук, самые нетерпеливые выкрикивают с мест, не дожидаясь, когда их вызовут. Мария Семеновна сдерживает детей движением руки и довольно улыбается:

— Таня.

— Он был добрым!

— Сережа.

— Он был храбрым и честным!

— Так.

Начинаются беспорядочные выкрики: на всех, если по очереди, хороших качеств мальчика не хватит, вот каждый и спешит:

— Он был справедливым.

— Он лису не любил, она хотела съесть утку.

— Он любил свою Родину!

— Конечно, — вновь улыбается от стола Мария Семеновна. Лицо ее торжественно: — Он любил свою Родину. Как и все мы. Потому что наша Родина такая, что не любить ее нельзя. Только в ней живется по-настоящему счастливо. Вот потому, что мы так все любим свою Родину, мы и победили в войне. Родина — мать, умей за нее постоять. Но нужно уметь постоять и за слабого. Как вот этот мальчик. Серая Шейка была слаба, и он ей помог… Что тебе, Лантратов?

С задней парты тянул руку Филя Лантратов. Он сидел в третьем классе уже второй год, еще по году — в первом и втором. Филя был здоровый, губастый, ушастый, шептал всегда что-то себе под нос, у доски никогда не отвечал, и относились к нему в классе как к дурачку, но боялись: кулак у Фили тяжелый, даст по макушке — свалишься на пол не пикнув.

Все с интересом повернулись к нему. Мария Семеновна опешила — она не помнила такого, чтобы Филя поднимал руку. Это все равно, если бы ель, черневшая сквозь лед на окне, взяла бы вдруг и подняла лапу.

— В туалет хочешь? — догадалась учительница.

— Нет, про мальчика сказать… Какой он был.

Говорил Филя как в бочку, «а», «ж» и еще кое-какие буквы выговаривал натужно, с усилием растягивая губы.

Ванька хоть и ждал звонка и только о том и думал, как они с Петькой побегут на пруд, тоже повернулся к Филе.

— И какой же он был? — заинтересованно склонилась вперед Мария Семеновна.

Конец ознакомительного фрагмента.