Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей

Николай Костомаров

«Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей» – фундаментальный труд выдающегося историка, этнографа, писателя, критика XIX века Николая Ивановича Костомарова (1817–1885). В него вошли статьи о виднейших отечественных государственных деятелях, начиная с Владимира Святого и заканчивая Елизаветой Петровной. Образный язык, богатейший фактический материал, критическое отношение к официозу, придают трудам Костомарова непреходящее значение.

Московские князья Даниловичи

У Александра Невского было четыре сына: старший, Василий, княжил в юности в Новгороде, а впоследствии в Костроме, где и умер. Дмитрий и Андрей вели между собой кровавый спор за великое княжение; последний отличился тем, что дважды наводил на Русь татар, которые произвели в ней ужаснейшие опустошения (в 1282 и 1294 годах), отозвавшиеся на целые десятилетия. Четвертый сын Невского, Даниил, остался после отца ребенком. Ему в удел досталась Москва.

Даниил был первым князем, поднявшим значение этого города, являвшегося до тех пор незначительным пригородом Владимира. Участвуя в междоусобиях своих братьев, Даниил хитростью взял в плен рязанского князя Константина, воспользовавшись изменой рязанских бояр, и держал его в неволе. Это событие было первым проявлением тех приемов самоусиления, которыми так отличалась Москва, в то время только что возникавшая. Вместе с тем Даниил положил зачаток тому расширению владений, которое так последовательно вели все его преемники. Племянник Даниила Иван Дмитриевич Переяславский, умирая бездетным, завещал ему Переяславль. Даниил тотчас захватил его и отстоял от посягательств своего брата Андрея. Даниил умер в 1303 году, приняв перед смертью схиму. По летописным известиям, он был погребен в деревянной церкви Св. Михаила, которая стояла на месте нынешнего Архангельского собора в Москве; однако предание, записанное в его Житии, помещает его могилу в Данииловом монастыре, будто бы им основанном. Как бы то ни было, имя Даниила как родоначальника дома московских князей находилось в большом уважении у его потомков^[15].

Даниил оставил сыновей Юрия, Ивана, Александра, Бориса и Афанасия. Из них Юрий и Иван по своей деятельности были важнейшими людьми в истории Руси в XIV веке. Они подняли значение Москвы и твердо поставили историческую задачу, которую предстояло постепенно разрешить их преемникам в последующие времена.

Князь Даниил Александрович. Титулярник 16J2 г.

Князь Дмитрий I Александрович. Гравюра 1850 г.

Умер великий князь Андрей Александрович в 1304 году. Звание великого князя, которое при новых условиях татарского господства сделалось гораздо важнее и знаменательнее, чем было прежде, зависело исключительно от воли хана, верховного повелителя и истинного государя Русской земли. Собственно никаких прав, принадлежавших в этом отношении тому или другому князю, той или другой княжеской ветви, не существовало. Князья могли считаться между собой старейшинством; но эти счеты уже и в прежние времена, до татар, перестали быть обязательными, так что действительное старейшинство признавалось несомненным только по отношению к возрасту. В Орде эти счеты еще менее могли быть обязательными. Кто приходился по нраву властителю, того он, не стесняясь ничем, мог назначить великим князем. Но в Орде, как вообще в азиатских деспотических государствах, милость властителя и доступ к нему покупались угождением и задариванием близких к царю вельмож; и русский князь, искавший в Орде какой бы то ни было ханской милости, а тем более первенствующего сана, должен был достигать своей цели, во-первых, обещанием большого выхода (дани) хану, а во-вторых, подарками и подкупом разных лиц, имевших при ханском дворе влияние. Поэтому выходило, что собственно звание великого князя было продажным. Его мог приобрести тот из князей, у кого в руках было более богатств и кто обладал умением употребить эти богатства кстати. Не переставая зависеть от произвола хана, звание великого князя могло, однако, утвердиться в одной княжеской линии и сделаться фактически наследственным. Нужно было только, чтобы овладевший этим званием умел накапливать в своих руках богатства, поддерживать постоянно дарами доброе расположение к себе влиятельных лиц в Орде и подготовить своему сыну приобретение этого звания после своей смерти. Вместе с таким возвышением одной княжеской ветви неизбежно поднималась бы и получала в ряду русских земель первенство та земля, где княжила эта более удачливая княжеская ветвь. Город Владимир почти потерял уже признаки первенства: князья, получавшие от хана старейшинство, не обязаны были пребывать во Владимире; они могли быть великими князьями и жить в прежних своих уделах. В то время перед Русью стоял важный вопрос: в каком городе утвердится великокняжеское достоинство, переходя от одного князя к другому князю той же земли? В будущем этому городу предстояло великое значение. Орда, несмотря на все свое видимое могущество, уже пошатнулась, признаки разложения стали ощутимыми. Уже на берегах Черного моря возникла другая Орда, отложившаяся от Волжской, иначе Золотой, — Орда Ногая, не хотевшая признавать власти волжских ханов. Это было началом дальнейших отложений и распадения монгольской монархии. В Волжской Орде достоинство хана перестало переходить правильным путем и подвергалось насильственным переворотам. Хан Тудай-Менгу был умерщвлен своими племянниками, которых в свою очередь умертвил их двоюродный брат Тохта, сын Менгу-Тимура. Эти события явились предвестниками того, что впоследствии сделалось в Орде обычным делом. Пока еще Орда была сильна, власть великого князя могла утвердиться в одной княжеской ветви и в одной из русских земель именно только при посредстве этой ордынской силы; но раз получив в Руси твердость, великокняжеская власть не должна была уже потерять ее и тогда, когда Орда совершенно ослабнет, потому что в самой Руси должен был устроиться такой порядок, который получит значение обычая. Одним из способов усиления такой власти являлось то непременное условие, что с возвышением князей неизбежно должны были приливать в их землю военные силы из других земель, а следовательно, другие земли ослабевали и их князья невольно должны были уступать тому, кто становился сильнее благодаря их средствам. Русские бояре приняли обычай переходить туда, где князь был сильнее и где, следовательно, им предстояло больше выгоды. Бояре приходили в таком случае не одни, а тянули за собой и людей, составлявших их дружину и получивших в те времена название детей боярских. Естественно, с падением Орды хана для Руси должен был заменить тот князь, которому прежние ханы во время своего могущества передали свою силу, лишь бы только те, кто получал эту силу, умели усвоить от поколения к поколению искусство поддерживать свое значение. Начало XIV века было той роковой эпохой, когда был поставлен к разрешению вопрос: какая из княжеских линий выдвинется выше всех и какая русская земля со своим главным городом сделается средоточием русского мира и будет стягивать к себе разрозненные его части?

Князь Михаил III. Гравюра 1850 г.

После смерти Андрея тотчас начал добиваться великокняжеского достоинства его двоюродный брат Михаил Ярославич Тверской, сын Ярослава — брата Александра Невского. Но ему объявился соперник — московский князь Юрий Данилович. Тверские бояре по повелению своего князя хотели заступить Юрию путь в Орду и схватить его на дороге, но не успели в этом; Юрий пробрался в Орду иным путем.

Пока два соперника боролись в Орде за великое княжение, на Руси во имя их уже происходили усобицы. Князь Иван Данилович отстаивал Переяславль от тверичей. Против него пошел с тверичами его бывший боярин Акинф, который не захотел в Москве быть ниже другого боярина — Родиона Нестеровича, прибывшего в Москву из Киева с тысячью семьюстами человек дружины, или детей боярских. Акинф с сыновьями перешел к тверскому князю. Произошла кровопролитная схватка; москвичи одержали верх, и Родион собственноручно убил своего личного врага Акинфа, воткнул его голову на копье и принес своему князю Ивану Даниловичу.

Князь Даниил Московский. Гравюра 1850 г.

В Орде взял верх тверской князь Михаил; Юрий тогда не в состоянии был обещать хану выходу больше, чем его соперник. Михаил по возвращении в Русь (1305) тотчас пошел войной к Москве на Юрия: вероятно, его побуждали к этому и дети убитого Акинфа. Тверской князь не мог взять Москвы и заключил мир с московскими князьями. Но взаимная злоба от этого не улеглась.

Не сумев добиться великого княжения, Юрий выбирал другие пути к усилению своей власти и самой Москвы. Вскоре после смерти отца он захватил Можайск и привел пленным в Москву тамошнего князя Святослава. В 1306 году Юрий задушил рязанского князя Константина, взятого в плен его отцом Даниилом и содержавшегося в Москве в неволе. Московский князь думал вместе с тем присвоить себе и Рязань; но это ему не удалось: молодой рязанский князь Ярослав выпросил у хана ярлык на рязанское княжение. Юрий все-таки не остался в проигрыше и присоединил к Москве Коломну, принадлежавшую до того времени Рязанской земле. Со своим братом Иваном Юрий всегда жил дружно, но с другими братьями, Александром и Борисом, не ладил до того, что они убежали в Тверь к его непримиримому врагу. Тверской князь Михаил в 1308 году еще раз покусился на Москву и опять не взял ее. Взаимная злоба еще более усилилась после нового нападения на Москву и, наконец, прорвалась отчаянной борьбой по поводу Новгорода.

Со времени татарского завоевания Новгород, пользуясь своей внутренней самостоятельностью, принужден был допускать у себя пребывание на Городище великокняжеских наместников и платить великому князю дань в качестве участия в общем платеже выхода хану. С той поры отношения между Новгородом и великим князем всегда были натянутыми и нередко становились открыто враждебными. Великие князья, пользуясь правом взимания выхода, старались как можно больше сорвать с Новгорода и как можно тяжелее наложить на него свою руку. Со своей стороны Новгород старался допустить у себя как можно меньше влияния и власти великого князя. Отсюда ряд договоров Новгорода с великими князьями: в этих договорах мы видим постоянное стремление Новгорода всеми силами избавиться от их притязаний и оградить свою самостоятельность. Вопросы были до того усложнены, что кто бы ни был великим князем, отношения между ним и Новгородом являлись в сущности почти одинаковыми, и до самого падения Великого Новгорода в конце XV века не было ни одного великого князя, за исключением Юрия Даниловича, с которым бы новгородцы находились в дружеской и искренней связи. Новгородцам трудно было поладить с Михаилом Тверским по причине его придирчивого и корыстолюбивого характера. Видимо, они с самого начала не любили этого князя, не хотели, чтобы он получал великое княжение, и выразили это нежелание перед его поездкой в Орду. Когда Михаил возвратился из Орды, новгородцы приняли его наместников и заключили с ним договор, по которому великому князю, по старине, не дозволялось управлять новгородскими волостями посредством своих, а не новгородских мужей, не дозволялось, кроме того, приобретать в Новгородской области как князю, так и его княгине, боярам и всем подданным сел и угодий, выводить новгородских людей в свою волость, брать их в залог, давать без посадника грамоты, раздавать волости, творить суд без посадника, отнимать волости у новгородских мужей, стеснять новгородскую торговлю и т. п. Эта грамота определяла также и доходы, собственно предоставленные великому князю.

Князь Георгий (Юрий) III. Гравюра 1850 г.

Но в 1312 году Михаил Тверской поссорился с Новгородом, вывел оттуда своих наместников, захватил пограничные новгородские волости Торжок и Бежичи (Бежецк) и не допускал в Новгород подвоз хлеба, в котором была большая нужда в Новгороде, незадолго до того пострадавшем от сильного пожара. Новгородцы послали своего владыку Давида в Тверь. Михаил согласился на мир только тогда, когда новгородцы заплатили ему 1500 гривен (около 700 фунтов серебра). По заключении мира Михаил вновь отправил к новгородцам своих наместников. Новгородцы, поплатившись такой данью, окончательно озлобились против Михаила и в следующем году (1313), когда Михаил поехал в Орду поклониться новому хану Узбеку, решились поступить так, как делалось у них встарь: призвать к себе иного, вольного князя; они обратились к Юрию Даниловичу. Московский князь отправил к ним предварительно своего боярина Феодора Ржевского, который схватил наместников Михаила, посадил их под стражу на владычном дворе, а сам повел новгородцев на Волгу против Твери. В отсутствие Михаила вышел против них с войском его сын Дмитрий. Обе стороны, простояв до заморозков друг против друга на противоположных берегах Волги, заключили мир. Условия этого мира неизвестны, но они были выгодны для Новгорода. Перед заговеньем прибыл в Новгород избранный князь Юрий со своим братом Афанасием. Новгородцы посадили его на стол и радовались — в этом видели они возрождение своей вольности.

Князь Дмитрий II Михаилович. Гравюра 1850 г.

Но недолго довелось им радоваться. Весной 1315 года пришло Юрию от хана приказание явиться в Орду. Должно быть, Михаил нажаловался на него хану. Юрий не посмел ослушаться и поехал, а в Новгороде оставил своего брата Афанасия.

Тем временем Михаил возвращался на Русь не только обласканный ханом, но и вел с собой татар карать непокорный Новгород. К ним присоединилась по ханскому приказанию рать Низовской земли. Михаил осадил Торжок. Новгородцы с князем Афанасием отправились к Торжку. Произошла кровопролитная сеча. Новгородцы потеряли много убитыми и наконец, не выдержав, заперлись в Торжке. «Выдайте мне князя Афанасия и князя Феодора Ржевского, а потом я с вами стану мириться», — послал сказать новгородцам Михаил. Новгородцы отвечали: «Не выдадим князя Афанасия, но умрем честно за Святую Софию». Михаил вторично послал к ним требование: «Так выдайте князя Феодора Ржевского». Новгородцы, как говорит летописец, не хотели выдавать его, а выдали поневоле и заключили мир, обязавшись заплатить двенадцать тысяч гривен серебра. После этого Михаил пригласил к себе князя Афанасия и новгородских бояр и вероломно отправил их в Тверь заложниками платежа. Вдобавок Михаил ограбил остальных новгородцев и новоторжцев, отняв у них доспехи, оружие и коней. После такого притеснения новгородцы отправили своих послов в Орду жаловаться на Михаила, но тверичи переловили этих послов на дороге.

Такой мир мог только еще больше раздражить новгородцев. Война с тверским князем вспыхнула в 1317 году. Наместники Михаила выехали из Новгорода. Михаил пошел на Новгород со всей низовской землей^[16], а новгородцы укрепили свой город острогом по обеим сторонам Волхова и подняли на ноги свою землю: вооружились псковичи, ладожане, корела, жители Русы, ижора и водь. Но до Новгорода из-за неудобства путей Михаилу было трудно добраться. Дойдя до Устьан, Михаил повернул назад и был жестоко наказан за свою смелость. Войско его заблудилось среди озер и болот и умирало от голода. Воины съели всех своих лошадей, грызли ремни, голенища, кожу со щитов, многие умерли от стужи, и только жалкие остатки вернулись домой со своим князем, пешие и больные. Думая, что великий князь будет теперь сговорчивее, новгородцы отправили к нему владыку Давида и умоляли отпустить их коварно задержанных братьев. Михаил сначала упрямился, но потом помирился с новгородцами в Торжке, когда услыхал, что Юрий возвратился из Орды и идет на него. Новгородцы со своей стороны заключили мир, потому что не знали, где Юрий, и не догадывались, что он близко. В договоре, заключенном в то время, говорится о возвращении пленных, но не упоминается о платеже серебра, так что, вероятно, дань, наложенная Михаилом на Новгород под Торжком, не была ему никогда уплачена.

Князь Иван Калита. Гравюра 1850 г.

Юрий, отправившись в Орду по приказанию Узбека еще в 1315 году, прожил там более двух лет. К сожалению, мы не знаем, что он там делал, но последствием такого долгого пребывания было то, что Юрий вошел в милость к Узбеку и женился на его сестре Кончаке, которая приняла в крещении имя Агафьи. Сам Узбек был магометанином, но, верный преданиям предков, оказывал уважение ко всяким верам, а с христианами был особенно милостив; при нем в Сарае проживало много христиан: они отправляли свободно свое богослужение и имели там местного епископа. С такой терпимостью вполне согласовывалось то обстоятельство, что он породнился с русским князем и позволил своей сестре принять веру своего мужа.

Юрий вел теперь (в 1317 году) на своего врага татар под начальством татарского князя Кавгадыя, ехавшего с ним в качестве посла. Послы от хана бывали часто на Руси в те времена, а иные только под видом послов шатались по Руси. Все они были настоящими бичами для жителей. Когда послы со своими татарами проходили среди русского населения, то на каждом шагу желали показать, что они — господа, а русские — рабы, грабили, совершали всякого рода насилия жителям. Так было и в этом случае. Суздальские князья, сообразив, что Юрий в милости у царя, присоединились к нему; но это не помешало татарам бесчинствовать на пути в Костроме, Ростове, Дмитрове и Клину. С татарами были хивинцы и мордва. Путь их лежал в Тверскую землю. Юрий хотел наказать своего противника. Если, проходя по Суздальской земле, татары не слишком уважали собственность и личность русского человека, то, вступив в Тверскую землю, они без разбора жгли всякое жилье, попадавшееся на пути, и мучили разными муками людей, которых захватывали в свои руки. Михаил выступил против них и 22 декабря 1317 года встретился с ними за сорок верст от Твери на урочище, называемом Бортенево. Рать Юрия была разбита. Сам Юрий ушел в Торжок, а его брат Борис, жена Агафья и Кавгадый попали в плен.

Юрий из Торжка прибежал в Новгород. Если известие о походе Юрия на Тверь не могло вовремя прийти к новгородцам и побудить их подать помощь Юрию, то теперь они дружно принялись за дело своего союзника; к ним присоединились псковичи. С новгородским ополчением пошел и новгородский владыка Давид. Не так давно был заключен новгородцами мир с Михаилом; нападать на Михаила было бесчестно; поэтому новгородцы решили прежде послать к Михаилу требование сделать все угодное Юрию, а вступить с ним в войну предполагали только тогда, когда он откажет.

Михаил был сговорчив, потому что боялся ханского гнева. Отпустить жену Юрия было невозможно: она умерла в плену; говорили, что ее там отравили зельем. Михаил выдал Юрию только ее тело, которое отвезли для погребения в Ростов, в церковь Пресвятой Богородицы. При посредничестве новгородцев соперники порешили на том, чтобы им обоим идти в Орду. Кавгадый, находясь в плену у Михаила, уверил его, что он помогал Юрию и напал на Михаила без ханского дозволения.

После своего освобождения из тверского плена Кавгадый соединился с Юрием, и они положили между собой совет собрать всех князей низовских (то есть Суздальско-Ростовской земли), пригласить бояр от русских городов, особенно от Новгорода, и ехать в Орду с обвинением на Михаила. Так и сделали. Все они поехали к Узбеку. Михаил, услышав, что на него собирается такая гроза, послал в Орду своего сына Константина, а сам в течение некоторого времени раздумывал, что ему делать, и наконец решился пуститься в путь. Он отправился с сыновьями Дмитрием и Александром. Во Владимире встретил он ханского посла Ахмыла, который ехал к нему.

«Зовет тебя царь, — сказал Ахмыл, — ступай скорее. Если не поспеешь через месяц, то хан уже назначил послать войско на тебя и на твой город. Кавгадый оговорил тебя перед ханом, уверяет, что ты не приедешь в Орду».

Бояре и сыновья уговаривали Михаила не ездить, а послать в Орду еще одного из сыновей. «Не вас, детей моих, требует царь к себе, — сказал Михаил, — головы моей он хочет. Если я уклонюсь, вотчина моя будет полонена и множество христиан перебито. И после того придется мне умереть, так уж лучше положить свою душу за многие души!» Он отправился и 6 сентября 1318 года достиг устья Дона, где находился тогда хан Узбек с ордой, по обычаю предков странствовавший передвижными городами. Там встретил Михаила его сын Константин. Михаил по обычаю поднес дары царю, царице и вельможам. Узбек приказал приставить к Михаилу, как к подсудимому, приставов, но велел обращаться с ним почтительно.

Так прошло полтора месяца. Наконец хан приказал князьям рассудить дело Михаила Ярославича с Юрием и представить ему: тогда хан оправданного пожалует, а виновного казнит. И вот по такому повелению собрались в кибитку князья и положили разные грамоты, свидетельствующие о преступности Михаила. Его обвиняли в том, что он брал дани с городов, управляемых этими князьями, и не отдавал царю^[17]. На этом суде был и Кавгадый и старался всеми способами очернить Михаила. Через неделю Михаила поставили на другом суде (должно быть, уже только татарском) и тут ему произнесли такое обвинение: «Не давал царевой дани, бился против царского посла и уморил княгиню жену Юриеву».

После этого осуждения к Михаилу приставили стражу, состоявшую из семи человек от семи князей. Князю Михаилу на шею надели тяжелую колоду, которая столько же причиняла мучения, сколько означала поругание. Хан отправился в поход против Персии; Михаила потащили за ним в обозе. Когда хан в степи во время похода расположился станом и в стане открылся торг, Кавгадый приказал поставить всенародно Михаила с колодой и созвать заимодавцев, то есть тех, кто жаловался на его несправедливые поборы. Это был правеж, обычай, который впоследствии вошел в русское судопроизводство: неисправного должника выставляли на торгу и били по ногам. Не видно, чтобы Михаила при этом били; но колода на шее имела смысл муки правежа. «Знай, Михаил, — сказал ему Кавгадый, — таков у нашего царя обычай: как рассердится на кого-нибудь, хоть бы на своего племянника, прикажет положить на него колоду, а как гнев его минет, то по-прежнему чтит его; так и с тобой будет: минет твоя тягота, и ты будешь у царя еще в большей чести». Кавгадый велел сторожам поддерживать колоду, висевшую на шее Михаила, чтобы облегчить его. Наконец после двадцатишестидневного томления за рекой Тереком, по ту сторону гор, 22 ноября в среду, Кавгадый и Юрий Данилович со своими людьми подъехали к веже (кибитке), где находился несчастный Михаил; в кибитку вошли убийцы, повалили князя на землю, и один русский по имени Романец вонзил нож в сердце страдальца. Когда Юрий и Кавгадый вошли в кибитку и увидели обнаженное тело Михаила, Кавгадый с суровым видом сказал Юрию: «Ведь он тебе старейшим братом был, словно отец; для чего же тело его лежит брошенное и голое!» Юрий приказал прикрыть труп епанчей. Видимо, хан колебался исполнить приговор суда, но Юрий настаивал и добивался смерти Михаила.

А.М.Васнецов. Основание Москвы. Постройка первых стен Кремля в XII в.

Юрий мстил Михаилу и после его смерти: бояре Юрия, которые повезли на Русь тело убитого, не допускали ставить тело Михаила в церквах, а ставили в хлеву. Его привезли в Москву и погребли в Спасском монастыре.

Юрий, получив от хана великое княжение, возвратился в Русь с большой честью; он вез с собой, как пленных, Константина — сына Михаила, его бояр и слуг. Вдова Михаила и другие его сыновья, узнав о печальном конце тверского князя, обратились к Юрию с просьбой отдать им тело убитого для погребения в Твери. Юрий согласился, но прежде поглумился над ними. Один из сыновей убитого князя, Александр, ездил за телом отца в Москву. Михаила погребли в церкви Спаса в Твери.

А. М. Васнецов. Московский Кремль при Иване Калите

Церковь Спаса на Бору

Старший сын Михаила Дмитрий (названный в родословной «Грозные Очи») злобствовал на Юрия за смерть отца, но вынужден был до поры до времени смириться. В 1321 году при посредничестве тверского епископа Варсонофия между Дмитрием и Юрием заключен был мир; тверской князь заплатил две тысячи гривен серебра и обязался не искать великого княжения.

Юрий, став великим князем, послал в Новгород своего брата Афанасия, но после смерти последнего в 1322 году сам переехал в Новгород и остался в нем. Он, по-видимому, уступил Москву брату Ивану и, считаясь великим князем, жил в Новгороде. Юрий любил Новгород, и новгородцы любили Юрия. Он воевал за новгородцев со шведами, построил город Орешек (ныне Шлиссельбург), заключил от имени Новгорода мир со шведским королем и успешно прогонял литву, совершавшую частые набеги на новгородские владения; в 1324 году по поводу оскорблений, причиненных новгородским промышленникам устюжанами, Юрий с новгородцами ходил в Устюг, взял этот город и заключил с устюжанами мир, выгодный для новгородцев. Здесь он навсегда простился с ними: они отправились домой, а Юрий, доехав до Камы, спустился вниз по этой реке в Орду. Его позвали.

Дмитрий Михайлович Тверской обвинял Юрия в том, что он, взяв выход с тверских князей, не отдал его татарскому послу, а уехал с деньгами в Новгород^[18]. Юрий, прибыв в Орду 21 ноября 1325 года, был умерщвлен князем Дмитрием Михайловичем. Тело Юрия привезли в Москву и предали земле митрополит Петр и архиепископ новгородский Моисей. Хан казнил убийцу, но не ранее как спустя десять месяцев после убийства.

Брат Юрия Иван по прозванию Калита (от обычая носить с собой кошелек с деньгами для раздачи милостыни) оставался долго в тени при старшем брате, но когда Юрий получил великое княжение и уехал в Новгород, Москва осталась в полном управлении Ивана; с этих-то пор он вступает на историческое поприще. Восемнадцать лет его правления были эпохой первого прочного усиления Москвы и ее возвышения над русскими землями. Главным способом к этому усилению было то, что Иван особенно умел ладить с ханом, часто ездил в Орду, приобрел особое расположение и доверие Узбека и оградил свою Московскую землю от вторжения татарских послов, которые — как уже сказано выше, — называясь этим именем, ездили по Руси, творили бесчинства и опустошения. В то время, когда другие русские земли поражены были этим несчастьем и, кроме того, подвергались другим бедствиям, владения московского князя оставались спокойными, наполнялись жителями и по сравнению с другими русскими землями находились в цветущем состоянии. «Перестали поганые воевать Русскую землю, — говорит летописец, — перестали убивать христиан; отдохнули и опочили христиане от великой истомы и многой тягости, и от насилия татарского; и с этих пор наступила тишина по всей земле».

Город Москва расширялся в княжение Ивана. Кроме Кремля, составлявшего ее центр или внутреннее укрепление, посад за пределами Кремля уже при Иване был обнесен дубовой стеной. Вокруг Москвы одно за другим возникали села.

Бояре оставляли других князей, переходили к московскому князю и получали от него земли с обязанностью службы; за боярами следовали вольные люди, годные к оружию. Таким образом, соседние князья слабели и поневоле должны были угождать московскому князю и подчиняться ему. В Москву переселялись и иноземцы, и даже татары приходили на поселение не врагами, не господами, а принимали крещение и становились русскими. В числе таких татарских выходцев был мурза Чет, родоначальник фамилии Годуновых и предок Бориса, царствовавшего на русском престоле. Иван заботился о внутренней безопасности, строго преследовал и казнил разбойников и воров; и тем самым он дал возможность ездить торговым людям по дорогам. Москва тогда уже наполнялась торговцами с разных сторон. На устье Мологи возникла славная в те времена моложская ярмарка, куда съезжались купцы с востока и запада. Оживляя народное благосостояние, эта ярмарка доставляла доходы великому князю.

В первые же годы своего правления Иван придал Москве нравственное значение переводом митрополичьей кафедры из Владимира в Москву. Еще в XIII столетии русские первосвятители нашли невозможным оставаться в Киеве, в крае малолюдном, в опустошенном и обнищалом городе, где древняя святыня находилась в запустении, где Десятинная церковь лежала в развалинах, где от Св. Софии оставались одни стены, а Печерская обитель стояла безлюдная. Митрополиты Кирилл и Максим, хотя и считались киевскими, но не жили в Киеве, вели странническую жизнь и более всего пребывали во Владимире. После смерти митрополита Максима было два соискателя митрополичьего престола: один из Северной Руси, владимирский игумен Геронтий, другой из Южной Руси — Петр, игумен ратский, родом волынец. Галицкий князь Юрий Львович, внук Даниила, послал Петра в Константинополь для посвящения с целью утвердить у себя митрополию в Галичине. Петр был предпочтен Геронтию, получил сан митрополита (1308), но вместо того чтобы жить в Южной Руси, удержав титул киевского митрополита, переселился на север во Владимир; однако и тут не жил постоянно, а переезжал с места на место, поставляя духовных. Вместе с князем Михаилом Ярославичем Тверским Петр совершил поездку в Орду к Узбеку и получил от него знаменитую грамоту, по которой православное русское духовенство со своими семействами и со всеми лицами, принадлежавшими к духовному ведомству, освобождалось от всякой дани и ограждалось от каких бы то ни было обид и притеснений со стороны ханских чиновников и подданных.

Митрополит Петр закладывает Успенский собор в Московском Кремле

Князь Симеон Гордый. Гравюра 1850 г.

Во время своих обычных переездов с места на место Петр сошелся с князем Иваном Даниловичем и полюбил более всех других городов его Москву. Здесь он стал проживать подолгу, заботился об украшении Москвы святынями храмов и 4 августа 1325 года вместе с князем Иваном заложил первую каменную церковь в Москве Успения Богородицы (нынешний Успенский собор). Этот храм должен был сделаться главной святыней Москвы и перенести на нее то благословение, которое некогда давала городу Владимиру построенная Андреем подобная церковь Богоматери во Владимире. Близ места, на котором должен был стоять жертвенник, Петр собственноручно устроил себе гроб. «Бог благословит тебя, — говорил он Калите, — и поставит выше всех других князей, и распространит город этот паче всех других городов; и будет род твой обладать местом сим вовеки; и руки его взыдут на плещи врагов ваших; и будут жить в нем святители; и кости мои здесь положены будут». Эти пророческие слова, переходя по преданию от поколения к поколению, помнились и приводились для поддержания могущества и величия Москвы. В следующем году (1326) 21 декабря Петр скончался, оставшись навсегда в воспоминаниях потомков святым покровителем Москвы, первым виновником ее нравственного возвышения. Иван, исполняя завещание Петра, окончил постройку храма Успения; кроме этого храма он построил каменную церковь Архангела Михаила на месте прежней, деревянной, и завещал себя похоронить в ней: это был нынешний Архангельский собор, послуживший местом погребения для всех потомков Ивана. Близ своих палат Иван основал монастырь Св. Преображения и построил в нем каменную церковь (единственную из московских церквей, стены которой до сих пор существуют от тех времен в церкви Спаса на Бору) и кроме того церковь Иоанна Лествичника на месте нынешней колокольни Ивана Великого. Стремлению Ивана поднять церковное значение Москвы способствовало то, что преемник Петра, Феогност, поселился в Москве, а за ним впоследствии все митрополиты один за другим пребывали в этом городе и таким образом сообщили ему значение столицы всей русской церкви.

Князь Иван Красный. Гравюра 1850 г.

Иван Данилович во все продолжение своего княжения ловко пользовался обстоятельствами, чтобы, с одной стороны, увеличить свои московские владения, а с другой — иметь первенствующее влияние на князей в прочих русских землях. В этом случае помогла ему более всего вновь вспыхнувшая вражда с Тверью. Там княжил другой сын Михаила Тверского — Александр. После казни брата Александр, как говорит летописец, носил имя великого князя^[19]. Татары, видимо, не доверяли Александру и находили нужным особенно наблюдать над Тверью. В 1327 году приехал в Тверь ханский чиновник Чолкан с вооруженной толпой татар, выгнал Александра с его двора и расположился в нем, как хозяин. Это, естественно, возбудило страх и ропот в народе. Начали толковать, что татары хотят перебить русских князей, управлять Русью посредством своих чиновников и насильно обращать христиан в басурманскую веру. Татары по привычке обращаться с русскими, как с рабами, совершали в Твери разные бесчинства. 15 августа поднялся мятеж против татар. По одним известиям, сам Александр возбуждал тверичей из мести за своего отца и брата, по другим же — он, напротив, приказывал им терпеть, но неожиданный случай произвел вспышку в народе. Татары хотели отнять у диакона Дюдка молодую и жирную кобылу. Диакон сделал клич к народу, который уже прежде был раздражен наглостью татар. Ударили в вечевой колокол, народ собрался и перебил Чолкана и его татар. Только немногие табунщики успели уйти и дали знать в Орде о происшествии.

Мщение было неизбежно. Князь Иван Данилович, услышав о том, что сделалось в Твери, наскоро побежал в Орду и оттуда в звании старейшего князя шел с татарами наказывать Тверь. Татарская рать была под предводительством пяти темников. Иван Данилович потребовал, чтобы суздальский князь присоединился к нему. Суздальский князь не посмел ослушаться. Рать зимой вошла в Тверскую землю, жгла города, села, убивала жителей и старых, и малых; иных брала в неволю; другие, лишенные приюта, замерзали. Так разорены были Кашин и Тверь. Князь Александр с братом Константином ушел в Новгород; новгородцы не приняли Александра; он бежал в Псков. Тем временем татары, вероятно, не зная, что новгородцы прогнали Александра, напали на Новоторжскую землю, принадлежавшую Новгороду, и опустошили ее. Дело разъяснилось тогда, когда монгольские послы прибыли в Новгород и получили там 2000 гривен серебра и много даров.

Тверская область была до того опустошена и обезлюдела, что в течение целого полстолетия носила на себе следы этого погрома.

Расправившись с Тверью, Иван поехал в Орду явиться к Узбеку. Узбек очень хвалил его, и с тех пор положение Ивана стало еще крепче. Тогда же прибыл к Узбеку с поклоном брат Александра Константин. Узбек принял и его милостиво, не помянул вины, которую считал за его братом, утвердил на тверском княжении, но приказал Ивану и с ним всем русским князьям отыскать Александра и представить в Орду на расправу. По ханскому приказу Иван в 1329 году с митрополитом, суздальским князем и двумя тверскими князьями, братьями Александра, прибыл в Новгород и оттуда послал к Александру послов. В Псков поехал сам новгородский владыка Моисей с некоторыми знатными новгородцами; он убеждал Александра ехать добровольно в Орду, «не давать христиан на погибель поганым». Александр совсем было согласился, но псковичи удержали его и говорили: «Не езди, господине, в Орду; что бы с тобою ни было, заодно умрем с тобою!»

Иван Данилович, получив отказ, поднял всю землю Новгородскую и пошел ратью на Псков, а митрополит Феогност в угоду Ивану наложил на псковичей проклятие и отлучение от церкви.

Тогда Александр сказал псковичам: «Братья и друзья мои! Пусть не будет на вас из-за меня проклятия и отлучения; я уеду, а вы целуйте крест не выдавать моей княгини».

Александр уехал в Литву, а псковичи послали послов к Ивану с таким словом: «Князь Александр уехал, весь Псков кланяется тебе, князю великому, от мала до велика: и попы, и чернецы, и черницы, и сироты, и жены, и малые дети». Это было первое заявление покорности Пскова Москве, новый шаг к возвышению значения московского князя.

Иван удовольствовался этим заявлением, и митрополит снял со псковичей проклятие, употребив свою духовную власть в пользу московского князя. Обстоятельства продолжали благоприятствовать Москве. Александр хотя вернулся во Псков и прожил там десять лет, но был уже бессилен; его брат Константин, управляя разоренной Тверской землей, угождал московскому князю, любимцу царя, так как страшился повторения над своей областью того, что она испытала при его брате. В собственно Московской земле Иван уже владел Можайском, Коломной, Рузой, Звенигородом, Серпуховым, к ней присоединялся и Переяславль со своей волостью. Князья других русских земель оказались поставленными в такое положение, что должны были подчиняться Ивану со своими землями. Суздальский князь Александр Васильевич и все другие удельные князья Ростовско-Суздальской земли стали его подручниками. После смерти Александра Васильевича Иван удержал за собой Владимир, а новый суздальский князь Константин Васильевич должен был довольствоваться тем, что ему оставил московский князь. Иван отдал одну из своих дочерей за Василия Давидовича Ярославского, а другую — за Константина Ростовского и самовластно распоряжался уделами своих зятьев. «Горе, горе городу Ростову и князьям его, — говорит одно старинное сказание, — отнялась у них власть и княжение; и немало было ростовцев, которые поневоле отдавали москвичам имущество свое, терпели побои и язвы на теле своем». Посланный в Ростов от Ивана Даниловича боярин Кочева свирепствовал над жителями, как будто над завоеванными, и одного старейшего боярина, Аверкия, приказал при всем народе повесить за ноги и нещадно бить палками. Подобные поступки совершались не в одном Ростове, но и во всех местах, подпавших под власть москвичей, которые, где только могли, показывали себя высокомерными господами над прочими русскими людьми. Эти поступки вывели из терпения ярославского князя; несмотря на свое родство с московским князем, он соединился против него с Александром Михайловичем Тверским. Князья рязанские поневоле должны были повиноваться Ивану Даниловичу и ходить со своей ратью, куда он им прикажет: Иван был в чести у хана, а Рязанская земля находилась на пути из Орды в Москву и за строптивость своих князей первой могла подвергнуться жестокой каре от Орды, требовавшей повиновения Москве. Города Углич, Галич и Белозерск были приобретены Иваном посредством купли от князей. Кроме того, он покупал и променивал села в разных местах: около Костромы, Владимира и Ростова, на реках Масе, Киржаче и даже в Новгородской земле вопреки новгородским грамотам, запрещавшим князьям покупать там земли. Он заводил в Новгородской земле слободы, населял их своими людьми и таким образом имел возможность внедрять там свою власть и подобным путем.

Карта Московского княжества

Новгород, находившийся пока в дружбе с Москвой, вскоре испытал на себе плоды ее усиления, которому он так содействовал. Новгородцы слишком много оказали услуг московским князьям: казалось, нужно было пройти долгому времени и явиться очень важным причинам и непредвиденным столкновениям, чтобы между Новгородом и Москвой могло вспыхнуть несогласие. Но Иван не задумывался в выборе средств для своей выгоды. В 1332 году он возвратился из Орды, где достаточно поистратился на подарки, и стал приискивать средств, как бы и чем ему вознаградить себя. Он вспомнил, что у новгородцев есть закамское серебро. В сибирских странах с незапамятных времен велось добывание руды и обрабатывались металлы. До сих пор так называемые чудские копи по берегам Енисея служат памятниками древней умелости народов алтайского племени. Новгород, владевший северо-востоком нынешней европейской России под названием Заволочья (берегов Двины), Печоры и Перми и частью азиатской России под именем Югры, получал оттуда серебро отчасти путем торговых сношений, отчасти же посредством дани, вносимой туземцами подчиненной Новгороду Пермской страны. Иван Данилович потребовал от Новгорода это серебро, которое в то время называлось закамским серебром, и, чтобы иметь в своих руках залог этого требования, захватил Торжок и Бежецкий Верх с их волостями неожиданно и вероломно, не объявив Новгороду, что он считает мирный договор почему-нибудь нарушенным. В Новгороде тогда происходили внутренние смятения: в один год сменили двух посадников, ограбили дворы и села двух бояр; вероятно, эти волнения состояли в связи с тогдашними неприязненными поступками московского князя, так как всегда во время размолвок с великими князьями в Новгороде были лица, считавшиеся их сторонниками и благоприятелями и за то испытывавшие озлобление раздраженного народа. На другой год Иван Данилович повторил свое требование, вошел в Торжок с подручными себе князьями земель Суздальской и Рязанской и сидел в Торжке около двух месяцев. Новгородцы посылали к нему дружественное посольство, просили приехать в Новгород мирно, но Иван не хотел слушать их и уехал прочь. Новгородским волостям нелегко было от его посещения. Иван вывел своих наместников из Городища и таким образом находился уже в открытой вражде с Новгородом, «в розратье», как тогда говорили.

Тогда новгородцы принялись укреплять свой город; владыка строил каменные стены детинца; юрьевский архимандрит возводил около своего монастыря стены, а между тем еще раз новгородцы пытались поладить с московским князем. Владыка Василий поехал к нему с двумя новгородскими боярами и застал его в Переяславле. От лица Новгорода он предлагал великому князю пятьсот рублей серебра и просил, чтобы великий князь отступился от слобод, заведенных им на Новгородской земле вопреки договору, им же утвержденному крестным целованием. Иван Данилович не послушал его.

Тогда новгородцы пожалели, что в угоду московской власти так преследовали тверского князя. Александр жил в Пскове: новгородцы из-за него были не в ладах со Псковом; новгородский владыка семь лет не бывал в Пскове и наказывал своим пастырским неблагословением Псков, непослушный Новгороду и великому князю; теперь он отправился в Псков, был там принят с честью, благословил князя Александра и крестил у него сына Михаила. Этого было недостаточно. Новгороду нужен был сильный союзник, который бы мог составить противовес могуществу московскому, и Новгород сошелся тогда с литовским князем Гедимином, завоевавшим почти всю Западную Русь: он, заступившись за Новгород, один мог остановить Ивана. В октябре 1333 года приехал в Новгород сын Гедимина Наримонт, нареченный при крещении Глебом и избранный новгородцами на княжение. По обычаю своих дедов новгородцы посадили его на столе у Св. Софии и дали ему в отчину и дедину Ладогу, Ореховский город, Корельск и половину Копорья.

Иван Данилович между тем снова съездил в Орду и, вернувшись назад в 1334 году, стал податливее. Если путешествие московского князя в Орду пугало новгородцев, так как они думали, что князь хочет подвинуть на них татарскую силу, то со своей стороны Иван, человек характера невоинственного, хотя и хитрый, тревожно смотрел на дружбу новгородцев с его заклятым врагом Александром и еще более на союз их с Гедимином. Новгород, хотя и готовился отразить насильственные покушения Москвы, был не прочь помириться с ней: новгородцы не могли быть уверены, что Гедимин заступится за них в такой мере, чтобы воевать с ханом, да и при помощи Гедимина нелегко было отважиться Новгороду на борьбу с Ордой и с силами русских земель, находившихся под рукой Ивана Даниловича; к тому же призванный новгородцами Наримонт оказывался малоспособным к доблестным подвигам и к геройской защите земли, пригласившей его так радушно. Владыка Василий еще до возвращения Ивана из Орды ездил к митрополиту Феогносту, виделся с ним во Владимире и располагал его действовать на Ивана примирительно. После своего возвращения из Орды Иван Данилович, кроме других соображений, побуждаемый к миру и митрополитом, принял новгородского посла Варфоломея Юрьевича уже не так, как он принимал прежних послов, не высокомерно, а любовно, и вслед за тем сам приехал в Новгород 16 февраля 1334 года. В Новгороде примирение с великим князем произвело большую радость. Люди, расположенные к Москве и не смевшие до тех пор проявить своего расположения, теперь взяли верх и оказывали влияние на народ. В угоду московскому князю новгородцы готовы были вместе с москвичами идти войной на Псков и доставать оттуда князя Александра Михайловича. Они забыли и незадолго до того показанное неуважение московского князя ко всякого рода договорам и крестному целованию, и свою недавнюю дружбу со псковичами, вынужденную поступками московского князя. До войны со Псковом не дошло, но после этого новгородцы со псковичами остались не в мирных отношениях. Иван Данилович позвал к себе в Москву новгородского владыку, посадника, тысяцкого, бояр и оказывал им большие почести. Казалось, восстановились самые прочные дружеские отношения между Новгородом и Москвой.

Благовещенский монастырь в Нижнем Новгороде

Но прошло три года, и в 1337 году Иван Данилович, опять нарушив договор, послал свое войско в Двинскую землю с целью овладеть этим важным краем; покушение его не удалось; посланное войско вернулось оттуда пораженное со срамом. Новгородцы тогда опять обратились к псковичам, владыка Василий отправился во Псков, но уже его приняли там не так, как прежде; псковичи научены были опытом, как новгородцы в беде обращаются к ним, а потом, когда думают, что беда для них минула, готовы идти на них вместе с теми, против которых прежде искали опоры. Они не хотели дать владыке «подъезда» или части судных пошлин, которые собирал владыка в свою пользу. Архиепископ проклял псковичей.

Десять лет прожил Александр Михайлович во Пскове, и несносна была ему изгнанническая судьба. Думал он и передумывал, что делать ему. Жаль ему было детей и потомков своих, которые должны были не только лишиться владения, но мало-помалу выйти из рода князей. Продолжало, вероятно, томить его и то, что псковичи, даровавшие ему приют у себя, из-за него подвергались проклятию от своего архиепископа. Еще в 1336 году отправил он в Орду сына своего Федора узнать: есть ли надежда ему получить прощение и милость хана Узбека. Федор, возвратившись из Орды, принес утешительные известия. Тогда в 1337 году Александр отправил посольство к митрополиту Феогносту и просил от него благословения идти в Орду. Феогност дал ему благословение, вероятно, в то время, когда не было рядом Ивана Даниловича, иначе последний не допустил бы этого. Александр отправился в Орду и явился прямо перед Узбеком.

Наши летописи представляют Александра, произносящего такую речь перед своим царем: «Господин самовластный (вольный) царь! Если я и много дурного сделал тебе, то теперь пришел к тебе принять от тебя либо жизнь, либо смерть. Как Бог тебе на душу положит, а я на все готов!»

Узбеку очень понравились такая прямота и вместе рабская покорность. «Видите ли, — сказал Узбек окружающим его (так передают летописи), — как Александр Михайлович смиренною мудростью избавил себя от смерти».

Князь Иван Данилович. Титулярник 1672 г.

Узбек простил Александра, оказал ему большой почет у себя и отпустил на Русь с правом сесть на столе в отеческой Твери. Двое вельмож татарских, Киндяк и Авдул, провожали его. Брат Константин, владевший Тверью, добровольно уступил ее Александру.

Возвращение Александра было страшным ударом для московского князя. Если его заклятый враг, которого он по приказанию хана преследовал и добивался взять живьем для казни, теперь приобрел милость того же хана, то отсюда могло произойти то, что помилованный князь войдет в доверие к хану и постарается в свою очередь насолить своему сопернику. Иван Данилович поспешил в Орду, взял с собой сыновей, чтобы представить хану как будущих вернейших его слуг, и старался всеми мерами очернить и оклеветать тверского князя. Ему это удалось. Узбек послал одного из своих приближенных, Истрочея, звать Александра.

Истрочей по приказанию Узбека и по наставлению Ивана принял перед Александром самый ласковый вид и говорил: «Самовластный царь Узбек зовет тебя с сыном Федором; царь сделает для тебя много хорошего; ты примешь великое княжение, и большой почет тебе будет».

Но Александр догадался, что тут что-то не так. «Если я пойду в Орду, — говорил он своим, — то буду предан смерти, а если не пойду, то придет татарская рать и много христиан будет убито и взято в плен, и на меня вина падет: лучше мне одному принять смерть».

Он начал снаряжаться в Орду и послал вперед своего сына Федора узнать, что значит этот призыв и чего он может ждать в Орде. А между тем тверские бояре, рассудив, что служить московскому князю выгоднее, отъезжали от Александра к его врагу. К этому, быть может, побуждало их еще и то, что Александр вернулся из Пскова с новыми боярами и между прочим с иноземцами; так был у него в чести немец Матвей Доль; и старым боярам пришлось не по сердцу стать ниже этих новичков и пришельцев.

Федор не приехал обратно; его удержали в Орде, но он известил отца, что царь Узбек гневается на него. Возврата не было Александру. Если он решится бежать куда-нибудь по-прежнему, то сын в Орде должен будет выпить за него горькую чашу. Князь поехал в Орду. Иван Данилович, решив свои дела, вернулся домой и наблюдал, что станется с его соперником, которому он, насколько сил его было, подготовил гибель.

Осталось предание, что когда Александр Михайлович плыл по Волге, тогда поднимался противный ветер и относил его судно назад, как будто давая несчастному князю предсказание, что будет ему беда там, куда он держит путь. Когда Александр Михайлович проплыл с большим трудом через русские земли, ветер перестал обращать его судно назад. Поехали одновременно с ним князья ярославский и белозерский, ненавидевшие Ивана Даниловича и готовые защищать Александра Михайловича; однако никто не мог ему тогда помочь: Ивану Даниловичу больше всех верил властитель Руси, и, вероятно, Иван Данилович представил этому властителю какие-то убедительные доводы против тверского князя, если Узбек так скоро изменил к последнему свою милость.

Когда заранее осужденный на смерть князь прибыл в Орду, сын Федор первый со слезами известил его, что дела плохи. Затем татары, расположенные к нему, сказали: «Царь хочет тебя убить! Тебя крепко оклеветали перед ним!» — «Что же я буду делать! — отвечал Александр. — Если Бог захочет предать меня смерти, кто же может меня избавить?»

Александр привез дары царю, царице, вельможам. Прошел месяц в тревожном ожидании. 26 ноября 1338 года сказали Александру, что через три дня ему будет конец. Александр употребил это время на молитву. Наконец настал роковой день. Отслушав заутреню, Александр послал к царице узнать, что его ожидает, а сам сел на коня и ездил, расспрашивая: долго ли ему ждать смерти. Князю сообщили, что через час придет его смерть. Александр вернулся в свой шатер, обнял сына и своих бояр и причастился Св. Тайн. Его слуги прибежали с известием, что идут палачи, ханские посланцы Беркан и Черкас. Александр вышел к ним навстречу. Его схватили, сорвали с него одежды и повели нагого со связанными руками к ханскому вельможе Тавлугбегу, сидевшему на коне. «Убейте!» — крикнул Тавлугбег. Татары повалили на землю Александра и его сына Федора, убили их, а потом отрубили им головы. Бояре и слуги Александра в страхе разбежались, но потом с дозволения татар взяли тела убитых своих князей и повезли в Тверь, где оба князя положены были рядом с другими двумя, также убитыми в Орде.

Иван Данилович радовался. Смерть Александра не только избавляла его от непримиримого врага, но была новым свидетельством чрезвычайного доверия к нему хана Узбека. Иван Данилович мог быть спокоен не только за себя, но и за своих сыновей. Он оставил их в Орде. После смерти Александра они вернулись из Орды с большой честью. Великая радость и великое веселье были тогда в Москве. Иван Данилович, унижая ненавистную Тверь, приказал снять с тверской церкви Спаса колокол и привезти в Москву.

Когда Александр Михайлович вошел было в милость у хана, Иван Данилович, испугавшись этого, постарался поладить с новгородцами и отправил к ним сына Андрея. Все притязания его на Заволочье были тогда оставлены; но когда Александра убили, Иван, уверившись, что он более, чем когда-нибудь, крепок ханским благоволением, опять заговорил иным языком с новгородцами. Новгородцы привезли ему свою часть ордынского выхода. «Этого мало, — сказал им Иван, — царь с меня еще больше запросил, так вы мне дайте запрос царев!» — «Так и сначала никогда не бывало, — отвечали новгородцы. — Ты, господин, целовал крест Новгороду поступать по старым пошлинам новгородским, по грамотам прадеда своего Ярослава Владимировича». Иван не слушал, приказал своим наместникам уехать с Городища и готовился идти на Новгород. Призванного новгородцами князя Наримонта (Глеба) уже не было там; ему не по вкусу был новгородский хлеб; он ушел в свою Литву и утвердился князем в Пинске. Новгородцам пришлось искать другого князя. Но опасность войны с Москвой на этот раз миновала Новгород.

Получил Иван ханское приказание идти с войском в другую сторону, против смоленского князя Ивана Александровича (племени Ростислава Мстиславича от его сына Давида), не желавшего повиноваться хану. С этой целью прибыл в Москву ханский посол Тавлугбег. По его требованию Иван Данилович послал на Смоленск разных подручных князей и московскую рать под начальством своих воевод, но сам не пошел на войну. Этот поход окончился ничем; хорошо укрепленный Смоленск не был взят; осаждавшее его полчище отступило через несколько дней осады. Иван опять стал помышлять о Новгороде, но тут постигла его смертельная болезнь. 31 марта 1341 года он умер, приняв перед смертью схиму, и на другой день был погребен в построенной им церкви Архангела Михаила, оставив своим преемникам из рода в род завет продолжать прочно поставленное им дело возвышения Москвы и распространения ее власти над всеми русскими землями.

Примечания

15

Рассказывают, что после того как сын Даниила Иван перенес построенную его отцом обитель внутрь Кремля при сооруженной им церкви Спаса на Бору, могила Даниила оставалась неизвестной до самого Ивана III. Этот великий князь ехал однажды со своей дружиной вдоль Москвы-реки, мимо того места, где прежде был положен Даниил; вдруг под одним из отроков споткнулся конь, и перед ним явился неведомый ему князь и сказал: «Я господин месту сему, князь Даниил Московский, здесь положенный; скажи великому князю Ивану: ты сам себя утешаешь, а меня забыл». С тех пор московские князья начали совершать панихиды по своему прародителю. Вслед за тем, как рассказывает предание, были и другие видения. Князь Иван Васильевич построил Данилов монастырь на месте, где считали погребенным Даниила и где, по преданию, стоял прежде монастырь, поставленный Даниилом, а при царе Алексее Михайловиче открыты были его мощи.

16

Низовской землей назывался в собственном смысле край вниз по течению Волги, но новгородцы придавали этому названию более широкое значение, включая в него Суздальско-Ростовскую землю с разветвлениями, а впоследствии даже Москву.

17

Хотя в сказании об убиении Михаила эти князья называются ордынскими и наши историки полагают, что Михаила судили татарские вельможи, но по смыслу выходит, что слово «ордынские» прибавлено позднее, и здесь идет речь о русских князьях. Татарские князья не могли обвинять Михаила в том, что он брал с их городов дань, так как Михаил не мог брать дани ни с каких татарских городов, тогда как действительно с русских городов брал Михаил дань в звании великого князя для выхода в Орду. Кроме того, в этом же сказании говорится, что Юрий, уезжая судиться с Михаилом, пригласил князей низовских и бояр от городов, которые должны были судить Михаила.

18

Вообще события того времени и отношения к Орде как Юрия, так и Дмитрия для нас остаются неясными по причине скудости источников. Есть известие, что Дмитрий получил великое княжение; мы не знаем достоверно: утвердил ли хан Узбек на княжении Дмитрия, рассердившись на Юрия, сам ли Дмитрий присвоил себе имя великого князя или его ошибочно так называли летописцы.

19

Факт этот представляется нам до крайности странным: каким образом Узбек, убив отца и брата Александра, мог доверить этому князю старейшинство на Руси? Так как более старые редакции наших летописей ничего ровно не говорят о назначении его великим князем, а известия об этом назначении находятся только в позднейших редакциях, то мы бы отвергли этот факт как ложный, если бы нас в этом случае не останавливала новгородская грамота, из которой видно, что новгородцы в 1327 году признавали над собой власть Александра в качестве старейшего, или великого, князя. Во всяком случае в этом есть что-то для нас неизвестное и непонятное.