ПУЛ. Фантастика

Николай Виноградов

Как бы вы поступили, если б нашли или изобрели прибор для усыпления людей – ПУЛ?Можно, конечно, попытаться использовать его, например, для ограбления банков, как сначала по объективным причинам и поступил наш герой. Наука должна служить на благо общества, но как выйти к самым «верхам», чтобы выложить на ушко свой секрет? Пока пройдёшь все инстанции, всю тайну выболтаешь. Уж наш президент нашёл бы, как лучше использовать это оружие.Не буду дальше рассказывать, а то читать будет не интересно…

Ч. 2 ГРАБИТЕЛИ

1. Безвредная аномалия

Павел Устимович Лиднёв, несмотря на седые, вьющиеся волосы, особенно подчёркивающие черноту тяжёлых, густых бровей, выглядел молодцевато. Высокий, стройный, подтянутый, с приятным, добрым лицом, располагающим к доверию, невольно притягивающим и обещающим надёжные и тёплые отношения. Женщины часто обращали на него внимание, с интересом разглядывали, самопроизвольно кокетничали и улыбались. Мужчины при общении не видели в нём потенциального врага, и, попроси он любого об одолжении, вряд ли бы кто-то ему отказал. В то же время в его внешности каждый мог подсознательно заметить некую тоску, печаль, одиночество и отрешённость от мира сего.

В последнее время его мучила ностальгия по малой родине. Вдруг нестерпимо захотелось побывать в деревеньке Жужалке, находящейся на севере Ивановской области, где он имел счастье родиться. Родители переехали жить в город Горький, ныне Нижний Новгород, когда ему было всего два годика, и с тех пор он никогда на родной земле не бывал.

В первый же день летнего отпуска Павел поехал разыскивать свою родную деревню. Объездил весь район за Волгой, но, как выяснилось, этой деревни уже давно официально не существовало — догнивали последние три домика. Он остановился в глухой деревушке Колыжино, находившейся рядом, всего в полутора километрах. Никто из её коренных жителей, конечно, не помнил ни его самого, ни его родителей, ни даже деда с бабушкой, которых он и сам никогда не видел — они умерли, когда Паша был ещё грудным ребёнком.

«О-о, какие удивительные места, — восхищался он. — Вот где поистине настоящая природа России. Нужно обязательно побывать здесь, чтобы понять и воочию убедиться, что это самый райский уголок Земли. Такой отдых, что куда там всяким Хургадам и Пхукетам».

За мизерную плату он снимал у одной местной хозяйки частного дома чердак из двух комнат. Первым делом побывал на погосте, в надежде отыскать могилку своих предков. Кладбище оказалось полностью заброшенным, лишь на редких могилах можно было прочесть хоть какую-то надпись. Серые, изрядно подгнившие деревянные кресты с ещё кое-как державшимися на некоторых из них старыми выцветшими фотографиями, стояли покосившись, поросли зелёным мхом — того гляди упадут. Внутри полуразвалившихся оград успели вырасти высокие и толстые деревья.

Павел рано вставал, ходил-бродил по полям, лугам, берегам речушек и озерков, и это было для него самым лучшим средством от ностальгии. Отдыхал там недолго, дней десять всего. Приходил бодрым и радостным ещё до темноты, с приятной усталостью, но почему-то ровно в десять вечера мгновенно засыпал. Чаще на диване с книжкой в руках, а бывало, валился с ног прямо на полу, не дойдя даже до дивана. И что было для него удивительно, ровно через два часа просыпался и не мог понять, почему вдруг заснул. Однажды за завтраком Павел рассказал об этом хозяйке, Ольге Тихоновне, одинокой старушке, лет за семьдесят.

— Ой, милок, прости меня, дурёху старую, совсем забыла тебя предупредить. У нас ведь все на этом пятачке деревни почему-то засыпают, — каялась хозяйка, хлопая себя по бокам заскорузлыми худыми ладошками. — Дрыхнем без задних ног с десяти до двенадцати ночи. Кажын день по два часа без просыпу, от самой весны и до конца лета, — возбуждённо рассказывала она громким шепотом, словно раскрывала великую тайну. — Не только люди, но и коровы, и куры, и кошки с собаками, как убитые шлямают. Лет восемь, почитай, так живём, привыкли уже. Скотину заранее готовим, чтоб не ушиблись, а то ведь падают, где стоят. У меня в прошлом годе петух, сидя на заборе, заснул и брякнулся об камень. Видать, рёбра переломал, в ощип его пришлось. Прости, мил человек, памяти совсем не стало, а ведь хотела давеча предупредить. Ладно хоть без ущербу обошлось, — убирала она со стола, не переставая извиняться. — Ты запомни, если к десяти вечера будешь находиться где-то рядом, то лучше сразу на травку лягай.

— А почему это происходит? — очень удивился Павел.

— Никто, милок, не знает. Приезжали сюды учёные аж из самой Москвы, чего-то измеряли приборами, но так ничего и не сделали, — всё также заговорщески объясняла она. — Сказали, мол, аномалия какая-то, но безвредная — просто засыпаешь и всё. Неудобствы, вестимо, а куды денисси? Аномалия!

— Скажите, а вы не помните случайно Лиднёва Виктора Михайловича? Это дед мой по отцовской линии, здесь где-то похоронен, — спросил Павел, едва сумев переключиться мыслями от только-что полученной секретной информации. — Умер давно, лет сорок назад. Все погосты обошёл — и у вас, и в ближайших деревнях. Лиднёвых много, а дедову могилку так и не нашёл. На некоторых и надписей-то уже не прочитать.

— Не помню, милок, врать не буду, — с сожалением ответила пожилая женщина. — У нас ведь все здесь — либо Лиднёвы, либо Глуховы. В кого ни тыкни, всяк родственником окажется. Я вот Глухова, а сосед мой, через дорогу живёт — Лиднёв Иван Фёдорыч.

Никакой больше информации хозяйка ему дать не могла. Все оставшиеся пять дней отпуска он ходил по деревне в расспросах местного населения. В деревеньке и было-то всего двенадцать домов. Два из них оказались вообще нежилыми, а в остальных обитали одни старики, которые при всём желании ничего полезного сообщить не могли.

Павел был уверен, что эта местная аномалия включается и работает от какого-то искусственного источника ультра — или инфразвукового излучения. Допускал также, что это мог быть и обыкновенный маломощный радиопередатчик, испускающий электромагнитные волны определённой частоты, модулированные каким-то особым видом. Он всерьёз решил найти этот таинственный источник аномалии. Соорудил звуконепроницаемый шлем и ближе к десяти вечера надевал его себе на голову, но всё было тщетно — почивал, как убитый. Съездил в районный центр, купил частотомер, осциллограф и другие приборы, в надежде определить параметры этого излучения. Но уехал домой по окончании отпуска, так и не успев ничего понять.

С тех пор эта загадка не давала ему покоя. Как только выдавалась свободная пара деньков — он туда, к Ольге Тихоновне. Это была тайна, о которой Павел никому, даже своим друзьям и близким, не рассказывал. Дошло уже до того, что купил один из заброшенных домов по соседству с Ольгой Тихоновной.

«Зачем, дурень, купил? В этом доме и жить-то нельзя, дунь — и развалится», — ругал он себя.

Подремонтировал его своими силами, как смог, и устроил на чердаке настоящую лабораторию.

Как оказалось, до него хозяином дома был один московский учёный, чуть ли не академик, который приезжал сюда всего пару раз отдыхать на лето со своим семейством. Павлу казалось странным, что этот учёный был медиком. Почему-то был уверен, что тот обязательно должен быть физиком, раз уж здесь замешены звуковые или радиоволны. После смерти учёного дом унаследовала единственная дочь, которая даже забыла про это своё наследство и с радостью продала его Павлу почти задаром.

«Тьфу! Белиберда какая-то, — возмущался он. — Зря только свой нос сунул, столько времени потратил. Тут и жизни не хватит, чтобы хоть маленько в этой трихомудии разобраться», — ругал себя Павел за потраченное время по изучению темы сна в области медицины.

Днём и ночью он мечтал раскрыть тайну аномалии.

«Это же хлеще гиперболоида инженера Гарина. Какие перспективы открылись бы передо мной — голова кругом, — мечтал он. — А ведь где-то рядышком, скорее всего, прямо в моём доме ровно в двадцать два ноль-ноль включается маломощный генератор, мощности которого хватает только на пять-шесть соседних домов. Что же излучает этот генератор? Какие волны, звуковые или электромагнитные? Надо разобраться. Кровь из носа, но я разберусь, обязательно решу эту задачу. Возможно, даже скоро, — представлял и наслаждался в своих мечтах, как он включает этот генератор, и все, кроме него, засыпают на расстоянии, определённого им радиуса. — Всех заставлю спать, а сам буду бодрствовать. Практически, я властелин Земли, — мечтал он. — Раз этот учёный был медиком, то нельзя исключать, что это как-то связано с гипнозом».

Прочёл всё о гипнозе, что мог найти в Интернете, но никакой связи с этой аномалией не нашёл.

«Что-то упёрся я рогом в одно место и уже не способен от него отойти. Помощник нужен со свежими мозгами», — пришёл он к выводу.

Размышлял над этой тайной постоянно, даже по ночам не мог заснуть.

«Наверняка, эти, что с приборами из Москвы приезжали и дали явлению диагноз безвредной аномалии для местных жителей, тоже уже несколько лет не сидят, сложа руки. Мои конкуренты, причём во много раз сильнее меня — их там много и все специалисты. Хорошо хоть, что больше не суются сюда. Может быть, никто и не ухватился за это чудо? Одно слово — Россия, которую умом не понять!»

Анализируя снова и снова всю собранную информацию, всё чаще стал сомневаться в своих силах.

«Упёрся лбом в бетонную стену. Что же это за излучение такое, которое действует на органы чувств всего живого? Даже непонятно, на какие конкретно органы. Зрение можно сразу из списка исключить. У Ольги Тихоновны коза недавно ослепла, но аномалия на неё действует ничуть не меньше — спит, как убитая, вместе со всеми, — стал он перечислять все органы чувств животных. — Да и сам я что-то ничего особенного к десяти вечера никогда визуально не наблюдал. Так, значит, глаза закрылись. Дальше что? Уши! На краю деревни старик живёт, оглох ещё задолго до этих излучений. А ультра — и инфразвуков мы вообще слышать не способны. Стало быть, ухи отпали тоже. Ну, вкус можно было вычеркнуть ещё в первую очередь, аномалию в рот не впихнёшь. А унюхать? Вроде, ничем не пахло. Уж за эти восемь лет колыжинцы давно бы учуяли, чем эта аномалия пахнет, — постоянно рассуждал он. — Остаётся кожа. Хм! Может, это какое-то радиоактивное излучение? Но нигде ничего не чешется, не зудит. Ни ожогов, ни даже покраснений на коже не появлялось».

С большим трудом, нелегальными путями он достал-таки счётчик Гейгера. Во время излучения радиации не было.

«Всё, тупик! Башка уже вспухла, мозги кипят. Помощник нужен, свежие мозги. Хм, где бы его взять? Кому вообще можно доверить такую страшную тайну?», — рассуждал он.

Перебрав в памяти всех друзей и знакомых, оказалось, что таковых у него и нет вовсе.

«Коля Чупарин, приятель по научно-исследовательскому судну? Но он живёт далеко, аж в Молдавии, — перечислял он всех более-менее близких друзей.

Был у Павла ещё один друг, с детства дружили, но Павел давно с ним не общался и не знал, насколько тот изменился за эти годы, и можно ли ему теперь вообще что-либо доверить.

«Да, пожалуй, придётся рисковать, без помощника не обойтись. Опять заканчивается отпуск, а результаты остаются нулевыми. Через неделю надо возвращаться домой. На будущий год обязательно возьму с собой помощника, — размышлял он перед сном. — Вот уже второй год, как затворник, безвылазно сижу в этой деревне. Может быть, это души моей бабушки с дедушкой ищут связи со мной? Они ведь где-то здесь захоронены. Даже страшно становится, уже не знаешь, на что и подумать. А может, это Они, те самые шаровые молнии, свидетели зарождения новой цивилизации, которые о какой-то особой моей миссии говорили?»

Лаборатория у Павла была серьёзная, позволяла записывать звуковые сигналы сразу на многих частотах, которые он разбросал по всему диапазону от инфра до ультра. Проснувшись и прокручивая на своей аппаратуре все эти частоты, он не видел ни одного маломальского всплеска сигнала ни по амплитуде, ни по частоте, ни по фазе.

«Чудеса да и только! Уже и на длинных волнах следил, даже в средние частоты залезал — ни-че-го», — он просмотрел уже два раза весь звуковой диапазон, пришлось его исключить.

Вскоре появилась ещё одна проблема — любопытные соседи. Уже больше недели Павел практически не спал, только вот эти злосчастные два часа, с двадцати двух до ноля. Готовить умел плохо, да и времени не было. Яйца, кофе, сигареты. Осунулся, оброс щетиной. Никуда не выходил, и свет в окнах у него горел всю ночь. Пришёл однажды с визитом сосед, что жил через дорогу, Иван Фёдорович, одинокий инвалид лет под восемьдесят.

— Доброго здоровьичка, Пал Стимыч, — кланяясь в пояс градусов под сорок, сняв кепку с головы, приветствовал его сосед.

Павлу пришлось угостить и самому выпить с гостем коньяку. «Ладно, хоть на чердак, где у меня лаборатория, не может с одной ногой подняться», — ворчал про себя Павел.

Как-то вечерком глянул в окно: «О-о, костыляет! Повадился, гость дорогой. Коньяк, что ли, ему мой понравился?»

Не успел Иван Фёдорович ещё и порог переступить, как Павел сразу ему бутылку коньяка всучил.

— Извини, Иван Фёдорович, я писатель, книгу пишу. Как раз сейчас вдохновение пришло. Некогда, извини.

Главной задачей было найти способ не засыпать во время генерации. «Да, но как это сделать, не зная вида излучения?»

Чего он только не пробовал — подключал к себе несколько заряженных конденсаторов, которые синхронно через полминуты поочерёдно разряжались на его тело во время сна. Было довольно ощутимо, и он просыпался на какое-то время, на несколько секунд, может быть.

«Нет, этот вариант тоже отпадает. Состояние сомнамбулы радости что-то не доставляет».

Единственное, что более-менее подходило, это обкладка головы льдом. Весь день он намораживал его в допотопном холодильнике, и к десяти вечера накапливалось около трех кило, которые он заворачивал в марлю и надевал себе на голову, как чалму. В сон страшно клонило, но соображать всё-таки было можно. По мере таяния льда эффект терял свою силу. Этих трёх килограммов ему хватало минут на восемь-десять.

«Выходит, что это излучение как-то влияет прямо мне на мозги, — снова рассуждал он. — Ага, а лёд, значит, замораживает мои шевелящиеся извилины, не позволяя находящимся в них нейронам войти в резонанс с частотой излучения. Прекрасно! Значит, приёмником с демодулятором является сама моя башка, в которой булькают мозги с выпрямленными извилинами. Фантастика с мистикой! А-а, ну ё всё на фиг. Нужны более серьёзные исследования, которых в таких условиях не проведёшь!» — пришёл он к выводу.

Но всё равно он упорно продолжал свои опыты, стал экспериментировать на ультракоротких волнах, как наиболее вероятных по дальности действия. Решил экранироваться от генерации электромагнитных волн, соорудив себе клетку из мелкоячеистой металлической сетки рабица, размерами в кубический метр. Сделал дверцу, занёс в свою клетушку маленький стульчик, и ровно без пяти минут десять залез в свой куб, закрыв дверцу. И о чудо, он не заснул ни на минуту, даже позывов не было.

«Вот и добился я, чего хотел», — радовался он, как Архимед, только «Эврика» не кричал.

Но едва успел разобрать и спрятать свою клетку в чулане, завалив её старыми матрацами, как к нему пришли сразу почти все соседи деревни. Ольга Тихоновна предложила поговорить прямо на крыльце, а Иван Фёдорович сразу сел у двери, перегородив всем вход.

— Спасибо тебе, мил человек, спаситель ты наш. Век молиться на тебя будем.

Павел испугался таких слов, чувствуя себя вором с горящей шапкой на голове. Даже заикаться стал.

— А я, а я… а в чём, собственно, дело-то, Ольга Тихоновна? Что случилось? — не умея врать добрым людям, он отворачивался лицом в сторону, густо краснея.

— Как же? Это ведь ты чего-то сделал, что аномалия пропала. Мы все у Ваньки сидели, день рождения его отмечали. К десяти часам у нас только самый разгар начался. Ну мы и решили на травке, прямо у стола, в его огороде прилечь. Ан, а никто и не заснул. И пёс Прометей рядком бегал, хвостом вилял, — радостно улыбаясь, высказывала она за всех соседей эту великую новость.

— Надо же?! — Павел уже не знал, чего и сказать, уставившись глазами в босые ноги визитёрам, — А я… а я ведь здесь не при чём. Лёг по привычке в половине десятого. Заснул, видимо. Вот вы меня и разбудили. Значит, закончилась эта аномалия? Ну и ладно! Хотя лично мне она и не мешала, даже рад был, что из-за неё рано спать ложусь, хоть режим соблюдался.

— А мы-то думали, это ты чего-то сделал. Смотрим, свет у тебя горит, не спишь, значит. Вот и решили зайти, — рассказывала Ольга Тихоновна. Такой её рассказ Павлу показался явным недоверием к своему объяснению.

— Ну, не знаю, не знаю. Я уснул, свет не выключал, думал проснуться ночью и посидеть в саду, подышать чистым воздухом, так сказать, — продолжал он гнуть свою линию.

— Ну, как бы то ни было, а аномалия эта пропала. Десять лет ровно она нас мучила. Я тоже к ней уже так привыкла, что не знаю, как теперь и жить-то без неё, — констатировала пожилая женщина, улыбаясь.

— И не бай, Ольгуня. Как таперячи без аномалии-то? Ко мне Валентина Глухова из соседней Чегановки два раза ночевать приходила, лечилась от бессонницы, в прошлом годе исшо. Так с тех пор, грит, ровно в десять засыпат, как штык. Больше году прошло, как вылечилась, — высказалась ещё одна пожилая аборигенка.

— А пойдёмте ко мне, там за столом и посудачим. Самогонка же киснет, — предложил именинник.

— С днём рождения, Иван Фёдорович! Извините, не знал. Вы идите, я сейчас, через десять минут подойду…

«Что за ерунда? Не мог же я своей клеткой каким-то образом спалить этот генератор, — удивлялся Павел с огорчением. — Почему же он перестал излучать? А я-то обрадовался, что нашёл защиту от излучения. Что же теперь делать? Два с лишним года псу под хвост. Денег угроблено — не сосчитать. Да не в деньгах дело — мечта не сбылась. Неужели всё пропало? Надо хорошенько потом всё обдумать. Соседи ещё тут не вовремя…»

— С днём рождения, Иван Фёдорович! Вот, прими в подарок два пузыря рома. Это настоящий ром, друзья с Кубы привезли. Ты такого, наверное, ещё не пробовал. Только советую вам его холодной водой запивать, пару глотков, а то слизистую обожжёте. Шибко крепкий, зараза.

— А вот мы сейчас это и проверим. Верно, бабоньки?

Всем понравился этот ром. Когда выпивали по второй, уже никто не закашливался. Павел как-то быстро захмелел с голодухи и навалился на закуску.

«Ах, какие вкусные у деда эти жареные грибы с картошкой, ум отъешь!» — восторгался он. Зашёл опять разговор об аномалии.

— Погодите радоваться, может, завтра опять всё продолжится. Может, это мне подарок на день рождения сверху прислали?! — завеселел Пашин однофамилец.

— А я ведь помню, ровно десять лет назад это началось. Как раз в начале августа, когда этот учёный из столицы приезжал со своими дочками. Старшие-то две не родные были. Он сам-то не русский, то ли немец, то ли поляк, фамилию забыла, — разговорилась баба Марфа, к которой подруга из Чегановки лечиться приходила. — Какой-то крупный учёный, поговаривали, головной мозг изучал. Младшая-то у них, родная которая, болела какой-то странной болезнью, почти год не спала ни днём, ни ночью. Уж така худа была, один шкелет. Все думали, помрёт вскоре, никто вылечить не мог, а здеся вот и вылечилась, наш климонт помог. А как они уехали, так у нас эта аномалья и завелась.

«Всё, конец! Излучения прекратились, никто больше не засыпает в десять вечера, а мне через два дня уезжать, — возвращаясь домой, подводил печальные итоги Павел. — Надо упаковать и надёжно запрятать всю дорогостоящую аппаратуру до следующего лета, может, ещё пригодится, — рассуждал он, укладываясь спать. — Теперь всё стало окончательно ясно — это дело рук бывшего хозяина моего дома. Он создал этот генератор, чтобы вылечить свою дочь, и на радостях, видимо, уезжая, забыл его выключить. За оставшиеся два дня найти этот умерший генератор вряд ли удастся. Никакой аккумулятор не продержится без подзарядки столько времени. Да и с подзарядкой-то сомнительно. Скорее всего — солнечная батарея. Весной и летом, пока светит Солнце, она подзаряжала аккумулятор, который хронометрично в двадцать два ноль-ноль, включался и начинал питать излучатель. Надо искать солнечную батарею, — сделал он вывод. — Какой же умный мужик был, этот учёный немец. Можно сказать, опередил время ради спасения своей дочери. Столько лет прошло, а никто ещё не изобрёл ничего подобного. И ведь специально купил дом в такой глуши, чтобы эти излучения не принесли вреда большому количеству людей. В крупном городе это привело бы к большим трагедиям. Скольких людей могло бы быть сшиблено автомобилем, за рулем которого сидел спящий водитель, — рассуждал Павел. — И умер, унеся с собой в могилу своё изобретение. Настоящий святой, не то, что я. Хотя у меня тоже первая мысль была благородная — защищать границы Родины. Вот уж действительно, ни одно живое существо не пересечёт границ этого излучения. Правда, они были бы по-прежнему открыты для ракет с ядерными боеголовками, — рассуждая дальше и глубже о возможностях обладателя такого генератора, он дошёл до эгоизма и гегемонии, стал мечтать о власти. — Почему именно мне, а не кому-либо другому на этом свете, вдруг представилась такая возможность? Кем представилась? Стоит ли мне её упускать? Скажи об этом какому-нибудь представителю власти, и кто знает, сколько я ещё проживу после этого на белом свете? Уберут, как свидетеля. И не только меня, а и всех жителей деревни, и всех, кто что-либо слышал об этом. А потом уберут и самого этого представителя власти. Может быть, я и ошибаюсь, и даже хотелось бы ошибиться на этот счёт, но что-то внутри подсказывает не торопиться раскрывать эту тайну никому. Помнится, ещё в школе учительница рассказывала, как великому архитектору, создавшему собор Василия Блаженного на Красной Площади в Москве, царь Иван Грозный выколол глаза, чтобы тот не смог больше создать ничего лучшего. А меня, такую мелкую букашку, могут просто зачеркнуть, чтобы я случайно не проболтался об этом генераторе. В интересах государства, конечно, но мне от этого легче не будет. Может быть, мне нужно найти его и уничтожить, чтобы вообще никто не смог им воспользоваться? Всё равно рано или поздно его у меня отнимут. А если и не смогут отнять, то я сам, по своей собственной глупости наделаю такой беды для людей, что моё имя будут вспоминать вровень с Иудой, предавшего Христа. Что же делать, как быть? Надо бы сначала внутри себя разобраться. Нет, надо сначала всё-таки найти этот генератор, а потом уж и думать, что с ним делать», — мучился Павел, размышляя ночами.

Конец ознакомительного фрагмента.