Перекрестки. Книга вторая. Бриз перед бурей

Николай Колос

Что можно сказать про мою книгу? А вот что — пишущих много, читающих мало! Сегодня это главное. Она, как и другие миллионы экземпляров, будет лежать под завалом чуть лучших и намного худших нескончаемых мириад книг. Но! Вдруг придёт пора, и человек научится читать так, как читал его недалёкий предок. Это надежда, что вдруг придут те люди, для которых будут главным началом не деньги, а наша Великая Россия и её жизнь и чаяния. Поэтому я пишу.

Глава 1. Встреча, которой не ждали

Терский казак, есаул Букрат, без ноги и без глаза, потерянных на войне, ехал в столицу Терского казачества на большой круг и… его обуревали мысли:

«Мог ли Бог допустить чтобы в его епархии, в подвластном ему мире был чем то обижен плачущий ребёнок? Из этого вопроса вытекает следствие — если он, обиженный плачущий ребёнок, появился в результате какого то противному Богу, действия человека, то и тот и другой — ребёнок, и Бог… явление реальное! — Человек обидел — Бог защищает ребёнка сезами, если по другому не в силах. Если он не мог отвести от ребёнка обиды. Тогда — есть ли Он? Допустим, что есть! — Плачущего ребёнка мы видим на каждом шагу. Бога не видим. Но, в данном случае, в случае с плачущим ребёнком, Бог существует только в Мифе. А миф, к сожалению — гораздо весомее и «реальней» любой признанной и непризнанной нами реальности. Реальность, любая, имеет временные рамки, а миф вечен!

Если это так, то выходит, что Бог, если Он есть, допускает обиженного плачущего ребёнка! Хотя тот же Бог, в тех же мифах говорит, что обида — большой грех! — Значит он допускает грех! И Бог наказывает ещё несмышлёного ребёнка греховным наказанием, уча его разуму, или другими словами, приучая к покорности! Покорный ребёнок — всегда пай-ребёнок. Такой вышколенный, без собственного мнения и подавленного естественного желания сопротивляться маленький человечек, готовый выполнить все требования своей няни. — Имеем ввиду — наместника Бога на Земле! Но этот человечек вырастет… и тогда как? — Да просто — он будет служить мифическому Богу!… И Бог ему, через своих земных посредников скажет как нужно поступать в любом случае, по кем то написанному сценарию! Будем верить, что написанным… самим Богом! — Будем верить! — Так приятней оправдывать свои и чужие любые поступки»!

Букрат не гнал рысью своего жеребца и продолжал рассуждать —

«Рука Цезаря Московского Государства, уже давно именуемого Россией, дотянулась до маленького, но тоже государства, гордого кабардинского народа и воевала с ним, другими словами покоряла его народ и его земли сто один год! И покорила… путём уничтожения почти всего мужского населения! Сейчас Кабарда является частью большого Российского Государства, со своей собственной столицей — Нальчиком. И он — кабардинец Букрат, казак Великого Терского Казачьего Войска, служит Великой России. За Великую Россию, покорившую его и его народ — получил увечье, слава Богу позволяющего продолжать жить дальше. И сейчас едет на большой казачий круг решать дела Терских казаков и… скорее свои собственные.

Возникает вопрос — для чего тогда Кабарда сражалась с Россией сто один год, если всё равно она стала частью Российского Государства? Есть ли на это ответ? Может и есть, но не один и неоднозначный. И скорее всего он тоже будет являться мифом, отображённым в народном кабардинском закамуфлированном фольклоре и эпосе. К сожалению устном. Кабарда долго не имела своей письменности. (А может умники и напишут)…

Может удасться найти его, этот фольклор, или придумать вместе с кабардинским и российским эпическим Бояном. Хотя очень жаль, что страна Золотого Руна растворилась, ассимилировалась в большом людском котле, утратив много своей самобытности.

К сожалению Божья тварь — человек, то ли сам по себе, то ли по велению Бога земного, или небесного, идёт к этому. — К утрате национальной и культурной самобытности. Разве никто этого не видит»?

Так продолжал размышлять Букрат по пути до Владикавказа — столице Терского Казачьего Войска.

Стояла ранняя весна, но погода была тёплая. Над равнинами висели жаворонки и пели свою вечную песню о любви и о жизни, говоря своим языком о том, что жизни без любви не бывает. А раз продолжается жизнь, то на Земле любви больше чем ненависти… или столько же! Хотя ненависти — хоть отбавляй! Если присмотреться, то она, зараза, идёт рядом!

Проезжая зеленеющий и по своему красивый Беслан, уже в конце селения, из за перекошенных никогда не крашенных ворот, такой же перекошенной облупленной сакли, выскочил мальчик лет восьми весь в лохмотьях и прокричал —

— Дядя, дай копейку — бабушка помирает! — Но он так прокричал, что было скорее смешно, чем трогательно. Однако, Букрата что то остановило. В Кабарде, в общем то, не привычно просить. Этот гордый народ скорее отнимет, чем попросит. Так учили и детей, особенно мальчиков. И Букрат спросил шутливо —

— А зачем тебе копейка, если бабушка умирает?

— Я кушать хочу и бабушка хочет кушать, поэтому и умирает — рассудительно ответил он.

— Что ты сделаешь за копейку?

— У Букрата куплю хлеба — он так не даёт… без копейки… — Здесь Букрата заинтересовало. — Тёска то!…

— А где Букрат?

— Вот там… прячется за саклей —

Из-за сакли, раздвинув куст сирени, выглянула головка кудрявого мальчугана и скрылась. Есаула что то задело и он спросил —

— А можно я зайду в саклю, чтоб увидеть твою бабушку?

— Можно, только дай копейку.

— Хорошо, я дам копейку, пойдём. — И Букрат спешился.

Сакля состояла из одной приземистой большой комнаты. Посреди комнаты доминировала огромная печь, занимающая почти половину сакли. Стены сакли изрядно прокопчённые и на них висели полки, почти все пустые. Кое на каких лежала глиняная посуда. Пол весь усыпан кукурузными стеблями. Возле печки на низенькой табуретке сидело существо всё скрюченное в платье, когда то имеющем видимо чёрный цвет. На голове такого же цвета платок… а из под платка горели огнём чёрные глаза, казалось пробивающие всё насквозь. Это и была бабушка. Старая, но совсем не похожа на умирающую.

— Кого ты привёл, паршивец?! — Резко обратилась она к мальчику. Потом перевела свой острый взгляд на Букрата и уже чуть помягче — как обращаются женщины к мужчинам сказала —

— Приблудился… уже больше двух недель здесь околачивается. Вначале я его прогоняла, а он не уходит… ну думаю — пусть живёт… только сказала, чтоб кормился сам.

— У вас больше никого нет? — Спроси Букрат.

— Кто тебе сказал что нет?! — Есть дочка. Приходит. Помогает. Иногда принесёт яичко. Красивая… как я в молодости. Были и другие дети. Много было… но Аллах забрал.

— Так может пусть он будет вашим внуком… этот мальчуган…

— Нет! Он не кабардинец. Придёт из проклятой войны зять, муж моей дочери — своих нарожают… кабардинцев. Ото и будут мои внуки. Я крепкая… дождусь. —

— Зачем войну ругаете? — Кабардинцы ведь любят воевать!

— Кто тебе сказал, что кабардинцы любят воевать?! Никто не любит воевать… Но мы ж за свою землю, да за своего Аллаха! — А сейчас он, зять мой, пошёл за русского басурмана… чтоб ему ни дна ни покрышки… Погнали!

— Кому… ни дна ни покрышки?

— А то ты не знаешь? — Да тому кто погнал его… — царю русскому! — Завоевателю Кабарды!.. Казалось из глаз её сверкнули искры!

Сейчас только Букрат заметил у её ног металлическую ступку. Она в ней разбивала кукурузные зёрна.

— Вот… сварю… придётся с ним поделиться… — И она глазами показала на мальчика. У Букрата как то сразу созрела идея —

— А может я у вас его заберу?

— А может и заберёшь… Да ты садись вот здесь на лавку и потолкуем… Стара я стала… мало кто заходит. Кукурузу сама убирала… никто не помог…

— А как же дочка?

— Да так и дочка… пришла… но я уже собрала. —

Она развязала платок, поправила свои седые пряди и опять прикрыла голову платком, да так, что захватила и брови. — Прихорашивалась… И сразу со своим крючковатым тонким носом, полоской рта совсем без губ и чёрными пронзительными глазами стала пхожа на хищную птицу.

— Мой прадед был сказитель. — Продолжала она… — Много баек знал про Кабарду. Тогда передавали из уст в уста. Всё как полагается… Бабушки внукам, а те своим внукам… и жила, процветала Кабарда! Это сейчас пришла дьявольская письменность. Как с ума все посходили, всё записывают какими то крючками… Разве Аллах этому учит?!

— А в мечетях ведь тоже имеются письмена на стенах — возразил Букрат.

— Ты не сравнивай святые знаки в мечети. То тайные послания Аллаха. Их никто не может толковать до поры — до времени. Придёт час и они откроются… Они неверных будут крушить огненными стрелами и опять Кабарда заживёт своей вольной жизнью, со своим собственным Цезарем… — Что я тебе рассказываю… а то ты не знаешь!.. — Где глаз потерял, вояка?.. Да и ногу тоже… где?.. Не Кабарду же отстаивал! Верно, где то очень далеко от Кабарды отдавал свою честь, своё мужество и здоровье за чужие коврижки. А небось твоя мать, здесь, на земле своих предков, как и я, еле волоча ноги, кукурузу убирала сама. Никто не помогал ей. — Ты, то я вижу из начальства будешь. Мундир у тебя новенький. Видно русским царём подаренный, да и пугач висит за поясом, чуть чего — выстрелишь! Вот так вы все молодые продались басурманам, научились крючки на бумаге растолковывать и продались… Не знала раньше Кабарда письменности и жила припеваючи…

Пришёл час о Кабарде позаботиться. Внедрять своё семя в чужие примыкающие к Кабарде Земли. А два полукровка, если оба с кабардинским семенем, то их дети уже будут истинные кабардинцы. Почему наши женщины не ревнивые? — В том глубокий смысл есть. Возродить Кабарду надо прилегающими к Кабарде землями. А для этого нужно, чтоб на них жили кабардинцы. Не только войнами и кровью, а умом и любовью к своему народу, к его прекрасным и глубоким сказаниям. Вот у тебя жена, надеюсь кабардинка, и детишки, верно есть, — кабардинцы. И, видать, ты человек бывалый, много чего видел, и, наверно, в чужих краях сеял своё семя… если не дурак, а истинный кабардинец… —

Женщина замолчала, сверкнула глазами и начала толочь кукурузные зёрна. Букрат встал, постоял минуты две и сказал —

— Давайте я вам помогу растолочь. У стали ведь, вы старая женщина —

— Не мужское это дело, да и не казацкое. Езжай, куда путь держишь, а обратно будешь ехать — выкупишь мальца. Россиянин он. Но наш язык знает, может в твоём доме пригодится. Жене на посылках будет.

— Нет у меня жены… не довелось.

— Совсем плохо! Басурман ты, что ли? А не похоже…

— Не басурман. А семена, кажется сеял… да вот собрать бы урожай этот… если получится. Ладно, поехал я…

В этот момент через окно влетела ворона, обдала Букрата тёплым ветром от взмаха крыльев, села на полке, где было свободное место от скудной посуды, и начала чистит свой клюв о деревянную полку. Старуха протянула к ней руку. Ворона спрыгнула на пол и деловой походкой подошла к хозяйке. Она увидела возле ступки кукурузное зёрнышко, клюнула его и опустила в ступку. Потом ещё и ещё.

— Во, помощник мой. — Заговорила опять старуха. — А было дело так… Как раз умер мой суженый. Хороший кабардинец был — не оставлял кабардинских женщин без внимания… да и не кабардинских тоже… Сеял семя где мог!

А в это время на тополе, что росла в нашем дворе ворона высидела воронят. Редкое дерево в наших краях — тополь. Да и правильно, что редкое — хилое, гнилое. У нас крепкие деревья растут, хоть и кустарником. Поднялся сильный ветер с дождём и кажется с градом и свалил хилое дерево. Дождь кончился, вышла я посмотреть. Много веток разбросано и среди них воронята — пять, или шесть… не помню. Все мёртвые, но один, гляжу, шевелится. Подняла я его и занесла в саклю… Обогрела… А он ко мне так и льнёт… клюв свой раскрывает. Покормила я его не солёным сулугуни… успокоился… только под руку подползает погреться. Обогрела я его. А сама и думаю: «Это душа моего суженого таким образом пришла ко мне». И так мы живём с ним, с вороном, уже десять лет. Разговаривает он. Не все слова выговаривает чётко, но всё понимает. Только когда мы наедине. Душа — в душу. Совета я спрашиваю у него и приходит после этого на ум решение моего вопроса. Хорошее решение. «Ну иди» — обратилась она к птице. Ворон взмахнул крыльями и сел на припёк у печки. Поклевал свою ногу, лег и спрятал клюв под крыло. Чувствовал себя в безопасности.

— Интересная история — сказал Букрат, подошёл к ворону, погладил его по спине — тот не шевельнулся. — Ладно поехал я, но к вам загляну и может быть не раз.

— Езжай… но дай задаток за казачка, а то откажешься. —

Букрат залез в карман, пошевелил там и протянул 10 рублей ассигнациями. Ворон как будто и не спал. Встрепенулся, взмахнул крыльями и в мгновение ока ассигнация оказалась в его клюве. Уже по кукурузной шелухе на полу он подошёл к старухе и положил ассигнацию у её ног. Та подняла её и положила за пазуху.

— Помогает… — сказала старуха и попробовала на лице своём изобразить улыбку. Улыбки не получилось, но из глаз вроде посыпались искры совсем другого содержания.

— Да, уж вижу — ответил Букрат и вышел из сакли.

Во Владикавказе казачий круг решал много военных и гражданских дел, в том числе и присвоения Букрату почётного звания полковника, с выделением полковничьего земельного надела. Учитывая, что лишь имея серьезные увечья, но без полковничьей должности, такие наделы не выделялись. Когда вопрос поставили на голосование, то оказалось что не все казаки 2-го Сунжинско Владикавказского полка, где был приписан и служил Букрат, сказали «Любо». Оказывается многие из присутствующих — ста двадцати человек были против.

— Почему? — Спросил командир полка, полковник Яготинцев Арсений Яковлевич. —

Минута молчания, потом шевеление, чуть слышен ропоток и поднялся есаул Крикунов. —

— Казаки! — начал он, откашлялся, посмотрел по сторонам и продолжил. — Это ж как получается?! Если мне выбьют глаз, то подавай полковничье звание и дополнительный надел?! Так, что ли? Наделов не наберёшься… Кабарда не резиновая, не растягивается! — И он ещё раз, но уже торжественно посмотрел по сторонам. Несколько человек не крикливо поддержали его.

Минуты через две поднялся сотник Нечипайло, он был на стороне Букрата и с полуулыбкой сказал.

— Вы, ваше благородие, при вашем сварливом характере обязательно будете не сегодня, так завтра с выбитым глазом! А не выбьют другие, так я тебе, Митяй, выколю их оба! — Он отошёл подальше от Митяя и, уже серьёзно

продолжил — если ты ещё раз, скотина, тронешь мою Теклю, то я тебе не только глаза, но и зубы повыбиваю, и оторву кое что!.. Ты понял меня?!

— Ты глянь! — огрызнулся Крикунов — сдурел он что ли?

У полковника Яготинцева играли желваки, но… он пока молчал. Крикунов продолжил —

— Есаула Букрата больше года не было, мы не знаем где он был! Может получил ранение в пьяной драке, — а мы ему надел! —

Поднялся писарь. Поднял руку, помахал бумагами и сказал —

— Вот документы из прифронтового госпиталя, и еще два уже из тыловых военных госпиталей, где есаула собирали по кусочку. —

— А надо бы туда проехать и проверить… дело то государственное. — Уже сказал сотник Недолейкин.

Командир полка ответил спокойно —

— Вы, господин сотник, если есть охота, пишите рапорт о отпуске, или увольнении, и за свой счёт — куда угодно. А у меня есть документы и я им верю. — Недолейкин втянул голову в плечи. — Поговорите, поупражняйтесь в красноречии, а я ровно через двадцать пять минут поставлю на повторное голосование. Но учтите, я могу один раз принять своё личное решение, без одобрения круга. — Полковник снял с руки часы и положил на стол. — У вас ровно двадцать пять минут. — Он встал и начал прохаживаться взад — вперёд, заложив руки за спину. Явно — он был на стороне Букрата.

Казачий круг гудел минут десять! Были выкрики, были рассуждения, потом тише, и тише, потом слышно было как пролетела муха.

— Затихли? — Ставлю на голосование за присвоение почётного звания «полковник», есаулу Букрату и выделение полковничьего земельного надела. —

Круг проголосовал — «Любо!». Может кто и промолчал, но возражений не было. Кто то добавил —

— Его отец, казак нашего полка, тоже полковник погиб за Россию. А у России земли этой — хоть отбавляй! Двадцать пять процентов бурьяном заросла, а мы здесь делимся! — Кто то вставил реплику —

— Так тож у России!

Букрат поклонился кругу, поблагодарил полковника и ушёл. Время уже было позднее. Переночевал он у друга своего отца, уже старого кабардинца. Повспоминали прошлое, выпили раку под варёную картошку и барашку и рано утром Букрат пустился в обратный путь.

По дороге у старухи захватил русского мальчика. Тот на круп садиться не захотел, а бежал рядом, поэтому Букрат ехал то шагом, то медленной рысью.

У калитки своей сакли его ожидал сюрприз. Там сидела на перекладине забора и ждала его, уже не молодая, но и не старая красивая женщина, не похожая на кабардинку. Сердце у Букрата заколотилось как бешеное…