Бунт Стеньки Разина

Николай Костомаров, 1885

«Русскую историю обыкновенно делят на периоды, но не во всех отношениях выражают этим то, что хотят. Для отделения одного периода от другого берут внешние события, которые хотя имели важное влияние на судьбу народа, но не уничтожали сразу старого порядка и не вводили сразу нового. Постепенно упадало старое, постепенно возрастало новое. Татарское завоевание иначе направило деятельность удельных князей, произвело перемены в связи городов и земель, дало другие размеры народным свойствам; но и долго после татар оставалось больше следов дотатарского времени, чем перемен…»

III

Весь порядок тогдашней Руси, управление, отношение сословий, права их, финансовый быт — все давало козачеству пищу в движении народного недовольства, и вся половина XVII века была приготовлением эпохи Стеньки Разина.

Устройство отношений между землевладельцами и работниками, и между господами и слугами, было в числе причин, способствовавших успехам возмущения. До 1592 года крестьяне были люди вольные и по праву, в определенный годичный срок переходили с земли одного господина на землю другого. В этот год, как должно думать, судя по смыслу других позднейших указов, Борис укрепил их на тех местах, где они тогда жили. Строгость этой меры была ослаблена последующими распоряжениями самого Бориса. В 1597 году издан указ, предоставлявший владельцам право отыскивать своих крестьян тогда только, когда они убежали от них не ранее пяти лет. По указам 1601 и 1602 годов прикрепление крестьян к землям удержалось только в имениях патриарших, митрополичьих, владычних, монастырских, бояр, дьяков и больших дворян, и приказных людей, а в имениях детей боярских, жильцов, иноземцев, дворовых царских людей, подьячих всех приказов, стрелецких, сотенных и козачьих голов, у переводчиков и толмачей Посольского приказа, патриарших и властелинских приказных людей оставлен вольный переход крестьянам. Ясно, что это постановление, оставлявшее свободу крестьян у мелких, незначительных владельцев и делавшее их крепкими в имениях знатных и больших господ, клонилось не к прекращению шатаний, как обыкновенно думают, а к тому, чтоб угодить сильным, на которых опереться искала власть Бориса, начинавшего собою новую династию. С тех пор бояре и вообще господа постоянно старались о сохранении и дальнейшем утверждении такого гражданского порядка. При избрании Владислава бояре, распоряжаясь делами государства, выговаривали вперед условие, чтоб на Руси промеж себя крестьянам выходу не быти. В Смутное время крестьяне всех ведомств наполняли толпы козаков и переходили от одного владельца к другому, обманывая всех равно. По восстановлении порядка бояре, имевшие сильное влияние на дела государства, при непрочности новой власти, поспешили сохранить закон Бориса и постановили обращать беглецов на прежние места жительства и вообще оставить тот порядок дел, какой введен Борисом при Федоре Иоанновиче. С тех пор крепостное право становилось тверже и тверже. Сначала срок для нахождения беглых холопов и крестьян и возвращения их на прежнее место положен пятилетний, но в 1637 году он предположен на девять лет, в 1641-м — на десять лет. Ограничение права возврата крестьян годами удерживало отчасти старый порядок дел, какой был до 1592 года, потому что крестьяне уходили от одного владельца к другому и выжидали исхода срочных лет, чтоб потом быть безопасным от притязания прежнего господина. В 1645 году дворяне и дети боярские жаловались, что в то время, когда они находились в военной службе, крестьяне их уходили к иным владельцам, и особенно к боярам, окольничим и в монастырские имения. Это понятно, потому что у богатых владельцев, имевших больше средств, крестьяне подвергались меньшим повинностям, чем у бедных. Бедным тяжело было судиться с богатыми. Таким образом, большие села увеличивались, а мелкие деревушки пустели. В 1647 году постановлено не возвращать беглых только в таком случае, если они прожили вне мест, где записаны, более пятнадцати лет. В 1649 году уничтожен срок для поимки беглых. Уложение окончательно сделало крестьян крепкими земле. Оно не только прекратило сроки, не только установило твердое правило на будущее время, что никому за себя крестьян не принимать, но еще обратило его и на прежние годы. Таким образом, руководствуясь писцовыми книгами, составленными после пожара 1625 года, и всех крестьян, записанных перед тем в писцовых книгах, велено отдавать с их семействами без урочных лет прежним владельцам, за которыми они числились. Крестьянство распространилось не только на тех, которые значились в писцовых книгах как хозяева, но и на их детей, родственников, которые жили с ними не в разделе и до того времени считались гулящими людьми.

Звание крестьянина было отлично от звания холопа; но мало-помалу значение их сливалось, и во второй половине XVII века различие между ними состояло не столько в их правах, сколько в способах приобретения господином прав своих. Холопами в обширном смысле назывались все те, которые были обязаны какою-нибудь службою другому лицу. В этом отношении и бояре и князья писались царскими холопами. В тесном смысле холопами, или людьми, назывались вообще рабы: или пленные, или вошедшие в это звание по долговым обязательствам, или родившиеся от рабов. В Руси издавна было в обычае отдавать себя в залог за занятые деньги или продаваться за известную сумму. Иные продавали себя с детьми и со всем потомством и давали за себя вечную кабалу по записям. Тогдашние понятия считали справедливым предоставить отцу право распоряжаться судьбою тех существ, которые он произвел на свет. Иные же продавали себя на срок и давали записи, называемые закладною кабалою. Сверх того, люди отдавались в холопство заимодавцам по суду, когда они не могли заплатить суммы, следуемой им. Кабала служила владельцу для предъявления его прав на раба. В 1597 году установлено, чтобы всякий, кто служил у хозяина без всякой кабалы полгода, делался полным его холопом, или человеком. Большие злоупотребления были последствием этого закона. Вольные люди, жившие в услужении, бегали от господ, когда господа по такому закону хотели закабалить их себе в вечное рабство: богатые обманом и насилием порабощали бедняка; другие господа сами ссылали от себя слуг, с тем чтоб придраться к тем, к кому они пристанут. И в самом деле, когда слуги для пропитания находили себе приют у иных господ, прежние их господа грозили последним судом, домогались не только возврата слуг, но еще и мнимых убытков и пени за передержку. При Самозванце этот стеснительный закон уничтожен: по-прежнему было постановлено считать холопом только того, кто давал на себя письменный акт; иск господина на холопа приносился не голословно, а на основании предъявленной кабалы. При Шуйском принято правилом считать холопом только по письменным актам; но тот, кто служил более пяти лет у господина бескабально, делался его вечным холопом и без акта. В Смутное время множество холопов разбежалось и пошло в козаки; с восстановлением власти правительство сначала хотело и холопов, как другие сословия, обратить к прежним обязанностям, но должно было сделать уступку, дозволив тем, которые пошли в козаки, оставаться в козачестве. Иногда являлось стремление ограничить холопство, по крайней мере в некоторых местах государства; так, например, в одной грамоте 1646 года уфимскому воеводе приказано наблюдать, чтоб никто не отдавал себя в залог по крепостям: на эти меры правительство вынуждалось потому, что многие тяглые и ясачные шли в холопы и уклонялись от государственных повинностей. Также в 1665 году в поволжских областях запрещалось отдаваться в кабалу и принимать в залог людей. В царствование Михаила и Алексея постоянно и всюду тяглых и дворцовых возвращали на свои места, и всякая сделка, заключенная ими об отдаче себя в холопство, уничтожалась. По Уложению, полным холопом назывался тот, кто отдавался в рабство навсегда; дети, рожденные уже в рабском состоянии, делались также собственностью господина. Иное дело кабальные холопы, то есть обязанные служить временно по взаимному условию или присужденные в холопство за долги до отработки долга: вообще наблюдалось правилом, чтоб кабальные делались свободны по смерти господина. Хотя холопство зависело отданного на себя письменного акта, но если человек служил у господина три месяца бескабально, то без всякого акта господин имел законное право требовать его закрепления. Это простиралось и на потомство холопа, если холоп был кабальный и закабалил себя на срок, а его дети бескабально служили тому господину; на этом одном основании господин имел право требовать закрепления детей, и они делались его рабами, хотя бы отец их и они сами этому противились. Тем не менее тот же человек, если он служил у господина и гораздо больший срок бескабально, не делался по этому одному холопом, если господин того не требовал. В начале XVII века все имели право держать полных холопов. Но после Уложения это право не давалось священнослужителям и церковнослужителям (исключая протопопов), боярским людям, а также и посадским. Последние могли брать кабалы не более как на пять лет.

Осталось много свидетельств, что холопы и крестьяне по смыслу права различались между собою. Крестьяне отдавали себя на кабалу господам своим, которые иногда и неволили их к тому.

Уложение запрещает господам брать кабалы на своих крестьян. Когда бывали такие случаи, то, значит, положение холопов было иное, чем крестьян, и правительство не хотело смешивать эти сословия. В 1646 году при переписи велено строго отличать крестьянские дворы от людских. Многие добровольно отдавались за денежную ссуду в крестьяне, наподобие того, как отдавались в холопы, и давали на себя записи; но такая запись отличалась от кабальной; тогда как акт о холопстве предъявлялся в Холопьем приказе, вольный человек, желавший отдаться в крестьяне, приводился в Поместный приказ. Владелец не мог переводить своих крестьян из поместий в отчины. Владельческие крестьяне имели право покупать и продавать по актам свои недвижимые имущества; из купчих на такой предмет не видно, чтобы право частного владения крестьян юридически зависело от их господ. Обязанности крестьян определялись вытями, записанными в писцовых книгах, то есть участками земли, с которых они должны были работать господину и платить хлебный и денежный оброк, — эти выти относились только к хозяевам; до Уложения дети, братья, племянники и подсоседники, жившие с хозяином нераздельно, были люди гулящие и могли изменять образ жизни, вероятно при условиях, теперь еще не вполне разъясненных наукою. Все это показывает, что крестьяне составляли отдельное сословие от холопов.

Но крестьянин, как и холоп, был предан произволу владельца. Мы не знаем никаких обеспечений, которые бы ограждали как того, так и другого от этого произвола. Только в монастырских имениях являются следы такого обеспечения; например, некоторые монастыри не могли облагать своих крестьян более положенного, а должны были испрашивать особенного позволения челобитными, если предстояла надобность умножить поборы или увеличить повинности. Что же касается до частных, так называемых в обширном смысле, по языку того времени, боярских, также архиерейских имений, то хотя Котошихин и говорит, что за неправильное наложение поборов по возникшему челобитью отбиралось имение, но такие случаи были делом произвола власти, а не закона; в грамотах на владения обыкновенно говорилось, что крестьяне обязаны слушать господ своих во всем; пахать на них пашню и платить оброк, чем господин изоброчит, и не видно ни правил, которые бы ограничивали в этом случае произвольное управление владельца, ни законов, которые бы стояли на страже за крестьян. Подобный произвол существовал даже и до прикрепления крестьян, как видно из грамот тогдашнего времени. После Уложения, в купчих крепостях владелец продавал своих крестьян с женами и детьми и с племянниками и со всеми их крестьянскими животами (имуществом).

В записях на крестьянство писалось, что отдающий себя в крестьянское звание дозволял продать себя и заложить. Из актов второй половины XVII века видно, что владельцы вотчинных крестьян своих, наравне с людьми, отдавали дочерям в приданое без земли. Если владельцу запрещалось переводить своих крестьян из поместья в вотчину, то это установлено не для ограждения крестьян, а для соблюдения государственных интересов, чтобы не лишались народонаселения поместья, которые собственно были имения государственные, только данные временно в пользование помещику; зато иным способом владелец мог передвигать своих крестьян как угодно. Таким образом, хотя выше показано, что существовало различие между холопами и крестьянами, но, по их положению, несравненно более между ними сходства. Как те, так и другие не были ограждены от произвола господ.

Конец ознакомительного фрагмента.