Избранные письма

Николай Гарин-Михайловский, 1906

«Надя, голубка, ты пишешь, что тебя пугает наше счастье. Боже мой! И меня оно иногда пугает, так оно велико. Иногда мне кажется, что это все просто сон и что вот проснись – все исчезнет. В эти минуты мне так тяжело. Одна из таких минут была, когда я получил твое предпоследнее письмо, на которое вчера ответил. Но зато, прочитав его, я более чем когда-нибудь убедился, что это не сон, что мы любим друг друга и что мы сойдемся…»

7

1 окт(ября) (18)90 г.

Счастье мое дорогое, Надюрка!

Рву минуту, чтобы написать тебе несколько строчек. 6 часов утра, лошади готовы везти меня на линию — завтра кончаю все полевые работы.

Все невозможные трудности этих изысканий уже назади — все эти 60-верстные в день поездки верхом для рекогносцировки местности, без еды, без дорог, на полных рысях тряской лошади, все эти ночевки на мокром сене (сверху снег, снизу мокро), все эти косогоры, болота, утомление, доходившее до рвоты, — все назади. Не было еще таких изысканий и никогда не будет — в восемь дней 75 верст, каждый день, не переставая, то дождь, то мокрый снег, в слякоти, грязи и с сокращением на 75 в‹ерст› — 25 верст и 50 т‹ысяч› куб‹ических› с‹аженей› работ (было 100 т‹ысяч›).

Господь помог сделать славное дело. Это моя Ахал-Текинская экспедиция. Но я рванул здесь так, как только мог.

Господь спас меня от большой опасности. Моя лошадь опрокинулась через меня — как она меня не раздавила, я и теперь не знаю. Это было одно мгновение, когда я сознал, что лошадь упадет через голову (видала, как ребятишки опрокидываются?). Я успел сознать и перегнуться вправо, вследствие чего под нее попала только одна нога. Зато хватился левым боком и плечом со всего размаху о камень, — думал, не досчитаюсь ребер, — но все, слава богу, благополучно. Несколько дней только болела вся сторона.

Конец ознакомительного фрагмента.