Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей

Николай Костомаров

«Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей» – фундаментальный труд выдающегося историка, этнографа, писателя, критика XIX века Николая Ивановича Костомарова (1817–1885). В него вошли статьи о виднейших отечественных государственных деятелях, начиная с Владимира Святого и заканчивая Елизаветой Петровной. Образный язык, богатейший фактический материал, критическое отношение к официозу, придают трудам Костомарова непреходящее значение.

Великий князь Дмитрий Донской

Первенство Москвы, которому начало положили братья Даниловичи, опиралось главным образом на покровительство могущественного хана. Иван Калита был силен среди князей русских и заставлял их слушаться себя благодаря тому, что все знали об особой милости к нему хана и потому боялись его. Он умел воспользоваться как нельзя лучше таким положением. При двух его преемниках условия были все те же. Хан Узбек и затем его сын Джанибек давали старейшинство московским князьям одному за другим. С 1341 по 1353 год был великим князем старший сын Калиты Симеон, а с 1353 по 1359 год — другой сын, Иван. Оба князя ничем важным не ознаменовали себя в истории. Последний как по уму, так и по характеру был личностью совершенно ничтожной. Но значение Москвы для прочих князей держалось в продолжение этих двух княжений временной милостью хана к московским князьям. После смерти Ивана Москва подверглась большой опасности потерять это значение. Преемником Ивана был девятилетний Дмитрий; тут-то оказалось, что стремление к возвышению Москвы не являлось делом одних князей, что понятия и поступки московских князей стали выражением той среды, в которой они жили и действовали. За малолетнего Дмитрия стояли московские бояре; в основном это были люди, по своему происхождению не принадлежавшие Москве; отчасти они сами, а отчасти их отцы и деды пришли с разных сторон и нашли себе в Москве общее отечество; вот они и ополчились дружно за первенство Москвы над Русью. То обстоятельство, что они приходили в Москву с разных сторон и не имели между собой иной политической связи, кроме той, что всех их приютила Москва, способствовало их взаимному содействию в интересах общего для них нового отечества. В это же время в Орде произошел перелом, с которого началось ее быстрое окончательное падение. Джанибека убил его сын Бердибек, а Бердибека — полководец Наврус, объявивший себя ханом. Суздальский князь Дмитрий Константинович отправился в Орду и получил там великое княжение. За него стояли новгородцы, чувствовавшие тягость московского первенства, так как по следам Калиты его сын Симеон теснил и обирал Новгород, придумав новый вид поборов с черных людей Новоторжской волости под названием «черного бора» (то есть побора). Суздальский князь, приехав с ханским ярлыком, сел на великокняжеском столе во Владимире, и этому городу опять, по-видимому, предстояло возвратить себе отнятое Москвой первенство. Но покровитель суздальского князя Наврус был в свою очередь убит другим полководцем, Хидырем, и последний объявил себя ханом. Московские бояре повезли к нему десятилетнего Дмитрия Ивановича. Было естественно новому повелителю изменить распоряжения прежнего: он дал ярлык на княжение Дмитрию. Таким образом, на этот раз уже не московский князь, неспособный по малолетству управлять, а сама Москва как одна из земских единиц приобретала первенствующее значение среди других земель и городов на Руси; прежде ее возвышало то, что московский князь был по воле хана старейшим, а теперь наоборот — малолетний князь делался старейшим именно потому, что являлся московским князем. Но Хидырь был вскоре умерщвлен своим сыном, которого также немедленно убили. Орда разделилась. Сильный темник Мамай поставил ханом какого-то Абдула, а сарайские вельможи — брата Хидыря Мюрида. Москвичам показалось сначала, что партия Мюрида сильнее, и они выхлопотали у него ярлык для Дмитрия, но в следующем году (1362) они увидели, что партия Мамая берет верх, и тотчас обратились к нему и получили для Дмитрия ярлык на великое княжение от имени Абдула. Таким образом, несовершеннолетний московский князь был утвержден сразу двумя соперниками, готовыми растерзать друг друга. Мюрид, узнав, что московский князь получил ярлык от его врага, послал ярлык суздальскому князю. Началась было междоусобная война между двумя соискателями. Однако у Дмитрия Суздальского в то же время произошла ссора с братом Борисом за Нижний Новгород, и Дмитрий Константинович, желая после смерти своего брата Андрея овладеть Нижним Новгородом, помирился с Москвой и с ее помощью утвердил за собой Нижний Новгород. В 1365 году пятнадцатилетний Дмитрий сочетался браком с его дочерью Евдокией.

Великий князь Дмитрий Иванович Донской. Титулярник 1672 г.

Митрополит Петр

Уже во время несовершеннолетия Дмитрия бояре от его имени распоряжались судьбой удельных князей. В 1363 году они стеснили ростовского князя и выгнали галицкого и стародубского князей из их волостей. Гонимые и теснимые Москвой, князья обращались к суздальскому князю, но после примирения с Москвой сам суздальский князь признал над собой первенство московского.

Среди руководителей делами в то время важное место, бесспорно, занимал митрополит Алексий, уважаемый не только Москвой, но и в Орде, так как еще прежде он исцелил жену Джанибека Тайдулу, и на него смотрели как на человека, обладающего высшей чудотворной силой. Под его благословением составлен был в 1364 году договор между Дмитрием Московским и его двоюродным братом Владимиром Андреевичем, получившим в удел Серпухов. Этот договор может до известной степени служить образцом тогдашних отношений зависимых князей к старейшему: Владимир Андреевич имел право распоряжаться своей волостью как вотчинник, но обязан был повиноваться Дмитрию, давать ему дань, следуемую хану, считать врагами врагов великого князя, участвовать со своими боярами и слугами во всех походах, предпринимаемых Дмитрием, получая от него во время походов жалованье. Бояре из уделов обоих князей могли переходить свободно; но это позволение не простиралось на остальных жителей; князья не имели права покупать имений в чужом уделе, и в случае тяжб между жителями того и другого удела производился совместный суд, как бы между особыми государствами, а если судьи обеих сторон не могли между собой согласиться, то назначался суд третейский. Таким образом, в то время, когда Москва возвышалась над прочими русскими землями и распоряжалась их судьбой, в самой Московской земле возникало удельное дробление, естественно замедлявшее развитие единовластия, но в то же время и принимались меры, чтобы при таком дроблении сохранялась верховная власть лица, княжившего в самой Москве.

Митрополит Алексий

Личность великого князя Дмитрия Донского представляется по источникам неясной. Мы видим, что во время его отрочества, когда он никак не мог действовать самостоятельно, бояре вели дела точно в таком же духе, в каком бы их вел и совершеннолетний князь. Летописи, уже описывая его кончину, говорят, что он во всем советовался с боярами и слушался их, что бояре были у него как князья; также завещал он поступать и своим детям. От этого невозможно отделить: что из его действий принадлежит собственно ему и что — его боярам; по некоторым чертам можно даже допустить, что он был человек малоспособный и потому руководимый другими и этим отчасти объяснить те противоречия в его жизни, которые бросаются в глаза, то смешение отваги с нерешительностью, храбрости с трусостью, ума с бестактностью, прямодушия с коварством, что выражается во всей его истории.

Из князей других русских земель всех опаснее для Москвы казался Михаил, сын Александра Михайловича Тверского. Он естественно питал родовую ненависть к московским князьям и был при этом человеком предприимчивым, упрямого и крутого нрава. Будучи сначала князем в Микулине, он овладел Тверью, назывался великим князем тверским и в качестве старейшего хотел подчинить своей власти ближайших родственников, князей Тверской земли. Между ним и его дядей Василием Кашинским возник спор за владение умершего князя Семена Константиновича, который завещал его Михаилу Александровичу. Так как дело по завещанию касалось церкви, то его разбирал тверской епископ Василий и решил в пользу Михаила Александровича. Первопрестольник русской церкви митрополит Алексий, сильно радевший о величии Москвы и ее выгодах, был очень недоволен таким решением и призвал Василия в Москву. Современники говорят, что тверской епископ потерпел там большие «протори». Между тем Василию Кашинскому послали из Москвы рать на помощь против Михаила Александровича, и Василий отправился силой выгонять своего племянника из Твери, однако у Михаила Александровича также был могучий покровитель, его зять, литовский великий князь Ольгерд, женатый на его сестре Иулиании. Кашинцы и москвичи не взяли Твери, а только успели наделать разорения Тверской волости, как явился Михаил с литовской помощью. Дядя и стоявший за дядю племянник князь Иеремий уступили во всем Михаилу и целовали крест повиноваться ему, но Иеремий немедленно после того бежал в Москву и умолял московского князя распорядиться тверскими уделами.

Москвичи придумали иным способом расправиться с Михаилом. Митрополит Алексий и великий князь приглашали «любовно» Михаила приехать в Москву на третейский суд. Митрополит уверил его своим пастырским словом в безопасности. Михаил приехал: его взяли под стражу и разлучили с боярами, которых также заточили. Но Москва не воспользовалась этим поступком, а напротив, только повредила себе. Вскоре после того прибыли из Орды татарские послы; неизвестно, требовали ли они освобождения Михаила или же москвичи боялись, что татарам будет неприятен этот поступок, только Михаил был выпущен и, как говорят, его принудили целовать крест на том, чтобы повиноваться московскому князю. Москва тем временем овладела Городком (на реке Старице). Московский князь послал туда князя Иеремия, а вместе с этим князем и своего наместника.

С этих пор Михаил решился во что бы то ни стало отомстить Москве и нанести ей жестокий удар. Он в особенности обвинял митрополита Алексия: «Я всего больше любил митрополита и доверял ему, — говорил Михаил, — а он так посрамил меня и поругался надо мною».

Михаил отправился в Литву к Ольгерду и побудил его идти на Москву. Разгневав Михаила, москвичи не сообразили, что он может навести на Москву опасного врага, и не приняли никаких мер обороны. В Москве узнали о нашествии Ольгерда только тогда, когда литовский князь уже приближался с войском к границе вместе со своим братом Кейстутом, племянником Витовтом, разными литовскими князьями, смоленской ратью и Михаилом Тверским. В обычае этого воинственного князя было не сообщать заранее никому, куда собирается идти на войну, совершать походы скорые и нападать внезапно. Князья, подручные Дмитрию, не успели по его призыву прибыть на защиту Москвы. Оставалось обороняться силами одной Московской земли: Дмитрий выслал против врага воеводу Дмитрия Минина, а Владимир Андреевич — Акинфа Шубу. Литовцы на своем пути жгли, грабили селения, истребляли людей; высланная московская рать была ими разбита в прах, 21 декабря 1368 года на реке Тростне воеводы пали в битве. «Где есть великий князь со своею силою?» — спрашивал Ольгерд пленных. Все в один голос давали такой ответ: «Князь в городе своем Москве, а рати не успели собраться к нему». Ольгерд поспешил прямо к Москве. Великий князь Дмитрий, князь Владимир Андреевич, митрополит, бояре со множеством народа заперлись в Кремле, который был незадолго перед тем укреплен каменной стеной. Москвичи сами сожгли посад около Кремля. Ольгерд три дня и три ночи простоял под стенами Кремля. Взять его приступом было трудно, а морить осажденных голодом Ольгерд не решался, так как зимой стоять долгое время в открытом поле было бы слишком тяжело для осаждающих; притом же на выручку Москве могли подоспеть рати подручных князей. Ольгерд приказал сжечь вокруг Москвы все, что еще не сожгли сами русские. Тогда кроме посада, обнесенного дубовой стеной, за его пределами было поселение, носившее название Загородье, а за Москвой-рекой — другое, называемое Заречье. Литовцы сожгли все, не щадя ни церквей, ни монастырей; возвращаясь назад, они разоряли Московскую волость, жгли строения, грабили имущества, забирали скот, убивали или гнали в плен тех людей, которые не успевали спастись от них в леса. По известию современника, Москва потерпела от Ольгерда такое бедствие, какого не испытывала со времени нашествия Батыя. Таковы были последствия неловкой московской политики: хотя москвичи и действовали в духе, указанном Калитой, но до крайности неудачными способами; думая сломить силу опасного тверского князя, они сделали его еще опаснее для себя и легкомысленно навлекли на свою землю беду от нового врага, который, до того времени постоянно занятый другими войнами и делами собственной страны, не делал никаких покушений на Московскую землю.

Этим дело не окончилось. Москва за разорение, нанесенное ей литовцами, хотела вознаградить себя разорением Тверской и Смоленской земель. Сначала москвичи и с ними волочане (то есть жители Волока-Ламского) разграбили Смоленскую волость в отмщение за то, что смольняне ходили с литовцами на Москву; а потом московский великий князь послал объявить войну тверскому. Михаил Александрович тотчас убежал в Литву. Московская рать два раза вступала в Тверскую землю, разоряла села и волости, взяла под начальством самого Дмитрия Зубцов и Микулин. Москвичи пригнали тогда из Тверской земли множество пленных и скота в свою разоренную литовцами землю. Пленные из Тверской земли заменяли в Московской земле тех людей, которых угнали литовцы. Тверичи были «смирены до зела», по выражению летописца.

А.М. Васнецов. Московский Кремль при Дмитрии Донском

Ольгерд на этот раз не мог оказать скорой помощи шурину, потому что был занят войной с Орденом. Михаил Тверской, услышав о бедствии своей земли, сильно опечалился и принял решение, вероятно, с согласия Ольгерда, иным способом отомстить своему врагу. Он отправился в Орду и без труда выхлопотал себе там великокняжеское достоинство от Мамант-Салтана, хана, посаженного Мамаем, но об этом узнали в Москве и поставили заставы, чтобы изловить Михаила на обратном пути. К счастью, у Михаила были доброжелатели в Москве; они дали ему знать, и он опять пробрался в Литву. По усиленной просьбе своей жены Ольгерд решился наконец помогать ее брату. Он двинулся на Московскую землю с братом Кейстутом, литовскими князьями, Святославом Смоленским и Михаилом Тверским. Простояв несколько дней у Волока и не взяв его, литовцы пришли к Москве 6 декабря 1370 года. Дмитрий заперся в Кремле, а Владимир Андреевич, собрав свою рать, стоял в Перемышле. С ним были заодно рязанская и пронская рати. Литовцы сожгли часть только что возобновленного посада и окрестные села, но, простояв 8 дней под Кремлем, Ольгерд заключил с московским князем перемирие до Петрова дня; он хотел даже вечного мира и предлагал родственный союз, обещая выдать свою дочь Елену за князя Владимира Андреевича. Но дело на этот раз пока ограничилось одним перемирием. В том году была необыкновенно теплая зима, преждевременно наступила оттепель и распустились реки; пути испортились; отступать было трудно; а между тем на Ольгерда русские готовились ударить с тыла. Кроме того, Ольгерда торопили домой дела с немецким Орденом. Все эти обстоятельства побудили его оставить Михаила.

Лишенный помощи зятя, тверской князь опять отправился в Орду. На этот раз ему предлагали там татарское войско, но он не решился подвергать русские земли разорению, сообразив, что в таком случае вызовет к себе всеобщую ненависть русских. Михаил думал, что достаточно будет одного ханского посла с ярлыком, повелевающим русским признавать Михаила великим князем, но Орда до того ослабела от внутренних междоусобий, что ее уже не боялись, как прежде, и Дмитрий Московский приводил к присяге владимирцев и жителей других городов сохранять ему верность, не обращая внимания на татарские ярлыки, повелевающие повиноваться тверскому князю; сам Дмитрий остановился с войском в Переяславле вместе с Владимиром Андреевичем. Михаил с ханским послом Сарыходжой прибыл к городу Владимиру; владимирцы не пустили их. Сарыходжа звал Дмитрия во Владимир слушать ярлык; Дмитрий отвечал ему так: «К ярлыку не еду, на великое княжение не пущу, а тебе, послу цареву, путь чист». Вместе с тем он послал дары Сарыходже. Сарыходжа оставил Михаила и поехал в Москву. Его приняли там с таким почетом и так щедро одарили, что он окончательно перешел на сторону Дмитрия, уговорил его ехать к Мамаю и обещал ходатайствовать за него.

Битва русских с ордынцами на реке Боже в 1378 г. Миниатюра XVI в.

H. Некрасов. Куликовская битва

Михаил с досады разорил Мологу, Углич, Бежецкий Верх и вернулся в Тверь, а в Орду выслал своего сына Ивана. Тогда по общему совету с митрополитом и боярами Дмитрий сам отправился вместе с Андреем Ростовским и московскими боярами и слугами искать милости Мамая. Митрополит Алексий проводил его до Оки и благословил на путь. Несмотря на то что Дмитрий уже раздражал Мамая, еще нетрудно было приобрести его благосклонность, потому что Мамай был милостив к тому, кто давал ему больше. Дмитрий привез ему обильные дары; притом же Сарыходжа настраивал его в пользу Дмитрия. Москва, несмотря на разорение, нанесенное Ольгердом, была все еще очень богата в сравнении с прочими русскими землями; сборы ханских выходов обогащали ее казну. Дмитрий не только имел возможность подкупить Мамая, но даже выкупил за 10 000 рублей серебра^[20]

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

20

Тогдашний рубль приблизительно равнялся гривне, то есть полфунту серебра.