Посейдонис. V книга научно-фантастического романа «Когда пришли боги»

Николай Зеляк

Посейдонис. Столица легендарной Атлантиды. Его основали атланты-небожители. Это самый первый и самый красивый город на планете Земля. Там жили вместе боги и люди…

Глава 2

Немейский лев

У бывшего охотника, а ныне почтенного гражданина Посейдониса, человека, недавно модернизировавшего своё имя с «Эв» на «Эврисфей», пропал кот. Хороший такой кот, независимый по своей натуре, и постоянно пребывающий у себя на уме. Хотя Эврисфей и одомашнил его совсем недавно, но уже успел к нему крепко привязаться.

И когда кот внезапно исчез, то его хозяин загоревал. Он уже привык к коту и без него, вдруг, ощутил дискомфорт в личной жизни.

Почему ушёл кот? В чём причина? Неужели неприязнь к хозяину? Конечно же, нет. Внешнее обличье хозяина коту была по боку. Подумаешь немного кособокий, немного косоротый, один глаз выше другого, а при разговоре немного шепелявит. Ну и что? А найдите другого хозяина, кто без недостатков? Никогда не найдёте! У каждого обязательно найдётся что-то своё, сугубое.

По этой причине, всякого кота больше должны волновать моральные качества хозяина, а не физические. Ведь для любого, уважающего себя, кота главное что? Правильно, чтобы хозяин хорошо кормил своего подопечного и гарантировал ему различные кошачьи свободы.

Любовь Эврисфея к своему хвостатому другу была столь глубока, что, несмотря на свою врождённую прижимистость, кота он кормил не ограниченно. Да и все кошачьи свободы им были гарантированы, правда, в пределах объективной необходимости. Единственное, что могло досаждать коту, так это нравоучения. Длинные и нудные. Хотя, если трезво разобраться, то кто обходится без нравоучений и необязательно в адрес котов? Кто? Таких людей не найдёте. Правда, хозяин кота, в этом отношении, был весьма упёрт!

Однако если глянуть с другой стороны, то представители кошачьей породы, а эврисфеев кот, несомненно, относился к оной, скорее привязаны к дому, чем к хозяину.

И вот, кот неожиданно оставил свой дом, где можно было и есть, и отдыхать, сколько кошачьей душе угодно. Невероятно! По доброй воле он, конечно же, уйти не мог. Значит, что? Значит, его украли. А если украли, то кто? Человек? Ах, как это рискованно. Тут же об этом стало бы известно. Доброжелателей, коих во все времена было хоть отбавляй, сразу бы донесли об этом прискорбном факте Эврисфею. Тогда кто, кроме человека? Тогда остаётся только зверь! Страшный и ненасытный. Это он утащил любимого кота Эврисфея и съел его. Ведь больше некому! Бывший охотник горько вздыхал и гнал прочь от себя нехорошие мысли. Но они, как назло, не хотели уходить, угнетая тяжким грузом его ранимую душу. И, всё же, о печальном конце своего любимца он думать не желал.

А на следующий день, после таинственного исчезновения кота, стали твориться настоящие чудеса. Первыми их заметили охотники. После охоты они возвращались домой. С трофеями или без оных, это теперь уже не важно. Шли они, как всегда, через Немейский лес, мимо старой, заброшенной пещеры. Так было короче.

О пещере ходили дурные слухи, но охотники им не верили. Из чрева её постоянно доносились какие-то странные звуки, однако они никого не смущали. Охотники справедливо полагали, что это просто балует ветер. Ведь пещера давно пустовала. Раньше там обитал грозный, пещерный лев. Но, когда пришли небожители, а за ними и люди, то он ушёл в лес, от греха подальше. И, всё же, пещера пугала и желающих углубиться в её тёмное и таинственное чрево не находилось. И не потому, что в ней кто-то обосновался, а потому, что охотников прессовал страх перед чем-то неведомым!

А тут, проходя мимо пещеры, охотники, вдруг услышали нечто новое. Это было глухое и сдержанное не то рычанье, не то урчанье. Оно пугающе контрастировало с обычными шумами и звуками, которые ранее доносились из её чрева. Судя по густоте звука, урчанье принадлежало льву. И не какому то — там доходяге, а весьма почтенному зверю.

Вот это новость! Вот это поворот!

Охотники, с крепкого перепуга, сразу же сбились в кучу и ощетинились копьями.

Урчанье на миг прервалось, а потом возобновилось в том же спокойном ритме. Почуял ли свирепый хищник охотников? Даже спрашивать не надо! Конечно же, почуял! Ведь они стояли прямо у входа в пещеру, загораживая ему свет. А ещё они принесли с собой целый букет, соблазнительных для него, запахов. Охотники приготовились к худшему. Однако, на их счастье, он не атаковал, а продолжал себе спокойно урчать. Видно сильно был уверен в своих силах и знал, что охотники от него никуда не денутся! Затем глухое урчанье сменилось плотоядным чавканьем. Громким и противным. Похоже, теперь зверь обедал, и охотники, временно, его не интересовали.

Люди же, воспользовавшись тем, что он обедает, попятились от пещеры. Они отходили всё быстрее и быстрее, пока их отступление, наконец, не превратилось в энергичное бегство. Опомнились охотники лишь тогда, когда достигли окраины города. Их сбивчивый рассказ сильно обеспокоил окрестное население. Народ всплеснул руками и подкатил к небу глаза. Кто от удивления, кто от страха. Скептиков, не верящим охотникам, нашлось совсем мало.

Конечно, молодым охотникам народ не очень бы поверил, если бы не Бо и Го, Дук и Док. Это охотники опытные. Эти никогда не соврут.

Народ стал гадать: неужели в пустующую пещеру вернулся старый квартирант? После долгой дискуссии, люди пришли к неутешительному выводу, что туда, всё же, вернулся либо прежний жилец, либо его молодой отпрыск.

Больше других, по этому поводу, переживал хозяин пропавшего кота. Он подходил к каждому из охотников и печально утверждал, что гадкий лев в тот страшный момент, свидетелями которого они были, видимо ел его кота. Те с готовностью кивали головами: конечно, это был кот. А кто ещё мог быть, кроме кота? Ведь охотники все целы, а кот пропал!

Однако на этом чудеса не закончились. По истечении всего пары дней у некоторых граждан, из числа начинающих овцеводов, то там, то сям, стали пропадать овцы. И не какие-нибудь, а самые крупные и упитанные. Тут же пошёл устойчивый слух, что их тайно таскает тот самый немейский лев, которого обнаружили охотники. Реально, больше некому!

Причём хищник этот, по единогласному мнению большинства народонаселения, был не только свирепым и могучим, но ещё и невидимым человеческому глазу, а потому совсем не уязвимым. Он всегда мог напасть, откуда его не ждешь. Здесь уж, действительно, никакие луки да копья не помогут. Вот беда-то, какая!

Дошло, даже, до того, что с конюшни Авгия пропал один из четырёх, прирученных им, козлов. Сам Авгий стал, конечно, стенать по поводу этого прискорбного случая, а вот соседи его скрытно обрадовались. На целую четверть, уменьшилась концентрация козлиного духа! Не благо ли! Но, радовались они не долго. Вскоре козёл, снова, объявился целым и невредимым. Видно, немейскому льву запах козла тоже пришёлся не по вкусу и он вернул его туда, откуда взял!

А ведь с этим, немейским львом, надо было, действительно, что-то делать. Всё ж таки, поголовье овец когда-нибудь закончится и тогда он примется за людей. И в конце могут остаться в живых только четыре авгиевых козла. И всё! Люди по этому поводу сильно сокрушались. И было с чего! Охотники победить немейского льва не смогут. Здесь, даже, и думать нечего. Тогда кто с ним сможет справиться? Ответа на этот тяжёлый вопрос у народа не находилось.

И тут хитромудрому обладателю кота пришла в голову спасительная мысль: а не обратиться ли к Гераклу? Он юн, могуч, горяч, прост и с огромной дубиной. Если он ею хотя бы один раз приложится, то никому мало не покажется! Даже немейскому льву. А что? Прекрасная идея! Пусть попробует. А вдруг получится.

У Эврисфея были свои счёты с немейским львом. Из-за кота. Поэтому он, изо всех сил, хотел подвигнуть Геракла на битву с пещерным животным!

Он отправился искать Геракла и увидел его, прогуливающимся вдоль улицы. Тот шёл вразвалочку, беззаботно подбрасывая вверх с дубину. Улица, в это время, была пустынной. Местный люд давно уже себе уяснил, что во время прогулки Геракла, лучше на улице не показываться. Он мог нечаянно пришибить своей дубиной.

Эврисфей вышел на середину улицы.

— Эй, Геракл!

Геракл недовольно приостановил своё поступательное движение.

— Эврисфей, уйди с дороги! Не мешай гулять.

Хозяин кота пугливо попятился.

— Есть дело!

Геракл остановился. Его дубина гулко стукнулась о мостовую.

— Какое ещё дело?

Эврисфей обрадовался тому, что Геракл снизошёл до внимания к его персоне.

— Ты слышал о немейском льве?

Лицо Геракла оставалось безучастным.

— Ну?

Эврисфей патетически воскликнул:

— Этот зверь скоро съест всех овец!

В ответ, на яркий возглас Эврисфея, прозвучал флегматичный ответ:

— Пусть ест, раз голоден.

Эврисфей вздёрнул вверх руки, призывая, в свидетели, небеса.

— Он съел моего кота!

Геракл спокойно ответил:

— Заведёшь нового.

Эврисфей вскричал в притворном отчаянии:

— Он съест меня!

Геракл усмехнулся:

— Давно пора. Не будешь приставать.

И тут хитромудрый Эврисфей уяснил для себя, что с этого бока Геракла не пробить. Чувство глубокой социальной ответственности в нём пока ещё не проснулось. Следовало срочно поменять вектор психологической атаки. Неоперившееся, болезненное самолюбие юного переростка — вот та болевая точка, на которую надобно давить. Поползновения на себя, любимого он уж точно не потерпит!

— А если он съест тебя?

Геракл мгновенно встрепенулся:

— Меня? Никогда!

Эврисфей понял, что нащупал нужную жилку. Он недоверчиво выпятил нижнюю губу:

— Интересно, а почему это? Всех съест, а тебя нет? Так не бывает. Съест и тебя. Обязательно съест!

Геракл гордо вскинул голову:

— Я не позволю!

Обнадёжившись реакцией наивного детины, хитрый Эврисфей, втихаря, бросил пробный камень.

— А сразиться с ним не слабо?

Детина равнодушно ответил:

— Кому надо, тот пусть и сражается.

Но, Эврисфей продолжал гнуть свою линию.

— С ним не справится ни один охотник.

Скорбно покряхтев, добавил:

— Даже много охотников!

Геракл развёл руками.

— А я тут причём?

Эврисфей доверительно расширил свои ассиметричные глаза.

— Ты? Ты самый сильный. Только ты справишься с этим животным!

Геракл равнодушно отвернулся.

— Не хочу!

Тогда прилипчивый Эврисфей надавил на болевую точку гераклового самолюбия посильнее.

— Никак, боишься?

Геракл с негодованием отверг предположение Эврисфея

— Ещё чего!

Давление на болевую точку продолжилось:

— Нет, ты боишься!

Геракл выпрямился, как испанский гранд.

— Я ничего не боюсь!

Последовало ехидное:

— Кроме немейского льва!

Геракл в негодовании сотряс своим кулачищем воздух.

— И его тоже! Эврисфей довольно потёр свои короткие, сухие руки.

— Значит, настучишь ему дубиной?

Последовавший ответ, плута удовлетворил:

— Тьфу! Делать нечего!

Эврисфей совсем обнаглел:

— И шкуру убитого льва мне принесёшь?

Геракл, не подумав, в запальчивости брякнул:

— Принесу!

Плут живо представил огромную львиную шкуру в личном жилище, и ему стал хорошо.

— Что ж, посмотрим!

Геракл набычился. Он уже жалел о том, что сгоряча пообещал этому хлюсту такой роскошный подарок, да делать нечего. Геракл слыл хозяином своего слова.

— А что здесь смотреть? Завтра и принесу.

Эврисфей не верил своему счастью.

— Неужели завтра?

Геракл презрительно посмотрел на Эврисфея.

— Конечно!

Прохвост недоверчиво прищурил левый глаз.

— А Алкмена отпустит тебя?

Геракл возмущённо вскинул голову.

— Я уже взрослый!

Эврисфей выставил вперёд свою руку.

— Хорошо, хорошо.

Чуть подумав, добавил:

— Мы с охотниками желаем посмотреть битву. Не возражаешь?

Геракл равнодушно пожал плечами.

— Смотрите.

Утро следующего дня выдалось ясным и тихим. Ни ветерка, ни облачка. Забросив на плечо свою дубину, Геракл решительно зашагал к логову зверя. Он неодолимо жаждал борьбы с коварным и свирепым животным.

На приличном расстоянии от него, робко озираясь по сторонам, семенила кучка любопытствующих охотников. К пещере их влекло зрелище предстоящей битвы. А ещё дальше, вслед за охотниками, зигзагами перемещался сам Эврисфей.

Дорогу лесом и сам Геракл, и сопровождающие его, лица прошли без приключений.

По-прежнему, вокруг было тихо. Лишь птичьи трели услаждали напряжённый слух вдохновенного бойца.

Геракл подошёл к пещере. Привёл в боевое положение свою дубину. Прислушался. Из мрака пещеры доносились звуки, похожие на шлепки по воде. Шлепки были редкими и мирными. Словно кто-то очень медленно и осторожно бродил босиком по луже.

И вдруг, как гром среди ясного неба, раздалось глухое, плотоядное урчанье. Боец напрягся: зверь в логове!

Пора приступать к делу! Геракл загородил собой вход в пещеру и подал голос. Кличем своим он вызвал немейского льва на поединок. На грозный окрик пещера ответила таким эхом, что у бойца, на время, заложило уши. От громового звука робко присели охотники, а Эврисфей изготовился к отступлению.

Но грозный вызов Геракла зверь тупо проигнорировал. Даже обидно. Похоже, зверь выжидал. Он либо презрительно пренебрегал Гераклом, либо прикидывал, как лучше напасть на дерзкого смельчака.

Геракл держал ухо востро. Он знал, что немейский лев не только коварен, а ещё и невидим. Всяких напастей от него можно было ожидать в любой момент и со всех сторон.

В установившейся, резиновой, тишине кто-то снова зашлёпал босыми ногами по луже. Потом раздался скрежет. Кость по камню, не иначе! Так и есть, зверь точил свои могучие когти! Он неспешно готовился к схватке. Видно, очень был уверен в своих силах.

У Геракла обильно вспотели могучие лопатки. По его героическому челу заструились ручейки пота. Ладони вросли в рукоять дубины. Геракл тоже готовился. Он неистребимо желал этой битвы. Напряжение достигло своего апогея!

А там, в непроницаемой глубине пещеры, снова кто-то невозмутимо прошлёпал босыми ногами по луже.

Зверь почему-то не нападал. «Чего он тянет, — подумал Геракл, — чего?».

Ему, в конце концов, надоело ждать нападения врага, и он сам пошёл в атаку. Боец бросился, в мрачные объятия пещеры, с грозным, боевым кличем. Навстречу, по его ушам, ударило такое могучее эхо, и так больно, что у него чуть не развалилась на части голова. Охотники, от такого великого звука, в ужасе распластались на земле. Эврисфей даже припустил было в сторону города. Правда, вскоре приостановил отступление, не видя прямой угрозы для своей драгоценной жизни.

Как только к Гераклу вернулись остатки слуха, он уловил, как что-то большое шлёпнулось в лужу. Это, наверное, прыжок! Это, верно, немейский хищник, наконец, бросился на Геракла! Невидимый и свирепый! И тогда Геракл начал работать своей дубиной. О, как он славно работал ею, как он храбро сражался! Дубина со свистом рассекала воздух в самых немыслимых направлениях. Дон Кихот, в своей битве с ветряными мельницами, пожалуй, сильно бы уступил ему по накалу вооружённой борьбы.

Геракл не знал, где в данный момент находится хищник, поэтому бил по площадям; авось получится зацепить. Бил от всей души. Бил, вдохновляя себя боевыми возгласами. Если бы удалось засечь продолжительность его мужественных усилий на современном хронометре, то набежало бы море времени!

И всё то, время, пока Геракл бился с невидимым зверем, охотники, лёжа в траве, с душевным трепетом прислушивались к шуму борьбы. А шум тот был так обременителен и так страшен для их ушей, что они робели даже поднять голову. Но охотники нутром своим чувствовали, кто побеждает, а потому постепенно приходили в состояние восхищения. И Эврисфей, притаившись ещё дальше, чем они, тоже начинал тихо радоваться. И было от чего. Он уже мысленно примерял на себя львиную шкуру!

А битва в пещере, к тому времени, подходила к концу. Дубина в руках Геракла становилась всё тяжелее. Наконец, настал такой момент, когда он уже не смог её поднять.

Всё!

Битва завершилась. Боец устал. Его лёгкие работали, как кузнечные меха. Пещерное эхо многократно усиливало их работу. Но, героя это не интересовало. Он искал глазами поверженного немейского льва. Уйти от его дубины тот не мог, никак не мог! Но, зверя нигде не было видно. Наверное, потому, что невидимый!

Итог тяжкого труда Геракла поражал своей масштабностью. Ему удалось за короткий срок ликвидировать все неровности и выступы внутри пещеры. Её стены, пол и потолок стали почти гладкими. На полу валялись кучи битого камня.

Да и дубина бойца пострадала, пусть и немного. От её несокрушимого массива кое-где откололась щепа. За то, она окончательно обрела свой боевой облик.

Геракл напряжённо прислушался. В установившейся тишине кто-то снова неспешно прошлёпал босыми ногами по луже. Этот невозмутимый пешеход начинал вызывать у героя непонимание. Неужели в пещере остался ещё кто живой? А может это, по-прежнему, бродит по лужам немейский лев и битва ещё не окончена?

С тревогой прищурился в темноту: ни видимого, ни невидимого пешехода там не наблюдалось.

Но, не успел Геракл облегчённо вздохнуть, как глубине пещеры вдруг вспыхнули два зелёных, горящих глаза. Они смотрели на уставшего бойца, не мигая, словно приценивались!

Геракл сразу понял, что это глаза затаившегося, коварного хищника. Его, в глубину пещеры, загнала могучая дубина Геракла. Он всё ещё живой, и готов к борьбе!

Низкий потолок пещеры в её торце, мешал применению грозной дубины, поэтому Геракл яростно бросился на коварного зверя с голыми руками. Его пальцы железными клещами сомкнулись вокруг, неожиданно тщедушной, шеи льва. Зверь жалобно замяукал. Геракл опешил: неужели немейский лев, чтобы спастись от сокрушительной дубины Геракла, прикинулся котом?

Ярость Геракла мгновенно испарилась, и он взял его на руки. Обычный кот! Даже смешно. Оценил размеры оборотня. Его шкуры едва хватит, чтобы прикрыть всего одну лопатку на спине героя. Носить такую шкуру ему было бы не солидно. Разве, что она придётся впору Эврисфею? И то вряд ли.

А тем временем лев ещё раз жалобно мяукнул, и Геракл окончательно пожалел его: пусть ходит в шкуре! Главное, чтобы остаток жизни прожил котом и больше не терроризировал окрестности.

Держа в одной руке дубину, а в другой кота, Геракл покинул пещеру.

Его тут же окружили подбежавшие охотники. Они бегали вокруг Геракла, как дети вокруг новогодней ёлки. Бегали и громко пели дифирамбы. Их вопли выражали полный восторг. Кто-кто, а они понимали, какой важный подвиг совершил Геракл и сколько сил он потратил на его свершение!

Подтянулся и Эврисфей. Он тоже желал воздать должное подвигу Геракла. Но, когда увидел в руках бойца кота, то его глаза, сами по себе, без всякого внешнего побуждения, полезли на лоб. Не чувствуя ног от радости, он подбежал к победителю немейского хищника.

— Это же мой кот!

Потянул дрожащие руки к пленнику Геракла.

— Ты живой! Как хорошо! А я уже не чаял увидеть тебя!

Теперь уже у Геракла глаза, сами по себе, без спроса, полезли из орбит.

— Что?

Выпученные глаза Эврисфея светились благодарностью.

— Геракл, ты спас моего кота!

Глаза Геракла, на законное место, возвращаться не спешили.

— Что? Твой кот? Разве это не оборотень?

От нетерпения Эврисфей пританцовывал.

— Какой оборотень, Геракл? Не смеши! Это мой кот! Отдай мне его скорее! О, как я по нему соскучился!

Геракл растерянно протянул Эврисфею своего пленника.

— Возьми, раз твой.

Эврисфей с упоением принялся гладить своё сокровище. Кот тотчас ответил хозяину довольным мурлыканьем.

— Испугался, бедняга! Теперь всё! Теперь будешь только со мной!

От такого поворота событий, Геракл даже уронил свою дубину. Он не понимал, что происходит.

Эврисфей улыбнулся. Его счастливая улыбка всегда растягивалась по диагонали. Улыбаться, по-другому, ему не позволяла геометрия рта:

— Где ты нашёл моего кота?

Боец растерянно ответил:

— В пещере.

Эврисфей сокрушённо покачал головой.

— В пещере? Подумать только!

Погрозил своим хилым кулачком в воздух.

— Это лев его утащил туда. Хорошо, что не успел съесть!

Геракл продолжал пребывать в растерянности.

— Съесть?

Эврисфей возбуждённо закивал:

— Съесть, Геракл, именно съесть! Не успел! А потому не успел, что ты сокрушил его!

Простодушный Геракл совсем потерялся. До этого он был твёрдо убеждён в том, что взял в плен оробевшего льва в образе кота. А что на деле? А на деле это оказался настоящий кот Эврисфея. Где же тогда лев? Чью шкуру он предъявит Эврисфею в качестве трофея?

Видя растерянность Геракла, Эврисфей поинтересовался:

— Ты чего, Геракл? Победа, ведь!

Но, Геракл продолжал переживать.

— Я не добыл тебе шкуру льва, хотя и обещал.

Эврисфей хитровато хмыкнул:

— Это не беда, Геракл! У невидимого льва — невидимая шкура!

Немного подумал и ободряюще добавил:

— Ты мог свободно разнести её своей дубиной в клочья.

Го тоже подбодрил бойца:

— Свободно мог. Не сомневайся, Геракл!

Бо поддержал Го:

— Конечно в клочья! А как ещё? Ты так славно молотил своей дубиной!

Дук тоже вставил своё ободряющее слово:

— Грохотало сильно. Сам слышал!

Не остался в стороне и молодой Ик.

— Вот!

Геракл повеселел. Слова Эврисфея и охотников ему пришлись по душе. И, действительно, почему бы ему не разнести невидимого льва в клочья? Вполне мог разнести! Ведь дубиной своей он поработал славно!

Народ встретил известие о бесславной кончине немейского льва по-разному. Большинство радовалось. Но, нашлись и такие люди, кто огорчился. Это были подпольные любители чужой, но свежей баранины. Теперь уже нельзя было списывать упитанных овец на счёт пещерного хищника. А жаль! Шашлык был такой вкусный!

И только небожители оставались невозмутимыми. Их совершенно не интересовали, ни подвиг Геракла, ни акустика местной пещеры, которая многократно усиливала любой звук. И неважно, что это было: мирное урчанье домашнего кота, или капля воды, падающая с потолка пещеры.

Только ближе к вечеру, в доску уставший, Геракл подошёл к порогу своего дома. На мраморных ступенях сидел его дед Чар. Он дремал, прислонившись спиной к белоснежной колонне портика. Обыкновенно, старый вождь проводил своё время на свежем воздухе двумя способами. Либо беседовал со своим коллегой Кру, когда тот наведывался в гости, либо дремал. В редких случаях дремали оба. У вождя Чара, во сне, часто дёргалась левая щека. И дергалась она солидарно с правым ухом. Видно, он видел цветной сон про старинную охоту и переживал. А ещё у него на носу всегда красовалась крупная капля. В лучах заходящего солнца, она испускала оранжево-рубиновые лучи, и была похожа на драгоценный камень.

Из глубины родных пенат показалась мать Геракл, Алкмена. Она стояла подбоченившись, и весь вид её не сулил Гераклу ничего хорошего. Она долго и с нездоровым любопытством рассматривала своего взмокшего, осыпанного каменной пылью, сына и его побитую дубину.

— Ну-ну.

Подкатила глаза.

— Ты, что, камни грузил?

Геракл замялся.

— Нет.

Алкмена продолжала дознание:

— Где же это ты столько времени пропадал?

Врать Геракл не умел:

— Сражался с немейским львом.

Алкмена от неожиданности даже присела.

— Что? Ты сражался со львом?

Геракл чуть приподнял голову. Он имел на это право.

— Сражался.

Его мать всплеснула руками.

— Где?

Геракл чуть слышно буркнул:

— В пещере.

Алкмена снова подкатила глаза.

— Вечно лезешь туда, куда не просят!

Геракл поднял свою голову ещё выше.

— Я победил его!

Мать Геракла ехидно поинтересовалась:

— Победил? Вот как. А где же твои трофеи?

Сын опешил. Он не ожидал такого вопроса, а потому не знал, что ответить:

— Какие трофеи?

Алкмена удивилась.

— Как это, какие? А шкура? Где шкура льва?

Перед своей матерью Геракл почувствовал себя ещё более неловко, чем перед Эврисфеем. Он виновато пробубнил:

— Лев оказался невидимым.

Алкмена нервно рассмеялась. От этого смеха Гераклу сделалось неприятно.

— Невидимый лев? Ай-ай-ай! И шкура, выходит, тоже невидимая, так?

И вдруг она испуганно спохватилась.

— Горе то, какое!

Геракл ничего не понимал:

— Какое горе?

Лицо его матери выражало тревогу.

— Как какое? Хорошо ещё, что всё так кончилось!

Геракл продолжал недоумевать.

— Что кончилось?

Алкмена хлопнула ладонями по крутым бёдрам.

— Как это что? Лев то невидимый! А если бы он поцарапал тебя? Что тогда?

Геракл усмехнулся:

— Не поцарапал же.

Мать Геракла выдавила из глаз солёную воду.

— Не поцарапал? Хорошо, что не поцарапал!

Сокрушённо перевела дух:

— И когда же ты, наконец, повзрослеешь?

Геракл пробасил:

— Я уже взрослый.

Алкмена, в ответ, лишь красноречиво повертела пальцем у своего виска.