Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей

Николай Костомаров

«Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей» – фундаментальный труд выдающегося историка, этнографа, писателя, критика XIX века Николая Ивановича Костомарова (1817–1885). В него вошли статьи о виднейших отечественных государственных деятелях, начиная с Владимира Святого и заканчивая Елизаветой Петровной. Образный язык, богатейший фактический материал, критическое отношение к официозу, придают трудам Костомарова непреходящее значение.

Киевский князь Ярослав Владимирович

Княжение Ярослава может называться продолжением княжения Владимира как по отношениям киевского князя к подчиненным землям, так и по содействию к расширению в Руси новых начал жизни, внесенных христианством. Ярослав появляется первый раз в истории мятежным сыном против отца. По известиям летописи, будучи на княжении в Новгороде в качестве подручника киевского князя, Ярослав собирал с Новгородской земли три тысячи гривен, из которых две тысячи должен был отсылать в Киев своему отцу. Ярослав не стал доставлять этих денег, и разгневанный отец собирался идти с войском наказывать непокорного сына. Ярослав убежал в Швецию набирать иноплеменников против отца. Смерть Владимира помешала этой войне. По соображениям с тогдашними обстоятельствами можно, однако, полагать, что были еще более глубокие причины раздора, возникшего между сыном и отцом. Дети Владимира были от разных матерей^[1].

Владимир перед кончиной более всех сыновей любил Бориса. Вместе со своим младшим братом Глебом он в наших летописях называется сыном «болгарыни», а по другим, позднейшим, известиям — сыном греческой царевны. Наши историки, желая согласовать эти известия, полагали, что царевна, отданная в замужество за Владимира Святого, была не родная, а двоюродная сестра греческих императоров, дочь болгарского царя Петра. Была ли она двоюродной сестрой Василия и Константина или же родной — до сих пор не решено, но во всяком случае очень вероятно, что Борис и Глеб были дети этой царевны, и Владимир как христианин оказывал им предпочтение перед другими сыновьями, считая их более законными по рождению, так как с их матерью он был соединен христианским браком, и они, кроме того, предпочтительно перед другими имели право на знатность происхождения по матери от царской крови.

Владимир, разместив сыновей по землям, держал близ себя Бориса, явно желая передать ему после себя Киевское княжество. Это, видимо, и вооружало против отца Ярослава, который по возрасту был старше Бориса, однако еще более вооружало это обстоятельство Святополка, князя, который был по годам старше Ярослава. В летописи Святополк признается сыном монахини гречанки, жены Ярополка, которую Владимир взял себе после брата, как говорят, беременной, и потому неизвестно, был ли Святополк сын Ярополка или Владимира; но в том или в другом случае Святополк по возрасту был старше всех прочих сыновей Владимира. Смерть не допустила Владимира до войны с сыном. Бориса в то время не было в Киеве: отец отправил его на печенегов. Бояре, благоприятствовавшие Борису, три дня скрывали смерть Владимира, вероятно, до того времени, пока может возвратиться Борис, но, не дождавшись Бориса, должны были похоронить Владимира. Святополк дарами и ласкательством расположил к себе киевлян; они признали его киевским князем: хотя старшинство рождения давало ему право на княжение, но нужно было еще утвердить его и народным согласием, особенно в такое время, когда существовали другие соискатели. Положение его, однако, и при этом было нетвердо. Купленное расположение киевлян могло легко измениться. Дети христианской царевны имели перед ним нравственное преимущество, могли, кроме того, призвать чужеземцев, и особенно Борис мог во всяком случае быть для него опасным соперником. Святополк избавился от обоих, подослав тайных убийц. Борис был умерщвлен на берегах Альты близ Переяславля; Глеб — на Днепре близ Смоленска. Такая же участь постигла и третьего брата, Святослава Древлянского, который, услышав об опасности, бежал в Венгрию, но был настигнут в Карпатских горах и убит. Двух первых впоследствии причислили к лику святых: описание их смерти послужило предметом риторических повествований. Эти князья долго считались покровителями княжеского рода и охранителями Русской земли, так что многие победы русских над иноплеменниками приписывались непосредственному вмешательству Святых сыновей Владимира. Третий брат, Святослав, не удостоился такой чести, вероятно, оттого, что первых возвысило в глазах церкви рождение от матери, принесшей с собой христианство в Русскую землю.

Великий князь Ярослав Владимирович. Титулярник 1672 г.

Ярослав, ничего не зная о смерти отца, привел в Новгород варягов и расставил их по дворам^[2]. Пришельцы начали бесчинствовать; составился против них заговор, и последовало избиение варягов во дворе какого-то Поромони. Ярослав в отмщение за это зазвал к себе в Раком (близ Новгорода, за Юрьевым монастырем) зачинщиков заговора под видом угощения и приказал перебить. В следующую ночь за тем пришло ему из Киева известие от сестры Предславы о смерти отца и об избиении братьев. Тогда Ярослав явился на вече (народная сходка), изъявлял сожаление о своем вероломном поступке с новгородцами и спрашивал: согласятся ли ему помочь. «Хотя, князь, ты и перебил нашу братию, но мы можем за тебя бороться», — отвечали ему. У новгородцев был расчет помогать Ярославу; их тяготила зависимость от Киева, которая стала бы еще тягостнее при Святополке, судя по его жестокому нраву; новгородцев оскорбляло и высокомерное поведение киевлян, считавших себя их господами. Они поднялись за Ярослава, но вместе с тем поднялись и за себя, и не ошиблись в расчете, так как впоследствии Ярослав, обязанный новгородцам своим успехом, дал им льготную грамоту, освобождавшую их от непосредственной власти Киева и возвращавшую Новгороду с его землей древнюю самобытность.

А.Д. Кившенко. Ярослав Мудрый. Чтение народу «Русской Правды»

Новгородская торговля

Ярослав выступил в поход против киевского князя в 1016 году с новгородцами, которых летописец насчитывает до 40 000; с ним было также до 1000 варягов под начальством Эймунда, сына норвежского князя Ринга. Святополк выступил против него осенью с киевлянами и печенегами. Враги встретились под Любечем и долго (по летописям, три месяца) стояли друг против друга на разных берегах Днепра; ни те, ни другие не смели первыми перебраться через реку; наконец киевляне раздражили новгородцев презрительными насмешками. Воевода Святополка, выехав вперед, кричал: «Ах вы, плотники этакие, чего пришли с этим хоромцем (охотником строить); вот мы заставим вас рубить нам хоромы!» — «Князь, — закричали новгородцы, — если ты не пойдешь, то мы сами ударим на них», — и они переправились через Днепр. Ярослав, зная, что один из воевод киевских расположен к нему, послал к этому воеводе ночью отрока и приказал сказать ему такого рода намек: «Что делать? Меду мало варено, а дружины много». Киевлянин отвечал: «Хотя меду мало, а дружины много, но к вечеру нужно дать». Ярослав понял, что следует в ту же ночь совершить нападение, и двинулся в битву, отдав такой приказ своей дружине: «Повяжите свои головы платками, чтобы отличать своих!» Святополк заложил свой стан между двумя озерами и, не ожидая нападения, всю ночь пил и веселился с дружиной. Новгородцы внезапно ударили на него. Печенеги стояли за озером и не могли помочь Святополку. Новгородцы притиснули киевлян к озеру. Киевляне бросились на лед, но лед был еще тонок, и многие утонули в озере. Разбитый Святополк бежал в Польшу к своему тестю Болеславу, а Ярослав вступил в Киев.

Великий князь Владимир Мономах

Болеслав, прозванный Храбрым, стремился к расширению своих польских владений. Он увидел благоприятный случай вмешаться в междоусобия русских князей ради своей выгоды и в 1018 году пошел вместе со Святополком на Ярослава. Ярослав, предупреждая врагов, двинулся против них на Волынь и встретился с ними на берегах Буга. Тут опять повторился русский обычай поддразнивать врагов. Кормилец и воевода Ярослава Будый, скача по берегу, кричал, указывая на Болеслава: «Вот мы тебе щепкою проколем черево твое толстое». Не стерпел такого оскорбления храбрый Болеслав: «Если вас не трогает такой укор, — сказал он своим, — я один погибну», — и бросился вброд через Буг, а поляки за ним. Ярослав не был готов к бою, не выдержал напора и убежал с четырьмя из своих людей в Новгород.

Болеслав овладел Киевом, не возвратил его Святополку, а засел в нем сам и приказал развести свою дружину по городам. Киев представлял много привлекательного для завоевателей. Дань с подчиненных русских земель обогащала этот город; торговля с Грецией и Востоком накапливала в нем произведения тогдашней образованности. Жить в нем было весело. Болеслав хотел, пребывая в Киеве, править своим государством и отправлять оттуда посольства в Западную и Восточную империи. Но такое поведение вскоре раздражило как Святополка, так и киевлян. Святополк очутился в своем княжестве подручником иноземного государя, а поляки начали обращаться с киевлянами, как господа с рабами. Тогда с согласия Святополка русские начали избивать поляков. Расставленные по городам поляки не в силах были помогать друг другу. Болеслав убежал, но успел захватить с собой княжеское имущество и сестер Ярослава. Он прежде сватался за одну из его сестер, Предславу, но, получив отказ, в отмщение взял ее теперь к себе насильно.

Великий князь Мстислав Владимирович

Тем временем Ярослав, прибежав впопыхах в Новгород, хотел бежать дальше, за море. Но бывший тогда новгородским посадником Коснятин, сын Добрыни, не пустил его и велел разрубить лодки; новгородцы кричали: «Будем еще биться за тебя с Болеславом и Святополком». Наложили поголовную подать: с каждого человека по четыре куны; однако старосты платили по 10 гривен, а бояре по восемнадцати^[3]; наняли варягов, собрали многочисленную рать и двинулись на Киев.

Святополк, освободившись от Болеслава вероломным образом, не мог уже более на него надеяться. Будучи не в силах удержать Киев, Болеслав все-таки захватил червенские города, отнятые у Польши Владимиром. Святополк обратился к печенегам: на помощь киевлян, видимо, он также не рассчитывал. Ярослав остановился на берегу Альты, на том месте, где был убит его брат Борис. Там в одну из пятниц 1019 года на восходе солнца произошла кровавая сеча. Святополк был разбит и бежал. По известиям нашей летописи, на него нашел какой-то безумный страх; он так ослаб, что не мог сидеть на коне и его тащили на носилках. Так достиг он Берестья (Брест). «Бежим, бежим, за нами гонятся!» — кричал Святополк в беспамятстве. Бывшие с ним отроки посылали разведать, не гонится ли кто за ними; но никого не было, а он все кричал: «Вот, вот, гонятся, бежим!» — и не давал остановиться ни на минуту; и забежал он куда-то «в пустыню между чехов и ляхов» и там окончил жизнь. «Могила его в этом месте и до сего дня, — говорит летописец, — и из нее исходит смрад»^[4]. В памяти потомков имя Святополка покрылось позором, и прозвище «Окаянного» осталось за ним в истории.

Интерьер киевского Софийского собора

Ярослав сел на столе^[5] в Киеве и должен был выдержать борьбу и с другими родичами. Полоцкий князь Брячислав, сын его брата Изяслава, в 1021 году напал на Новгород, ограбил, взял в плен многих новгородцев и ушел к Полоцку; но Ярослав догнал его на реке Судомири, отбил новгородских пленников, отнял награбленное в Новгороде, но потом помирился с ним, уступив ему во владение Витебск и Усвят.

В 1023 году Ярославу пришлось бороться с братом Мстиславом. Этот князь, по древним известиям, плотный телом, краснолицый, с большими глазами, отважный в битве, щедрый к дружине, получил от отца удел в отдаленной Тмутаракани, прославился своей богатырской удалью и особенно единоборством с касожским князем Редедей, которое долго помнилось на Руси и составляло один из любимых предметов старинных песнопений. Русские, владея Тмутараканской страной, часто воевали со своими соседями касогами. Касожский князь по имени Редедя предложил Мстиславу единоборство с тем, чтобы тот из них, кто в борьбе останется победителем, получил имущество, и жену, и детей, и землю побежденного. Мстислав принял предложение. Редедя был исполинского роста и необыкновенный силач; Мстислав изнемогал в борьбе с ним, но взмолился к Пресвятой Богородице и дал обет построить во имя ее церковь, если одолеет своего врага. Затем он собрал все свои силы, повалил Редедю на землю и зарезал ножом. Согласно сделанному условию, Мстислав после того овладел его имуществом, женой, детьми и наложил на касогов дань, а в благодарность Пресвятой Богородице, оказавшей ему помощь свыше в минуту опасности, построил храм во имя ее в Тмутаракани. Этот-то князь-богатырь поднялся на своего брата Ярослава с подчиненными ему касогами и призвал на помощь хазар. Пользуясь отъездом Ярослава в Новгород, Мстислав хотел сначала овладеть Киевом, но киевляне его не приняли; насильно покорять их он, видимо, не хотел или не мог. Ярослав пригласил из-за моря варягов. Достойно замечания, что почти всегда в междоусобиях князей того времени они вынуждены были приглашать каких-нибудь чужеземцев. Так было и в этом случае. Приглашенными варягами предводительствовал Якун (Гакон), который оставил по себе на Руси память тем, что на нем был плащ, затканный золотом. Мстислав и Ярослав вступили в бой в Северской земле близ Листвена. Ночью была страшная гроза. Бой был жестоким. Мстислав выставил против варягов северян; варяги одолевали северян, но бросился на варягов отважный князь Мстислав со своей удалой дружиной — и побежали варяги; Якун потерял даже свой золототканый плащ. Утром, обозревая поле битвы, Мстислав говорил: «Ну как этому не порадоваться! Здесь лежит варяг, там северянин, а своя дружина цела!» Русские князья еще долго проявляли свое древнее значение предводителей воинственных шаек, и только принятое христианство мало-помалу преобразовало их в земских правителей.

Победитель не стал более вести войну с братом. Он послал Ярославу, забежавшему в Новгород, такое слово: «Ты, старейший брат, сиди в Киеве, а мне пусть будет левая сторона Днепра!» Ярослав должен был согласиться. Мстислав избрал себе столицей Чернигов и заложил там церковь Св. Спаса. С тех пор братья жили между собой душа в душу и в 1031 году, пользуясь слабостью преемника Болеслава Храброго Мечислава, возвратили отнятые Болеславом червенские города (Галичину); тогда Ярослав привел из Польши много пленников и поселил их у себя по берегам Роси; Мстиславу также достались пленники для поселения в своем уделе. Таким образом в народонаселение Киевской земли вливалась, между прочим, польская народная стихия.

В 1036 году Мстислав умер, выехав на охоту. Он не оставил после себя детей. Его удел достался Ярославу, и с тех пор киевский князь остался до смерти единым властителем русских земель за исключением Полоцкой. Был кроме него жив еще один сын Владимира Святого, Судислав, княживший во Пскове, но Ярослав по какому-то оговору тотчас после смерти Мстислава посадил его в тюрьму в том же Пскове, и несчастный сидел там безвыходно до кончины Ярослава. В Новгород сначала Ярослав часто наезжал и жил там подолгу, а в свое отсутствие управлял им через посадников. Коснятин, сын Добрыни, не пустивший Ярослава бежать за море, впоследствии подвергся его гневу, был сослан в Ростов, а потом убит в Муроме. В 1038 году Ярослав посадил в Новгород своего сына Владимира, а после его смерти в 1052 году — сына Изяслава, и с тех пор в Новгороде постоянно уже были особые князья; преимущественно же в первое время выбирались старшие сыновья киевского князя.

Ярослав расширял область русского мира подчинением новых земель. Кроме приобретения червенских городов от Польши он успешно воевал с Чудью и в 1030 году основал в Чудской земле город Юрьев, названный таким образом по христианскому имени Ярослава, нареченного Юрием в крещении. В 1038 и 1040 годах он предпринимал походы на ятвягов и Литву и заставил их платить дань. Червенские города все еще составляли спорную область между Польшей и Русью, но Ярослав укрепил их за Русью тем, что помирился и породнился с польским князем Казимиром. Ярослав отдал за него свою сестру. Казимир возвратил вместо вена^[6] восемьсот русских пленных, некогда захваченных Болеславом: в те времена очень дорожили людьми по скудости рук, необходимых для обработки полей и для защиты края. Вероятнее всего, в то время Казимир уступил русскому великому князю окончательно и червенские города, а за то Ярослав помог ему подчинить себе Мазовию. Не так счастливо закончилась морская война Ярослава с Грецией, последняя в русской истории. Раздор произошел по поводу ссоры между русскими купцами и греками, во время которой убили одного русского. Ярослав в 1043 году отправил против Византии своего сына Владимира и воеводу Вышату, но буря разбила русские суда и выбросила на берег Вышату с шестью тысячами воинов. Греки окружили их, взяли в плен и привели в Царьград. Там Вышате и многим русским выкололи глаза. Но Владимир на море успешно отбил нападение греческих судов и вернулся в отечество. Через три года был заключен мир; слепцов отпустили со всеми пленными, а в утверждение мира греческий император Константин Мономах отдал свою дочь за сына Ярослава Всеволода. Это было не единственное родство Ярослава с иноземными государями своего времени. Одна его дочь, Елизавета, была за норвежским королем Гаральдом, оставившим даже потомству стихотворение, в котором, воспевая свои бранные подвиги, жаловался, что русская красавица холодна к нему. Другая дочь, Анна, вышла замуж за французского короля Генриха I и в новом отечестве присоединилась к римско-католической церкви, тогда еще только что отпавшей от единения с Восточной. Сыновья Ярослава (вероятно, Вячеслав и Святослав) были женаты на немецких княжнах.

Ярослав более всего оставил о себе память в русской истории своими делами внутреннего устроения. Недаром во время борьбы со Святополком киевляне называли его «хоромцем», охотником строить. Он действительно имел страсть к сооружениям. В 1037 году напали на Киев печенеги. Ярослав был в Новгороде и поспешил на юг с варягами и новгородцами. Печенеги огромной силой подступили к Киеву, но были разбиты наголову. (С тех пор уже набеги их не повторялись. Часть печенегов поселилась в Русской земле, и мы в последующие времена видим их наравне с русскими в войсках русских князей). В память об этом событии Ярослав воздвиг церковь Святой Софии в Киеве на том месте, где происходила самая жестокая сеча с печенегами.

Храм Святой Софии был построен греческими зодчими и украшен греческими художниками. Несмотря на все последующие перестройки и пристройки, храм этот до сих пор может служить образцом византийского зодчества того времени не только на Руси, но и во всей Европе. У нас это единственное здание XI века, сохранившееся сравнительно в большей целости. В первоначальном своем виде это было продолговатое каменное здание, сложенное из огромных кирпичных плит и отчасти дикого камня. Длина его составляла пятьдесят два аршина, ширина — около семидесяти шести аршин, высота — от шестидесяти до семидесяти аршин. На северной, западной и южной сторонах сооружены были каменные хоры, поддерживаемые толстыми столбами с тремя арками внизу и вверху на южной и северной сторонах; алтарь троечастный, полукруглый, с окнами, а рядом с ним — два придела. Здание освещалось пятью куполами, из которых самый большой приходился над серединой церкви, а четыре — над хорами. Алтарные стены, алтарные столбы и главный купол украшали мозаики, а прочие стены — фресковая живопись^[7]. Снаружи церковь была обведена папертью, из которой на двух сторонах, южной и северной, шли две витые лестницы на хоры. Эти лестницы расписали изображениями разных случаев из светской жизни: княжеской охоты, княжеского суда, народных увеселений и т. п. (фрески эти существуют и до сих пор, хотя несколько подправленные).

Софийский собор в Киеве. Реконструкция

Кроме храма Св. Софии Ярослав построил в Киеве церковь Св. Ирины (теперь уже не существующую), монастырь Св. Георгия, распространил Киев с западной стороны и построил так называемые Золотые Ворота с церковью Благовещения над ними. По повелению Ярослава его сын Владимир в 1045 году воздвиг в Новгороде церковь Св. Софии по образцу киевской, хотя меньших размеров. Церковь эта сделалась главной святыней Новгорода.

Время Ярослава ознаменовалось распространением христианской религии по всем русским землям. Тогда уже выросло поколение тех детей, которых Владимир отдавал в книжное учение. Ярослав в этом отношении продолжал дело своего отца; по крайней мере мы имеем известие, что он в Новгороде собрал 300 детей у старост и попов и отдал их «учиться книгам». В Суздальской земле в 1024 году сам Ярослав боролся против язычества. Случился в этой стране голод. Волхвы говорили людям, будто старые бабы скрывают в себе жито и всякое обилие. Народ волновался, и несколько женщин было убито. Ярослав прибыл в Суздаль, казнил волхвов, их соумышленников посадил в тюрьмы и поучал народ, что голод происходит от кары Божией, а не от чародейства старых баб. Христианство сильнее стало распространяться в этой земле среди Мери. Глубже всего пустила свои корни новая вера в Киеве, и потому там строились один за другим монастыри. Умножение епископских кафедр потребовало установления главной кафедры над всеми, или митрополии. Ярослав положил начало русской митрополии вместе с основанием Св. Софии. Первым митрополитом при нем является Феопемпт, освящавший в 1039 году Десятинную церковь, вновь перестроенную Ярославом. В 1051 году вместо Феопемпта поставлен был собором русских епископов Иларион, родом русский, человек замечательно ученый для своего времени, как показывает оставшееся от него сочинение «О благодати и законе». Сам Ярослав любил чтение и беседы с книжными людьми: он собрал знатоков и поручил переводить с греческого на русский язык разные сочинения духовного содержания и переписывать уже переведенные; таким образом составилась библиотека, которую Ярослав приказал хранить в храме Св. Софии. Киевский князь, видимо, имел намерение освятить в глазах народа свой княжеский род и с этой целью вскоре после своего утверждения в Киеве перенес тело Глеба и положил рядом с телом Бориса в Вышгороде: с этих пор они начали привлекать к себе народ на поклонение; говорили, что тела их были нетленны и у гроба их совершались исцеления. В 1044 году Ярослав совершил странный обряд: он приказал выкопать из земли и крестить в Десятинной церкви кости своих дядей Олега и Ярополка, а потом похоронить их в церкви.

Оранта. Мозаичное изображение в апсиде центрального алтаря Софийского собора в Киеве. Рисунок Ф.Г. Солнцева

Ярославу принадлежит начало сборника древних законов под названием «Русской Правды». Сборник этот, существующий в нескольких различных, то более, то менее полных редакциях, заключает законоположения, установленные в разные времена и в разных местах, чего в точности определить невозможно. Самая старейшая дошедшая до нас редакция не восходит ранее конца XIII века. Несомненно, что некоторые из статей были составлены при сыновьях и внуках Ярослава, о чем прямо говорится в самих статьях. Ученые признают принадлежащими времени Ярослава первые семнадцать статей этого сборника, хотя нельзя отрицать, что, быть может, многие из последующих статей первоначально относятся к его же времени. Главный предмет законоположений Ярослава — случаи обид и вреда, наносимых одними лицами другим. Вообще как за убийства, так и за увечье и побои предоставлялась месть; за убийство могли законно мстить брат за брата, сын за отца, отец за сына и племянник за дядю. Если же мести не было, тогда платилась князю «вира», имевшая разные размеры, смотря по свойству обиды и по званию обиженного: таким образом, за убийство всякого свободного человека платилось 40 гривен, а за княжеского мужа — 80. Вероятно, ко временам Ярослава можно отнести постановление о «дикой вире», которая платилась князю всей общиной или вервью (от названия веревки, которой обмерялась принадлежавшая общине земля) в том случае, когда на земле общины совершено было убийство, но на убийцу не было предоставлено иска. Нашедший у кого-нибудь украденную у него вещь мог взять ее тотчас, если объявил предварительно о краже на торгу, а если не объявил, то должен был вести вора на свод, то есть доискиваться, каким путем пришла к нему вещь. Такой же порядок соблюдался по отношению к беглому или украденному холопу. В случае несогласия ответчика дело решалось судом 12 выбранных человек.

Еще перед смертью Ярослав разместил по русским землям своих сыновей. В Новгороде сначала был его старший сын Владимир (умерший еще при жизни отца в 1052 году); в Турове — второй сын, Изяслав, которому отец после смерти Владимира отдал новгородское княжение и назначил после своей смерти киевское; в Чернигове — Святослав, в Переяславе — Всеволод, во Владимире-Волынском — Игорь, а в Смоленске — Вячеслав.

Ярослав скончался 20 февраля 1054 года на руках у любимого сына Всеволода и погребен в церкви Св. Софии в мраморной гробнице, уцелевшей до сих пор.

Примечания

1

Одни летописные известия называют Ярослава сыном Рогнеды, но другие противоречат этому, сообщая, что Владимир имел от несчастной княжны полоцкой одного только сына Изяслава и отпустил Рогнеду с сыном в землю ее отца Рогволода; с тех пор потомки Рогнеды княжили особо в Полоцке, и между ними и потомством Ярослава существовала постоянно родовая неприязнь, поддерживаемая преданиями о своих предках. Из рода в род переходило такое предание: прижив от Рогнеды сына Изяслава, Владимир покинул ее, увлекаясь другими женщинами. Рогнеда из мщения за своего отца и за себя попыталась умертвить Владимира во время сна, но Владимир успел проснуться вовремя и схватил ее за руку в ту минуту, когда она заносила над ним нож. Владимир приказал ей одеться в брачный наряд, сесть в богато убранном покое и ожидать его: он обещал собственноручно умертвить ее. Но Рогнеда научила своего малолетнего сына Изяслава взять в руки обнаженный меч и, выйдя навстречу отцу, сказать: «Отец, ты думаешь, что ты здесь один!» Владимир был тронут видом сына: «Кто бы думал, что ты будешь здесь!» — сказал он и бросил меч, затем, призвав «бояр», передал на их суд свое дело с женой. «Не убивай ее, — сказали бояре, — ради ее дитяти; возврати ей с сыном отчину ее отца». Так рассказывает предание, без сомнения, общераспространенное в древние времена. Внуки Рогволода, помня, по преданию, об этом событии, находились во враждебных отношениях к внукам Ярослава, сына Владимира, которым кроме Полоцкой земли, оставшейся в руках потомков Рогволода с материнской стороны, досталась в княжение вся остальная Русская земля. При существовании такого предания, подтверждаемого вековым обособлением полоцких князей от рода Ярослава, едва ли можно считать Ярослава сыном Рогнеды.

Но, не будучи единоутробным братом полоцкого князя, отделенного уже при жизни Владимира, Ярослав не был единоутробным братом и других сыновей своего отца.

2

Варягами (Varingiar) назывались жители скандинавских полуостровов, служившие у византийских императоров и переходившие из отечества в Грецию через русские земли водным путем, по рекам от Балтийского до Черного моря. Так как русские в образе этих людей познакомились со скандинавами, то перенесли их сословное прозвание на название вообще обитателей скандинавских полуостровов, а впоследствии это название расширилось в своем значении, и под именем «варягов» стали подразумевать вообще западных европейцев, подобно тому как в настоящее время простой народ называет всех западных европейцев «немцами».

3

Куна, первоначально куница; куний мех, так как меха были мерилом ценности вещей, отсюда слово «куна» стало означать монетную единицу. Гривна — собственно весовая единица, но в перенесении понятия сделалась крупной монетной единицей вроде английского фунта стерлингов. Первоначально гривна серебра — фунт, потом, уменьшаясь, — около полфунта; гривна кун приблизительно в семь с половиной раз меньше гривны серебра.

4

По скандинавским известиям, Святополк погиб в пределах Руси, убитый варягами.

5

С этих пор о вступающем на княжение князе почти всегда в летописях говорится, что «он сел на стол». Выражение это согласовывалось с обрядом: нового князя действительно сажали на стол в главной соборной церкви, что и знаменовало признание его князем со стороны земли.

6

Плата, даваемая женихом родителям или братьям невесты по древнему обычаю.

7

В настоящее время от прежней мозаики остались на главном алтарном своде изображение Богородицы с поднятыми руками, внизу на той же стене — часть Тайной Вечери, а еще ниже под ней — часть изображений разных святых; на алтарных столбах — изображение Благовещения (на левой стороне — ангел с ветвью, а на противоположном столбе — прядущая Богородица). Кроме того уцелела часть мозаики в куполе. Древняя стенная живопись в XVII веке была заштукатурена, и на штукатурке нарисовали другие изображения; в XIX столетии эту штукатурку отбили, открыли прежнюю и подправили, однако не совсем удачно и в некоторых местах слишком произвольно.