Шакалы

Николай Леонов, 1996

Поначалу полковник Гуров не хотел заниматься делом банкира Горшкова. Заурядное дело – обеспечить безопасность дочери финансового магната – можно было бы доверить и не таким асам московской милиции, как легендарный Гуров. Но обычное дело привело Гурова на самые высокие этажи власти, где коррупция, «клановые» интересы, непомерные политические амбиции и холодный расчет подготовили почву для преступления иного масштаба – покушения на жизнь президента страны. Но на пути у заговорщиков оказался непотопляемый сыщик – Лев Гуров…

Глава 4

Горстков сидел за столом своего домашнего кабинета, смотрел на расхаживающего Гурова и молчал.

— Безусловно, я совершил ошибку, неправильно оценил ситуацию, но я ее как не понимал, так и не понимаю. Я на все сто процентов убежден, что вашей дочери никакая опасность не угрожает.

Хозяин раздраженно поглядывал на не лишенного элегантности гостя, который спокойно расхаживал по ковру и философствовал, словно не человека похитили, а произошло пустячное событие.

— Почему вы не поставили меня в известность об инциденте, происшедшем в Париже? — Юрий Карлович непроизвольно копировал спокойный тон сыщика.

— Вы с супругой волновались бы, но повлиять на развитие событий были бессильны.

— Я бы приказал взять Юлию под руку и сопровождать до дома, — голос хозяина зазвучал резче.

— Допустим. — Гуров остановился у открытого бара, решая, выпить ему рюмку водки или воздержаться. — Допустим, ваша дочь в настоящий момент находилась бы дома. Я бы продолжал не понимать и недооценивать противника. Юлию бы увезли завтра или послезавтра. Они, кто бы эти люди ни были, совершили ошибку, поторопились. Мы установили приметы мужчины, с которым уехала Юлия, и знаем машину.

— Глупости, сегодня один исполнитель, завтра — другой, машину угнали, использовали и бросили.

Гуров тоже начинал раздражаться, если подобные глупости говорило начальство, сыщик указал бы на ошибки, поставил говоруна на место. Но данный человек обратился за помощью, платит деньги, как с ним разговаривать — неизвестно. Легко сказать — следовало взять девушку под руку и привезти домой. А что дальше? Не выпускать ее из дома или постоянно водить под руку? Противник засветил своего человека, судя по описанию, отнюдь не рядового. Угнали машину, использовали и бросили? Спрашивается, сколько задействовано людей? И кто эти люди? Использование угнанной машины — типичный почерк криминала, а проход через депутатский зал — действие спецслужбы, и внешность, манера держаться неизвестного — это спецслужба, никак не криминал.

— Что вы молчите? — не выдержал Горстков.

— Думаю, — ответил Гуров и начал вновь расхаживать по кабинету. — Что бог ни делает, все к лучшему. Какую цель преследует противник? Сегодня мы можем предположить лишь один вариант: вынудить вас совершить некое действие, которое вы совершать не хотите. Когда мы определим цель, то выяснится фигура неприятеля. Только устранение данной фигуры, а никак не освобождение вашей дочери, способно ликвидировать опасность и возможность рецидива.

— Усложняете, — категорически произнес хозяин. — Человек желает власти и денег, что практически едино. Они хотят сорвать с меня куш, так я готов заплатить и закрыть вопрос.

— А предвыборная кампания здесь ни при чем?

— Я не давал и не дам денег на предвыборную кампанию. Я знаю, что такие слухи существуют, но это пустые домыслы.

— Однако подобное совпадение более чем настораживает, — возразил Гуров. — Вы должны понять, вам противостоит не человек, не группа людей, а организация. Юлию вернут днями, зачем ее похитили — не имею понятия. Нельзя воевать, не зная противника и правил.

— Кто написал предупреждение? У вас существуют предположения?

— Два варианта. Человек является вашим союзником, либо он противник ваших недругов.

— Это одно и то же.

— Отнюдь, — усмехнулся Гуров. — Противник ваших врагов может быть и вашим противником.

— Не скажу, что вы много знаете и полны оптимизма.

— Сожалею, видимо, мое время прошло, пора уходить на пенсию. — Гуров помолчал, продолжал через силу, утратив присущую ему агрессивность: — Понимаете, Юрий Карлович, каждый человек живет и работает успешно в отведенном ему отрезке времени. Я начинал службу в розыске давно, когда были иные преступники, совершенно другая атмосфера в обществе. Все слишком быстро изменилось, возможно, я отстал. За вашу историю я взялся и доведу ее до конца. Но я не знаю вас, не понимаю вашей жизни, окружения, интересов, а объектом преступления являетесь вы, а не Юлия. Ваша дочь — лишь орудие преступления, но, не зная вас, мне трудно понять характер и замысел преступника. Финансы и политика, я разбираюсь в них на уровне дилетанта.

Горстков сидел почти неподвижно, ссутулив мощные плечи, опираясь на стол широкими ладонями.

— Очень мрачно, мне кажется, вы все усложняете. Финансы, политика лишь кажутся сложными. Людьми в данных сферах движет первобытный инстинкт — стремление к власти.

— Да-да, — Гуров согласно кивнул. — Не обижайтесь, именно такое мышление я и называю дилетантским. Вы классный профессионал в своей области, но свои знания вы не можете передать мне, как я не способен свои знания передать вам. Чтобы достигнуть высот, не хватает человеческой жизни даже при наличии таланта, а вы хотите что-то объяснить, рассказать. Больно просто мыслите, магистр.

Гуров неожиданно рассмеялся.

— Ладно, опустимся на землю. Я убежден, дочку вам быстренько вернут, потому что в вас стремятся приобрести союзника, а не врага. Подобные фокусы мы проходили, не более чем бряцание оружием, показная игра мускулами, мы хотим все решить по-хорошему, на всякий случай знай, мы и такое можем.

Зазвонил телефон, хозяин быстро снял трубку:

— Слушаю!

— Папочка! Здравствуй, это я! Переволновались, наверное? Совершенно напрасно, я жива, здорова, и у меня все в порядке, домой приеду завтра.

— Юлия, что за номера? Куда ты девалась из Шереметьева? — Горстков пытался говорить сердито, но не мог с собой совладать и ликовал. — Где ты находишься? Немедленно домой!

Гуров слушал разговор по параллельному аппарату и кивал.

— Отец! Мне двадцать четыре года! В аэропорту я встретила приятеля, и он меня умыкнул. Смеюсь! Я на даче под Москвой.

Гуров прикрыл ладонью свою трубку и сказал:

— Спросите номер телефона.

— Хорошо, дочка, слава богу, что объявилась, как тебе позвонить?

— Здесь испортился телефон, потому не позвонила сразу, говорю из автомата. Целуй мать, завтра к обеду буду.

Горстков положил трубку и широко перекрестился.

— Кажется, она слегка пьяна. Лев Иванович, вы гений и пророк.

— Только профессионал. — Гуров взял давно стоявшую перед ним рюмку и про себя добавил: «Все, что говорила девчонка, есть ложь от первого до последнего слова. Кто же это все вытворяет и чего добивается?»

* * *

Десятого февраля, в субботу, Гуров собрал свою команду у себя дома. Станислав был этим недоволен.

— Лев Иванович, не дело превращать свой дом в конспиративную квартиру, — сказал он, когда все соратники собрались. — Мы вполне могли встретиться в нашем кабинете. Сочинить легенду…

— Не брюзжи, Станислав, — перебил Гуров, — сегодня суббота, а ребятам надо выписывать пропуска. Какую легенду, кто в нее поверит?

— Твой адрес известен всем, такое собрание ветеранов не может оказаться незамеченным, — недовольно возразил Крячко.

— А что, бывшим ментам собраться в субботу и выпить по стаканчику уже непозволительно? — спросил Илья Карцев.

Геннадий Веткин, Григорий Котов, Валентин Нестеренко, Борис Гаврилов разместились на кожаном диване в гостиной, они были впервые у Гурова в гостях и оглядывались со сдержанным любопытством. Крячко и Карцев ушли на кухню. Хозяин сел верхом на стул, уперся подбородком в высокую спинку.

— Надо признаться, начали мы довольно слабенько, — сказал Гуров.

— Не стели мягко, Лев Иванович, — буркнул Нестеренко. — Начали мы просто хреново, хуже трудно придумать. Я с Ильей и в Париже лопухнулся, и в Шереметьеве обосрался. Извини, — он кивнул Гурову, — знаю, ты не любишь русский народный язык.

— Нормально, Валентин, говори, как тебе удобнее. Лично мне слов хватает. Станислав! Илья! Ходите сюда, мы не пить и есть собрались.

Несмотря на замечание хозяина, Крячко принес тарелку с бутербродами и бутылку водки, Карцев расставил стаканы. Когда водку разлили, то каждому досталось по глотку, опера глянули на порции презрительно, никто руки не протянул.

— Юлия вернулась домой неделю назад, мы не знаем, где она сутки находилась, кто увез ее из аэропорта и зачем. Вы битые сыщики, думайте, высказывайте любые бредовые соображения, только не молчите.

— Она боялась, что будет встречать отец, а встретил любовник, они смотались по-тихому, — сказал пацанистого вида Борька Гаврилов и отвернулся.

— Хорошо, что еще? — Гуров взял бутерброд, начал жевать.

— Мы наследили в Париже и в аэропорту, — сказал Нестеренко. — Не увидеть нас могли только слепые.

— Согласен, Валентин, потому сейчас ее временно оставили в покое. Но зачем ее увозили и куда?

— Лев Иванович, а ты не пытался с ней поговорить? — спросил Котов.

— Отец против, но дело не в нем, я считаю открытый разговор бесполезным, даже опасным, — ответил Гуров. — Гена, что у тебя по этому парню, с которым Юлия познакомилась в Париже?

— Виктор Вердин, двадцать семь лет, холост, проживает в однокомнатной квартире в Тушине, имеет «Жигули», употребляет в меру, водит девок, живет довольно скромно, торгует водкой якобы… Надо проверять. Что-то с ним не так.

— Лев Иванович, ты Юлию вблизи видел, ничего такого не заметил, она не наркоманка, случаем? — спросил Крячко. — Ведь в Париже девчонке наркотик вкололи.

— Не похоже, — ответил Гуров не очень уверенно. — У меня такая мысль мелькала, Станислав. Понимаешь, она девчонка спортивная, цвет лица, глаз. Можно проверить, но скорее — нет. И сейчас не это главное. Кто за ней охотится и чего добивается?

— Очень ты любопытный…

— И простой…

— Ребята, не до шуток, вы отлично знаете, просто так подобные вещи не происходят. — Гуров поднялся, прошелся по комнате. — Существует план, который мы не можем разгадать, так как мы не самые умные. Но понять, кто конкретно нам противостоит, мы тоже не способны?

— Не криминал, работает спецслужба, — решительно произнес Нестеренко. — Твои возражения, мол, спецслужба может засветиться и тогда скомпрометирует правителей, несостоятельны. Сегодня спецслужб множество, главное, можно допустить, что инициатор разработки и стремится скомпрометировать нынешнюю власть. И вообще, Лева, мне такая работа не по душе.

— А ты не поздно спохватился, Валентин? — спросил Крячко. — Поезд уже отошел, в нашем деле на ходу никто не выпрыгивает. Не принято.

— А вы, господин бывший полковник, четверть века занимались лишь делами душевными? — поинтересовался Борис Гаврилов и, сверкнув золотым зубом, по-блатному осклабился.

Гуров молчал, в разговор не вмешивался.

— Чего кидаетесь? Я что, попятился? — Нестеренко слил из одного стакана в другой, выпил двойную порцию. — Сказал, не нравится, противно, я политикой никогда не занимался. Но я сыскарь, впрягся, буду возок тащить. Ты спрашиваешь, Лев Иванович, с кем мы связались? Отвечаю. Со спецслужбой. Но действует она пока лишь своей агентурой. Потому не побоялась засветить парня в Париже и мужика в аэропорту. А другая пара в Париже из иной службы, они друг друга не знают.

— Молодец, Валентин, очень похоже. Имеется только маленькая такая неувязочка, — сказал Гуров.

— Знаю, ответить не могу! — Нестеренко длинно выругался. — Две службы в одно время уперлись в одного человека. Я тоже не верю в подобные совпадения.

— Вы, господа полковники, шибко умные, дайте дурачку сказать. — Илья Карцев провел ладонью по лицу, откашлялся. — Сегодня в нашей России творится бардак, и ваша логика тут не к месту, следует мыслить проще.

— Верно, Илья, урежь начальников, — усмехнулся Крячко. — Я твою мысль понял и поддерживаю. Правая рука не знает, чего творит левая. Одних кандидатов в Президенты около трех десятков набегает, тут никакого порядка и никакой логики. И нечего их искать.

— Допустим, — перебил друга Гуров. — У них может твориться что угодно, но мы должны ситуацию понимать. Валентин прав: у правящей верхушки денег в достатке, и Горстков правителям неинтересен. Но когда все покупаются и продаются, в спецслужбах могут находиться люди и других ориентаций.

— И в нашей ненаглядной ментовке стукачей не меньше, чем где-либо, нам надо сопеть и помалкивать, — заметил Генка Веткин, глядя на друзей сочувствующе. — Красиво живем, никому, падла, верить нельзя.

— У меня имеется человек, через которого я могу попробовать найти деятеля, утащившего девчонку из аэропорта, — сказал Гуров, имея в виду полковника контрразведки Кулагина.

* * *

Они встретились в скромном кафе, расположенном в одном из переулков, выходящих на Тверскую. Два полковника, почти однолетки, Гуров был на четыре года старше. И хотя один из них работал в контрразведке, а другой в милиции, сегодня они занимались практически одним делом — пытались хоть как-то унять организованную преступность, если не искоренить, то хотя бы напугать коррумпированных чиновников. Они не дружили, но приятельствовали давно, порой работали по параллельным, даже перекрещивающимся делам.

Оперативники взяли по хилому салатику, куску мяса, минералку и кофе, чем разочаровали официантку, которая потеряла к нищим клиентам всякий интерес.

— Ты позвонил, значит, играешь белыми, ходи, — сказал Павел, который крайне уважал коллегу, был обязан Гурову продвижением по службе и лишь недавно стал обращаться к известному сыщику на «ты».

— Как сказал бы мой друг Станислав, неласковый ты, Паша, подхода к людям не имеешь. Я звоню, приглашаю на встречу, значит, мне чего-то требуется, ты должен мою задачу облегчить.

— Как здоровье, Лев Иванович, не нужно ли чего? Может, парочку государственных тайн выдать? — улыбнулся Павел.

— Не набивай себе цену, парочку тайн ты не знаешь, — ответил Гуров, протянув конверт. — А данного парня можешь знать.

Кулагин приоткрыл конверт, взглянул на фотографию Виктора, который познакомился с Юлией в Париже, вернул Гурову.

— Память хреновая стала, может, и видел, но не в своем коридоре.

Ответ следовало понимать, что Виктор работает в «конторе», но не у Павла, и говорить на данную тему контрразведчик не хочет.

— Ну нет так нет, — кивнул Гуров. — А вот такого мужика лет сорока ты, случаем, не знаешь?

Конец ознакомительного фрагмента.