Стальные клыки зверя

Николай Егорович Ревизов, 2017

Картавый, бандит – убийца, половину жизни проведший за колючей проволокой, развивший в себе нетрадиционные способности, вызывающие у противника чувство неуверенности и страха, бежит из лагеря, куда его определил, как он подозревал, кто-то из своих. Бывший ученый, вставший на криминальный путь, чтобы отомстить, чтобы в поисках сильных ощущений пережить личную трагедию, мобилизовав для этой цели свои незаурядные способности и знания ученого, упорно пытается начать новую жизнь, но обстоятельства..

ГЛАВА 13

Ночью в барак пришел Косой. Картавый еще не спал, в последнее время он спал совсем плохо.

— Слышь! — без предисловий начал тот, усаживаясь на край нар. — Мужики треплют, мол, Никодимыч на крыше лесопильного цеха целыми днями дрыхнет. Мол, лежка там у него. Нажрется и туда.

— Завтра проверим, — бросил Картавый.

— Ага! Я слажу, потом тебе скажу!

— Ты только, когда полезешь, не засветись!

— Да есть лестница со второго этажа, не видно ее.

— Ты это зря расспрашивал про Никодимыча…

— Да я не спрашивал, сам разговор зашел.

— Ладно, иди!

Косой кивнул и исчез, а Картавый еще долго пытался вспомнить: мог ли подслушать Никодимыч его разговоры с Цыганом? И не дай Бог, кто из пацанов проболтался!

На другой день в промзоне, едва лесотяга со скрежетом тронулась с места, к Картавому подошел Косой. В глазах читалось радостное возбуждение.

— Все, засек я Никодимыча, — заторопился он, — видел я, как поднялся он на крышу. Гад, с утра нажрался — в дрыбаган!

–Ты спирт который спер кончил?

— Да ты что? Я его заныкал, хотел со всеми…

— Бери спирт, пойдем угощать другана, да так, что бы корешки свои уже нигде не пустил!

— Приходи ко мне через полчаса, — предложил Косой, — я все подготовлю!

Он метнулся наверх, к цеху. Картавый глянул на часы и принялся, под лязг лесотяги и ленивый матерок работающих мужиков, ждать…

Косой встретил его у ворот цеха. В огромном помещении стоял грохот, рабочие сновали вокруг гигантских пилорам, никому до них не было дела. Они по железным ступенькам лестницы поднялись на залитую гудроном крышу, на которой двумя шеренгами торчали вентиляционные трубы. Дул легкий ветерок, но было тепло. Слесарь по вентиляции Никодимыч, как и утверждал Косой, был здесь. Он лежал подле трубы и шум работающего вентилятора нисколько не мешал ему спать. Грязная телогрейка служил ему постелью, вторая была уложена под голову. Глядя в худое рыжеватое лицо, было понятно — это спит пьяный. Тот не услышал, как к нему подошли.

— Ты хватай за одежду, — предупредил Картавый, говорил он довольно громко, что бы перекрыть шум работающего вентилятора, — никаких следов на теле! Понял?

Косой кивнул. Картавый искоса наблюдал за ним, тот понимал, что предстоит, лицо его выражало решимость человека, готового броситься в ледяную воду.

— Где спирт?

Косой достал из-за пазухи пузырек, до половины наполненный прозрачной жидкостью.

— Ты уверен, что это спирт? —

— Да я хлебнул вчера, — виновато признался Косой, — спирт чистейший!

— Положи пузырь и хватай другана за рукава!

Косой поставил дрожащей рукой пузырек на гудрон и, чуть помешкав, упал на спящего. В то же мгновение Картавый встретил взгляд побелевших глаз проснувшегося зека, в его груди поднялось злобное волнение. Он схватил Никодимыча за волосы и тот забился в руках заключенных. Косой держал его руки крепко, да и стукачок этот силой не отличался. Картавый опрокинул его спиной на свое полусогнутое колено. Никодимыч не кричал, то ли понимал: из-за шума работающего вентилятора его будет трудно услышать, то ли от страха лишился голоса.

— Угости корефана, — прокричал Картавый.

Тот мотнул головой и поднял пузырек.

— Осторожнее, — предупредил Картавый. Косой влил сквозь стиснутые зубы Никодимыча порцию спирта, тот закашлял.

— Помногу не надо, — крикнул Картавый, — в легкие попадет. Давай еще!

Спирт еще раз булькнул, после нескольких вынужденных глотков Никодимыча затошнило.

— Подожди! — остановил напарника Картавый.

Никодимич судорожно сглатывал, изо рта шла слюна.

— Дай ему нюхнуть! — распоряжался Картавый. Косой поднес к носу зека пузырек, тот мотал головой: изо рта и носа ударила рвота. Картавый закинул Никодимычу наверх голову и зажал ему ладонью рот и нос. Зек изо всех сил вырывался, но его держали крепко. Рвота набивала тому носоглотку, он судорожно глотал ее, тут же корчась в новой рвоте. Вдруг он захрипел — блевотина пошла в легкие. Через минуту Никодимыч забился в судорогах и затих. Из его широко раскрытых глаз быстро уходила жизнь. Картавый убрал руку и с отвращением вытер ладонь о свою рубашку, затем, осторожно взяв пузырек со спиртом, обжал его ладонью покойника.

— Он что… того? — неспокойным голосом спросил Косой.

Картавый испытующе взглянул в его побледневшее лицо:

— Дорвался до бесплатного и захлебнулся в блевотине, это бывает.

–А, — понимающе протянул Косой, словно и не был участником происшедшего.

Картавый придал телу покойника положение спящего, поправил телогрейки — ничто не должно свидетельствовать о том, что здесь была схватка.

Затем они прошли к лестнице, но прежде чему ступить на ступеньку Картавый еще раз окинул взглядом труп, ему казалось, что он что-то упустил, не заметил. Спустившись в помещение цеха, Картавый зашел в умывальник и с отвращением отстирал блевотину с рубашки, не снимая ее с себя.

— Никому ни слова! — предупредил он напарника. — Понял?

Косой кивнул, он уже оправился от потрясения.

— Наши друзья хотят отмазаться! — довольно спокойным голосом предупредил он. — Брезгун мочой исходит, мол, порву гадов!

— Пускай хотят! Мы их мордой в парашу!

— Вот, вот и я так думаю! — обрадовался Косой — слова пахана его здорово взбодрили.

.

ГЛАВА 14

— Рамс со Стаканом вторую неделю, как в КПЗ, а Череп в ресторане"Центральный"спускает наши с тобой денежки. — Рыжий сидел на диване и невесело скалил зубы. Видимо представляя, что у него в руках настоящее оружие, он целился куда-то из своей зажигалки.

— Откуда знаешь, что в ресторане?

— Да уж знаю, поверь.

В доме Егорова, словно, был покойник. Хозяин такого результата не ожидал — анонимка дошла до назначения, свидетелей взяли, а Череп — на свободе!

— Вот он твой распрекрасный план. Сработает, сработает! Я ж тебя предупреждал! — ворчал Рыжий.

— А, может, ищут Черепа? Ну не могут найти, прячется.

— Прячется-то он всегда прячется, но вот менты его не ищут, знаю доподлинно. Когда менты кого ищут, шорох идет…

На Рыжем нескладно сидели затертые джинсы, ворот клетчатой рубашки, по обыкновению, был грязен. Егоров же одеваться умел, на нем всегда было то, что ему шло, и что не обращало внимания. Он стоял у окна и рассеянным взглядом встречал и провожал прохожих:

— Значит, свидетели не заговорили…

По его лицу возраст определить было трудно, но волосы на голове заметно редели, в глазах чувствовалась житейская умудренность.

— Черепа надо наказать! Не оставлять же так, — билось в мозгу, но конкретно в голову ничего не шло.

— Слышь! — заговорил Рыжий. — Мне один мужик рассказывал: около их сада была какая-то, химическая установка — огромная. Так вот, она взорвалась несколько лет тому назад, и все садоводы ходят туда трубы отпиливать, там их — море. А этот мужик нашел лаз наверх и говорит, что там есть платина, кило пять или шесть.

Егоров, рассеянно слушая напарника, думал о своем:

— Говоришь, пять килограммов?

— Может, и больше.

— Так, — протянул Егоров. — Верить можно?

— Откуда я знаю? Проверить ведь не долго.

— Не долго — этот верно, — процедил Егоров, думая о своем и вдруг предложил — расскажи, что знаешь про Черепа? Где живет, чем занимается?

— Занимается чем известно, — осклабился Рыжий. — А вот где живет, где укрывается, как говорят менты, — это вопрос.

— След — то, наверное, взять можно?

— След брать опасно… Начнешь расспрашивать, шепнут Черепу, встретит…

— Ты говорил что-то насчет ресторана"Центральный", мол, бывает там.

— Бывает — это точно, но там ты его не увидишь. Балкон в ресторане есть специально для блатных. Как приходят, как уходят — в тайне. Хозяева марку берегут — блатные клиенты самые богатые, такие деньги там оставляют. Да если что случится, с хозяина спросят, будь здоров, спросят, да так, что…

— Неужели нельзя осторожно разговор навести?

— Если у Заики? Там народ собирается разный поиграть в карты.

— Ну, вот и сходи… Не хочешь?

— Так ведь без денег карту тебе не сдадут, а в гости туда не ходят!

— У тебя нет денег? — удивленно протянул Егоров.

— Кончились, — хмуро подтвердил Рыжий.

Часть добытых ими денег Егоров не делил, объяснив: это на развитие дела. Часть Рыжий оставил шефу на сохранение, потому что у самого они не держались, а остальные словно испарились. Две недели он ходил по ресторанам, пил и жрал что подороже, да к тому же здорово не везло в карты.

— Да куда ж ты столько денег дел?

— Мои деньги, куда хочу, туда и деваю. Че, я тебе отчет должен давать что ли? — неожиданно окрысился Рыжий.

Егоров вздохнул и вышел из комнаты. Вскоре вернулся, держа в руке несколько пачек.

— Хватит?

— А чьи это деньги? Мои что ли? — подозрительно спросил Рыжий.

— Общие.

— Для начала хватит, — Рыжий заметно повеселел и засобирался…

Егоров затопил камин, опустился в кресле и вздохнул.

На душе было неспокойно — Егоров верил, что с Черепом он справится, пока неизвестно, как, но он решит эту проблему. Вспомнилась Наташа, ее смерть… Его, словно, обманули — дали надежду на счастье и отобрали. Он как пассажир без багажа стал метаться с поезда на поезд, ничего не оставляя, ничего не находя… Ветер застучал чем-то по крыше. Егорову показалось, что это Наташа вошла в дом, ему даже почудились ее легкие шаги.

— Надо жить как-то иначе, — подумал он. — Надо… Вот с Черепом улажу…

Огонь бился меж диких камней камина, его негромкий трепетный гул проникал в душу, наполняя ее покоем, тепло обволакивало тело аурой защищенности и уверенности. Из поколения в поколение, сотни тысяч лет, жизнь человека проходила рядом с огнем. Огонь был его счастливой находкой: волшебным оберегом от холода, зверья, нечисти. Подсознание человека явно хранит радостные ощущения, что возникают при общении с огнем, во всяком случае, он сейчас чувствовал тихую странную восторженность.

Егоров не заметал, как его веки сомкнулись, и он увидел… увидел с такой явью, словно его оживили в другом мире — будто стоит он в пещере, в руках копье, на бедрах повязка из шкуры пятнистого зверя. Его тело в напряжении, на душе дикий страх. Во — внутрь пещеры, почти неразличимые во тьме, скользнула тень. В темноте сверкали огромные красные глаза. Спасительный огонь залег, угли едва светились меж камней очага. Хищник приближался, уже было слышно горячее дыхание.

Он отступил, потом сделал еще шаг и вдруг почувствовал спиной холод каменной стены — его загнали в угол. В груди жарко вспыхнула ярость, ярость безысходности — теперь он дорого продаст свою жизнь — так приказывал инстинкт. Вдруг под ногами зашуршала сухая трава, он нагнулся, схватил ее в охапку и бросил на угли, в то же мгновение ярко вспыхнув, огонь поднялся во весь рост. Зверь утробно зарычал, Он на доли мгновения увидел его страшную, поросшую шерстью морду, жуткие глаза. Зверь метнулся к выходу. Он выбежал вслед за ним, мелькнуло бурое, покрытое шерстью тело и грациозно по-кошачьи, в немыслимо длинном прыжке, исчезло в кустарнике. Он, подняв руки, закричал, он кричал от радости, он кричал предупреждая, он кричал пугая…

Егоров проснулся от стука в дверь — пришел Рыжий.

— Ну, что? — спросил Егоров, когда тот, прошел к дивану. — Узнал что-нибудь?

— Узнал, — самодовольно отозвался Рыжий. — Игра была, я скажу тебе. Подержал я в руках деньги… надо было бросать и уходить, но…

— Ну? — оборвал Егоров.

— Двое про него базар вели. Про Черепа постоянно базар идет, так вот…

— Говори дело!

— В Балаганово он отирается, третий дом по дороге к городу, у дома начинается лесополоса…

ГЛАВА 15

Картавый сидел на бревне. Мужики, вяло матерясь, закатывали на лесотягу бревна. Ее вяжущий, поднимающийся до визга скрежет раздражал его. Говорили: этот визг слышно за пятнадцать километров. Картавый в это охотно верил.

Смерть слесаря по ремонту вентиляции Никодимова прошла без последствий. Администрация лагеря явно решила — это несчастный случай, хотя, наверное, и предполагала убийство, но следствия проведено не было.

Картавый размышлял: что делает сейчас Цыган? Не кинул ли его? А если кинул пацан?

Рабочий день тянулся долго. Мысли Картавого неотвязно тянулись к Цыгану — скорее бы!

После отбоя в барак вошел Брезгун. Он жаждал мести, которую видимо давно и тщательно лелеял.

— Ты выйдешь? — начал он без предисловий. — Или тебя на нарах кончать? — В его голосе не было той твердости, которая бы соответствовала смыслу слов. Брезгун это чувствовал и старался подбирать слова вызывающие и давил на голос. — Да не таращи свои бельма! Кого ты, падла, хочешь напугать? Меня? Да я тебя!

Брезгун, кривляясь и пританцовывая, стоял в проходе. Картавый сидел на нарах, напротив Васька Барахло и Косой. Они понимали: Брезгун трусит, и посмеивались.

— Ну что ж, сам попросил, — Картавый насмешливо взглянул на него. — Я подойду сейчас!

Брезгун повернулся и поспешил на выход. Васька Барахло с Косым поднялись с места.

— Идите! — приказал им Картавый. — Я буду через минуту.

Они один за другим потянулись из барака. Картавый достал нож, который прятал в щели меж досок. Брезгун, как уже сообщили Картавому, за нож хватался легко и уже порезал в лагере двоих. Кто его знает, может, со страха и на него бросится, хотя маловероятно. Картавый привязал нож к запястью правой руки шнурком длиной с локоть. Теперь, если и вышибут нож, не страшно. Он дернул шнурком и перехватил взлетевший нож.

— Пора! — сам себя поторопил Картавый и поднялся с нар…

Брезгун стоял у окна умывальника, рядом Кабан и еще пара мужиков, их Картавый видел часто вместе с Чинариком, который сейчас отсутствовал. У другого окна стоял Васька Барахло и Косой, на подоконнике сидели двое незнакомых парней — по их глазам было видно — отчаянные.

Брезгун выдвинулся на середину умывальника и, придавая себе храбрости, крикнул:

— Ну, ты… — и повел плечами.

Картавый презрительно заметил:

— Балерина!

Все захохотали. Сравнение было меткое. Васька Барахло схватил рукавицы, что лежали на батарее отопления, и бросил их в лицо Брезгуну:

— Подотрись, мадам!

— Ах ты, гад! — с неподдельной на этот раз яростью заорал Брезгун, выхватывая из кармана нож. — Тебя-то я сделаю!

Двое парней, что сидели на подоконнике, слетели с места и перехватили Брезгуна, бросившегося на Ваську, а тот расчетливо врезал ему в челюсть. Брезгун мягко осел на влажный цементный пол.

Ребята бережно прислонили его к стене. С места никто не дернулся. Прошла длинная минутная пауза, затем Кабан сплюнул на пол и вышел, за ним вышли мужики. Брезгун медленно поднялся и обвел умывальник мутным взглядом. Видимо, с трудом соображая, где он и что здесь делает. Опознав глубоко несимпатичные ему лица, Брезгун поплелся к двери.

— Все! — выдохнул Васька. — Зона наша!

Картавый вяло улыбнулся.

— Ладно, пойду я, — бросил он и вышел. В бараке упал на нары, но уснуть и не пытался. В окне серебрились залитые ярким светом прожекторов упругие кольца колючки. В зоне все ждут: кто амнистии, проявляя нездоровый интерес к политике — вдруг переворот? Да еще с кровью — тогда амнистия уж точно, а кто ждал чуда… Картавый ждал весточки от Цыгана, уже вроде было пора. А, может, он вообще больше не услышит о Цыгане? Ведь тот на воле, а свобода пьянит… там все по-другому, балдеет наверное — что ему Картавый? Видно, придется самому через тайгу… Тайга беглых не любит, сколько их здесь уже сгинуло… конечно, отчаянные уходят — неволя пуще смерти, но доходят не все, да и потом надо как-то объявится, и документы, и жилье, домой не сунешься. Кто-то рядом громко заплакал — это во сне, обычно зеки плачут молча…

Второй срок Картавый схлопотал быстро, не прошло и года, как освободился. Он забил ногами одного насмерть, тот был молодой, да ранний, еще не получавший отпора, а может Картавый просто невзлюбил его, как это часто бывало с ним. Его улыбочка бесила Картавого, к тому же в тот день у него было отвратительное настроение. Парень, правда, умер не сразу, а где-то через месяц и поэтому Картавому дали не очень большой срок.

В СИЗО Картавый поимел авторитет и не только у зеков. Во время очередной проверки заключенные стояли, как обычно, в две шеренги. Худенький и злобный контролер по кличке"Тлидцать тли"принялся пересчитывать их. Он, вроде, и не был картавым, только"р"у него больше походило на"л"… а вот Картавый в детстве сильно картавил. Он жестоко страдал от этого и смертным боем бил тех, кто намекал ему на его дефект речи. Правда, когда он подрос, то почти совсем перестал картавить. Лишь иногда, если забывался, проскальзывало что-то в его речи и тогда казалось, что в его словах буквы"р"намного больше остальных… надзиратель дошел до тридцати, заключенные замерли в предвкушении того, как он произнесет цифру тридцать три, чтобы посмеяться, правда, про себя — вслух было нельзя, надзиратель был на редкость мстительным. Когда контролер СИЗО произнес злосчастную цифру, раздался хохот — это смеялся Картавый. Били его вчетвером. Били изощренно, не боясь оставлять следов. Но он принимал побои с некоторым равнодушием, словно били не его, а глаза ловили взгляды палачей, цеплялись за что-то в глубине их зрачков — это выводило надзирателей из себя. Они чувствовали себя неуверенно и вскоре остановились. Картавого больше не трогали, да и он сам старался не задираться. После недолгого пребывания в СИЗО — суд, и он оказался в лагере. В зоне довелось Картавому встретится со смертью, лицом к лицу, здесь он увидел, как она выглядит.

В лагере Картавый освоился быстро и кое с кем скорешился, хотя с людьми сходился трудно. Это случилось в конце августа. Днем еще было лето, а по ночам уже приходила осень. В том году было много грибов. Опята росли прямо на территории лагеря. Вдоль пешеходных дорожек и заборов поднимались сугробы круглых шляпок. Этот день ему запомнился на всю жизнь. Вечерело, и до отбоя оставались считанные минуты. Картавый торопился в барак, он уже взялся за ручку двери, как увидел спешащего Старика.

— Емелю за бараком метелят! — крикнул тот. — Подожди здесь, я за Черепом слетаю! — и он побежал к соседнему бараку. Картавый ждать не стал. Емелю били втроем — Валера Качек и двое азиатов — все родом из Чимкента. Валера, крупный, накачанный парень был у них за главного. Они торговали в зоне анашой. За торговлю наркотиками на территории России их и повязали, но видимо они связи с родиной не утеряли — дурь у них была постоянно. Перед ними заискивали — анаша была желанной для любого — это, хоть и ненадолго, но было подобие воли. Ребята из Чимкента наглели…

Емеля, весь в крови, стоял у стены и смачно ругался. Атмосфера драки возбудила Картавого.

— Слышь, не возбухай! — мягко посоветовал ему Валера. — У нас свои счеты…

Договорить он не успел — Картавый врезал ему в челюсть. Валера качнулся, но устоял. Азиаты дружно бросились на Картавого, они не были сильными, но ловко уходили от ударов и вскоре вцепились в его одежду. На лице Качка появилась улыбка.

Картавому пришлось бы плохо, если бы из-за угла не появился Карим-Казань. В его руках был остро заточенный кусок арматуры, за ним тяжело спешил массивный Череп. Азиаты бросились врассыпную. Следом рванул и Валера…

Картавый смотрел сухими от бессонницы глазами в грубо строганные доски потолка, вспоминалось само собой, но как-то без эмоций, стерто…

Той ночью Картавого попытались замочить. Валера Качек держал его обе руки, один из азиатов сидел на его ногах, а второй душил. В первый момент Картавый отчаянно задергался, но — держали его крепко. Азиат давил горло, хихикая и что-то лопоча по-своему, от него несло дурью. Картавый вдруг успокоился:

— Вот и смертынька моя пришла, — ему было совсем не страшно. Ладно, один из пацанов поднял в бараке"кипешь".

Картавый тогда понял — он побывал в мертвой зоне. Ощущения существования вне основного инстинкта запомнились. Сколько раз Полковник пытался объяснить это состояние, но слова ничего не давали, и вот… теперь он уже знал, что такое зона мертвых, и мог уже шагнуть за порог инстинкта, хотя при этом чувствовал себя не совсем живым.

К азиатам Картавый ненависть не испытывал, он их даже не различал на лицо, а вот Валеру потом нашел… на другой день после покушения те запросились перевести их из лагеря… да хоть куда! Администрация пошла им навстречу.

Четыре года Картавый лелеял ненависть. Нашел он Валеру там, где и надеялся найти — в Чимкенте. Среди наркоманов Валеру Качка знали. Он с удивлением разглядывал изможденного пожилого человека: некогда огромные бицепсы оплыли, в глазах Валеры была пустота.

— Дай дозу, — с надеждой попросил он у Картавого, — вон в стекляшке у входа хромой сидит, у него дешевле. Сходи, я подожду, не бойся — не убегу…

Картавый нашел взглядом на потолке два сучка, что расположились рядышком, и тень на неровной поверхности доски делала это место удивительно похожим на лицо человека. И это лицо напоминало ему лицо учителя физики. Картавому вдруг вспомнился дом, голоса школьников, спешащих с утра на занятия — через улицу, напротив, стояла старая школа, ему до боли захотелось домой увидеть своих ребят, но тут, же выругался:

— Падла! — кто-то из них сдал его. — Кто? Марек? Может быть Багор? лишь ясно, что не Кац.

Бизнесом Кац должен был заниматься вроде бы для понта, а на самом деле искать клиента — Кац был наводчиком. Но бизнесом занимался тот в удовольствие, была у него жилка. Тех, у кого есть деньги, Кац вычислял безошибочно, и знал, как к тому или иному подобраться. С упрямыми разбирался Баран. Этого хлебом не корми — дай только отвести душу. Работали все вместе Картавый, Баран, Марек, Багор и его племянник Костик. Если требовалось, Костик приводил еще двоих-троих пацанов. Сундуков было много, но люди с деньгами расставаться не шибко хотели. Баран разбирался лихо.

— Ну что, голуба! — насмешливо приговаривал он, щелкая переключателем утюга. — Сейчас ты у меня станешь шелковым или хлопчатобумажным!

Когда Картавому сообщили, что Барана убили, то первой мыслью было:

— Отмазался кто-то! — и долго он верил, что Барана замочили из мести. Это уже потом пришло — убили, чтобы подставить его!

Картавому самому заниматься выколачиванием денег уже давно не стоило бы, в этом необходимости не было. Уйти бы в тень… об этом Картавый пожалел в день суда. Против него не было железных улик, и даже с его богатым уголовным прошлым, как утверждал адвокат, можно было бы надеяться, но многим хотелось упрятать его за решетку…

Утро пришло незаметно. Картавый не мог понять, спал ли он или ночь пролежал в мутном полусне, в воспоминаниях, в тщетной жажде повлиять на прошлое…

ГЛАВА 16

Он лежал, вжимаясь всем телом в траву. Шнурованный, высокий ботинок замер в метре от его головы.

— Ну, что там?

Егоров узнал голос Черепа.

— Да, вроде, тихо, — отозвался молодой парень в камуфляже, в чьи ботинки уперся взглядом Егоров.

— Смотри в оба! — предупредил Череп и дверь, скрипнув, затворилась. Охранник отошел, но недалеко. Стихло. Было темно. Свет падая из окна дома на кусты смородины, тускло освещал стоящие во дворе машины — «УАЗ» и большой джип.

Наводку Рыжему дали точную — Череп был здесь. Теперь надо было убираться отсюда. Если охранник его обнаружит, придется его хватать — бежать нельзя — у того автомат. В это время в углу сада раздался шорох. Егоров был уверен — это прыгнула кошка, но охранник настороженно вглядываясь во тьму, двинулся в ту сторону. Облегченно вздохнув, Егоров пополз в противоположном направлении, к забору. Он осторожно оседлал его и вдруг повалился вместе с рухнувшими гнилыми досками на землю. Тут же раздался свист — дверь дома распахнулась. Егоров бежал по улице, за спиной заводили мотор и слышались торопливые ноги — кто-то бежал следом. Заворачивая за последнюю дачу, Егоров краем глаза засек охранника — тот отставал шагов на сто. Он влетел в лесополосу. Меж деревьев быстро не побежишь, кусты и ветки хватали за одежду, били по лицу. Преследователь бежал быстрее. Здесь, уже удаляясь от домов, он мог стрелять. Погоня настигала, но под деревьями было темно. Охранник бежал, ориентируясь лишь на звуки движения. Егоров упал в траву и замер, преследователь приостановился и сделал несколько неуверенных шагов в его сторону. Егоров слышал его дыхание и как тот тихонько матерился. Нащупав рукой палку, он кинул ее наугад подальше. Охранник тут же рванул на звук падения и напоролся на Егорова. Он схватил его за ноги, тот упал, автомат полетел на землю. Егоров тут же оседлал преследователя, но тот хорошо заученным приемом сбросил его и сам попытался подмять противника. Охранник оказался хорошо подготовленным бойцом — это стало понятно, когда они схватились на руках. Изображая, что он профан в единоборствах, а Егоров несколько лет в юности занимался самбо, делал все нелогично — отталкивал руки, пропускал удары локтем и лишь не давал плотно себя блокировать. Неподалеку послышался звук работающего двигателя, от медленно идущей машины долетел голос:

— Серега? Где ты?

— Здесь я, здесь! — весело отозвался Серега, пытаясь заломить Егорову руку.

Хлопнула дверка, из машины вышли, по шагам можно было определить: те направились в их сторону. И тут Егоров ударил охранника в солнечное сплетение — тот не берегся, явно не уважая противника. Серега согнулся. Удар коленом в челюсть бросил его на землю, Егоров, таясь, побрел навстречу идущим на помощь Сереге.

— Серега! — окликали те, пытаясь уточнить, где их товарищ. Егоров пропустил их мимо себя и пробрался к машине — это оказался"УАЗик", дверка распахнута, внутри никого, двигатель тихо работал. Он сел, включил скорость и ударил ногой по педали газа. Двигатель взревел, машина рванула с места. Он съехал к дороге и погнал по ней. Ударили выстрелы, стреляли из пистолетов, видимо автомат был один и тот валялся в траве.

— Ушел? — он обернулся, огни поселка уже позади, слева лесополоса, впереди зарево большого города. Он гнал машину к дороге на аэропорт, уже была видна вдали — освещенная фонарями узенькая ленточка, по которой в обе стороны стремительно мчались жучки-машины. Он обернулся и ахнул — со стороны поселка шла машина. По мощному снопу лучей Егоров догадался — это был"джип". Его преследовали. До города далеко."Джип"имеет скорость вдвое выше, чем"УАЗик". Его скоро догонят. Вдруг он увидел — от дороги в поле уходит ирригационная канава: никакой машине не преодолеть ее. Егоров не раздумывая, проехал мимо канавы и после свернул в поле. Заметив маневр"УАЗика", водитель"джипа", не подозревая о наличии препятствия, повернул машину наперерез. Егоров вскоре отвернул от канавы, а"джип"был вынужден резко тормозить и возвращаться обратно, затем обогнув канаву у дороги, прибавил скорость, быстро нагоняя"УАЗик". Егоров придавил педаль газа, дорога, а точнее, бездорожье, было не под скорость, руль бился в руках, машину кидало из стороны в сторону. Наконец"УАЗик"вылетел на берег реки — высокий глинистый яр. Внизу пляж, омываемый неспокойной водой. Егоров оглянулся — огни"джипа"при свете зарождающегося дня померкли, но были уже рядом. Он выскочил из машины, направляя ее вниз, а сам кинулся в кусты. Тут же на берег вылетел"джип", он чуть тормознул, а затем рванулся вниз догонять"Уаз»-ик, который катился уже по песку. Сидящие в машине быстро определили, что"УАЗ»-ик пуст: водитель остался наверху."Джип", натужно ревя, бросился обратно на крутой берег, но колеса его заскользили по глине, и машина, поднявшись лишь на пару метров, сползла вниз. Егоров уже бежал к строящемуся мосту. На быках были уложены только фермы, но с одной стороны тянулась пешеходная дорожка из досок. Егоров бежал по доскам — далеко внизу блестела вода."Джип"вновь разогнался по песку пляжа, но и на этот раз подъем одолеть ему не удалось, тогда машина развернулась и отправилась назад, где километрах в двух был обустроен съезд на пляж. Егоров бежал. Рассвело. До конца моста уже оставалось чуть — чуть, как послышался звук мотора. Двигатель стих, хлопнули дверцы. Он обернулся, из машины вышли фигуры в темном, но они остались на месте — его преследовать не стали. Он прошел дворами к остановке автобуса, который подошел вскоре, наверное, это был его первый рейс. Егоров облегченно вздохнул и сел у окна. Автобус тронулся — он оказался его единственным пассажиром. Сердце билось от возбуждения и усталости. Улицы города были еще пусты, только два рыбака шли навстречу автобусу. Затем прохожие стали попадаться чаще и чаще, на остановках уже кучились люди, автобус стал наполняться бледными и грустными со сна пассажирами — город просыпался. Когда Егоров вошел к себе в дом, то первым делом поставил чай — чай успокаивал его.

— В поселок ехать придется и прямо сегодня. — Подумал он.

В поселке осталась машина, ее могли угнать. Егоров бросил взгляд на часы — автобус маршрутом через поселок уходил через полчаса. Он переоделся на всякий случай, чтобы его не могли опознать по одежде: он был уверен, что в лицо бандиты его не видели, и поспешил на автовокзал. Егоров приобрел билет и сел в автобус, уже ожидавший пассажиров у перрона. Место занял у окна слева. Когда автобус въезжал в поселок, он обыскал взглядом дом, откуда этой ночью едва унес ноги: калитка открыта, окна настежь, на крыльце пустые коробки. Не было сомнений — Череп с этой квартиры съехал! Хотя Егоров и предполагал такой вариант, но все, же расстроился — поди, отыщи его теперь!

"Жигули"дождались своего хозяина, но Егоров не сел в машину, а сходил к дому, где еще этой ночью укрывался Череп, и еще раз убедился — точно, дом пуст! Череп здесь больше не живет!

–Ищи ветра в поле! — раздраженно думал Егоров, заводя"Жигули". Настроение — хоть вешайся, неутоленная жажда мести сушила горло и не давала думать больше ни о чем. Дома, накопившаяся злость на судьбу, на весь мир заставила его метаться по комнате. Он вскоре понял: не успокоится — и отправился на кладбище. На кладбище, как обычно, безлюдно и грустно. Он стоял у памятника и вдруг подумал: камень надо другой — этот из мрамора светлый, а из темного гранита памятник будет гармонировать с ее светлым лицом и волосами. Печали, что всегда приходила, стоило ему увидеть фотографию жены, не было — в душе клокотала ненависть и оскорбленное достоинство. Он понял — ненависть такое же сильное чувство, как и любовь. Он не успокоится, пока не утолит ее.

— Конечно, Череп — фигура! Мощь, но мощь тупая! Надо его поискать, надо его найти, иначе…

ГЛАВА 17

Грузовики, натужено ревя, поднимались в гору. Под железными коробами было душно — пекло с самого утра. Заключенные ехали молча, глядя на небо на горы, кому, что было видно, и каждый думал о своем, но почти наверняка о воле. У кого срок подходил к концу, те уже торопились вычеркнуть из него этот едва начавшийся день, кому сидеть еще тысячи дней, ждали, чтобы вычеркнуть год.

Май этого года многим похоронил мечту, многие надеялись на амнистию ко дню победы, но на зоне итак не хватало рабочих рук, а кому-то так был нужен кубометраж.

Картавый сидел у решетки. Он не считал ни дни, ни годы — он надеялся вскоре сделать отсюда ноги… рядом сидел Васька Барахло, на его простом круглом лице легко читалась удовлетворенность жизнью — он входил в силу, его признавали — ему нравилось быть в авторитете. Машины повернули — заключенные увидели речку. У Картавого дрогнуло в груди, сейчас… открылся вид на одинокую сосну, стоящую над обрывом и у Картавого сдавило сердце — рядом с деревом никого! Значит, ждать еще день, а может еще, и еще. Машины прошли ворота промзоны. Солдаты открыли дверцы клеток, заключенные по лесенкам спускались на землю и, разминая кости, побрели по рабочим местам…

Мужики катали бревна молча, лишь иногда злобно матерясь. Картавый сидел на бревне, в голове ворочались тяжелые мысли:

Конец ознакомительного фрагмента.