Моряк

Николай Гуськов

Молодой весьма популярный писатель по имени Уильям не смог смириться с тем, что его раскритиковал другой писатель, которого Уильям любил. После этого он подался на борт рыболовного судна, под капитанством его дяди Стива.

2

По иллюминатору скатывались многочисленные капли. Здесь кровати две, и обе двухъярусные. Я лежал на самом верху. Отсюда открывается отличный вид на то, как полусонный Клод читает мою книгу. Его зрачки так и бегут по строчкам, а в выражении его лица можно прочитать глубокое, но эфемерное уважение ко мне.

Эфемерное, потому что, несмотря на субординацию в нужные моменты, на судне мы равны.

Позже я буду так же уважаем, как в момент, когда я вступил на судно и заставил расплыться в улыбке дядю Стива.

Некое коллективистское гнездышко, а не рыболовный корабль.

Опусти взгляд и там лежит, непринужденно скрестив ноги, Жак. Он курит трубку, словно бывалый моряк, а не паникер, что вчера устроил сцену.

Но, все же, так и есть. Этот лягушатник — бывалый моряк. Никто не защищен от событий, которые могут привезти к полному краху ваших идей и интересов. Наверное, этим и наслаждались они.

Никто не спешил выходить наружу.

Клод, видимо периферическим зрением, заметил, что я глазею на него.

— О, Уильям, доброе утро. — Сказал он.

Но взгляд он не отвел от книги. Он перелистнул одну, и разродился разглагольствованием:

— Я почти всю твою книгу прочитал. Мне вот интересно, Уильям, на кой черт тебя сюда то занесло? На больного ты не похож. Ну, дело твое ведь. И, у меня есть действительно важный к тебе вопрос: Ты ведь напишешь о нас книгу? — Уголки его рта поднялись ввысь.

Разумеется, говорю я.

А запах жаренной рыбы так и стоял. И это куда лучше, чем запах сырой рыбы.

На койке внизу все храпел Джерри. А Жак, если и смотрел на нас, то как на неодушевленные предметы. Как вы смотрите на мебель в вашем доме. А ведь раньше Жак был, хоть весьма импульсивным, но славным малым с длинным вытянутым носом, тонкими черствыми губами, черными волосами и с щетиной. Но сейчас, это обособленный зверь, готовый наброситься на всех с револьвером, что лежит в комоде в каюте, где спит Стив. Между прочим, он заряжен всего на пять патронов.

Стив рассказывал, что единственный выстрел он произвел, когда к кораблю подплыла тигровая акула. Окрасилась ли вода в красный цвет, неизвестно.

Дверь отворилась и в дверном проеме стоял гордый кок, одетый вовсе не в форменный грязный костюм, а в чистый, белый респектабельный костюм. Он стоял скрестив свои руки, и я спросил его:

— Что, кто-то решил нас снять?

И я расплылся в улыбке. Но, после того, что он сказал, улыбка была стерта и сменилась удивлением.

— Репортеры. — Ответил он своим тенором.

— Репортеры? — Синхронно спросили мы все, кроме Джерри.

— Репортеры. — Отрезал кок.

И что же теперь, думаю я.

Он подошел ко мне и, схватив за рубашку, конвоировал меня из каюты. Мы идем на палубу, видимо.

Я спрашиваю его, что не так.

— Надо подготовить все.

Что именно подготовить?

— И палубу, и внешний вид, и тебя.

Меня?

— Тебя.

Нет, я не буду в кадре.

— Это еще почему?

Черт возьми, они же узнают меня.

— И что в этом плохого, Уильям?

Хорошо, я подумаю. И когда же эти репортеры появятся?

Он промолчал, и навьючил меня сетью и заставил ее отнести вниз.

И кого же они собрались интервьюировать. Словно в мире нет более интересного, чем захудалое рыболовное судно.

Авария на перекрестке в самом центре Нью-Йорка, которая привела к гибели десяткам честных налогоплательщиков.

Панда в зоопарке, которая обнимает своего детеныша.

Кучка активистов, которые скандируют либеральные лозунги. Что-то вроде: Прекратить эксперименты над животными.

Но нет. Им захотелось взять интервью у Стива. А я уже представляю их жадные на информацию лица, их камеру, на магнитной пленке. Чертовы корреспонденты.

Нет, думаю я, пока несу эти сети вниз, я запрусь в каюте и не выйду из нее. К тому же, формально я не член команды.

Стив, надеюсь, поймет.

Относительно бережно я использовал свой титул писателя, которого раскритиковали и отправили в тираж в апогее его признания. А в письмах я не использовал высокопарность. В общем, я пытался быть простым, до безобразной пучины, которая охватывала и поглощала меня всего. Если ты хоть раз стал популярным, всю жизнь ты живешь либо в страхе быть убитым обезумевшим поклонником, либо ныряющим в море ненависти. Так и живу сейчас, лишь сотни миль от суши меня успокаивают. И вот заявляются репортеры, разрушая мой покой.

Ты оставляешь автографы на книгах.

Ты улыбаешься читателям в лицо.

А потом, некогда значимый для тебя человек, называет тебя ничтожеством.

Через мое плечо перекинута тяжеловесная сеть, а я думаю о цинге. Как она вообще работает. Самое главное мне известно: Почувствуешь медный вкус во рту, дотронься кончиком своего пальца до десны, взгляни на окровавленный палец и начинай строить теории.

Но легче всего определить цингу можно по внезапному выпадению зубов.

И благо морской болезни у меня нет. Иначе, всем бы пришлось терпеть это и мыть палубу каждый раз.

Шагаю по металлической лестнице вниз и швыряю сеть в темноту. А потом с облегчением возвращаюсь обратно.

О, Господи.

Взгляните, это же упитанный парень, крепко держащий камеру на своем плече. А рядом с ним миловидная девушка, которая что-то пишет в блокнот. Парень был одет согласно всем законам небрежности — Коричневые брюки «Карго», фланелевая рубашка и поверх темная жилетка. А она, та, что рядом с ним, в мешковатые брюки и синюю куртку. Здесь не так уж и холодно.

Конец ознакомительного фрагмента.