Думы Бэрга

Николай Викторович Панов, 2023

Роман-антиутопия «Думы Бэрга» является приложением к трилогии под общим названием «Суррогат», которая включает в себя такие романы как «Суррогат», «Судороги» и «Клинок Стэллы». В нем повествуется об иммунологическом андроиде времен египетских пирамид Стиве Бэрге, который также является постоянным героем трилогии. В четвертой книге рассказывается о завершении его земного странствия, но прежде Стив Бэрг вместе с группой своих молодых друзей должен выполнить последнее задание, доверенное ему Системой.

Думы Бэрга

Был день как день, если не брать во внимание, что этот день был выходным. Ничего необычного, кроме отдыха, он не предвещал. Народ суетился. Каждый шел по своим делам, не обращая ни на кого особого внимания. Симпатичные девушки и очаровательные женщины привлекали взгляды мужчин. С утра погода стояла замечательная. На небе были редкие облака. Было солнечно, но жары не было. Весна дарила то тепло, то прохладу. Прекрасно для города. Кто-то из жителей был на природе, кто-то мотался по торговым центрам, а кто-то проводил время в кафе. Несмотря на то, что время было довольно раннее, до полудня, жители уже гуляли по улицам, дабы не проспать погожие часы. Однако после полудня погода стала незначительно портиться. Набежали большие облака, и Солнце стало чаще скрываться за ними. Едва высокие жилые дома повлекли людей обратно в уютные квартиры, как в этот самый момент произошло нечто примечательное. Над достаточно широкой улицей, ограниченной высотными домами, там, в небе, покрытом облаками, начали вырисовываться очертания огромного эллипса. Поначалу эти очертания были неясными, даже в большей степени прозрачными. Но постепенно они стали приобретать более четкие формы. И вскоре гигантский прозрачный эллипс завис в облаках над городом. Казалось, его особо никто и не видел, лишь маленькая девочка с леденцом в руке, тыкая в него пальчиком, пыталась сказать маме, что видит его. Но маме было совершенно невдомек, что видит ее дочка и что-то лопочет. Да если бы она и подняла глаза кверху, то, наверное, сразу не смогла бы увидеть то, что видит ее малолетняя дочь. Родители ведь, как всегда, думают, а дети, еще не научившись думать, только и делают, что придумывают, тем самым доставляя немало хлопот. Так же думала и эта мамочка, когда ее девочка тыкала пальчиком в небо. Вернее, в тучу, где образовывался эллипс. Единственное, что привлекло внимание мамы — так это то, какой рученькой ее девочка тычет в небо. Это была именно та ручонка, пальчики которой сжимали палочку, на которой был леденец.

— Ай, ай! Ты что делаешь? Держи палочку как следует, а то леденец уронишь. Сейчас идем домой, — проговорила мама.

— Мама, мама, а вон там, смотли! — пропищала девочка.

— Так, что ты там увидела, выдумщица, — мама на секунду подняла глаза на небо, при этом, естественно, ничего там не увидев. Затем снова ее реплики посыпались на ребенка, — ты лучше под ноги смотрела бы! Что ты какая неаккуратная? Ты должна быть аккуратненькой и прегоженькой, ведь ты же… девочка! Опять платьице испачкала! Погоди, я тебе поправлю бант.

И мама стала поправлять на голове девочки белый бант, который был размером с саму девочку. Наконец, когда бант был налажен, мама, взяв за руку дочку, повела ее домой. По правде говоря, и походка-то у мамы была вроде как не женской вовсе, а какой-то манерной: капризной, рафинированной, не допускающей даже присутствия пылинки на мордашке дочери, да и на своей физиономии — этакой фифой. Однако до дома просто так они не дошли. Мама опять что-то пыталась говорить девочке на своем «сюсюканом» языке, как в этот момент эллипс пронзила молния. Страшный громовой раскат прокатился по небу. Все прохожие, в том числе и «сюсюканая» мама остановились и, ничего не понимая, все вместе, одним разом посмотрели вверх. И только теперь, все они наконец-таки увидели это нечто в облаках, над головами. Все замерли от неожиданности и, как по команде, раскрыв рты, смотрели вверх. Они смотрели на эллипс. Но долго лицезреть себя он не позволил. В центре эллипса загорелось как бы второе Солнце и из него, в сторону народа вылетел целый пучок молний. Страшный грохот теперь был похож на выстрел из гигантской пушки. Две-три молнии долетели до земли, при этом не причинив никому вреда, а остальные завершили свой путь в воздухе, едва касаясь крыш домов. И в это время пронеслась по асфальту ударная волна, которая подняла пыль и мусор в воздух. После этого налетел сильный ветер. И вот тут народ, пришедший в себя, с воплями бросился кто куда! Мамаша, подхватив на руки девочку, бросилась с ней в подъезд.

— Мама, — еле выговаривая слова от «маминой тряски» пищала девочка, пытаясь сказать той, что давно уже показывала ей пальчиком на «игрушку» в облаках, — я зе тебе говолила!

Но та, овеянная ужасом, уже и не слышала то, о чем пыталась сказать ей её девочка. Юркнув в подъезд, она тут же захлопнула дверь. Складывалось такое впечатление, что эта мамаша только и лелеяла надежду о том, что эта дверь ее спасет. Такое решение было, конечно, наивно, но были ли в этом случае другие варианты? Это все равно, что укрыться под картонной коробкой от гусениц танка. Но что творилось в это время в голове этой мамы трудно было представить. Что касается остальных жителей, то их действительно как ветром сдуло! С воплями они бросились кто куда. В итоге, в округе не оказалось никого! А между тем, эллипс, сделав свое дело, растворился в эфире. Находившееся неподалеку небольшое, но достаточно уютное кафе, также опустело. Хотя до «выстрела» эллипса в нем было достаточно народа. Кофе, пиво, чизбургеры, блины со вкусной начинкой и так далее — все было в его ассортименте. И вот теперь оно опустело. Выбежали все, кроме одного человека! Он появился в нем неза долго до атаки эллипса. Взял кофе, пиво, блин «богатырский» и, усевшись за столик, спокойно приступил к приятной трапезе, перед этим сняв шляпу. Теперь, пока ее хозяин наслаждался холодным пивом, она лежала рядом на стульчике. Серый плащ указывал на то, что сейчас всё же межсезонье, и что скоро начнутся дожди. И все-таки погода была хорошей. И надо же такому случиться, что в этот день произошло такое событие! На лице у посетителя даже мускул не дрогнул, когда произошла атака эллипса. Он так же продолжал наслаждаться едой, когда все в панике бежали из кафе. Более того, он даже слегка улыбнулся, глядя на все это. Но эта улыбка более была похожа на ухмылку, чем-то напоминающую кота. Всего четверть часа назад, а может чуть больше, он наблюдал за сценой, разыгравшейся за соседним столом. Это был разговор двух мужчин. Один был явно в годах, с небольшой седой окладистой бородой и такими же седыми, достаточно длинными, слегка волнистыми волосами. А другой был совсем юный. Они сидели друг против друга, и старший пытался убедить в чем-то юнца. Наш посетитель, глотнув пива из пластикового стакана, прислушался к их разговору. Ему стало действительно интересно то, о чем с таким серьезным видом толкует старший младшему собеседнику. Что пытается «вбить» ему в голову. У старшего был проникающий взгляд. Мимика лица скорее была назидательной, вперемешку с некоторой суровостью. В нем чувствовался именно «дедон», которому судьбою уготовано именно поучать молодежь жизни. Некое такое «наставничество» вперемешку с типичным самодурством. Но что было самое интересное — так это то, что все попытки младшего не то что что-то сказать, а даже произнести какое-либо слово тут же заканчивались неудачей! Ибо старший явно не любил, чтобы ему перечили. Слушая этого дедона, младший вообще имел какой-то угнетенный вид. Зато давление его собеседника было очевидным. Слушая «наставника», младший то изрядно краснел, то становился бледным как мел. Иногда казалось, что он вот-вот потеряет сознание! Но всякий раз, каким-то чудом, приходил в норму. Хотя нормой вряд ли можно было назвать исхудалое, костлявое тело. «Интересно, что нужно этому старику от этого юнца?» — подумал наш посетитель и прислушался к их разговору. Однако до него долетали только обрывки фраз, из которых, в принципе, можно было представить себе картину разговора.

— Ты нарушаешь все, — говорил «наставник», — это не дисциплина. Это фактически недопустимо!

— Да я понимаю, — пытался оправдаться юнец, — но понимаете…

На этом фраза его прекратилась, так как тут же пошла «наставничья» атака:

— Помолчи, помолчи, — дедон вперил в него взгляд, — молчи и слушай, что старшие говорят.

Далее было неразборчиво, однако наш посетитель только уже из этого сделал вывод, что юнец оказался, прямо сказать, в весьма затруднительном положении. Он пытался как-то оправдаться, что-то сказать, но все это было лишь детским лепетом, перед, как казалось, «громовым Гласом деда»! Наконец, наш посетитель услышал еще один их диалог, весьма любопытный:

— Понимаете, я вижу некоторую неправду, и потом я очень устаю. Силы подорваны. Но я тоже человек, поймите. Здесь отработаю, а потом еще и туда! Да мне лучше одному по…

Далее фраза его была неразборчивой. Но тут «включил» свою речь старший. Правда она была весьма обрывистой:

— А ты знаешь, что это продол… Это первое, и потом, главное, это… А со своими всякими штучками давай-ка кончай. Хватит. Ты подводишь все наше сообщество, весь наш колл… А еще нам тут всякого сп…

— Да они только и делают, что сидят за листком бумаги! А я, в конце концов, хочу еще и умные книги читать! — чуть ли не прокричал юнец, явно выведенный из себя.

— Это кто же тебя такому научил? — выпучил глаза на юнца старший. — Это как прикажешь понимать?

Тут нашему посетителю явно надоел старший. Глотнув пива, он вздохнул, и произнес одно единственное слово! Вернее даже не столько произнес, сколько тихонько пропел, с ухмылкой глядя на этих двоих, сидящих за соседним столиком:

— СИ — СТЕ — МА…

Произошедшее далее надолго могло запечатлеться у многих посетителей этого уютного кафе. Наш же посетитель, с ухмылкой на лице наблюдал за происходящим. Причем, как бы издеваясь над публикой, когда все в панике ринулись кто куда, он внаглую, продолжая потягивать пивко, наблюдал собеседников за соседним столиком! Так вот, после атаки «эллипса», в кафе настал такой гвалт, который бы мог вполне заглушить минометную очередь. «Дедон» с перепугу превратился в камень. Глаза его округлились и едва не вышли из орбит. А вот молодой, в отличие от своего «наставника», увидев все происходящее, и примерно поняв, что происходит, буквально метнулся к выходу! Наш посетитель проследил его путь. Оказавшись на улице, молодой стал как вкопанный и, подняв голову, смотрел вверх. Красиво он смотрелся на фоне всеобщей паники и суматохи! К этому времени очнулся «дедон». Чувствовалось, что душенька его была уже давным-давно далека от этого места, только вот тело слегка припоздало, подвело то бишь. Пришлось ему исправненько, да еще и по-спринтерски ее догонять! Его как ветром сдуло, вернее, выдуло из кафе. А выскочив на улицу, он и думать забыл о судьбе юнца, только его пухлый зад враз смешался с толпой. Когда улица и кафе опустели, наш посетитель, встав из-за столика, распрямил плечи и не спеша направился к выходу. Там, несколько левее от выхода, продолжал стоять юноша и смотреть вверх. Наш посетитель вышел из кафе и направился к юноше. А тот его даже и не замечал. Странное явление природы буквально заворожило его. Его ничего не пугало, и только жажду глубоких познаний увидел в его глазах наш посетитель.

— Ну, и что Вы там увидели? — наш посетитель подошел к юнцу и тоже уставил взор на то, что сам только что и призвал.

— Да вон там, в облаках… — тихо, но едва сдерживая волнение произнес юнец, показывая взглядом на прозрачный эллипс, покоящийся в облаках.

— А, это. Ну да, весьма забавно. Как, нравится? — наш посетитель хитро улыбался.

— Да, красиво, — произнес как бы на «автомате» юнец, но, опомнившись, встрепенулся, — Что значит «нравится»? Можно подумать, что это ваших рук дело.

— Ну ведь красиво? Не правда ли? — наш посетитель учтиво снял шляпу и представился, — Стив Бэрг, к Вашим услугам. А неплохо получилось, не правда ли?

Только теперь юнец просек ситуацию. Он увидел опустевшие улицы, а, оглянувшись, увидел такое же опустевшее кафе. И только этот гражданин был рядом!

— Э, извините, — потянул юнец, глядя на Бэрга, — э, Эрик. Просто Эрик. А что вообще происходит?

— А вообще уже произошло и все позади, — ответил Бэрг, — а не посидеть ли нам тихо и спокойно вот в этом тихом и спокойном кафе? Как думаешь, Эрик?

— А? Что? А, в кафе? — произнес Эрик, и добавил. — Да я в последнее время уже даже и забыл, что такое «думать», что вообще можно думать, или даже более того, что, оказывается, нужно думать.

— То есть можно предположить, что в последнее время Вы вообще не думали, так что ли? — Стив Бэрг с сочувствием смотрел на Эрика.

— Да, — чуть ли не выдавил из себя Эрик.

— Знаешь что? Ничего, если я на «ты»? — спросил Бэрг и, получив положительный ответ, произнес. — Пойдем, действительно, в кафе и поговорим.

С этими словами, Стив Бэрг и Эрик направились обратно в кафе. Никогда еще Эрик не был в абсолютно пустом кафе. Обойдя его, он хотел было приземлиться за тот столик, за котором он сидел вместе со своим «старшим наставником», но в последнюю секунду как-то даже побрезговал им и, взглянув на Бэрга, произнес:

— Где присядем?

— Кафе хоть и небольшое, но свободно для выбора любого столика! Присядем туда, куда захотите! — ответил Берг.

— За этот столик я точно не сяду, — произнес Эрик, — он вызывает у меня плохие воспоминания. А давайте сядем у окна. Полюбуемся на вид и пейзаж, как он есть.

— Прекрасный выбор, Эрик! — поддержал его Бэрг. — И, главное, — правильное решение. Никто, кроме тебя самого, не имеет права решать твою судьбу. Ты личность. И этим все сказано. Личность не имеет права распоряжаться только одним — это своей собственной жизнью. На всё остальное имеет полные права.

— Ну это ведь истина, — пожал плечами Эрик, — правда, кое-кто этого совсем не понимает.

— Ты имеешь в виду этого своего наставника? — Бэрг присаживался за столик.

— Ну да, кого ж еще, — Эрик присел тоже, и вдруг спохватился. — А как есть будем, пить?

— То есть как? Конечно, «молча», — улыбнулся Бэрг, — шутка. Нам есть о чем поговорить. Не так ли?

— А почему Вы выбрали для разговора именно меня? — спросил Эрик.

— Ну-у-у… — слегка потянул Бэрг и, вновь одарив Эрика своей таинственной улыбкой, добавил, — на то есть причины. Ну вот первая. Я ненароком слышал обрывками ваш разговор. Я как раз был вон там, за соседним столиком, — и Бэрг указал рукой на столик, — шумно, народу много. Говорят кто о чем. Мне было трудно услышать. Но я видел этого твоего «наставника» с весьма серьезной физиономией. Мне ему так и хотелось сказать: «Морду лица сделай проще — люди потянутся».

При этих словах Бэрга, Эрик прыснул в ладонь, а Бэрг продолжал:

— Смотрит он на тебя, как удав на кролика. А ты места себе за столиком найти не можешь. То ли не можешь, то ли не в силах. Чего-то ему пытаешься объяснить, да только толку от этого нет. Тут стало до меня доходить, что держит он тебя за раба. Именно за своего раба. Более ну никак это не объяснить. Ну разве человек может так довлеть над личностью другого человека? Конечно нет! Если только тот человек, которого вот таким образом держат за раба, сам позволяет это делать.

— Вообще-то Вы правы, — произнес Эрик, — я не хочу называть имени этого «наставника». Честно говоря, замучил он. Я хочу уйти на другую работу, ту, которая мне по душе, а он говорит — нет! Вот здесь, на этой работе работай. Работай там, где тебе не по душе. Короче, работай там, куда тебя судьба выведет.

— А может там, куда он тебя направит? — спросил Бэрг.

— Да в общем, именно так. «Не думай о том, что тебе хочется, не читай умных книжек. Исполняй только мою волю!» — Эрик замолчал.

— А ты что, от него так зависишь? — спросил Бэрг.

— Сам не знаю, — тихо ответил Эрик, — признаться, я как-то не задумывался над этим вопросом. Я воспитан в духе подчинения. А он достаточно властный человек. Все лекции читал о здоровье. Говорил, что якобы человек вообще должен отречься от своего «Я», чтобы быть в Истине. А я хотел обладать какими-то сверхспособностями.

— Да это выходит, что этот твой наставник — некий гуру, что ли? — Бэрг откинулся на спинку стула и потянулся.

— Да что-то вроде этого, — произнес Эрик, — я его давно знаю. Говоря откровенно, привык к нему. Я ему отдаю должное, но в последнее время… короче, фигня какая-то. Отрекись от своего «Я», ты весь в гордыне, да ты в ад попадешь! Только и орет про это.

— Значит, про ад он тоже знает? — молвил Бэрг, — Вот и ответил бы ему, что там, мол, и встретимся! Да, интересный субчик. А я-то думал, что такие только рай и видели. А у него, оказывается, и опыт ада присутствует. Знаешь, давай за это выпьем! Ну, хоть один идиот в аду побывал! А то они все в Раях бывают. Ну что с них взять, ведь идиоты!

— Бэрг! А кто нам это, продаст? — Эрик действительно выглядел забитым до такой степени, что Бэргу стало его действительно жаль.

«И находятся же шизофреники, причем наглые. И вот так играют с людьми», подумал Бэрг и добавил:

— Считай, что нас угостят!

Произнеся это, он преспокойно отправился за пивом и принялся за самообслуживание. Эрик, раскрыв рот, наблюдал за его действиями. Через некоторое время Бэрг прибыл с подносом. Замечательные горячие блины с суперначинкой, сырники и все это венчалось стаканами светлого холодного пива «Балтика».

— Приятного аппетита приятному собеседнику! — произнес Бэрг, присаживаясь за столик.

— Благодарю! — ответил Эрик. — Так, за что пьем?

— Просто за знакомство, — ответил Бэрг.

Пиво подарило легкую и приятную прохладу.

— Ну, а что еще наговорил тебе этот «гуру»? — спросил Бэрг, разрезая ножом блин.

— Ой, да всего и не вспомнишь, — ответил Эрик наслаждаясь блином, — почти одно только и твердил, что я должен уничтожить в себе личность. Ибо настоящую личность можно приобрести, потеряв вот эту, теперешнюю, ложную. А настоящую приобретешь только в том случае, если будешь его слушаться. То есть нести некое «послушание».

— А чем ему «теперешняя» твоя личность не угодила? — теперь уже Бэрг наслаждался блином.

— Может все и ничего, да только вот греховная она у меня, — проговорил Эрик.

— Это в каком таком смысле? — спросил Бэрг уминая блин, — Что значит «греховная»?

— В том смысле, что все наши хотения, желания — все ложны. От них надо освободиться. А это только через послушание ему. И никаких разговоров! Хотел я как-то физически позаниматься, так такой хай поднял! Да как это так, да без его ведома. И понес, и поехал направо и налево. Дескать, ему надо было сказать. А я что, раб ему, что ли?

— Выходит, что раб, — произнес Бэрг делая смачный глоток из стакана.

— Я уже и так потерял свое «Я». Со мною порою творится ну хрен знает что! Ничего в жизни путевого не сделал. Одно только в голове и крутится — подчиняйся, подчиняйся, подчиняйся!

— А ты можешь выбросить эту заезженную пластинку? — спросил Бэрг.

— Вы хотели сказать, «ликвидировать»? — Эрик посмотрел на Бэрга.

— Ну к чему такие высокие слова, «ликвидировать», было б чего! Да просто взять и выбросить на помойку! И дело с концом!

— А я от этого не пострадаю? — тихо спросил Эрик.

— От правильных мыслей возвращается и рассудок, который хотели у тебя украсть, чтобы превратить в раба, — произнес Бэрг, — ну у тебя, малый, не все так плохо! Ты только что произнес то слово, от которого тебя так пытались избавить!

— Не понял? — Эрик внимательно смотрел на Бэрга, — Какое слово?

— То слово, которое состоит всего из одной единственной буквы. Кажется, ее несправедливо поставили в самый конец словаря. Однако, она его и держит, весь наш словарь. Ты только что произнес целое слово — «Я»! Ты только что утвердил свою личность. Что ты не какое-то там эфемерное существо, а личность. Человек! И ты испугался, что не пострадаешь ли? Отвечу тебе так, если ты, принося пользу, умрешь как зерно пшеницы, взамен отдав десяток, не пострадаешь. А если зароешь свой талант, вот тогда дело плохо. Каждый человек выполняет здесь свою определенную роль, задачу. Одному вполне достаточно быть землекопом, другому необходим ученый склад ума, третьи — творческий люди. И каждому дан свой талант. Так вот он его и должен развивать. А этот твой «гуру» тебя только рабом и сделал, но только не для Истины, а для себя! Кстати, где это он?

— Ой, — опомнился Эрик, — а действительно, где он?

— Вот так, мой дорогой Эрик! Учил он тебя, учил, а в трудную минуту испугался и попросту бросил. Да видел я его. Пулей выскочил он из сего заведения! От страха сбежал, только его задница и скрылась в толпе. Про тебя и думать позабыл. Вот и все его «Я».

— Не может быть… — Эрик почувствовал брезгливость к своему «наставнику», — бросил, от страха сбежал…

— А ты ничего, — Бэрг подмигнул Эрику, — не просто не испугался, да еще и пошел смотреть, а что это там такое постреливает? Ха-ха!

Бэрг рассмеялся, глядя на растерянного Эрика. А тот просто моргал глазами.

— Простите, — произнес он, наконец придя в себя, — можно Вам задать один вопрос?

— Всего один? — вновь рассмеялся Бэрг, — Что ж! Посмотрим, как это у тебя получится! Задавай! Всего один!

— Скажите, а почему Вы не испугались? — вопрос был, как говорится, «в лоб»!

На это Бэрг, глотнув из стакана, произнес:

— А чего мне бояться собственное детище?

Эрик превратился в камень. Он перестал моргать. Бэрг смотрел прямо ему в глаза, но поняв, что немая сцена слишком затянулась, провел рукой перед глазами Эрика. Тот вышел из состояния оцепенения. Крупные капли пота выступили у него на лице. Но речь была еще парализована. Бэрг, поняв, что немного переборщил с таким сиюминутным откровением, потер себе пальцами глаза.

— Ну, давай, приходи же в себя, — произнес он, — а то пиво теплое будет.

— Что это было? — выдавил он, наконец, — Кто ВЫ?

— Вот, последний вопрос более верный. Стив Бэрг! К Вашим услугам!

— Я знаю, что Вы Стив Бэрг, — ошарашенный Эрик не верил своим ушам, — но кто Вы? Откуда?

На это Бэрг, взглянув на Эрика, произнес:

— Иммунологический андроид от времен аж египетских пирамид!

***

— Нэя, выпей таблетку! Тебе врач прописала, — сердобольная бабушка пыталась напичкать внучку тем, что прописала врач.

— Бабуля, меня от этих ваших таблеток, уже тошнит! — пыталась сопротивляться совершеннолетняя внучка.

Бабушка ну ни в какую не хотела мириться с тем, что внучка уже взрослая и сама вполне отвечает за свои поступки. Бедная бабушка, она, в свою очередь, тоже «сидя на таблетках» уже давным-давно превратила свой организм в ходячий «овощ». Забыла она, что когда сама была внучкой для своей бабушки, то та никогда не кормила ее всякой этой дрянью. Чуть что — отвары. Банька. Чай с медом. Ее бабушке было уже много лет, когда она покинула этот бренный мир, и ушла в Мир Иной. Причем отличалась всегда здравым умом, без всяких предрассудков. Да к тому же была еще и верующей. Никакой старческий маразм к ней и близко не приближался. А внучка осталась без ее патронажа. Но жизнь идет, время не ждет. Умершие покоятся на кладбищах, а живые стараются жить. Так же и эта внучка, после школы пошла в институт и успешно закончила его. А, закончив его, совсем позабыла уроки своей давно умершей от глубокой старости бабушки, ведь понахваталась в институтах хрен знает чего. Конечно, были и весьма серьезные специалисты, которые читали лекции. Конечно, было интересно и поучительно. Конечно, не все так плохо. Но в целом… уже к полсотни лет стала чувствовать она немоготу. А уж потом и больницы пошли. Мышцы атрофированы, шейный остеохондроз, и это только начало всего букета, вмещавшегося кое-как в организм. Конечно, попробуй, посиди дни и ночи в библиотеке, не так еще согнет. Бабушкины средства были теперь выветрены из ее головы навсегда. Хорошо, еще наследственность, то бишь генетика, была хорошая. Вот этой-то генетики и доставалось потом от ее хозяйки, прямо скажем — мама не горюй! То ли документы свои хотели подтвердить, то ли еще чего, да только как пришли в ее жизнь таблетки, так с тех пор и прописались к ней, в ее квартиру, насовсем. Сына своего тоже ими поначалу угощала. Но тот, повзрослев и став умнее, стал потихоньку отказываться от столь подозрительного «меню», а потом и вовсе перестал их потреблять. И вот теперь внученька вовсю пыталась отбрыкиваться. Но то ведь внученька, золотко для бабушки, цветочек, все что в туалет одуванчиками не ходит. Но уже поздно, девочка взрослая, но только не для бабушки! Так вот встав с постели, аккуратно взяв переволновавшуюся бабушку под руки, внученька-цветочек, кое-как умудрилась вывести ее из комнаты своей и далее повела ее в ее комнату, насквозь пропахшую медикаментами. Усадив бабушку в старое, давно вышедшее из моды, кресло, и укрыв ее ноги пледом, внученька произнесла голосом, просящим пощады:

— Бабуленька, миленькая, дай мне спокойно поболеть!

Затем, выйдя из бабушкиной медикаментозно-коматозной комнаты, она наконец-таки позволила себе сделать глубокий вдох. И хотя в коридоре было не то, чтобы немного душновато, а то, что именно на этом его пятачке сильно несло из уборной, она облегченно произнесла:

— Хоть глоток свежего воздуха!

***

— Если и существует в мире хоть какое-то биологическое оружие, то это скорее всего отечественная медицина, — произнес Бэрг, — вернее те ее «мозги», которые уже не переделать.

— Но ведь, наверное, не все же так грустно? — Эрик умоляюще смотрел на Бэрга.

— Ну разумеется не все, — произнес тот, глядя на Эрика, — если бы все было именно вот так, то, наверное, и меня бы не было. Однако, как видишь, я тут. Да еще и над народом похулиганил — так, самую малость.

— Кстати, — Эрик посмотрел в окно, — эта вот штуковина, она где сейчас?

— Ты имеешь в виду эллипс? — Бэрг с некоторой усмешкой смотрел на Эрика.

— Ну да, этот эллипс. Но больше, надеюсь, стреляться молниями не станет? — теперь Эрик с некоторой усмешкой взглянул на пришельца.

Уловив взгляды друг друга, они от души рассмеялись.

— Да, Бэрг, — произнес Эрик, — мне судьбою была уготована такая встреча. Встреча с Вами! Иммунологическим андроидом! Да еще и таким древним! Простите. Но выглядите Вы, прямо скажем… Или это что, опять ментальная анастезия уже моего мозга? Энергия Каута! Не так ли, Бэрг?

— Что мне в тебе нравится, — произнес Бэрг, глядя на Эрика, — так это твой юмор! А значит, хорошее настроение.

— А, по-вашему, юмор может быть только при хорошем настроении?

— Но я же говорю о добром юморе, а не о черном, — ответил Бэрг, — вообще, я черный юмор как-то вообще не приветствую. А вот добрый юмор — другое дело! Вообще, анекдот — это маленькая поучительная история. Как бы концентрат событий.

— А хотите анекдот, достаточно «бородатый», но замечательный! — глаза Эрика уже блестели этим анекдотом.

— А ну давай, жги! — и Бэрг начал слушать анекдот.

— Снится старой деве, — начал Эрик — ее любимый кот. Да только предстал он ей во сне в виде красавца-мужчины! Она аж руками всплеснула! А он ей и говорит:

— Ну, что? Вот теперь, наверное, и пожалела, что меня когда-то кастрировала?

Бэрг встретил окончание анекдота интеллигентным смехом. Ему нравилось, что у Эрика хорошее настроение. А тот, в свою очередь, даже забыл уже про своего «гуру».

— Как Вы думаете, Бэрг, — произнес после некоторой паузы Эрик, — почему люди создали вас, я имею в виду иммунологических андроидов? Для чего они это сделали? Ведь в таком случае, если бы не они, то я не встретил вот такого человека, как Вы. Я им благодарен за это. Вы себя называете иммуноандроидом — это целиком и полностью Ваше право. Но я считаю Вас человеком. Вы уж извините.

Бэрг с небольшой грустью посмотрел на Эрика:

— Мне трудно судить о своих создателях, — начал он, — это длинная история. Всего не расскажешь, всего не оценишь. Но главной задачей была битва с ложью. Она настолько очернила все, въевшееся в жизнь, что просто так преодолеть ее не представлялось ни малейшей возможности. Тут надо было действовать хитро.

— А хитрость — это своего рода не ложь? — спросил Эрик.

— Хитрость — это талант, — продолжил Бэрг, — «сметлив и хитер, десятерым нос утер», говорит народная поговорка. Ложь, лоб в лоб, никак не взять. Такова ее природа. А хитрость в данном случае — оружие против лжи. Своеобразная гомеопатия. Ложь уничтожается хитростью. Я не говорю, что хитер, просто построен на основе многоуровневой логики как внешней, так и внутренней. В цепь моей ДНК внедрено единое информационное ядро, основой которого и является вся эта логика. А все это основано на теории ограничений, так же первого и второго порядков. А также естественных и искусственных ограничениях. Кто бы мог подумать, что через все это будет возможность консолидации с пространством. И это пространство станет эфиром, из которого можно будет черпать энергию. Но и это все ерунда по сравнению с перемещениями в пространстве, имеется в виду во времени. Испытываешь весьма и весьма странные ощущения передвигаясь в прошлое, или заглядывая в будущее. Правда, со временем я к этому привык. Впоследствии видел даже себя со стороны, именно малышом. А детки, как известно, растут медленно, и очень быстро. «Какую огромную жизнь я прожил, и как быстро она закончилась», говорит старик-бродяга, находясь на смертном одре. «Вся наша жизнь — ошибка и позор» — говорит Мартин Иден в своей повести «Позор Солнца». И это неважно, что через своего героя глаголет писатель Джек Лондон. Идея одна — что такое жизнь человека? Земной прах и тлен впереди. Смерть — от слова «смердящий». Плохо пахнущий? Нет! Именно смердящий! Смердящий труп предстает вашим глазам! Тело, которое при жизни кичилось собой с возгласом: «Живи! Гуляй! Пока молод! Принимай аплодисменты-ладушки! Добивайся уважения! И плевать, что в дни рождения тебе врут в глаза, желая долгих лет жизни!» Все заканчивается гробом, и это в лучшем случае. В худшем — колумбарием для сожженного праха. Человека, которого родила мать, питала своим молоком, нежно прижимая к груди и даря ему свою ласку и любовь…

Бэрг замолчал. Вздохнув, он глотнул пива и продолжил:

— Все люди одинаковы, если не брать в счет их телосложение. Я имею в виду типы людей. Пикнитического телосложения, атлетического, астенического. Наконец, есть диспластики. Все живут на планете Земля. Питаются фактически одинаково. Я не имею в виду вегетарианство. Это на любителя. А так, в общем, кормовая база одна и та же. Плоть тоже одинакова. Ничего нового не обнаружено. Однако, если два индивидуума будут поглощать одинаковые кулинарные блюда, то это совершенно не значит, что у них при этом будут одинаковые мысли. Единственное, что их будет объединять — так это одинаковая пища. Да и то, на данный конкретный промежуток времени. Я специально говорю не о коротком промежутке времени. В конце-концов, пускай наслаждаются пищей. Так вот тут и стоит конкретная задача личности. Вроде все одинаковые, а вот личности разные. Как бы то ни было, а каждый по-своему воспринимает окружающий его мир. Каждый по-своему решает те или иные задачи. Значит каждый выполняет свою роль в эволюции Вселенной. А если не так, то зачем такое разнообразие вкусов при одинаковых телах?

— Бэрг, Вы не правы, — Эрик вежливо остановил рассуждения Бэрга, — мне кажется, Вы забыли о генетическом коде индивидуума. Ведь Вы сами сказали, что тела у всех одинаковы. Но лица-то у всех разные. Не так ли?

— Да, — молвил Бэрг, с мягкой иронией в голосе, — вы правы, дорогой друг. Может, у меня и впрямь склероз начинается? И египетские пирамиды при таком раскладе вряд ли помогут. Как раз генетическая структура любого организма и подчеркивает его индивидуальность. И именно тела, вне зависимости от его жизненных потребностей. В частности, если речь идет о еде. Десяток индивидуумов, сидя в ресторане и одновременно поедая жареную курицу, в то же время генетически являются абсолютно разными. Заметьте, они разные, а поедают одно и тоже! А почему? Да потому, что все они являются людьми. А вот вкус они могут почувствовать один и тот же. А вот нравится или нет — тут уже вопрос.

— Как говорится, что на вкус и цвет товарища нет! — констатировал Эрик.

— Очень даже верно, Эрик, — вздохнул Бэрг, — очень даже. Зачем люди создали нас? Иммуников. Если скажу, что знаю, то ошибусь, скажу, что не знаю, тоже вранье будет. Люди — это хитрые, порою совершенно безответственные существа. Но, слава Вселенной, не все. Они-то и создали нас. А вот зачем? Человечество всегда стремилось управлять Вселенной. Но ему это оказалось не под силу. А вот управлять себе подобными, в принципе, вполне возможный вариант. Здесь не имеются в виду политические лидеры, вовсе нет. Ибо вертикаль власти совсем неплохая штука. Речь идет о другом. Индивидуум всегда хотел обладать личностью другого. Обладать себе подобным организмом. Управлять его мозгом, мыслями. Фактически подчинить его себе, своей воле. И вот тут вперед выступила энергия Каута. Она известна с древнейших времен. А тогда, далеко не сейчас! В те времена телепатия или левитация, ха! Да за нечего делать! А теперь можешь себе представить обыкновенного гражданина, вот с этаким букетиком способностей! Я не оговорился, именно способностей, а не способов как алгоритмов. Создавая нас, Система стала защищаться от незаконного вторжения в Ее пределы. Нас наделили как раз способами, то есть алгоритмами, дабы противостоять насилию со стороны безответственных мозгов. По сути нас создала сама Система. Но где наша сила — там и слабость. Откровения Вселенной приходят исключительно людям, но не иммунологическим андроидам. Перемещаться в пространстве или во времени, для нас не составляет труда, а вот находиться в настоящем времени, ну, скажем так, мягко говоря, жестковато. Бумаги Остерна были нам очень нужны. Меня избрали посланником в мир существующий. И вовремя, ибо эти бумаги чуть не попали в другие руки, имеется в виду — лапы! К счастью, все обошлось. Многие принимают то светящиеся точки, то «летающие тарелки» за инопланетян. Какая наивность! Все это проявление Системы и темных сил. А Система — есть Система. Короче, мы, иммунологические андроиды, прямое противопоставление силам тьмы, но только на нашем уровне. Имеется в виду, логический уровень. То есть многоуровневой логики системы ограничений.

***

А тем временем, несчастной Нэе, лежа в постели с температурой тридцать восемь и пять, хочешь того или нет, приходилось выслушивать речи родной матери. А мама — то не бабушка. Хотя отоспавшаяся в своей комнате, она тоже приковыляла на помощь маме, которая вовсю уговаривала дочь принять хоть какие-то лекарства. «Нет, не от температур люди дохнут, в лучшем случае просто сходят с ума», думала про себя Нэя, выслушивая мамины и бабушкины речи. А те только руками разводили, глядя на упрямство дочери.

— Нэя, ты понимаешь, что температура у тебя очень высокая?! — говорила мама, сидя на стуле перед постелью, на которой мучилась от всех этих речей дочь. — Да ты понимаешь, в конце-то концов, чем это может закончиться? Или не понимаешь? Нет! Не понимаешь! Ты сейчас свой организм изнуришь.

— А если у нее пневмония? — прокашляла бабушка.

— Так, а я про что и говорю! — мать с укоризной смотрела на дочь. — Да ты понимаешь в конце-то концов, что нужно лечиться?

— Мама, да успокойся ты в конце концов, — вздохнула Нэя, — в конце концов я знаю, что делаю.

— Знаешь? — ругалась мать, — Знай край, да не падай! Все бы вот так, а однако же врачей вызывают. И лекарства пьют!

— И антибиотики колят, — произнесла Нэя, глядя на мать.

— И антибиотики тоже, они тоже помогают! — констатировала мать. — Вон, скольким людям они жизни спасли! Антибиотики нужны! А воспаление легких только ими и лечат. А вот если запустить болезнь, вовремя не обратиться к врачу, то только хужей будет! Пневмококки появятся, а их только лекарствами лечат. А то глядишь еще, и черви в легких заведутся. А регрессы заболеваний, ты такое знаешь? И вообще хватит! Слышишь, хватит! Вон, бабушка тоже вся извелась, глядя на тебя. Хоть бы ее пожалела.

— Вот именно поэтому и не хочу больше глотать медикаменты. — произнесла Нэя.

— Да, это почему? Это как понимать? — мать смотрела на дочь.

— Жить охота. А в могилу всегда успею. Жалко бабушку. Вот сейчас она над телом и душой моей стоит, а то придется только над телом выстаивать, да в носовой платочек мочиться. — сказала Нэя. — Да и вообще, что ты все про болезни да про червей в легких? Никаких позитивных мыслей у тебя уже нет, как только о болезнях, да о болезнях? Мало что ли они бед причинили, думать-то о них. Слишком много чести. И из-за них еще какие-то таблетки глотать? Ничего больше на ум более интересного не пришло?

— Твою мать-то… — только и прошептала мать.

— Мам, а ты не задумывалась ни разу, почему при всех больницах врачи морги держат? — наглой иронии Нэи не было предела!

Мать на это ничего не ответила, потому что ответить не могла. Она только вздохнула, уставив при этом глаза в потолок.

— Маму надо слушать, Нэечка, — произнесла бабуля.

— Ну, да, — ответила Нэя, — и ради послушания маме взять, да и травануть себя таблетками! И будем мы дохленькими, но зато послушненькими. А потом будут спрашивать, дескать, а как Ваша доченька-то поживает? А ты им, да все, мол, болеет да болеет, но зато послушненькая. Слабенькая, хиленькая, болезная. Но умненькая-я-я. В платочке сидит дома, к мальчикам не ходит. Очень послушненькая. Литературоньку читает. Музыку, так только симфоническую слушает. Слово поперек мамочке не скажет. Рукоделием занимается. Благодарю, что хоть не кружок «умелые руки» от одиночества! Тьфу! Ма! Мне даже тошно! Ведь главное, будут говорить, это ее душа! А тело, простите? Про тело-то позабыли? А все потому, и от того, что тело-то лечить и не умеете! А все туда же! Специалисты хреновы!

Нэя замолчала и отвернулась к стене. Мать вздохнула, а потом произнесла:

— Ну хоть воды-то тебе принести?

Нэя ушам своим не поверила.

— А вот это другой коленкор! Давно бы так. А то все какую-то хрень несете. А вот воды принеси, да похолоднее!

— Ой, Нэя. А холодную-то тебе сейчас разве можно? Ведь температура, — простонала мать, глядя на дочь.

— Нужно, мама, нужно.

***

— Рождение во взаимосвязи с энергоинформационным пространством, и не иначе! Да, это опасно, даже очень. Наконец-таки понятие того, что идеи в мозгах не рождаются. Да и мозг тут порою совершенно ни при чем. Каким бы он органом ни был, каким бы совершенством при этом ни обладал. Мода на название «нейро» стала невероятно популярна. Аж до тошноты. А ведь, откровенно говоря, дело не столько в нейро, сколько в организме в целом. Конечно, анализ входящих сигналов происходит в коре, и, однако, гениальные идеи водятся далеко не у всех. Индивидуум должен быть готовым к восприятию идеи, какой бы сложной по своей информационной структуре она ни была. От простого однотонного цвета, вплоть до механизма разной сложности. А идея ложится на определенную мотивационную базу. Желание индивидуума постичь то, о чем он мечтает, является в таком случае отправным пунктом для его дальнейших исканий. Как видишь, Эрик, все очень просто.

— А иммунологические движения не дают в таком случае никакого разброса. Ну, то есть ведут некий контроль даже над размышлениями? — задал вопрос Эрик.

— Фактически это именно так, — ответил Бэрг, — и именно даже над размышлениями. Движения и размышление. Как они тесно переплетены. Еще Иван Михайлович Сеченов сказал, что любой психический акт человека заканчивается движением. А здесь — иммунологические движения! Творчество! Но как бы они ни были хороши, искусственный интеллект выберет сам, что ему делать. Ибо совершенствование происходит только при логике первого порядка.

— Скажите, Бэрг, Либерия может содержать в себе эту информацию? Кстати, Вы должны были видеть ее! Ведь именно Вы должны знать, где она! — Эрик глотнул пива.

— Хорош вопросик! Где библиотека Иоанна Грозного! Ну, допустим, знаю, и что?

— Бэрг, дорогой! Скажите, где она! Очень прошу Вас! С Вашей помощью мы наконец-то обретем это пропавшее сокровище! — Эрик даже вспотел.

— А ты в курсе, что эта библиотека очень хорошо охраняется? — спросил Бэрг.

— Охраняется? Кем? — Эрик был в недоумении.

— Ну уж, конечно, не людьми. — ответил Бэрг.

— Ну тогда кем? — не унимался Эрик.

— Нами, — ответил Бэрг, — именно нами. Остерн до многого докопался в своих изучениях, вернее, научных изысканиях. Откровения Вселенной! Вот что позволено вам, людям, и что не дано нам. Ведь дело все еще в том, что иммунологический андроид — это тоже некая энергоинформационная структура, только обросшая плотью. А если кто и захочет, к примеру, познать, что такое энергоинформационное поле, как некое производное биополя, то пожалуйста! После контакта с этим делом можно будет спросить его о самочувствии.

— Ну, и что? — тихо спросил Эрик.

— А то, — продолжил Бэрг, — покатается этак парочку дней от болей, не поспит пару ночей, а может и третья добавится. Сразу голова светлее становится. Это значит, что ум, наконец, появился в том месте, где в принципе он и должен обитать. В следующий раз тысячу раз прикинет, а то может и тысячу первый добавит, влезать снова туда или нет. Так что паранормальная болезнь лечится. Правда вот таким способом. Ну тут уже ничего не поделать. Гораздо интереснее работа с пространством. Куда забавнее и безопасней. И самый наглядный пример тому — это подсистема каратэ! И вот парадокс! Только боевые искусства Востока способны на это!

— А перемещения в пространстве? — спросил Эрик.

— Да, и во времени тоже, — начал Бэрг, — и додумался до этого Степан Алексеевич. Предобрый человек. Как я ему благодарен! Если бы не он, долго бы мне еще скитаться в пространстве. А так, я — пенсионер!

— Ничего себе! Пенсионер! Всем бы нам быть такими пенсионерами! Вон, какой эллипс над городом запустили. Молниями вон как шарахал.

— Да, не скрою, чуть перестарался. Ну уж просто меня этот твой «гуру» из себя вывел. Ну вот и пришлось припугнуть немного.

— Ничего себе, «гуру» припугнул! — всплеснул руками Эрик. — Да тут полгорода, да если не весь, чуть с ума не сошел от страха! Припугнул! Да и никто даже и не знает. Да о чем я говорю, даже и предположить не могут, что я вот сейчас говорю с виновником этого события! Да еще и с каким виновником! Ну был бы простым человеком, а то — иммуноандроид! Да еще и от времен египетских пирамид! Кто бы мог подумать о таком! Нет, Стив Бэрг! Мне просто повезло быть рядом с Вами и беседовать. Не каждый раз встречаешь пришельца из далекого прошлого и, более того, слышишь его речи! И даже беседуешь с ним! Бэрг, вот скажите мне. То, что связано с логикой второго порядка в теории движений и алгоритмов — да, ясно, а вот как Степан Алексеевич вышел на понятие плоскостей? А потом на время?

— Все это открылось ему как именно двухпринципиальная схема, — начал Бэрг, — все совпадало с двухпринципиальными позициями представлений об окружающем мире. Ну, скажем, как два антипода. Где плюс, там и минус, вентральная и дорзальная стороны, каудальная и ростральная плоскости, даже две латеральных, и то представляют из себя фланговые, то есть правая и левая плоскости.

— Бэрг, а Вам не кажется, что сам по себе Степан Алексеевич не мог додуматься об этом? Мне кажется, что именно Вы и, если хотите, именно телепатически, то есть воздействуя на мозг, подсказали ему правильное решение. Не так ли? — Эрик смотрел на пришельца.

— Это не совсем так, — ответил Бэрг, — хотя, не скрою, доля правды тут есть. Мы, иммунологические андроиды, не имеем права внедряться в ход рассуждений человека.

— Почему? — спросил Эрик.

— Человек — существо творческое, а мы, иммуноандроиды, не совсем, если это вот так можно смягчить. Многоуровневая логика может только помешать процессу творчества. Да! Безусловно, выход на творческий процесс у нас есть, это именно индивидуально почувствовать свойство жесткости в подсистеме каратэ, хлесткость в подсистеме кикбоксинга. Да, это так, да еще и уйти от навязываемых шаблонов. Уйти от образов и прийти к правилу их построения. Это все так. Выход на алгоритм, то бишь способ, значительно облегчает логику действий, так как программы, занимающие много место, да еще и постоянно требующие коррекции, становятся попросту не нужны! Все это так, но вот способности при таком раскладе начинают утрачивать свою значимость, а это неверный шаг. Поэтому мы рядом, но стараемся не мешать.

— Понимаю, — произнес Эрик, — Ну так что насчет времени?

— Итак, каждая плоскость обретает свой антипод, тем самым образуя первичный фундамент для формирования экзогенных плоскостей. Это прочная конструкция, в основе которой лежит принцип философского плана, а именно принцип жесткого управления мирозданием. Человек, как венец творения, как раз и подходит под этот принцип. Данная конструкция сделана исключительно для него.

— Не хотите ли Вы сказать, что подсистема каратэ изначально вообще не предназначалась для подсистемы боевого искусства? — спросил Эрик.

— Именно так, — ответил Бэрг, — вначале она была двух принципиальной системой координат для взаимодействия с пространством, и ни о каком боевом искусстве первоначально даже не могло быть и речи! Каратэ — «пустая рука», обладающая пространством, без каких-либо приспособлений! Вот суть каратэ!

— Поразительно! — Эрик был в шоке от таких откровений. — Ну, а далее?

— Дело в том, что данная тема интересовала многих, но нехватка терпения, далее алкоголь при неудачах, да и вообще неготовность организма делали свое дело. «Недоказуемо!» — говорили они и, как итог, бросали все. Мой подопечный вел себя исключительно иначе! Двухпринципиальная иммунизированная схема теории движения и алгоритмов есть, естественно, построенная на теории ограничений, двухпринципиальная схема эндогенных и экзогенных плоскостей, тоже есть. Чего не хватает? Ходил по набережной, исстрадался, бедный. Все отдыхают, а этот страдает. И только в аэропорту до него дошло. Время! И снова плоскость циферблата, и снова двухпринципиальная схема. Все сходится. Только вот цифры подвели. Пространство и цифры как-то не очень подходят друг другу. Но задача разрешилась. Я смотрел на думы Степана Алексеевича. Могу заверить, они были как мои. Не зря Система избрала его. Он понял, что задачу эту надо решать нетривиальным образом. И он ее решил. И это стало еще одним звеном в общей логической цепочке, приближающей его к созданию искусственного интеллекта, а меня к освобождению от ратных трудов во имя Истины!

— В чем заключается логика времени иммунологического андроида? — спросил Эрик.

— Все очень просто, — начал Бэрг, — как я уже говорил, все бы ничего, если бы не цифры. Ведь все измеряется в цифрах. Это просто удобно людям, но никак не иммуноандроидам. Попробуй-ка измерь пространство, я погляжу что получится.

— То есть как это что? — произнес Эрик. — получаться экстремы, микроны, миллиметры, сантиметры…

— А за ними метры и километры потянутся, не так ли? — с улыбкой произнес Бэрг и продолжил, — Данное представление о пространстве очень удобно людям. Но это длины и высоты, а нам нужно иное.

— Что, иное? — Эрик внимательно смотрел на Бэрга.

— Для нас важнее всего — это точка, — взгляд Бэрга сделался философским, правда, не до такой степени, чтобы посчитать его за философа, — точка — это начало координат. Вот что нам важно. Допустим, абсцисса — это время будущего от нуля до плюс бесконечности, а от нуля до минус бесконечности — это прошлое. А вот ордината — это настоящее. Где идут как положительные события — это шкала, идущая вверх, — так и отрицательные, — шкала, идущая вниз. Чем дальше я шагну вверх по шкале игрек, тем больше уклонюсь в положительную или отрицательную стороны по шкале икс. Тем сильнее будут идти наводки с отрицательной стороны шкалы игрек. Вот почему точка для нас удобнее всего.

— Так что же это получается, египетская пирамида, что ли? — блеснул догадкой Эрик. — Получается, что они что-то вроде статических часов, что ли?

— Совершенно верно, — продолжил Бэрг, — только без циферблата.

— Недаром, что Вы — иммунологический андроид аж времен египетских пирамид! — проговорил Эрик. — Но ведь в данном случае Вы в настоящем времени. Как далеко Вы шагнули от точки отсчета?

— Дорогой Эрик, я ведь говорю, у нас отсутствуют цифры. В данном случае я просто в прекрасном настоящем. И скажу по секрету, хочу в нем остаться.

— Вы хотите здесь остаться? — Эрик аж захлебнулся восторгом. — Какое счастье!

— Не торопись с выводами, — произнес Бэрг, — просто именно здесь я желаю уйти на пенсию. Проще говоря, просто сломаться. Уж больно я устал. А Система-то включилась! Так что я имею полные права просить Ее о своей отставке.

— Нет, постойте, Бэрг. Я все понимаю. Но на пенсии обычно ловят рыбу, собирают грибы. Ну или еще что-то, а Вы — вздумали «сломаться»! Это как?

— Придет время, и ты все узнаешь. — проговорил Бэрг. — А сейчас, сходи-ка еще за пивком!

— А вот это по-нашему! А то — «сломаться». И незачем тоску нагонять! — произнес Эрик и пошел за пивом и закуской.

***

Освежающая прохлада, проникнув в тело Нэи, облегчила страдания. Вот уже неделю держалась Нэя, не принимая жаропонижающие средства. Мать была почти постоянно рядом, то и дело уговаривая ее что-нибудь принять из лекарственных средств. Что касается бабушки, то та вообще сходила с ума по любименькой внученьке. Только вот все эти уговоры, да телячьи нежности пользы Нэе не приносили. Скорее наоборот. По большому счету, просто утомляли ее, и без того морёную температурой. Но Нэя знала, что принимать лекарства ни в коем случае нельзя. Надо было терпеть. После принятия горстями таблеток разного рода, да антибиотиков, естественно будет именно такое состояние. Нэя приняла решение, что лучше умереть от температуры, чем от онкологии, которая была в ее состоянии буквально за порогом. И она прекрасно понимала, что организм, а в частности иммунная система, поставила перед ней буквально ультиматум — «Или ты мне дашь работать, или умрешь от рака!» Недолго думая, Нэя выбрала первое условие, и вот теперь терпела муки, исполняя его. В теле стояли боли, лицо ломило. Температура как была, так и есть. И вот настал седьмой день недели. Нэя, изнемогшая, уже про себя просила помощи у Высших Сил. Она не в силах была более терпеть температуру. Испив холодной воды, она вновь опустила измотанное температурой тело на подушку. Закрыв глаза, она простонала:

— Не могу больше. Иссякла моя сила. Не могу.

Тут она почувствовала, что температура как будто стала подниматься.

— Ма, — простонала она, — дай градусник!

Взволнованная мать протянула ей градусник. При нормально высокой температуре, держать градусник пять минут — это слишком. Через минуту мать, вынув градусник, из подмышки дочери, чуть с ума не сошла. Тридцать девять и шесть!

— Сколько, ма? — еле спросила Нэя, и от полученного ответа только и произнесла. — Вот теперь ВСЕ!

— Что, ВСЕ? — только и простонала мать, видя все и являясь свидетельницей происходящего.

— Теперь всё в норме, — произнесла дочь и закрыла глаза.

Нэя как будто провалилась в сон. Какое-то больное видение стояло перед глазами. Но вот так лежать ей долго не пришлось. Прошло, возможно, минут пять, может меньше. Очнулась она вся взмокшая и сразу почувствовала, что температуры нет. Ее действительно как рукой сняло.

— Ма! А дай-ка градусник! — еще слабым, но уже веселым голосом попросила она.

— Да ты вся мокрая! — всплеснула руками мать давая ей градусник.

Тридцать пять и семь! Вот это номер! Упадок сил? Совсем нет! Произошло становление иммунитета! Нейтрализовались все негашеные ранее антитела! Ура победе над смертью! А теперь — будем набирать силы!

Поначалу у Нэи даже зрение сбилось. Буква лезла на букву. Но Нэю это нисколько не пугало. Еще бы! Столько пролежать с температурой. Главным было для нее то, что иммунитет пришел в норму. Можно сказать, что она была благодарна иммунитету, а он, в свою очередь, ей. Природа-матушка как бы познакомила их:

— Нэя, знакомься, это иммунитет! Иммунитет, знакомься, это Нэя!

Смех смехом, а ведь Нэя, восстав от болезни, начала путь совершенствования и через физкультуру, и через знания. Приобретя книгу по анатомии человека, она с усердием принялась изучать ее. Мать и понимала, что дочь оказалась права, но сказать ничего не могла. Бабуля только рукою махала, просто повезло, мол, внученьке любимой. От того все так и закончилось. Просто случайно повезло. Как здесь не вспомнить слова Глеба Жеглова:

— Ну кому повезет, тому и петух снесет!

Так пускай же везет тому, кто действительно стремится к совершенству! И вот первое везение — прекрасная книга по анатомии была в руках Нэи. Теперь дело за малым — быть усердной.

***

— Ты чего, с ума что ли сошел? Девушку, да по лицу, да кулаком! Да как не стыдно! Ты чего руки-то распускаешь? — миловидная молодая женщина решила заступиться за Нэю.

Нэя взялась за учебу всерьез. Упорно занималась гимнастикой. Развивала гибкость. Придерживалась рациона питания. Вообще, после всего того, что с ней произошло, она иными глазами взглянула на жизнь, которая дается человеку всего один раз. Бабушка не перечила внучке: типа, занимается над собой, да и ладно. Что нельзя было сказать о маме. Та бунтовала вовсю! Как же так, дочь перестала ее слушаться! Это не порядок.

— Все мать не слушаешься, от того и подкашливаешь, — с укоризной говорила она Нэе, — время холодное. Ведь говорю, одень шапку, застегнись. Все распахнутой ходишь. Вот от того и болеешь. Все меня не слушаешь. А если бы слушала, все было бы по-другому.

— Это как, ма? — спрашивала Нэя.

— А вот так, — отвечала мать, — вот ходишь, все «кхе», да «кхе»! А от чего? Потому, что болеешь. Вот почему, да еще и мать не слушаешь.

— Мама, ты же видела, как я из температуры вышла, все в норме, — возражала Нэя. — Ну, подкашливаю, и чего дальше? Ну знаю я, почему у меня кашель. Эмоции это мои. Ну и что из того, что без шапки хожу?

— Вот и плохо, — говорила мать, медленно, но верно переходя в крик, — все мать-то учите! Мать для вас плохая!

— Ну при чем тут это, ма? — Нэя с трудом сдерживала нервы.

— А, ладно, — махала рукой мать, — мать-то больно учить все горазды. Мать у вас плохая. А имеете ли вы право мать учить?! Перед матерью молчать надо! И когда мать говорит, молчать надо и слушать! А то, ишь какие! Больно все шибко грамотные стали!

Нэя хотела было возразить, но мать буквально заорала:

— Все! Хватит! Ишь ты какая! Тоже, сила-здоровье! А вот может быть какая-то бабуля и хроменькая, и больная, а вот за то душа-то ее чистая. А ты, чем хвалишься? Здоровой стала, так матери перечишь!

— Я свое здоровье потом и кровью заработала! — закричала Нэя.

— Потом и кровью, — мать с лютой ненавистью смотрела на дочь — лучше б матери не перечила! Я тебя выведу на чистую воду! Ишь какая! Мать учить вздумала. Ты с мое поживи! Все! Хватит!

Нэя понимала: что-либо доказывать матери абсолютно бесполезно. Вопрос был один: что с ней? Почему так возненавидела дочь? Ответ был в самом начале этой истории. когда Нэя встретила человека, настолько компетентного в вопросах здоровья и совершенствования, что, полностью доверившись ему, можно сказать, впоследствии стала его ученицей. А до этой встречи Нэя постоянно задавала себе вопросы о смысле жизни, и не находила на них ответы. По каким только философским занятиям она ни ползала, какие только книги ни читала. Не было толка. А она многое чего хотела понять. Интересовалась биоэнергоинформационным полем, не от того, что оно именно какое-то сказочное, но от того, что его природа ну никак не укладывалась в представления людей. Именно это ее и завораживало. А когда она спрашивала, по своей наивности, кого-либо об этом, то одни не понимали ее, другие поднимали на смех, третьи просто отмахивались. Но бывали случаи, когда люди боялись, именно боялись даже говорить об этом. Это еще более настораживало Нэю. Она понимала, что с этим полем шутки плохи. Да и вообще, природа шутить не любит. Но Нэя продолжала искать и искать. Она частенько болела, а при этом, ну о каких биополях можно было говорить? Она слушалась мать, бабушку до тех пор, пока не повстречала своего учителя. И вот только тогда Нэя почувствовала именно того, настоящего человека, могущего объяснить ей, что и к чему. Так она стала посещать его занятия. Это были лекции о здоровом образе жизни, о работе организма в целом, о взаимосвязи со Вселенной. Это был человек, который произвел на нее колоссальное впечатление. Нэя поняла, что здоровье — это очень просто, но вот чтобы прийти к этому понятию, нужны годы. Годы осознания, прежде всего, что это такое. И что здоровье приходит чаще через боль. И это надо было осознать. И вот после таких лекций, Нэя почувствовала себя неважно. У нее поднялась температура. С ней-то она и пролежала, можно сказать, целую неделю. И как бы тяжко ни было, она знала, что идет процесс восстановления иммунитета. Как только Нэя поправилась, вопреки всем ожиданиям, мать поняла, что проиграла. Конечно, ей было обидно, что дочь уже не слушается ее. Но еще злее была ревность. И эта ревность пекла как огонь преисподней ее сердце! Ну как же это так, то все с мамой да с мамой, а здесь какой-то дядька чужой взял, да и нарисовался. Да еще и командует ей. Конечно, матери обидно. И плевать ей было на здоровье дочери. Вот если бы она, мать, здоровье ей дала, тогда другой вопрос. А то, какой-то там, понимаешь, со своими лекциями влез. И вот теперь мать вовсю распекала дочь. Грозила ей, что, мол, отпоются ей все ее материнские страдания за нее. В общем, целый букет проклятий сыпался на голову ни в чем неповинной дочери. Впрочем, одна вина перед матерью, за ней все-таки была, и это было ее теперь уже действительно здоровье.

***

— Понимаешь, Эр, извини, но мне кажется, что это более возвышенно, чем Эрик, — продолжил иммуноандроид, — иммунная система, она вообще, штука интересная. По учению медицины она является защитой организма как от экзогенных факторов, то есть внешних, так и эндогенных, то есть внутренних. И это вполне справедливо. Но как ответил знаменитый Атос самому Кардиналу Ришелье, может помнишь? Ну, когда тот хотел вручить ему грамоту о присвоении звания капитана королевских мушкетеров. Что ответил мушкетер Атос? «Благодарю Вас, Ваша Светлость, но для Атоса, это слишком много, а для графа де Ла Фер, слишком мало!» «Понимаю Вас, граф», интеллигентно, то есть с пониманием, ответил ему Ришелье. Так же и в этом случае с иммунной системой. Мы крайне обижаем ее, недооценивая ее полномочия в организме, предлагая свои услуги, подпитанные дипломами и всенародным признанием. И очень обижаем ее, когда пытаемся учить «жизни».

— Это как?

— Да очень просто, — начал иммуноандроид, — вот ответь, стал бы ты учить короля управлять государством?

— Да я что, сумасшедший? — произнес Эрик.

— Выходит, что в таком случае, все медики сумасшедшие! — Бэрг улыбнулся.

— Это почему?

— Да все потому, — продолжил иммуноандроид, — что они, пытаясь научить организм жить, влезают во Святая Святых! Иммунную систему! Создается такое впечатление, что они самые умные на свете, а она, эта система, малограмотная. Да попросту ДУРА!!! Вот их представление!

— Отсюда прививки, уколы, ну и так далее, всякие там «хвостики-бантики, пончики-блинчики». Так, что ли? — проговорил Эрик.

— Именно! — продолжил Бэрг. — Иммунная система, конечно, предназначена для того, чтобы быть именно защитой организма, но у нее есть и иная задача. А именно, выводить индивидуума на новый более качественный уровень совершенствования Вселенной. Я не ошибся, именно Вселенной, а не во Вселенной. И происходит это через так называемые «болезни». Индивидууму в этом случае остается только терпеть. Конечно, ему страшно, а что делать? Ну если он хочет быть «маленьким мальчиком с грязной попкой», тогда пускай прибегает к услугам медиков. А если хочет быть действительно МУЖЕМ, тогда должен потерпеть. Правда, медики сейчас делаются умными, вот где диво, так диво! Говорят, что не стоит организму мешать самому бороться с недугом. Прямо чудо какое-то! А иммунная система, по готовности индивидуума, сама выводит его на принятие более тонких и жестких информаций.

— Прямо как каратэ!

— Именно, Эр!

— Выходит, что Вы совсем медиков не признаете?

— Отнюдь! — произнес иммуноандроид. — Еще как признаю!

— И кого же, если не секрет? — Эрик был удивлен.

— Стоматологи! На первом месте, — ответил Бэрг, — далее акушеры, хотя некоторые матери рожают в домашних условиях, хирурги, обеспечивающие жизнь при травмах индивидуума, тот же острый перитонит, по вине самого индивидуума, наконец, это обеспечение переливания крови! Многим таким образом спасли жизнь.

— А эпидемии? Что это тогда, в таком случае? — спросил Эрик.

— Ничто иное, как чистка. Самая обыкновенная чистка, которую устраивает сама Система. Чума, холера, оспа, тиф и так далее — это всего-навсего ответная реакция Системы на безобразия человеческие. А у человека все виноваты, кроме него самого. Виноваты вирусы, бактерии, и прочие существа, обитающие на планете Земля. Ничего не поделать, это такая тварь, которая считает, что ему все позволено! Недаром и зовется венцом эволюции. И ведь присвоил себе именно он, сам себе, победу над эпидемиями. Не Система предотвратила все это, а он — человек! И после всего этого, ну не наглец ли он? Ладно хоть это, а то ведь наглеет дальше! И ведь, главное, говорит примерно следующее: «Мы Вам прививочку сделали, жизнь спасли. А теперь совершенствуйтесь сколько Вам угодно. Физкультурочкой занимайтесь, молитесь сколько угодно — это Ваше дело. А почему Вы до сих пор живы, да потому, что мы Вам прививочку сделали. Мы умные, а вы дурачки. Мы Ваш иммунитетик научили сопротивляться вирусам. Антитела Вам подарили от болезней. А что касается Высшего разума, так выше нашего разума нет! И быть не может! А на банкетах нас аплодисментами кормят, а мы им улыбочки свои дарим. Вот так вот и живем красиво!» — Бэрг замолчал.

— Что замолчали? — тихо произнес Эрик.

— А что говорить-то? Ну скажу, а что толку?

Лицо его сделалось немного грустным. Он действительно загрустил. Он понимал, что Система более терпеть не станет.

— Значит, эпидемии — это своего рода наказание для человека? — спросил Эрик.

— Да по большему счету, человек сам себе выдумывает проблемы, — молвил иммуноандроид, — да если бы Система захотела… да, что там говорить! А то, убрал человек за собой нечистоты, и чума прошла! И делов-то! А то прививки, прививки! Нет, я далеко не против антидота! Пойми это! Противоядие многим жизнь спасло! Но то — противоядие! Дифференцировать-то надо!

— Понимаю, — произнес Эрик, — но кто сможет терпеть боли, температуры, в наше-то время? Все какие-то рафинированные.

— А вот это и есть глобальный вопрос и глобальная задача, — ответил Бэрг.

***

— А ты как хотела, чтобы все гладенько было? — учитель слегка и несколько в бок наклонил голову, хитро улыбаясь и слегка прищурив глаза, смотрел на Нэю.

Он упивался своей победой. Ну а как иначе это можно было назвать? Ведь действительно все сходилось. И температуру она выдержала, и организм действительно сработал на все пять, и упреки родных посыпались как из рога изобилия на ее голову. Материнская ругань, переходящая в ненависть к дочери — все это так и должно было быть. Ибо мать, обладающая далеко не мирным характером, почувствовала, что теряет свой авторитет. Болезнь отошла от Нэи вместе с матерью.

— А как же теперь быть? — спросила Нэя.

— Никак, — получила она ответ, — только терпение и отход от матери — все, что тебе поможет. Ты должна уважать мать, но ты уже взрослая. У тебя у самой скоро будет семья.

— А откуда Вы это знаете? Вам что, как-то пришла информация об этом? — Нэя буквально «в рот» глядела своему учителю.

— Ну, миленькая, при чем тут информация, — проговорил он, — тебе уж сколько лет. Для того, чтобы понять, что ты скоро выйдешь замуж, для этого откровения не нужны.

— А как быть вот теперь с матерью? — еще раз спросила Нэя.

— Тебя волнует не столько мать, и отношение к ней, сколько вопрос, а именно почему так все случилось, — проговорил учитель. — Почему так произошло? Эти вопросы тебя волнуют больше всего. Пойми, что болезнь как таковая от тебя действительно отошла. Это верно. Она прекрасно «питалась» тобой. Но она дана была тебе далеко не зря. Через нее ты познакомилась со мной. Я дал тебе ответ на некоторые поставленные тобой вопросы. Ты поняла, что «прогнать» болезнь, особенно медикаментами, не получится. Этим мы сами себя загоняем в угол. Не болезнь, а сами себя, облегчая страдания. При таком подходе болезнь просто «потирает лапы» и ждет дальнейших наших действий, которые зачастую ложны по отношению Истины. И только осознание того, что происходит, дает заветный результат. Человек начинает делаться здоровым. И никакие капли в нос, никакая медицина тут не поможет. Она попросту бессильна перед информационной составляющей болезни, ибо никогда это не изучала. Ты же взяла болезнь как подспорье к здоровью! Как ни парадоксально это звучит. Болезнь помогает человеку поправиться!

— Неужели это действительно так? — всплеснула руками Нэя.

— Ну, несколько не совсем, скорее она подстегивает индивидуума принять наконец-таки правильное решение. И самое первое — не уповать на медиков. Вернее, не ставить их во главу угла. Так вернее. Ведь они могут все-таки спасти человеку жизнь. В конце концов, могут реанимировать. Но вот дать здоровье — конечно, нет. Но мы говорим о здоровье. То есть постоянно задаем один и тот же вопрос: — «Что это?».

— Как Вы говорили, это критерий истинности человека, — проговорила Нэя.

— Так вот если мы так утверждаем, то видим, что болезнь является живым, ну почти организмом, только бесплотным. И когда ты сейчас идешь к Истине, то болезнь как некая сущность не желает вот так просто тебя отпустить. Она начинает мстить! Она мимикрирует. Она маскируется подо всякие виды. Ей нужно только одно — напасть на тебя!

— И как же быть в этом случае? — спросила Нэя, немного поежившись.

— Только осознание того, что происходит, которое приходит через смирение, а не через бунт, — сказал учитель — как отрезал.

— Смирение, смирение, смирение, — как бы на автопилоте произнесла Нэя, — тут орать охота, а Вы про смирение говорите.

— А иначе ничего не получится, — учитель вздохнул, — эта отрицательная сила только и боится, что смирения. Ведь мать-то твоя не виновата, что оказалась посредником, вернее, проводником этой силы. Вернее, виновата, но она не понимает этого. А тебе только терпения, через это многое потом откроется. Неподготовленный человек не может принять более тонкую и жесткую информацию. Значит, надо быть готовым. И в этом ему помогают две вещи — это иммунитет, ну, то есть нестандартное отношение к болезни. То есть болезнь выступает в качестве проработки клеток и, естественно, сознания. И второе — это уже правильный выбор в какой-либо создавшейся ситуации.

— Да, но как сделать этот правильный выбор? — спросила Нэя.

— А это смотреть на событийность, — ответил учитель. — То есть события разворачиваются вокруг тебя, хочется тебе того или нет. Вот здесь и смотри, смотри внимательнее.

— Да, понимаю, — проговорила Нэя, — на маму просто «съела» эта сущность и… да, бедная мама. А что с ней будет в таком случае?

— Ооо… не ведаю, — ответил учитель, — но то, что она в колоссальной беде — это очевидно. И еще — больше молчи.

— Я понимаю, что молчание золото, но почему? — спросила Нэя.

— Если мы приходим к выводу, что нас окружают бесплотные разумные существа, причем не очень-то хорошие, то приходим к выводу, что они нас прекрасно слышат и принимают свои решения по отношению нас. Своей непрестанной болтовней мы их попросту учим тому, как им дальше быть. Они нам могут подсовывать помыслы, а вот читать наши ответы они не могут. Они не прозорливы, но пронырливы. Они наблюдают за нашими действиями согласно своему графику, ну и, соответственно, слушают наши речи. Так что не учи их, не надо давать им выстраивать стратегию, — ответил учитель.

— То есть получается, что мы их сами научили, ну, условно говоря, при ком-то, а потом, когда происходит что-то плохое, причем с нами, то тогда сразу делаем вывод, что, дескать, нас кто-то сглазил! — воскликнула от догадки Нэя.

— Все верно! — ответил учитель. — Сами научили, а кто-то теперь виноват!

***

Близился вечер, но собеседники даже как будто не замечали этого. Бэрг глотнул пива. Приятной легкой жгучей прохладой охватило оно полость рта. Бэрг вздохнул и, посмотрев на Эрика, произнес:

— Но ведь не все так плохо на самом-то деле. Ну жив человек, уже хорошо.

Но эта формулировка иммуноандроида «жив человек, уже хорошо», после всего разговора, пришлась теперь Эрику не по вкусу.

— Это как понимать? — задал он неожиданный вопрос. — Что значит «уже хорошо»?

Бэрг даже несколько удивился такому выпаду Эрика, а тот продолжал:

— Да после такой беседы, и Вы говорите такие вещи. Ой! Нехорошо! Вот так оно и получается, что человек поначалу превращает свое жилище в «овощехранилище», а потом резко удивляется, задавая себе один и тот же вопрос: «А почему это мне так живется хреново?».

— В каком смысле «овощехранилище?» — спросил Бэрг.

— Да в самом что ни на есть, чуть ли не в прямом! — чуть не выкрикнул Эрик. — А как это получается? Да все очень просто! Живет себе человек, и ни хрена не задумывается о том, а на кой он здесь вообще появился на свет. Ну, живет, ну, работает, ну, подрабатывает, ну, халтурит, короче — зарабатывает разными путями себе на жизнь. Это плохо? Да ничуть не бывало! Молодец! Умничка! Он знает жизнь. Короче, может вполне заработать. И живет неплохо, и семью содержит. Во всяком случае, умеет терпеть и переносить трудности, что порою не каждому под силу. Но приходит время, когда силы его покидают. А почему? Возраст? Конечно, он тоже играет определенную роль, но все же! Если речь идет о Системе! Только психически здоровый человек верит в потустороннюю жизнь! Ну неужели Она оставит его вот так прикованным к постели?! Этого умного, выносливого, пережившего многое, вот так запросто превратить в «овощ»? Ну нет! Не верю в это!

— Правильно делаешь, что не веришь в это, — одобрил пылкое высказывание Эрика иммуноандроид, — ведь такому индивидууму надо просто хорошенько разобраться в себе самом, в кого он верил. Если в медицину, то это одно, если в Систему, то это совершенно иное! Так приготовься, чтобы Она приняла тебя к себе. Нет, боится человек…

— Боится расстаться со своим одряхлевшим телом, — произнес Эрик, — и вот превращается он постепенно в «овощ», ни проку от него, ни толку нет. Приезжают к нему медики, уколы колят. И главное, то, что говорят, что, мол, живой человек! А в каком он состоянии, то это его трудности. Главное — жив!

— Все верно, Эрик, все верно, — вздохнул Бэрг. — А родственники только и делают, что вздыхают, да отмахиваются от назойливых вопросов, типа, ну как он там поживает?

— Неужели ему самому не противно вот так лежать да смердеть? — задал вопрос Эрик.

— А куда ему деваться? — молвил иммуноандроид. — В Систему он не верил, да и не поверит никогда, только во врачей и верит. Они для него как боги. Да еще и в белых халатах! Куда там! Где уж там до Системы! Вот так и будет лежать, пока уж совсем не протухнет.

— А почему медики для него как боги? — спросил Эрик.

— Да потому, что покаяния они не требуют, — ответил Бэрг, — сунут лекарство, и будь здоров! А за остальное они не отвечают. А ему-то в чем каяться, коли никому ничего плохого не сделал? Всю жизнь работал! Шутил только.

— Вот шутом и придет к Системе, да на поклон! — произнес Эрик. — Только тогда уже поздно будет.

— Ой! Да с ним ли об этом говорить? — Бэрг вдруг улыбнулся, и, посмотрев в свой опустевший стакан, произнес. — Ладно! Хватит о них! Слишком много чести! Человек сам кузнец своего счастья. Единственное, что нам из-за них тоже порою страдать приходится, но тут никуда не деться. Носим тяготы друг друга. Сие неизбежно. А ну-ка, принеси еще пивка!

С этими словами, повеселевший иммуноандроид потянулся и щелкнул пальцами. В опустевшем кафе заиграла легкая музыка. Эрик уже не удивлялся, так как понимал, с Кем имеет дело.

***

Нэя! Сколько еще времени прошло, прежде чем она стала думать самостоятельно и не «заглядывать в рот» своему учителю. Она, конечно, отдавала ему должное, но когда он потребовал он нее послушания, то есть отречения от своего «Я», вот тут она не выдержала. Она действительно многое чего узнала, но между тем ее личность была сильно подавлена. Она едва не превратилась в весьма и весьма послушного раба. Весь ее творческий потенциал был едва не раздавлен ее учителем, который желал, чтобы она во что бы то ни стало отреклась от своего «Я», и тем самым избавилась от «гордыни», якобы владевшей ею. Он требовал от нее, чтобы она носила исключительно только юбки или платья. Голову чтобы покрывал платок. Носить брюки, считал он, для девушек вообще аморально, а тем более джинсы. Музыка должна быть исключительно симфонической, и никакой дискотеки, а уж тем более рока! Когда он втюхивал все это ей в голову, то она покорно сидела на стульчике, положив руки на колени и смиренно слушала его. А он продолжал и продолжал «забивать гвозди» в ее творческую душу, которая так и рвалась на волю. Да! Ей хотелось творить, она мечтала рисовать, в конце концов, она мечтала порезвиться под хорошую танцевальную музыку. Однажды пожаловавшись на то, что она слабая мускулатурой, получила очень своеобразный ответ. Что, дескать, если ты слабенькая, то значит уже и более смиренненькая. Всегда будешь знать о том, что можешь получить по морде. И это твое знание будет тебя всегда смирять. С какими мыслями приходишь куда-то, то и получаешь обратно. Дескать, энергии, энергии вокруг нас, с какой соединишься, то и получишь. А слабенькой быть очень неплохо, никогда о боевиках думать не будешь. А рисовать тоже надо знать что. Ты хочешь так, а надо по-другому, не так как хочешь ты. И вообще, он требовал от нее убрать всякие ее хотения и желания, ибо они признаки ее гордыни. Вот так измывался он над ней чуть ли не изо дня в день. А она даже уже боялась и шаг-то лишний сделать без его ведома. Вот насколько башку он ей запакостил. Не известно сколько бы это продолжалось, но однажды видать сама Система не выдержала такого изуверства над человеком. Она, талантливейший человек, во всем подчиняющийся ему, едва не потеряла рассудок, когда этот выродок попросту исчез из ее жизни! Она осталась одна, один на один с той действительностью, которая ее окружала. Она не знала, что делать, куда теперь идти. Потеря этого единственного «сверхчеловека» была для нее сильным ударом.

***

— Ты чего, с ума, что ли, сошел? Девушку, да по лицу, да кулаком! Да как не стыдно! Ты чего руки-то распускаешь? — миловидная молодая женщина решила заступиться за Нэю.

И это в тот момент, когда Нэя, сама того не ведая, оказалась у какой-то «забегаловки». Он машинально присела за столик, ничего при этом не заказав. Ведь сначала надо было взять что-то съестное, а потом уже садиться за него. Но не об этом сейчас думала Нэя. Мысли просто путались, терялись в ее голове, когда к ней подсел подвыпивший мужчина.

— А что, здесь занято? — нагловато улыбаясь, спросил он.

— Что? Я, я не знаю… — немного оторопела Нэя.

— А кто будет знать? — мужчина подсел к ней. — А ты кто такая?

— Простите, Вам что нужно? — произнесла Нэя.

— А ты что, не знаешь, что мне нужно? — наглость так и перла из образовавшегося соседа. — А я тебе скажу. Хочу мороженого, пива, а потом и твою прекрасную ножку. Вот чего я хочу.

Нэя очнулась от своего «сна». Здравый смысл вернулся к ней. Она увидела наглейшую рожу, уставившуюся на нее, и поняла только одно — надо давать тягу! Она хотела было встать из-за столика, но не тут-то было. Особь мужского пола схватила ее за руку и, сильно ее сжав, принудило вновь сесть на свое место. Нэя оторопела, затем почувствовала сильную боль в руке. Мужчина держал ее руку, сильно сдавив.

— Что Вам нужно от меня? — Нэя испуганно смотрела на мужчину.

— Мне нужно то, что мы сделаем вдвоем, без посторонних глаз, — тихо произнес он.

— Я буду звать на помощь… — пролепетала Нэя, понимая, что тело от страха перестает слушаться ее.

— Какие мы прыткие, — процедил сквозь зубы мужчина, — а ну, давай, зови.

Нэя хотела было закричать, да почувствовала, что не может этого сделать. Язык как будто онемел от страха, тело было ватным. Вся она была как маленькая мышка перед здоровенным «удавом». А мужчина прошипел ей буквально в лицо, обдав при этом тяжким амбре перегара и зубной гнили:

— Что, сука, прыть кончилась, пойдем теперь поворкуем.

И он, не выпуская руку Нэи, встал из-за столика и потянул к себе. Через секунду она стояла рядом с ним ни жива ни мертва. Страх парализовал ее волю. Она почувствовала, как теплая жидкость струится по ее ногам. Тут она осознала, что описалась.

— Оставь меня… — еле выговорила она, и слезы полились по ее щекам.

Не было беспомощнее тогда ее состояния. А мужчина, ударив ее по лицу, вдруг оглянулся на обращенный в его сторону пока еще монолог молодой женщины, сидевшей неподалеку. В забегаловке, да и вокруг не было фактически никого. Да если кто-то и был, то проходил мимо. Да мало ли что не поделили! Свои люди, разойдутся. А муж да жена, как известно…, так что чего волноваться! Мужчина нагло улыбнулся, глядя на заступницу:

— Не щебечи! — произнес он в ответ. — А то давай, присоединяйся, вместе поворкуем. А то с такой вот мне как-то скучно.

Произнес он и посмотрел на Нэю. Она была ниже его ростом, и глядя на нее тут то он и заметил, что стоит прямо в ее луже.

— Ах, дрянь! — заорал он. — Пакость! Ты чего наделала!

Тут молодая женщина поняла, что девушка действительно так напугана, что туалет ей пока уже не нужен, и что все-таки надо вмешаться, благо…

— Ты чего к ней пристал? Дрянь пьяная! — женщина подошла вплотную к мужчине.

— А те чего, не нравится? Ты не встревай, когда я базарю! — мужчина уставил свою наглую физиономию в сторону подошедшей на помощь.

— Я сказала отпусти ее… — прошипела женщина.

— Мало того, что сам стою в луже, так еще и выслушиваю всякую хрень! Пошла отсюда! Не мешай мне развлекаться! — и мужчина хотел уже замахнуться рукой на подошедшую к нему женщину, но внезапно сам рухнул как подкошенный.

Освобожденная Нэя буквально кинулась к своей спасительнице. Нэя вся дрожала от страха. Единственная мысль тогда посетила ее. Глядя на поверженного врага, она внезапно подумала: «Как это просто!»

— Ты вся дрожишь, — Нэя буквально очнулась от голоса спасительницы, — ну и напугала тебя эта пьяная морда. Ты что, совсем не умеешь защищаться?

Нэя смогла только кивнуть головой. Потом созналась, что даже обмочилась от страха, тем самым вызвав неподдельное сочувствие у спасительницы. А в это время мужчина стал понемногу приходить в себя. Поднимался с асфальта, фыркая и отплевываясь. Но у асфальта обнаружилась, по отношению его и для него, и как раз в это же время, очень странная особенность — он постоянно «приставал» к его носу! Короче, был как приклеенный.

— Ты смотри, а он неплохо в твоей луже мордой искупался! — проговорила спасительница, — Гляди, как отплевывается! — и крикнув ему — Смотри! Не утони! — обняла Нэю, и обе пошли прочь от этой забегаловки.

***

— Да неужели на такие великие открытия способны боевые искусства Востока! — буквально воскликнул Эрик. — Целая теория движения! Искусственный Интеллект! Пожалуйста! Бери — не хочу!

— Эр, ты очень эмоционален, — проговорил иммуноандроид, — ведь это только начало Новой Эры. Действительно, эпохальное событие. Но если сейчас ты так реагируешь на столь простые вещи, что же будет дальше?

— Что будет дальше? — глаза Эрика буквально светились. — Да я просто, наверное, свихнусь от счастья!

— А вот этого как раз делать не надо, — юмор не покидал Бэрга, даже тогда, когда казалось, что сил уже не оставалось, — это будет явно лишним. Да и к тому же Системе потребуются трезвые мозги. Хотя я тебя понимаю, и счастье можно не пережить. Это уже у кого какое сердце.

— Да, но все-таки, выйти на требуемые параметры — это нужен талант, — констатировал Эрик.

— Или избранность у Системы, — Бэрг посерьезнел, — понимаешь, в чем тут дело, Эр, ведь Система просто так откровенничать не собирается. Чтобы этого достичь, нужен труд. Не скрою, тяжелый труд. Пройти через равнодушие людей, не только через их непонимание этой истины, более того, через откровенный отказ это понимать. А зачем им это? Зачем нужна Истина? По сегодняшним дням это глупые вопросы. Теплое местечко нужно каждому, и этого каждого можно понять.

— Но Система, как я понимаю, уже включилась, — молвил Эрик, — правда, как-то она не очень-то уж интенсивно включается. Ведь о чем Вы сейчас говорите, все это присутствует в массах. Как же быть в таком случае?

— Не все так просто, Эр, — произнес иммуноандроид, — не все так просто. Может Система дает еще один шанс.

— Да, понимаю, — Эрик почесал затылок. — А нет у Вас такого ощущения, что Система просто играет с нами? По-моему, Она не скупится на шансы. Как Вы думаете?

— А может быть Она ждала нашей встречи, — молвил Бэрг, — может завтра или послезавтра все и начнется. Но тогда пощады не жди. Система шутить не любит.

— Ну да, конечно, завтра, послезавтра, а может все-таки послепослезавтра? — Эрик с некой горькой иронией смотрел на Бэрга.

Тот, вздохнув, добавил:

— Какой ты все-таки нетерпеливый. Ты посчитай, сколько лет я жду пенсии и ничего, пока вот перед тобой.

— А по-моему Вы просто бессмертны, — произнес Эрик и выпил сразу полстакана пива.

Бэрг улыбнулся. Но на сей раз его улыбка была немного с «горчинкой». Что чувствовал иммуноандроид от времен египетских пирамид, прекрасно зная, что неровен час полного включения Системы! Это навсегда осталось загадкой. Эрик торопил Систему, даже не подозревая о дальнейшей судьбе Бэрга. Бэрг, видя молодость Эрика, и от того понимая его жизненную неопытность, естественно, только горько улыбался. А что ему еще оставалось делать? Фактически он уже свою миссию выполнил. Оставались считанные крохи, которые необходимо было доделать, тем самым исполнить все, без остатка.

Пиво освежающей прохладой небольшими глотками попадало в тело. Бэрг и Эрик какое-то время молчали. Эрик «переваривал» все сказанное иммуноандроидом.

— Спорт что хотел добиться? — внезапно произнес Бэрг. — Правильно! Результатов! А боевое искусство Востока добивается свойств!

Эрик как раз пригубил пива. Глоток пришелся вот на такое высказывание иммуноандроида. Естественно, что кафе огласил сильный кашель поперхнувшегося Эрика.

— Ну вот, а то совсем было заснули, — Бэрг опять улыбался своей очаровательной улыбкой.

— Бэрг, — произнес откашливающийся Эрик, — Вы всякий раз заставляете меня удивляться жизни.

— Ну я же все-таки иммуноандроид времени аж египетских пирамид, — смеясь ответил Бэрг, — кому как не мне ее знать. Жизнь эту.

— А кто тогда создал Вас? Простите, ведь все-таки Вас родила женщина, так кто она? — Эрик смотрел на Бэрга.

— Своей матери, даже суррогатной, я не помню, — произнес Бэрг, поднеся к губам стакан пива и, глотнув прохладный напиток, добавил, — древние египтяне — народ очень прогрессивный. Они многому научились.

— Или были научены? — внезапно задал вопрос Эрик.

Иммуноандроид хитро, из-под бровей взглянул на Эрика:

— Ты парень не промах, это я понял сразу. Только больше самостоятельности, уверенности! Я не говорю о самоуверенности, ибо она гибельна. А вот уверенность ведет человека к цели. Которую он себе, возможно, даже и не назначал, ибо она открывается порою сама по себе, но отнюдь не спонтанно. Она открывается через цепочку логических вычислений, а это далеко уже не интуиция. Мы способны дать объяснение феномену, то, что происходит на самом деле. Так что больше уверенности и все будет так, как должно быть, — Бэрг замолчал.

— Вы так и не ответили на вопрос, — нарушил воцарившуюся тишину Эрик.

— Дорогой Эр, — со вздохом произнес иммуноандроид, — для меня это такая же загадка, как и мое рождение. Да, Египет моя родина, но это как считаю я. Но так я не египтянин. Скорее всего, зигота прибыла откуда-то в Египет. А откуда? Не знаю.

— Вы хотите сказать, что экстракорпоральное оплодотворение существовало уже тогда? — спросил Эрик.

— Возможно, — ответил иммуноандроид, — только вот ЭКО к производству иммунологических андроидов не имеет никакого отношения. А потом, я не говорю, что родился конкретно в Египте. Скорее всего, где-то рядом. А ты думал, что я со звезд, что ли? Звездный мальчик! Нет, конечно. Я самый обыкновенный СУРРОГАТ, иммунологический андроид. А вот знания тем, кто меня создал, пришли от Системы. А Ее вся Вселенная не вместит.

— Иммуноандроиды рождаются не от акта любви, — произнес Эрик.

— Да, как это ни печально, — вздохнул Бэрг, — но все-таки какую-никакую, а компенсацию я получил. Какими только незаурядными способностями не обладаю. Да нас Система и создала, чтобы мы были в ней. Но я все-таки уже устал. Скоро пенсия.

— И в каком виде она будет начисляться? — спросил Эрик.

Теперь и до Бэрга дошла очередь поперхнуться пивом после такого вопроса.

— Ай, шутник! — хохоча едва выговорил он. — Ну, Эрик! Ха-ха! Могу сказать тебе только одно, что хоть Система шуток и не любит, но добрый юмор всегда поддержит!

***

Изода, — так звали спасительницу Нэи, — была весьма спортивной внешности. Облегающая тело черная майка, спортивного пошива брюки розового цвета блестели на солнце. Ткань была пропитана каким-то специальным лаком. Изода была немного выше Нэи. Черные густые волосы спускались несколько ниже плеч. А Нэя была, как всегда, в длинном платье пониже колен.

— Ты всегда в таком прикиде? — спросила Изода, глядя на Нэю.

— Ты имеешь в виду платье? — немного сжалась Нэя.

— Ну естественно, — ответила Изода, встряхнув густыми волосами.

— Да, постоянно, — слабеньким голосом пропищала Нэя.

— И охота тебе вот так ходить? Я, конечно, не против, но прикиды менять надо, — улыбнулась Изода.

— Ты имеешь в виду брюки, что ли? — Нэя вдалась в легкий румянец.

— Ну, да, — ответила Изода. — А чего это тебя так смутило?

— Не знаю, — произнесла Нэя и потупила взор.

— Ну-ка, посмотри на меня, — Изода приподняла ее подбородок и добро взглянула на Нэю. — Эээ! Да ты, я вижу, совсем отстала от жизни, девочка.

— Я стараюсь быть смиренной… — ответила Нэя.

— Что? Смиренной? — Изода думала, что ослышалась.

— Да, — тихо добавила Нэя, едва сдерживая слезы.

Внутри Нэи стало что-то происходить. Она почувствовала, что Изода и есть тот человек, которому можно пожаловаться на свою жизнь. Да хотя какая там, к шутам, жизнь, коли ходишь в рабах!

— Ты, моя хорошая, не смиренная, а напрочь забитая кем-то. Даже, вернее, замороченная! Здорово над тобой поработали! Такие мозги хоть на свалку! НЛП — в чистом виде! Ого! Вот это да! Кто же тебе, красавица, так мозги-то запарил?! — Изода смотрела на несчастную.

Нэя не могла более терпеть. Уткнувшись лицом в грудь своей спасительницы, она зарыдала.

— Ах, даже вот как? — проронила Изода, гладя Нэю по голове. — А ну-ка давай-ка рассказывай, девонька, да по порядку.

Та, утерев нос, рассказала ей свою грустную историю, которая так счастливо и интересно начиналась. Как всю жизнь она стремилась к прекрасному, хотела стать сильной, не потому что была слаба, а потому что хотела доказать прежде всего самой себе, а потом и окружающим, что она совсем не такая, как о ней думают. А все о ней думали, мягко говоря, не очень хорошо. Слаба она умом, думали вокруг нее умники да умницы. Не пойми что, мол, в голове у нее. И это было с самого ее детства, потому что она была не такая как все. А главное то, что и не хотела быть как все. Слышала она только, что боевые искусства Востока фактически для избранных. Для тех, кто хочет достичь совершенства духа и тела. Для тех, кто хочет доказать свое истинное «Я»! Для тех, кто может действительно не от мира сего. Кому дана сила, тому она дана. А вот кому она не дана? Для тех и боевые искусства Востока! Ибо они делают человека личностью! Оковы рабства падают, и личность делает человека человеком. Ибо он идет к Истине, которая протягивает ему руки. Человек, сделав один шаг к Ней, уже чувствует, как Она тепло обнимает его. А что может быть теплее и нежнее Ее объятий! Нэя рассказала, как болела, как повстречала своего учителя, как попросилась к нему в ученики. Поначалу было все хорошо. Он многое рассказал ей интересного. Посвятил в уникальную функцию иммунитета, и открыл глаза на то, как его убивают антибиотиком. В результате чего начинает развиваться онкология. Рассказала о том, как внимала она каждому произнесенному им слову. Буквально «в рот ему глядела». Не представляла жизни без него, без его науки. Как выдержала высокую, аж тридцать девять и пять, температуру целую неделю! Это после того, когда поняла, что если она не выдержит ее, то у нее начнется рак. Медики на этот счет хорошенько постарались, пичкая ее антибиотиками. И это тогда, когда ее положили в стационар, обнаружив пневмонию. А родные что, только руками развели! И лежала она дура дурой в стационаре, в теплые майские дни. А бабка всегда говорила одно и тоже, что, мол, ну надо же воспаление легких лечить. Ах, бабка, бабка! Одно слово — медикаментозно-коматозное существо, полусумасшедшая. Сколько Нэя от нее натерпелась. Не напишешь. Одно слово — «Баушка!» Именно баушка, а не бабушка! А была еще двоюродная бабушка, так та все время ей на мозги давила, когда видела, как Нэя пытается влезть в шортики:

— Ну ты ведь девочка!

Правда, Нэя уже научилась немного «скалить зубы»:

— И что мне теперь, одуванчиками в туалет ходить?

— Причем тут это, — слегка бренчащим голосом говорила старуха, — ээээ, просто эээ… ты девочка. Эээ… юбочка. Эээ… платьице. Эээ… так надо.

— Ну а если джинсики?

— Эээ… в джинсах тем более нельзя, — проговаривала старуха.

— Это почему? — не унималась Нэя, готовясь услышать коронный ответ.

— Эээ… они только для «зассых». В них только «зассыхи» ходят. Эээ… как увидишь в брюках, эээ… «зассыха». Слушай меня. Тетю Шуру. Тетя Шура плохого не пожелает.

С этими, еле выговоренными словами, старуха уходила прочь. Нэя, смотря ей вслед, думала: «Все хочешь, чтобы все по-твоему было. Не выйдет!». Нэя любила дискач. Любила резвиться. Только когда пришла она к учителю, все было хорошо, но потом оказалась действительно как в тюрьме. Нэя вздохнула:

— А вот теперь его нет. Не потому, что он умер, а потому что…

— Сбежал как трус с тонущего корабля! — произнесла Изода. — Теперь многие говорят о вреде антибиотика, и этот твой учитель, как ты говоришь, далеко не панацея!

— Но ведь поначалу было все хорошо! Почему он так со мной поступил? — чуть не плача произнесла Нэя.

— Да потому, что он испугался! Вот почему! Все весьма просто. Да и потом, он и сам решил, что ты теперь можешь обходиться и без него, — ответила Изода.

— Только не называй его трусом. Он хороший. Я его знаю больше тебя, — проговорила Нэя.

— Хорошо, не буду, — произнесла Изода, — только ответь мне на один вопрос. Такой маленький-маленький. С каких это радостей он назначил тебе быть послушной ему?

— Не знаю, — ответила Нэя, — может хотел укрыть меня от невзгод, от ошибок?

— Да?! — лицо Изоды аж вытянулось от изумления, — А титькой он тебя случайно не собирался кормить?

Нэя только вздохнула.

— Вот что, хорошая моя, а теперь слушай сюда, если, конечно, это тебе надо, — лицо Изоды было серьезным.

— Да, надо

— Так вот, слушай, — начала Изода, — ты все хочешь прикинуться смиренной. Пойми, у тебя плохо это получается. Ты далеко не смиренная, а попросту замороченная!

— Что значит «замороченная»? — спросила Нэя.

— А вот слушай дальше, — произнесла Изода и продолжила. — В наши дни замороченных, пожалуй, больше, чем в средневековье. То платки на голову напялят, то платья до колен, ну и так далее, и думают при этом, что все выполнили, дабы избежать срама. Мужчинам можно ходить в брюках, а женщинам, видите ли, нет. А то, что брюки — это далеко не смиренная форма, а боевая, никто об этом даже и не задумывается. Да и вообще, раньше мужчины носили портки! Ну давай, окунемся в древность!

Нэя засмеялась.

— Ну вот, вижу уже прекрасную реакцию! Юмор не повредит! — чуть не воскликнула Изода и продолжила. — Пойми, смирение и замороченность — две разные вещи! Замороченность ведет в рабство. Рабство человеку. А вот смирение, — Изода даже оглянулась по сторонам, — это оружие! Причем самое что ни на есть. Без всяких ироний и иносказаний. Смирение — сильное и страшное оружие! И вот ему-то как раз и никого не обучают. А только парят мозги для того, чтобы человек, якобы, освободился от рабства ошибок, а на самом деле чаще всего получается именно замороченность!

— А как же это так получается? — спросила Нэя.

— А очень просто! — ответила Изода. — Вот смотри, ведь ты знаешь, что такое здоровье?

— Конечно! Но я уверена, что ты не ведаешь что это такое, — ответила Нея.

— Почему ты так уверенна? — улыбнулась Изода.

— Потому, что ты физкультурница, и здоровье у тебя в мышцах! — констатировала Нэя.

— Ты в этом уверенна? — прищурила глаз Изода.

— Вполне! — ответила Нэя.

— Да, смиренная называется, — произнесла Изода и добавила, — твой учитель наверняка это тебе говорил! Так вот знай! Истинное здоровье — это не накачанные мышцы, а критерий истинности человека в зависимости от диапазона ситуаций! Устраивает такая формулировка?!

У Нэи челюсть отвисла! Это была для нее полная неожиданность.

— Ну ничего себе! — произнесла она, глядя на Изоду. — А откуда ты это знаешь? Я от учителя своего, а ты?

— А меня жизнь научила, так-то, — ответила Изода и продолжила. — Есть такая притча. Собрались как-то ученики разных сенсеев на очередной семинар. Ну и начался между ними разговор, о том, кто чей ученик. Каждый стремился быть лучшим. Конечно, их можно понять. Каждый гордился собой. А рядом молча стоял ничем не примечательный человек. Тут на него обратили внимание и спросили:

— А ты что, тоже чей-то ученик?

— Да, — кротко ответил тот.

— И кто же твой учитель? — снова спросили его.

— Сама жизнь, — опять кротко ответил он.

Ученики сенсеев переглянувшись и, неудовлетворенные таким ответом, спросили опять:

— Хорошо, допустим, и что же ты знаешь. Чему она тебя научила?

Тот, понимая ситуацию, вздохнув, тихо молвил:

— Чему научила, спрашиваете? Да просто быть скромным и не выпендриваться.

Изода умолкла, а Нэя спросила:

— А зачем он такой скромный и приехал к ним на семинар? Похвалиться своею скромностью? Так, что ли?

— Вот на этот вопрос я тебе явно ответить не смогу, — произнесла Изода.

— А я так думаю, — продолжила Нэя, — этот скромняга и был самым что ни на есть выпендрежником! Даже если его учила сама жизнь.

— Может быть ты и права, — ответила Изода, — ладно. Притчи притчами, а жизнь жизнью. Ты сейчас домой?

— Да, конечно. Надо белье поменять. А то сама понимаешь. А ты куда? — Нэя смотрела на Изоду.

Ей не хотелось расставаться с ней. Она почуяла в ней подругу, хотя и были едва знакомы. Изода, поняв это, оставила Нэи свой телефон. Потом добавила:

— Я сейчас в спортзал. Созвонимся.

— Погоди, Изода, — Нэя слегка заволновалась. — А ты чем занимаешься?

— Чем занимаюсь? — на лице Изоды появилась легкая улыбка. — Понимаешь, этим надо жить. Боевое искусство Востока. Я люблю кикбоксинг. Но и, конечно, крайне уважаю все остальные системы.

— А какие? — спросила Нэя.

— Ой, да разные, — произнесла Изода, — таэквондо, каратэ, вин чунь, ченши багуачжан, тайцзи ну и так далее.

— Как это, наверное, интересно. — Нэя задумалась.

— Нет, Нэя, — ответила Изода, — это не просто интересно. Это жизненно важно. Можно сказать — необходимо! Это целый кладезь с сокровищем. И все дело в осознании того, с чем имеешь дело. Это очень важно.

— Да, заниматься — это одно, а вот осознать — другое, — задумчиво произнесла Нэя.

— Одно другому не помеха, — ответила Изода, — главное — это осознание всей важности процесса. Совершенно новый уровень мышления. В общем, это целая наука. А физкультура не повредит.

— А почему ты полюбила кикбоксинг? — спросила Нэя.

— Сама не знаю, — ответила Изода. — Ты меня даже в тупик поставила таким вопросом. Он мне просто нравится. Он динамичен. Красив. Заставляет тело держать в тонусе. Культурен. Ну да, так оно и есть! Это же искусство!

— Почти как изобразительное? — пошутила Нэя.

— Именно так, — без всяких ироний ответила Изода. — Да боевые искусства Востока как никакие другие являются совершенно новой платформой для мирового искусства в целом. В том числе и для изобразительного.

От такого поворота событий в разговоре Нэя почуяла, что слегка стала тупеть. Ее шутка стала началом открытия целого невероятного мира. Мира творчества, искусства, формирования личности.

***

— Послушай, Эр, а я тебе не надоел своей компанией? — Бэрг вопросительно смотрел на собеседника.

— Вы? Мне? — Эрика едва не подбросило. — Да Вы чего? Мне-то как раз очень даже неплохо в нашей уютной компании. Я еще ни разу в своей жизни не встречал такого интереснейшего собеседника.

— Извини, Эр, просто я думал, что ты притомился, слушая меня. Но, видно, Система дает тебе на это силы. — Бэрг глотнул пива.

— Послушайте Бэрг, — Эрик внимательно смотрел на иммуноандроида, — вот скажите мне. Истина, ложь, снова Истина, опять ложь. Когда это прекратиться? Когда наконец-таки восторжествует Разум?

— Система включилась, Эр, — начал иммуноандроид, — ты же ведь сам желал скорейшего Ее включения. Но Она Сама знает, как включаться. Ты спрашиваешь, когда прекратиться мракобесие?

Иммуноандроид хотел было ответить на вопрос Эрика, но в этот момент дверь кафе открылась и вошел молодой человек. По его виду было очевидно, что он философ. Возможно даже просто мечтатель. На улице было темно. Время летело быстро. Увидев, что кафе фактически пустое, он хотел было выйти, но, взглянув на двух сидящих собеседников, спросил:

— Простите, а кафе работает?

— Для нас — да! Хотите, и для Вас тоже будет работать! — проговорил Эрик.

— А так можно? — голос молодого человека сделался немного приятно удивленным.

— Конечно! — ответил Бэрг.

— Тогда… — молодой человек остановился немного в нерешительности.

— Тогда присоединяйтесь! — Бэрг указал на место, находившееся рядом, и даже подвинул стул.

Молодой человек уселся. Эрик отправился за пивом и закуской.

— У нас самообслуживание, — проговорил Бэрг, — в том плане, что продавцов тут нет. Эрик сейчас все принесет.

И вот на столе красовались пластиковые стаканы, наполненные доверху пивом. Молодой человек хотел было отдать деньги, но Эрик сказал:

— Сегодня бесплатно.

Молодой человек, пожав плечами, приступил к угощению.

— Как зовут гостя? — спросил Бэрг.

— Даниил, — ответил молодой человек. — Говорят тут сегодня днем чего-то такое было, что всех напугало.

— Люди склонны к фантазиям и преувеличениям фактов, — ответил Бэрг. — Такое водится среди людей. Каждый их эксперимент ставится ими в свою пользу. А иначе им нельзя.

— Почему? — спросил Даниил.

— Потому, что тогда обнаружится их ложь, — Бэрг потягивал пиво.

— Интересные у Вас суждения, — молвил Даниил, — и кто же Вы по профессии?

— Был я по профессии, а теперь на пенсии! — отшутился Бэрг. — Мы говорим, что Новая эра уже началась. Что без осознания элементов фактически будет невозможно обойтись. Не боги горшки обжигают. И тогда слышен ответ: типа, мы надеемся на Истину, Она поможет. Я что, против что ли? Но выходит, что по такому поводу индивидууму и думать не надо. Я говорю, что она, Истина, всегда будет Истиной, и ложь не одолеет Ее. Многие высокоорганизованные твердят это и… тут же нарушают все!

— Каким образом? — спросил Эрик.

— Занимаясь Истиной, тут же отправляют индивидуума в случае его болезни к медицине! И опять-таки продолжают твердить, что она, медицина, дана Истиной! При чем оперируют высокопоставленными авторитетами. Дескать, все они были медиками, ну и так далее. И после этого, чтобы Система все это изуверство и наглую ложь терпела? Но индивидуум и сам виноват. Страх, животный страх заставляет его обращаться не по адресу, тем самым нарушая все. Иммунная система призвана не только к защите организма, но у нее есть и вторая функция — это продвижение индивидуума к более высокому уровню осознания. Осознания совершенства. При этом о каких-то медикаментах даже говорить противно.

— Ну а почему они индивидуума отправляют к медикам? — спросил Эрик.

— А это все, что они могут сделать, — ответил иммуноандроид. — А что бы ты стал делать, находясь на их месте? Да это и проще. Ответственности нет. Живи дальше без головной боли. Ну, кто против них попрет? Вернее, против их мнения? Да никто! А вопрос — нужно ли? В этом случае индивидуум сам должен для себя решить этот вопрос. И никто не властен им командовать. А доказывать что-то обратное — только воду в ступе толочь. Как бестолочь. Для себя надо самому решить. А от правильного решения зависит многое. Тебя уже никто с толку не собьет. И ты сам не свернешь с правильного пути, ведущего к Истине. А что касаемо медицины, то полностью отвергать ее функцию было бы невежеством. Сколько она жизней спасла, не перечесть. И медикаменты есть прекрасные. Ну, а скажем, отравление индивидуум получил. Причем тяжелой формы. Медицина поможет. Я ведь не против ее вмешательства, а против абсурдного отношения к ней. Здоровье она, конечно, не даст, не ее это профиль, а вот стабилизировать организм вполне может. Это как раз в ее компетенции.

***

Квартира, как и обычно, встретила Нэю запахом медикаментов, доносившийся из бабушкиной комнаты. После разговора с Изодой, чувствовалась перемена в душе. Нэя уже не так остро реагировала на все происходящее вокруг нее. Только теперь она почувствовала, как ей не хватает отца. Мать бросила его, когда он начал пить. Ни дня не обходилось без алкоголя. Правда, водку отец не любил, пивом только баловался, а вот шампанское потягивал аж из бутылки. Нравилась ему эта кисло-сладкая жидкость расслабляющего действия. Любил вина, но не десертные. Любил коньяк. Но, насколько знала Нэя из маминых разговоров, что якобы раньше он вообще не пил. Причем категорически. Знала она, что много работ он сменил. При чем работал весьма хорошо. Добросовестно. Отзывчивым человеком был. За то, может, и страдал. Нэя помнила отца. Помнила его сильные, немного узловатые, крепкие, но такие нежные руки. Выстирав белье и приведя себя в порядок, Нэя вошла в свою комнату и плюхнувшись на диван продолжила вспоминать прошлое. Она помнила, как папка купал ее маленькую в ванне. Ее накупает и сам весь мокрый и веселый. А она только и визжала от радости и простого, самого простого и обыкновенного детского счастья — видеть отца и мать. Тех единственных, неповторимых, которые подарили ей жизнь, любя друг друга. Нэя прослезилась. Она как в детстве слышала голос отца, когда они были в ванной:

— А ну-ка, давай-ка, плыви! Вот молодец ты у к меня какая! Давай, давай, давай!

Нэя барахтаясь в воде, брызгалась ею, как могла. Брызги летели аж до самого потолка! А отец только смеялся. Если вода остывала, то подливал еще горячей. Нэя отплевываясь от попавшей в ротик воды, визжала от радости и счастья. Прыгала, брызгалась, барахталась!

— Эй! Чего удумали? — говорила пришедшая в ванную мать, — того и гляди соседей затопите. Нэя! Ну перестань барахтаться! Визг подняла! Оглушила прямо!

Нэя немного виновато смотрела на мать. Но отец был на стороне Нэи.

— А каких соседей затопим, снизу или сверху?

— Да не только их, вы всех скоро затопите! Давайте скоро вылезать из ванной! — мать ушла.

И это надо так! В самый разгар! Но папа поддержал Нэю:

— Дочь, давай заканчивать. А то нам обоим влетит от мамы. Еще немного и вылезаем. А пока — веселись!

И снова брызги, снова веселье! Но вот, наконец, пришла мама с самыми серьезными намерениями:

— Так, ну что? Набарахтались? Навеселились? А теперь быстро намыливаемся, смываем мыло и вытираемся!

Вот чего не любила Нэя, так это мылиться! Мыло! Ужас! Вместо смеха теперь из ванной раздавался рев. Это означало лишь одно — мама брала власть в свои руки! Мама не папа! У нее не побалуешь! Не забалуешь! Папа, подчиняясь маме, только вздыхал, сочувствуя Нэе. А та, не унимаясь, ревела, кое-как выговаривая слова и растирая выступившие сопли:

— Ааа, мыло в глаз попало! Не хотю мыться! Аааа….

Но мама даже и слушать не хотела ее речей:

— Да стой ты, в конце-то концов, и прекращай реветь! Вся в соплях! Отпарились! Из носа повытекали! Стой, тебе говорят! Ну а ты чего, как не живой? — обращалась она к мужу, — помоги, что ли? Да в конце-то концов, стой! Тебе говорю!

Наконец, наревевшуюся Нэю она брала в полотенце, кутала ее и несла в постель.

— Так, все, баи. Спать! — звучал вечерний материнский приговор!

Ох, как не хотелось Нэе спать! Если б кто из взрослых это мог знать! Да еще эта пижама! Мешается, как всегда! И жарко! Очень! Нэя хочет откинуть одеяло, но мама строга:

— А ну под одеяло! Все, спать!

Нэя лежит. Она слышит разговор взрослых.

— Ну чего, уложила ты ее?

«Это бабушка», думает Нэя.

— Да, все, мать. Давай тоже ложись. Костя, ты когда ляжешь?

«Это мама», думает Нэя.

— Да, сейчас тоже лягу, чуть позже, — отвечает отец тихим, спокойным голосом.

«Это папа», думает Нэя, и вот здесь она в предвкушении путешествия в страну сказок. Тех самых сказок, коими живут дети. Папа всегда читает Нэе сказки. Нэя не ошиблась. Папа тихонько заходит в комнату, гасит свет и зажигает настольную лампу с зеленым абажуром. И тут комната из самой обыкновенной, простой, превращается сразу в волшебную. Папа усаживается рядом с Нэей и открывает книгу сказок, в коих добро всегда побеждает зло.

Бабушка легла спать, папа уселся читать сказки дочери. Бедная мама, ей приходится ждать папу! Но она находит выход из положения. Пока посмотрится на ночь в зеркальце, пока разденется, пока накинет на обнаженное тело просторную ночную сорочку, видавшую все прелести интимной близости — время и подойдет. Вновь наступают часы для взрослых, когда дети наконец-то уснули, а старики уже давно спят. Это время, когда на циферблате настенных часов возможно и отражается в виде ночных небесных светил Вечность!

Ну а пока Нэя в волшебной сказке! Папа читает ей сказку про Волшебника Изумрудного города. И вновь Нэя встречает своих сказочных друзей, как это хорошо. Элли, Тотошка, Страшила, Железный Дровосек и, конечно же, Трусливый Лев! Они тоже пришли к Нэе из страны сказок и взяли ее в сказочную страну! Им и Нэе предстоит победить злую волшебницу Фиолетовой Страны — Бастинду! Ой, как страшно! Но ничего! Ведь они ни с кем-нибудь, а с сами папой! Он-то победит ее точно! В конце концов поможет! Нэя, уткнувшись в подушку и слушая, как папа читает, одной рукой держится за него. А папа читает, видать, сам слегка увлеченный этой историей. И вот перед закрытыми глазами Нэи «оживают» герои. Нельзя сказать, что душа ребенка — это театр или кино, но это то, где маленький человечек сам становится персонажем среди своих сказочных героев. И улетает с ними ребенок в их сказочную страну!

Тихое посапывание Нэи говорит о том, что девочка уснула. Папа целует ее в лобик и тихонько уходит к маме, которая ждет не дождется своего мужа.

Время воспоминаний подходило к концу. Нэя чувствовала сильную усталость. Она понимала, что в жизнь ее пришла перемена. Взрослая жизнь — далеко уже не сказка, но те герои детских сказок навсегда остаются и со взрослыми. Нэя решила лечь в постель, да, ту самую постель, постель своего детства. «Странно», подумала Нэя, «эта постель знала меня еще ребенком, а вот теперь я взрослая. И только сейчас мне подумалось об этом». Нэя провела рукой по постели. Постель ничуть не изменилась. Нэя вздохнула: «Ну вот и дожила. Раньше с боем укладывали спать, а теперь сама ложусь, без всякого боя». Лишь в середине ночи Нэя, проснувшись, поняла, что заснула в одежде. Раздевшись, она вновь улеглась. Сон быстро овладел ею, подарив красивые видения.

«Нас утро встречает прохладой!» — поется в песне, поэтому выспавшаяся Нэя принимала горячий душ. Позавтракав, она позвонила Изоде. Та подняла трубку и обе договорились встретиться и пойти в спортивный зал.

***

— Значит, Бэрг, Вы говорите, что иммунная система не только защищает нас от внешних и внутренних волнений, но так же и способствует духовному росту индивидуума, постепенно превращая его в личность. Я так понимаю? — спросил Даниил.

— Верно, — ответил Бэрг, — на то она и иммунная.

— Да, я вот как бы случайно зашел в кафе. И вроде и темы вашего разговора не касался. Но, признаться, Вы приятные собеседники, особенно почти в три часа ночи. Вижу я одно, за стаканом пива решаются глобальные жизненные вопросы. А почему? Потому, что не глобальных вовсе нет. Ведь все зависит от внешних ситуаций, внешней обстакановки, так сказать. Вы говорили, что иммунная система сама за себя уж как-нибудь да постоит, то бишь обойдется и без наших соплей, так сказать. Но тогда за каким хреном ее пытаются постоянно учить? — под конец своего длинного вступления чуть не возгласил Даниил. — Им или нам больше делать что ли нечего?

— Ну, Даниил, человек, и особенно в белом халате и со шприцем в руках всегда имеет желание поучить других жить. Не себя, а других. В этом его проблема, но, как ни странно, ему верят! — ответил Бэрг.

— А это и есть платформа медицины, ее лежбище, так сказать, — произнес Эрик.

— И попробуй-ка ты ее сдвинь. — вздохнул Даниил и добавил. — Скорее мозги сдвинуться, чем эта масса.

— Все дело в том, что и были обнаружены иммуноэлементы Системы, — начал Бэрг. — Если бы знал Остерн, чем это закончится. Ах, Остерн, Остерн. Сколько лет уже прошло со дня его гибели. Вероятнее всего, он искал суть движений специфической целенаправленности. То есть относящиеся исключительно к боевым искусствам Востока. В этой системе он и нашел эту многоуровневую логику. Но это только они, боевые искусства и именно Востока, а что тогда говорить о других подсистемах общей Системы? Выход сугубо на алгоритм без программирования. А зачем? Для любой точки в пространстве требуется программа, чтобы она сделала движение. А почему? Да потому, что это движение ее простое, и не относится ни к какой системе. Но это платформа, которая формируется уже для базовых элементов. Но и базовые нуждаются в программе, а вот иммуноэлементы в программе не нуждаются, так как принадлежат сугубо Системе. Они надежно защищены не только информационно-техническим иммунитетом, но прежде всего сознанием индивидуума, который становится личностью благодаря взаимодействию с Системой. Уж Она-то как никто другой позаботится о том, чтобы носитель стал творчески одаренной личностью. А сознание и есть защита.

— Что значит «сознание» и что значит «защита»? — спросил Даниил. — Ведь, по-моему, надо защищать именно сознание. Ну, скажем, при помощи каких-либо тренингов. Я думаю так.

— А вот это и есть первая ошибка! — ответил Бэрг. — Дело в том, что сознание в защите не нуждается, ибо сознание и есть защита от внешних воздействий. Разумеется, негативных. Ну, скажем, некая агрессивная среда биологического типа. Сознание, даже если эта среда совершенно индифферентна по отношению индивидуума, все равно воздействует на психику. Естественно, что сознание подсказывает: типа, впереди опасность. Ну это же норма? Ну, конечно, норма, а вот далее все упирается во взаимодействие индивидуума с окружающим его миром через жизненный опыт. Ну, знал я двоих друзей. Оба взрослые. Поспорить любили, как говорится, до тех пор, пока кто-то не уступит. Один был младше, и считал старшего своим учителем. Тот действительно многое ему чего рассказывал о природе, о жизни обитателей живой природы, леса. Да и вообще, старший был, можно сказать, едва не лесным человеком. Уж кто-кто, а он там не пропадет. Кого только не «надыбит» в лесах, озерах, реках, лесных лужах. И тритоны, и змеи — ужи там, веретеницы, да и гадюк любил. А уж лягушками-то баловался! Брал, естественно, исключительно самцов. Жарил, ел. Одно слово — вкуснотища! Кинолог, наверное, от рождения. Вот он-то и есть настоящий человек, знающий природу далеко не по книжкам! Как-то раз спросил младшего о том, как бы он поступил окажись тот на его месте ночью в лесу. И рассказал он историю весьма интересную.

«Как-то вышел я на охоту, имеется в виду, ловить тритонов. Выполнял заказ. Взял с собой провиант: хлеб, колбасу. Много никогда не брал. Незачем. Взял емкость для улова, фонарик, ну и отправился в лес. Лес мне как дом родной. Брел, брел ну и вышел к месту ловли тритона. Взял сачок и, подойдя к воде, начал освещать дно. С полметра прозрачной воды открывало великолепную картину жизни, которую почти никто и не замечает. Личинки жуков, мелкие головастики, личинки комаров. Все это сборище мирно пасется в темной воде под покровом ночи, и только луч фонарика открывает все это царство. И, только приглядевшись, увидел искомое. Вот они, тритоны. Дело за малым. Беру сачок, подвожу под тритона. Раз! И симпатичная земноводная тварь в сачке! Ну, так и начал их ловить. И время-то прошло не так уж много, тут слышу — хрустнула ветка. Ну хрустнула, ну и ладно. Мало ли что бывает в лесу. Лес он на то и есть лес, чтобы в нем ветки похрустывали. Отвалилось гнилье, упали сухие ветки, ну вот и результат. Так, оглянулся неспешно, ну и далее продолжил тритона «дыбить». Только слышу — опять хруст, там же. А вот это уже статистика. Ну так, скажем, насторожился я. Светанул в ту сторону фонарем — и вот результат! В свете фонаря уставились на меня два зеленых огонька. Вот ответь мне, твои действия после увиденного?

Младший после услышанной истории ответил даже и не думая:

— Точно в штаны бы «наложил», и в прямом, и в переносном смысле!

— Вот поэтому, — ответил старший, — ты и не дружишь с лесом. Ты не обижайся, просто так тебя воспитали. Но это ладно. А хочешь узнать, что произошло дальше?

— Чего зря спрашиваешь? Конечно хочу!»

И рассказал ему старший о том, что произошло дальше. Увидел он эти зеленые огоньки и понял: какой-то зверь уставился на него. Отложил он сачок и чтоб вы думали он сделал? Не догадаетесь! Ибо только действительно не люди, а человек природы способен на такое! Темень, ночь, лес, и два зеленых глаза из этой тьмы смотрят на него! Во картинища! Так он не придумал ничего более, как только свистом позвать это существо к себе! Вот это я понимаю! Сознание! И чтоб вы думали, что произошло далее? А произошло то, что вряд ли кто мог ожидать. Из тьмы леса, ночного леса, дремучего-придремучего, к нему на его свист выползла собака! Бедная скотинка! Худющая, поскуливая, она приблизилась к человеку! Отдал он ей весь хлеб, сам голодный остался, а животное накормил. Чего говорить, конечно, мало, но уж сколько было, все отдал, до последней крохи. Правда, там еще потом два зеленых глаза были, но по его разумению это был волк. К человеку не подошел. Вот так собака да волк прибились друг к другу. Вот такая история о сознании.

Эрик и Даниил молчали. Им нечего было сказать. Эта история вызвала у них неподдельное чувство ответственности за природу. Но не зная ее законов, можно было ей и навредить. Видя их серьезный лица, Бэрг произнес:

— Я понимаю ваши неподдельные чувства, и что эта история потрясла вас. Что ж, человек, уважающий природу, сам становится ее частью.

— А что, разве человек и без этого частью природы не бывает? — спросил Эрик.

— А это можно запросто проверить, — ответил Бэрг.

— Ну, с этим случаем все понятно. Человек этот — молодец. Все понял как надо. Ну а кроме этого есть что-то еще? — спросил Эрик.

— Конечно, — ответил Бэрг, — в прекрасную, солнечную погоду просто выезжай с запасом провизии на сутки в светлую березовую рощу. Повторяю, на сутки! А запас провизии так, на всякий случай. И попробуй поживи на подножном корму. Я же встречал людей, которые вдалеке от дома, в совершенно незнакомой местности, глухой ночью, в лесу, спокойно ориентировались по звездам и, не плутая, выходили к искомой цели. Например, к разбитой палатке лагеря! Таких людей я действительно считаю частью природы.

***

Входная стеклянная дверь открыла Нэе путь в спортивный клуб. Изода смело шагнула в знакомый вестибюль. Нэя несколько задержалась. Незнакомая обстановка немного смутила ее.

— Нэя! Ты чего там забыла? — с иронией в голосе окликнула ее Изода.

— Это что, новенькая, что ли? — спросила дежурная.

— Новенькая, от того и нерешительная! — ответила Изода дежурной и добавила Нэе. — Давай, быстрее, не очкуй!

Раздевалка была уставлена обувью, в шкафах висели вещи.

— Иди сюда, — произнесла Изода, переодеваясь, — здесь мои вещи. Клади и свои тоже. Если хочешь, в сумке можешь взять с собой в зал.

— Подожди меня. Я быстро, — сказала Нэя и стала переодеваться.

В спортивном зале было шумно. Каждый был занят делом. Изода по-свойски вошла в зал и, чуть ли не за руку взяв Нэю, подвела ее к тренеру:

— Здрасьте, Василий Афанасьевич! Вот, новенькую привела.

— А, здравствуй Изода! — произнес тренер, окидывая взглядом Нэю. — И как же зовут новенькую?

— Нэя, — ответила Нэя и покраснела.

— О! Да мы краснеть умеем? Это хорошо, — произнес Василий Афанасьевич. — Ну что, Изода, ты давай, иди работай, а я пока побеседую с Нэей.

Василий Афанасьевич был хорошим тренером. Только иногда прикрикивал, да и то из-за шума в зале. Он был чуть старше средних лет, среднего роста, сквозь черные волосы пробивались седые пряди. В юности он не раз одерживал победы, а теперь передавал опыт молодому поколению.

— А что, Нэя, давай-ка присядем. Тут у нас видишь как. Не так чтобы кто во что, но сама, как видишь, боевое искусство. Я не люблю давить на человека. Просто помогаю ему самому выбрать именно свое. Ну и подсказываю по мере возможности. А тебя что привлекло сюда прийти?

Нэя рассказала историю, которая произошла с ней, и о том, как она встретила Изоду. И о том, как встреча с нею фактически перевернула ее жизнь.

— Так уж и перевернула? — прищурился Василий Афанасьевич.

— Скорее, добавилось новое, — ответила Нэя. — Я ведь вообще не умею защищаться, хотя очень хорошо изучила что такое здоровье.

— И что же это такое? — поинтересовался Василий Афанасьевич.

— Ну, это целая лекция. Даже сейчас и не знаю, как и сказать, — произнесла Нэя.

— Вот и я, — ответил Василий Афанасьевич, — вроде и знаю, а как вкратце выразить это не знаю.

— Ну, я бы сказала так, что это критерий истинности человека по отношению внутренних волнений и внешних раздражителей, вернее, запросов! — ответила Нэя.

— И кто же тебя внешне раздражает? — спросил Василий Афанасьевич. — Уж не мальчишки ли?

— Ой, да что Вы! Конечно, нет! Это всякие другие раздражители могут быть. — ответила Нэя и хотела добавить, но Василий Афанасьевич сказал:

— Ладно, «внешний раздражитель», вот там Изода. К ней иди. Начинай тренировку. Она подскажет. А что больше нравиться?

— Не знаю, — ответила Нэя. — попробую кикбоксинг.

— А почему именно он?

— Как говорила Изода, он элегантен, заставляет держаться в тонусе, да и вообще красив, — ответила Нэя.

— Ну что же, ладно, давай. Давай, иди к Изоде, — сказал Василий Афанасьевич.

Нэя хотела что-то еще спросить, но Василий Афанасьевич уже давал указания другим. Нэя подошла к Изоде. Та вовсю тренировалась. Она обладала гибким и сильным телом. Нэя залюбовалась ею.

— Ну, чего застеснялась? — обратилась к ней Изода. — Давай, начинай.

— А я не знаю, что мне делать… — немного растерялась Нэя.

— Ну, давай я тебе помогу. — ответила Изода, и начала с азов разминки.

Для Нэи эти незамысловатые движения были вроде легкие, но только поначалу. Далее нагрузки стали понемногу возрастать. И вот Изода приступила к трудному упражнению. Стала тянуть ноги. Потихоньку, не делая рывков, она села на шпагат. Сначала на продольный, потом и на поперечный. И из этого положения стала прогибать туловище.

— Я же говорила, что кикбоксинг требует нагрузок. Да и вообще, я считаю, что они, нагрузки, вообще необходимы для тела. Причем в любом возрасте. Ибо здоровье зависит не от возраста, а от того, как ты к нему относишься. Я не права? — Изода смотрела на Нэю.

— Что хорошо, то не плохо, — ответила Нэя. — Конечно, права. Кто же это станет отрицать. Физические нагрузки не просто нужны, а необходимы и именно для телесного здоровья.

Когда разминка закончилась, началась техника. Нэя впервые видела, как боксировала Изода. Ее движения были грациозны и вызывали чувство уважения. Нэя, кое как пыталась их повторить. Мало что получалось.

— Пока плохо получается, — проговорила она Изоде.

— Ну, это только пока! — подбодрила ее Изода. — Лиха беда начало!

— Надеюсь, — Нэя вытерла пот.

— А теперь по принципам, — проговорила Изода и рассказала Нэе о принципах кикбоксинга.

Так начались тренировки. А вот после первой у Нэи все болело, все мышцы! Ой, как было тяжело начинать ей вторую тренировку. Но Изода всегда подбадривала ее. Как ни странно, но Нэе понравились спарринги. Поначалу легкие, а потом все серьезнее и серьезнее. Так Нэя с головой погрузилась в кикбоксинг. Некоторое время спустя ее старания и желание овладеть этим боевым искусством дало результат. Она почти умудрилась сесть на шпагат, а в спарринге отправила в нокдаун саму Изоду!

— Вот это номер! — проговорила, придя в себя, Изода. — Ну ты даешь! Молодец! Поздравляю тебя. Вот что значит — тебе нравится кикбоксинг.

— Изода, ты в порядке? — спросила Нэя, наклонившись над ней.

— Да чего ей будет-то? — Изода, оправившись от удара, поднялась на ноги — Чай, да не впервой!

Затем они продолжили спарринг. А еще спустя некоторое время, Нэя отправила в нокаут парня. Василий Афанасьевич только удивлялся настойчивости Нэи к победе. Не к результату, а именно к победе. «Года не прошло, а она вон уже чего творит! Ну и Нэя! Молодчина! Так держать!» — нет-нет, да и поговаривал он.

Так прошел год. Как-то летом Нэя прогуливаясь по городу, сама того не замечая оказалась у открытого кафе. Той самой забегаловки, где когда-то пристал к ней подвыпивший мужик. Кафе, как и всегда, было под открытым небом. Кафе было почти свободно, лишь пара столиков было занято. Да и то, за одним столиком сидел один молодой человек, а через два столика от него, сидела молодая пара. Немного постояв, Нэя решила присесть и заказать минералку. Было жарко и хотелось пить. Когда Нэя присела за столик, вдруг позвонил телефон. Нэя сняла трубку:

— Алло! Изода? Это ты? Так ты говорила, что будешь послезавтра. Ах, вот так. Я поняла. А я в кафешке. Ну, помнишь, где тогда впервые встретились. Да, да. Именно. Да уж постараюсь. Давай, давай, жду!

Купив минеральной воды и бутерброд, Нэя присела опять за столик. Единственное неудобство было в том, что не было открывашки. А она забыла спросить открыть ее продавцов. Нэя, держа бутылку в руке, тупо уставилась на нее. А подниматься из-за столика, чтобы попросить продавца открыть ее, было уже лень.

— Что? Не открывается? Помочь?

Нэя услышала до боли в печенке знакомый голос. Нэя подняла глаза и едва не закричала. Рядом с ее столиком стоял тот, который до смерти тогда напугал ее. Правда, в этот раз он не был пьян. Нэя почувствовала, как ее рот стал напоминать пустыню. Язык присох к небу. Теперь она только молча глядела на него.

— А я тебя узнал. Что, нет заступницы? Сильно ты меня тогда унизила.

Нэя просто сидела молча и смотрела на мужика.

— Ну, что пялишься? Узнала? По глазам вижу, что да. Что молчишь? Язык проглотила?

Может прошла минута, хотя для Нэи эта минута была как вечность. Внезапно, она как будто издалека услышала голос Василия Афанасьевича, который хвалил ее, когда она билась на ринге с парнем. Услышала удары перчаток по боксерской груше. Подбадривающий ее голос Изоды. И тут она поняла! Теперь настал ее час! Доказать не кому-нибудь, а САМОЙ СЕБЕ! Доказать, что она сможет одолеть врага! Или ее зря обучали? И тут в ней проснулись иные, НЕВЕДОМЫЕ силы. Ее лицо, прежде напряженное до нельзя, внезапно расслабилось. Язык отпал от неба. Нэя изменила взгляд. Прежде напряженный, испуганный, стал абсолютно спокойным. Более того, выразил брезгливость. Такая перемена в выражении ее лица озадачила подсевшего к ней негодяя. Нэя покрутила в руках бутылку и внезапно произнесла:

— Хм, можно подумать, что без открывашки не обойтись.

Пробка, шипя отлетела от горлышка, когда Нэя использовала обыкновенный ключ от входной двери квартиры как рычаг. Освежающая прохлада проникла в полость рта. Нэя откусила бутерброд. Мужик смотрел на нее, выпучив глаза.

— Чего пялишься? — процедила сквозь зубы и жуя бутерброд Нэя.

— Ты гляди, какие мы крутые! — проговорил мужик. — Смотри, не подавись.

— Ты за себя волнуйся. А то, как я вижу, ты меня опередил. Уже и в порядок привел себя, — с издевкой произнесла Нэя.

— В каком смысле? — подался вперед мужик.

— Опыт получил неплохой. В моей моче не утонуть. Ну, что? Отплевался тогда? — Нэя дожевала кусок, глотнула из бутылки и с ненавистью посмотрела на врага.

— Убью суку! — прошипел мужик и хотел было схватить Нэю за голову, чтобы затем ударить ее лицом о столик.

Сколько раз Василий Афанасьевич обучал их и коротким ударам тоже, не свойственным кикбоксингу. Из-под кулака Нэи буквально брызнула кровь, когда она нанесла прямой удар в лицо противника! Прямо здесь нос подонка превратился в лепешку. А вот далее Нэя решила выпендриться. Да просто так. Просто захотелось, да и все! Грациозен взмах ноги, исполняющий удар маваси! Как красиво смотрится изящная девушка, наносящая такой удар в голову противника, завершающийся приятным для слуха звуком когда шлепка, — это в лучшем случае, — а когда и хрустом! Нэя! Поскромнее бы! Негодяй рухнул под ударом ее ноги! Теперь Нэя стояла над поверженным ею. Нет! Она возвышалась! Ибо боевое искусство Востока возвышает человека. Возвышает над наказанной несправедливостью. Сидевшая через столик молодая пара просто окаменела, глядя на эти события. Молодой человек, который был так же неподалеку, сидел с раскрытым ртом, и молча наблюдал за ситуацией. Поначалу он хотел было вмешаться, заступиться за девушку, но потом видя, как из напуганного «зайчика» она превратилась в неустрашимую «тигрицу», понял, что она не из робкого десятка. Ему стало любопытно, чем завершится вся эта история. Но, разумеется, он был на стреме, чтобы в случае чего, прийти на помощь. Но его вмешательства не понадобилось. Увидев развязку ситуации, он даже не заметил, как его рот самопроизвольно открылся. На некоторое время он даже потерял дар речи. Неизвестно, сколько бы длилась немая сцена сидевших в забегаловке, если бы не Изода. Она была поблизости и довольно быстро оказалась на месте. К этому времени стал приходить в себя поверженный. Сначала он сел, ни хрена не понимая, что произошло, а когда понял, то попытался встать на ноги. Но поначалу ноги не слушались. Он злобно посмотрел на девушку. Он не мог «переварить» то, что она оказалась победительницей. И эта как раз та, в чью лужу он год назад бухнулся физиономией! Злоба привела его в чувства окончательно. Но поднялся на ноги, шатаясь вновь попер на Нэю. Но тут на его плечо опустилась рука. Это был тот молодой человек. Видя ситуацию, он понял, что время пришло.

֫ — Свалил отсюда, — произнес молодой человек, — и давай по-хорошему.

— Ладно, — произнес мерзавец, — мы еще встретимся.

И в это время подошла Изода.

— Что тут происходит? — спросила она. — Нэя, все нормально?

— Да, уже все хорошо, — ответила Нэя.

Мужик, увидя подошедшую, вмиг узнал заступницу. Изода тоже узнала его. Мужик, сбросив руку парня с плеча, провел своей рукой по месту, куда был нанесен удар, а именно по челюсти, затем прошипев что-то под «расквашенный» нос, из которого тихо струилась кровь, медленно пошатываясь пошел прочь.

— Спасибо Вам, — вежливо произнесла Нэя, и добавила, — врезать я ему, конечно, смогла, благо теперь уже умею постоять за себя, но этот мужик снова поднялся и опять пошел на меня. А вот он, — и она указала на парня, — остановил его. Еще раз спасибо.

А парень смотрел на подошедшую Изоду. Изода поначалу как бы не заметила его, но когда увидела, то на ее лице мелькнула тень удивления. Затем, сделав вид, что все нормально, присоединилась к благодарственным речам Нэи:

— И я Вас тоже благодарю. Спасибо, — затем, обратившись к Нэе, произнесла: — Ну раз все хорошо, тогда пойдем.

Изода, еще раз окинула взглядом парня и взяв под руку Нэю, пошла вместе с ней уже не оглядываясь. Нэя оглянулась и увидела, что парень провожает их взглядом.

— Вы что, знакомы? — спросила Нэя подругу.

— С чего ты взяла? — немного нервно ответила вопросом на вопрос Изода.

— Ты его знаешь? — вновь спросила Нэя.

— Слушай, я же сказала — НЕТ! Что ты какая настырная? — сорвалась Изода.

— Только такие и живут кикбоксингом, не правда ли? — Нэя смотрела на подругу.

— Ладно, извини, я не хотела…чтобы ты, — произнесла Изода.

— Чтобы я знала? Так, что ли? Вы поссорились? — Нэя добро смотрела на Изоду. Ей было жаль подругу.

— Да, было дело, — вздохнула Изода. — Он был хорошим человеком. Моим парнем.

— И что же произошло?

— Как-то раз я застала его с другой женщиной.

— Что, прямо в постели? — на лице Нэи появилась тень досады.

— Нет, но я видела, как он ее целовал. — Изода посмотрела на Нэю и горько улыбнулась. — Потом посадил в машину, и она уехала.

— А ты? — лицо Нэи выразило изумление.

— А я вот осталась, — вновь вздохнула Изода.

— А он что? Ты говоришь, что он посадил ее в машину. Так он остался или уехал с ней?

— Нет, он не уехал. Он тоже остался. Ну и что из этого? Он целовал ее! Понимаешь?! Целовал! — Изода подняла глаза к небу.

— Погоди, Изода, — недоумение Нэи сменилось легкой иронией, с добавлением грустинки, — ты говоришь, что целовал. И что из того? Ну, подумаешь, ну поцеловал, и что из этого? И из-за этого ты с ним поругалась?

— А что, это, по-твоему, мало? — возмутилась Изода.

— Нет, Изода. — ответила Нэя. — Не мало, но и не так уж и много, чтобы из-за этого рвать отношения. Ты хоть тогда подошла к нему? Поговорила?

— А зачем? По-моему, и так все ясно. Если целует другую, значит я ему более не нужна! Это факт. — Изода поправила слегка всклокоченные волосы.

Нэя поняла, что хоть перед ней и сильная кикбоксерша, но в глубине души очень ранимый человек. Она поняла, что Изода любит того парня, от того так и переживает. Может, из-за этого она пошла в боевые искусства, чтобы хоть как-то компенсировать свою ранимость. Бедная Изода. Нэя до того расчувствовалась, что обняла подругу. А та, не выдержав уже вовсю душивших ее слез, разревелась. Затем немного успокоившись, Изода произнесла:

— Да и ладно, пусть как будет. Пусть он будет счастлив.

— А мне кажется, что он скучает по тебе, — проговорила Нэя. — В противном случае он бы был в кафе не один.

— Ну может быть он ждал ее, а она не успела подойти? — Изода высморкалась и, убрав носовой платок в сумочку, посмотрела на Нэю. — Все может быть. Все может быть.

Нэе показалось, что в Изоду вселилась надежда.

— Позвони ему. Почему ты не позвонишь? — спросила Нэя.

— У меня нет его телефона. После этого случая я выбросила его, а на память не помню.

— Да, это досадно. Но ведь Вы только виделись. Давай вернемся в кафе! — и Нэя взяла подругу за руку.

— Погоди, я не готова для встречи, — заволновалась Изода. — Мне нужно прийти в себя. Пойми, он же поцеловал ее не в щечку.

— Что, в другое место? Откуда ноги растут, так что ли? — иронично улыбнулась Нэя.

— Тебе смешно, а мне вот не до смеха. Ведь я тогда только приехала из загорода, и тут такое. Значит пока меня не было, он был с ней. Как это гадко. Он поцеловал ее в губы, при чем очень страстно. Не вот тебе — раз и все. А уж прямо-таки нацеловывал. Знаешь, как смотреть на это погано мне было. Хотела подойти, да врезать как следует. Да сдержалась. Не стала этого делать, — Изода выпрямилась.

— Ну и молодец, что тогда не стала отношения выяснять. Действительно, это поганое дело. Я считаю, вообще, это самое последнее. То ли дело, когда признались друг другу, пошли на мировую. Знаешь что, пошли ко мне! Сейчас купим шампанское! Выпьем! — голос Нэи был бодр.

— А это удобно? — робко спросила Изода.

— Слушай, я тебя прямо-таки не узнаю! Конечно, удобно! Давай пойдем! — Нэя повела Изоду домой. А по дороге прихватили шампанское.

***

Ночь подходила к концу за интереснейшим разговором.

— О! Да уже утро! — проговорил Бэрг. — Я думаю, что пора по домам. Эрик особенно устал.

Действительно, Эрик и Даниил валились с ног. Еще бы! Такая информация! Благо, ребята были далеко не из тех, кто просто живёт на свете, жрёт да откидывает переваренное, а после смерти становятся едой для червей, а люди, ищущие и стремящиеся познать что-то новое. И вот это новое они сегодня получили сполна. Теперь надо было это все «переварить». Сон — лучшее средство для этого.

— Так кто Вы по профессии? — еще раз задал вопрос Даниил, обращаясь к Бэргу. — Ведь Вы так мне и не ответили. Доктор наук? Здесь и медицина, и философия, и вообще все очень здорово. Так кто же Вы?

— А Вас не смутит мой ответ? — улыбнулся Бэрг.

— Ну Эрика-то, наверное, не смутил. — ответил Даниил. — Я так думаю, что он давно здесь с вами пиво пьет.

— Эрик был готов к этому, — произнес Бэрг, — тому соответствовало событие. А вы будете готовы к моему откровению?

— Ну прямо загадки какие-то! — потянул Даниил. — Ну, думаю, что готов. А, знаю! Вы из секретных лабораторий!

Бэрг от души рассмеялся!

— Вот чего-чего, а только мне еще этих самых секретных лабораторий не хватает для полного счастья! — воскликнул он.

— Так кто же Вы? Бэрг! — тоже воскликнул Даниил.

Бэрг внимательно взглянул на Даниила:

— Я думаю, что Вы готовы не только жить в настоящем, но готовы заглянуть и в будущее, а если надо, то и в прошлое. У Вас все впереди. Это только начало. Система Вас избрала, чтобы познакомить со мной. Да, дела.

— Так кто же Вы? — теперь уже тихо спросил Даниил, глядя в глаза Бэргу.

— Иммунологический андроид времен египетских пирамид, — произнес Бэрг.

Такое откровение действительно ошарашило Даниила.

— Дня через три приходите вот по этому адресу. Побеседуем, — прощаясь, Бэрг приподнял шляпу и…исчез! — Надо и народу покушать, да пивком побаловаться… — раздалось в воздухе, — а вы по домам…

***

Стив Бэрг восседал в кресле с высокой спинкой и обитым кожей черного цвета. Кресло более походило на трон. На Бэрге был черный смокинг. Чёрная бархатная бабочка украшала ворот белой как снег рубахи. Золотые запонки с большими изумрудами мерцали на рукавах смокинга. Безымянный палец левой руки венчал увесистый золотой перстень со вставленным в него рубином. На груди был огромных размеров золотой кулон на массивной золотой цепи. В кулон был вставлен невиданной красоты диковинный кристалл, который медленно, но постоянно менял цвета. Комната, не считая круглого, сделанного из темного дерева стола, была почти пуста. Бэрг сидел, задумавшись. Черные, приглаженные волосы как будто поблескивали от невесть откуда-то взятого тусклого света. Бэрг вздохнул. Он вспоминал такое далекое прошлое, которое прошло так быстро, так скоро. Он устал от путешествий во времени. Он устал быть иммунологическим андроидом. Ему хотелось тишины, спокойствия. Носиться во времени как в воздушном эфире, доказывая Истину тем, кто не хочет даже о ней слышать, но хочет видеть только самих себя и свои пожелания. Конечно вздор! У людей это всегда так. Только они всегда правы, и более никто! Что им до Истины! Они считают, что правы, ориентируясь чаще на электронные показатели приборов. А более никак! Внезапно на полу у ножки трона послышался писк! Нагнувшись и окинув пол взглядом, Бэрг увидел маленькое, с блестящей гладкой шерстью, милое существо! Это был самый настоящий и обыкновенный мышь! Он сидел возле ножки трона. Глядя на него, Бэрг подарил мышу улыбку мудрого кота и протянул к нему руку. Мышь, обнюхав ее, преспокойно залез на нее. Бэрг, усевшись поудобнее на троне, искренне залюбовался этим маленьким созданием, усевшимся на его ладонь.

— Не бойся, я тебя не съем, — проговорил Бэрг, рассматривая мыша, — Какой ты милый. Ну, держи семечко.

И Бэрг, покопавшись в кармане, извлек из него не пойми откуда взявшееся там тыквенное семечко и отдал его мышонку. Тот, увидев лакомство, обеими лапками проворно схватил его и, поднеся к своей очаровательной мордашке, быстро заработал челюстями.

— Вот, — улыбнулся Бэрг, рассматривая мыша, — мы уже и подружились. Теперь я знаю, что не одинок в этом мире. Знаю, что у меня есть мышь, ручной мышь, хороший и милый. Который будет ждать меня из очередного путешествия. Постой! А как мне тебя назвать? Ведь как-то я к тебе должен обращаться? Может Маус? Но нет, такое имя уже есть. Надо какое-то такое, чтобы звучало. Погоди, а что если, на удивление всем котам и кошкам, я назову тебя Миу! Просто Миу! Ведь есть же мультфильм про котёнка по имени Гав, а ты будешь именно Миу! Ну, что пропищишь мне? Согласен или как?

Мышь, посмотрел на Бэрга, замер на секунду, как бы обдумывая поступившее предложение и… пискнул!

— Это ты мне даешь добро, в знак согласия и солидарности, так сказать.

Вместо ответа наевшийся мышь, бросив остаток семечка, юркнул Бэргу в карман пиджака!

— Вот ведь каков, а! Посмотри-ка на него! А что, дорогой ты мой Миу, как насчет туалета? Писать и так далее тоже мне в карман будешь? — проговорил Бэрг в оттопыренный карман.

А Миу очень понравился такой уютный уголок, да еще и охраняемый таким великаном! Миу сразу признал в Бэрге своего хозяина и защитника и потому вылезать из кармана даже и не помышлял.

А тем временем, пока Бэрг любезничал с мышом, кристалл в кулоне быстрее заиграл цветами, начал переливаться и внезапно яркий луч света вырвался из него озарив комнату, у которой, кстати, не было окон, неземным светом. Что-то вроде очень густого тумана стало застилать пол комнаты. Туман стал подниматься, образовав облако. Бэрг восседал в преспокойной позе. Луч света сконцентрировался посередине комнаты и начал принимать вертикальное положение. В это время прошел как будто легкий ветерок, который потом слегка усилившись закрутил клубы облака в горизонтальном столбе света. И вот часть, этого столба света пронзила пол на сквозь уйдя в земные недра, а часть, пронзив потолок ушла ввысь. В центре столба, перед взором Бэрга, появился яркий шар. Этот шар издавал тихий гуд. Наконец он как бы съежился, превратившись в маленькую точку и затем как будто взорвался изнутри, озарив комнату ярким светом. В это время Миу, все-таки почуяв опасность, мигом покинув свое уютное убежище, скрылся в прорехах пола, в надежде снова вернуться, когда все поутихнет, а перед Бэргом открылась яркая панорама, в которой виднелись такие же яркие человеческие фигуры. Одна из фигур приблизилась к краю панорамы. Бэрг, прищурившись, стал всматриваться. Яркая фигура протянула к нему руку, раздался громовой глас:

— Приветствую тебя, Гор! Ты, я вижу, устал от стольких скитаний. Остается немного, Гор, потерпи. Система включилась.

— Тот? Ты ли это? — Бэрг всматривался в панораму.

— Я, Гор, это я говорю с тобой. Прообраз бога Тота. Бога Луны, мудрости, письма и счета.

— Тот, я устал. Я устал быть Стивом Бэргом. Я даже устал быть Гором — прообразом бога Неба, Света, покровителем фараонов.

— Трудно быть богом, Гор? — спросил Тот громовым, но спокойным гласом, который эхом отзывался из углов комнаты.

— Трудно, Тот, очень.

— Мне тоже, Гор. Мне тоже трудно. Но это не нам решать, а Системе.

— Я понимаю, Тот. Конечно, я потерплю. Такова моя участь. Послушай, Тот, а ты тогда здорово помог Лие! Ведь ты — бог Луны. Вспомни ее Лунный Экстаз! Включение в Систему. Лия! Сколько ей предстояло пережить. И, главное, родить дочь, Стэллу, — Бэрг улыбнулся.

— Она победила Хозяина! Она славная женщина, — ответил Тот. — Себастьян Остерн был готов к тому, чтобы я, по велению Системы, открыл ему знания Великого распределения элементов. Знания для включения Разума Вселенной. Ибо живой Системой дана материя для реализации через нее своих свойств.

— Это так, Тот, — произнес Бэрг, — велико открытие Остерна. Вот что значит люди. Они хотят обрести то, что знаем мы, даже не подозревая о том, как мы им завидуем!

— Увы! — ответил Тот. — Они не понимают этого. Им свойственны свои миропредставления. Ну об этом потом. Я уступаю место одной весьма сказочной особе. Мудрой и скромной. Она скучает по тебе. А я покидаю тебя, счастливо, Гор! Осталось немного!

Светящаяся фигура Гора стала таять на фоне панорамы, вместо нее стала появляться другая, такая же светящаяся фигура. Она приближалась к краю панорамы. Бэрг внимательно всматривался в нее.

— Приветствую тебя, Гор! — произнес женский голос, отозвавшийся эхом по комнате.

Бэрг подался телом вперед:

— Олуфеми?! Ты ли это?

— Да, это я! Гор, я рада видеть тебя, — Олуфеми улыбнулась.

Бэрг положил руку себе на кадык. У него перехватило дыхание:

— Олуфеми, я рад видеть тебя. Ты, наверное, слышала наш разговор с Тотом. Я, наверное, выгляжу малодушным.

— Что ты, Гор! Я рада за тебя. Все как раз наоборот, ты молодец. Я пришла поддержать тебя. Скитаться во времени утомительно. Но скоро для тебя наступит Вечность. Мы встретимся, — Олуфеми вздохнула.

— Ты очаровательна, Олуфеми. С тобой никто не сравнится, — произнес Бэрг.

— Кроме одной женщины, — сказала Олуфеми.

— Кто она? — спросил Бэрг.

— Та пришелица, которая навестила Алексея. Разве ты не помнишь ее? — ответила Олуфеми.

— Да, я помню. Ну, конечно. Да, эта могущественная женщина! Подарила Клинок Звезд и самого Посейдона Стэлле. Как же, конечно, помню. А ты помогала ей сокрушать ее врагов. — Бэрг заулыбался.

— Вот такой ты мне больше нравишься, Гор! — в голосе Олуфеми послышались нотки интриг. — Мы дали ей имя — Уосерит! Что значит могущественная женщина!

— Может, ты и права, но как тяжело ей быть такой вот могущественной, — вздохнул Бэрг.

— Гор! Милый, усталый Гор, — продолжила Олуфеми, — мы даже Лию зовем не как-нибудь, а Нейфр!

— Что значит — Совершенство! — произнес Бэрг, глядя на Олуфеми. — Что ж, я рад за них, что они снискали уважение среди Вас. Прообразов богов.

— Не забывай Анну! — улыбнулась Олуфеми.

— Так, ну а как ее Вы там назвали? — ирония захватила лицо Бэрга. Он едва не рассмеялся.

— Именно Хатшепсут! Что значит из благородных женщин! — ответила Олуфеми.

— Что же! Остается Стэлла! — повеселел Бэрг.

— А с ней вообще особый случай!

— Это какой же?

— У нее целых два имени!

— Целых два? И это какие же? — Бэрг отдыхал душой перед последним аккордом.

— Первое имя — Эйкаб. А второе — Кифи! — Олуфеми подняла голову.

— И оба обозначают грудь женщины, — произнес Бэрг.

— Да, это в честь случая, когда она выкормила малыша-братика. Степан Алексеевич, выкормленный молоком сестры, благородный и замечательный человек. Он достоин ее, — ответила Олуфеми.

На лице Бэрга появилась еле заметная усталая улыбка:

— А как же мужчины? — произнес он — Не достойны имен? Семен, Алексей, Палыч, Альфред Росс, Александр Павлович Нечаев.

— А также Ян, Северьян Яковлевич, да и другие, — продолжила список Олуфеми, — все они не требуют имен, так как вполне достойны своих. А женщины всегда хотят подарок. Вот мы и сделали им подарок.

— Это как на Восьмое Марта, что ли? — на лице Бэрга появилось ироничное удивление.

— Типа того, Гор. Какие они там у вас все слабые. Восьмое Марта выдумали. — Олуфеми вздохнула и откинула волосы назад.

— Не скажи, — возразил Бэрг, — по-твоему Анна слабенькая? Вспомни, как она сражалась с бандитами.

— Конечно, слабенькая, Гор, — ответила Олуфеми, — она слаба так же, как и все женщины вашей эпохи. Вернее сказать, эпохи, в которой ты находишься.

— Что ж, может быть, — проронил Бэрг. — Хотя она дожила до глубокой старости, кстати, вместе с Алексеем.

— Да, это были хорошие люди, — Олуфеми умолкла.

— Тот приказал довести мне до конца дело. Я не знаю на сколько меня хватит. Да и Система уже включилась. — тихо произнес Бэрг.

— Включилась, но не до конца. Тот выполняет только Ее приказы. Ты сможешь, Гор. У тебя хватит сил и терпения, — панорама стала поглощать Олуфеми.

— Олуфеми! — крикнул Бэрг, потянувшись к ней всем телом.

— Осталось немного… — эхом отозвался голос Олуфеми, — скоро увидимся, Гор! А сейчас… прощай!

Бэрг опустился в кресло и прикрыл глаза.

— Будь бодрее, Гор! — прогремел раскатом грома голос Тота. — Исполни приказ Системы, коли Она избрала тебя!

— А когда я наконец-таки покину это тело, освобожусь от него, мы отпразднуем мое возвращение, Тот?! — в Бэрге проснулись силы. Как перед финишем открывается второе дыхание.

— Ты еще спрашиваешь, Гор! Да так отпразднуем, что все ахнут! Включится Система уже по полной! И мы будем пить вино бокалами! И встретит тебя Олуфеми, и подарит всю любовь и ласку своих нежных объятий! — Тот умолк и, вздохнув, добавил — А пока прощай, Гор. Скоро все закончится. Прощай.

— Прощай, Тот, — произнес Бэрг. — Да, можно подумать, что кто-то виноват в этом во всем. Правильно, инициатива сугубо наказуема. И шум меня дернул вызваться помочь Системе внедриться ей в жизнь обычных смертных. А ведь когда-то отзывали меня, да нет! Хорохорился! Да все, мол, поймут! Только объясни! Вия обезвредил! Казалось, ну какого еще хрена не хватает. Только скажи! И все! Пенсия! А вот теперь все, устал, причем явно устал. То, что просит Система — уже явный перебор. А недобор куда хуже. Олуфеми, Олуфеми, когда, наконец, я коснусь губами твоего лица? Твоей груди, когда обниму твои бедра? Когда отдохну в твоих объятиях? Твердят одно, что скоро. Поскорее бы.

А когда Бэрг вот так говорил сам себе, портал начал потихоньку закрываться. Облако исчезло, лучи света погасли. Теперь Бэрг сидел в полной темноте. Усталость взяла свое. Минуту спустя он уже храпел, сидя в своем троне.

***

— А ты неплохо живешь! — Изода прохаживалась по комнате Нэи.

— Сюда добавить еще частичку твоего воспитания по отношению меня, и было бы еще лучше. — ответила Нэя.

— Ох, не подлизывайся, подруга. А ведь кто-то обещал напоить меня шампанским? А, как ты думаешь, кто это может быть? — Изода хитро смотрела на Нэю.

— Так за чем дело стало? Только за бокалами! Или ты из горла предпочитаешь? — проговорила Нэя, откупоривая бутылку.

— А это уж как дело пойдет, — Изода была явно в настроении употребить, — но тогда тебе-то явно не достанется!

— С чего ты взяла? — Нэя откручивала проволоку держащую пробку.

— Та ведь бутылка-то одна! — заметила Изода.

— Пошли дурака за бутылкой, он одну и возьмет, — произнесла Нэя.

— А ты, значит, умная. Ох, подруга, давай, разливай по бокалам! Я хочу выпить, а то в горле пересохло. Хочу выпить или даже просто нажраться до вертолета в мозгах! — и Изода подставила бокал.

Хлопнула пробка и из освобожденной бутыли полилась пенная жидкость. Изода набрала в бокал шампанское:

— За что выпьем, подруга?

— За нас! Именно за нас! — произнесла Нэя.

— Значит, за нас с вами и хрен с ними! — Изода подняла бокал. — А что? Мне нравится такой тост!

— Еще бы! Ну, давай!

И подруги опрокинули бокалы. Далее на закуску пошли бутерброды с сыром.

После выпитого бокала Изода стала рассматривать комнату Нэи. На стенах висело несколько картин.

— Ты увлекаешься живописью? — спросила она Нэю.

— В общем, да, — ответила Нэя. — Да и сама люблю рисовать.

— Ты рисуешь? — удивилась Изода. — Вот это да! А покажи свои рисунки.

— Конечно! Вот видишь, на стене картина, — Нэя указала Изоде на стену.

— Да, прекрасная картина! И это ты нарисовала?

— Ну да, — Нэя откусила кусок бутерброда, — как-то нашло вдохновение и вот результат!

Небольшая картина в золотой раме выглядела действительно шикарно. Прекрасный натюрморт, в центре которого были розы. Изода засмотрелась на это произведение искусства. Они были словно живые, и Изоде показалось, что от них пахло свежестью.

— Слушай, Нэя, это ты сама? — удивлению Изоды не было конца. — Да, но как? Ты заканчивала художку?

— Нет, Изода, — ответила Нэя, — скорее всего это по отцовской линии. Его мать рисовала. В общем, так.

— Да у тебя же талантище! Не просто талант, а именно талантище! Его надо развивать. Его надо ценить! А я вот рисовать не умею. Нет такого дара. А вот эти картины ты тоже рисовала?

— О, нет. Это уже не мои. Но они сильно впечатляют.

Первая картина была под названием «Поединок». Изода внимательно стала рассматривать ее. Изображено было военное время. Начало Великой Отечественной войны. На переднем плане молоденькая девушка-медсестра. Сама худенькая, но рука ее тверда. И в этой руке держит она связку гранат. Через плечо перекинута санитарная сумка с красным крестом. Еле держит она эти гранаты, готовясь обрушить их на вражеский танк, который в метре от нее. А там, за ней, на заднем плане повозка с ранеными бойцами. И как будто слышишь их надрывные крики. В беспомощном порыве надрываются их души, глядя на смерть этой девушки. Девушки, которая своей немощью заслонила их от верной гибели. Ценой своей жизни спасла жизни этих людей. Через секунду прогремит взрыв, и подорванный вражеский танк останется на нашей земле. Но уже ничего не сможет сделать эта мертвая груда железа. И, опустив ствол, поклонится он той, которая его победила. Каково раненым солдатам было видеть все это. До конца своих дней, в боях, рвать они будут хоть зубами на части незваного гостя, неся отмщение за эту девушку.

По щекам Изоды потекли слезы. Страшная картина.

— Так бы и заслонила бы ее собой, — еле проговорила она.

— Ты про картину «Поединок»? — Нэя внимательно наблюдала за подругой. — Да, согласна. Эта сильная картина. А вот рядом тоже не отстает. Картина так и называется «Мать партизана».

Изода стала рассматривать картину. В центре простая русская женщина. Крестьянка. Мать. У нее тихий, спокойный взор. Но вся она полна невероятного мужества, наполнена исполинской внутренней силой! Гитлеровец указывает рукой на ее молодого сына-партизана, добиваясь выдать отряд партизан. А он, понимая все чувства матери, и страшно боясь за нее, пытается во что бы то ни стало подбодрить ее, только чтобы она не проговорилась под пытками. Так и слышатся его слова, обращенные к ней:

— Ты только выдержи, родная! Только выдержи! А смерти я не боюсь.

Что может этот гитлеровец перед этой женщиной, простой русской женщиной, труженицей земли русской! Матерью! Да ничего не может! Велик подвиг ее и сына, запечатленный на картине.

Конец ознакомительного фрагмента.