Бумажные слёзы. Любовный детектив

Николай Бредихин

Сейчас трудно представить то время, когда в России не было собственных «мыльных опер» и крутились с утра до вечера зарубежные поделки. А среди книжонок в бумажной обложке не было отечественных любовных романов. О том времени как раз и повествует книга писателя НИКОЛАЯ БРЕДИХИНА «БУМАЖНЫЕ СЛЁЗЫ». Девушке в инвалидной коляске нанимают для развлечения «книггера» – литературного «призрака». Никто не воспринимает всерьёз их занятий, но и «призрак» попался не совсем обычный, да и девушка непростая.

Иван Тургенев

Автор и дизайнер обложки Кирилл Бредихин

© Николай Бредихин, 2020

ISBN 978-5-4490-6567-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть первая. Светлана

Глава 1

— Привет, ну и как прошла встреча? Надеюсь, на высшем уровне?

Андрей кисло поморщился, придвинул поближе ко рту трубку радиотелефона.

— Да плохо прошла. Хуже некуда!

Геннадий насторожился.

— Есть трудности?

— Полно трудностей!

— А если конкретнее?

— Ну ситуация там такая: мамаша — фря, вся из себя, дочка в инвалидной коляске, та ещё штучка; вознамерились, ни много ни мало, сляпать детективный роман. Лавры Александры Марининой, наверно, не дают покоя. Ты ведь знаешь, как с непрофессионалами работать: на них не угодишь, только весь вымотаешься. И чего ты меня им на заклание кинул? То ли дело депутаты, я уже не одну собаку съел на их «жизнеописаниях». Их что там, поотстреливали всех?

Гринин изобразил смех Фантомаса из одноимённого французского фильма. Хотя до Жана Маре, или кто там его дублировал, ему было далеко:

— Ну вот, Андрюша, а говоришь — «не одну собаку съел». Да будет тебе известно — тех, кто занимается политикой, отстреливают в самую последнюю очередь. Это всегда невыгодно, потому что чревато какими-нибудь изменениями, которые трудно предугадать. Только нам с тобой их проблемы по барабану. Будут тебе депутаты, будут, мой золотой, но сейчас выборы на всех уровнях прошли. «Яма», как говорят на бирже. У нас с тобой «яма». А вот с детективами «ям» не бывает, и желудок, кстати, их тоже не признаёт. Нет, ты, конечно, можешь отказаться…

— Но в конце концов все начнут отказываться от меня, — подхватил на лету Андрей столь недвусмысленно высказанный ему приговор. — Друг, называется! Руки выворачиваешь? Акула капитализма!

— Дружба дружбой, а табачок врозь, знаешь такую поговорку? Ладно, бог с тобой, не хочешь — как хочешь. Не горит, в принципе-то. Если есть деньги, вполне можешь позволить себе месяц-другой передохнуть.

— Да в том-то как раз и дело, что денег нет, — уныло отозвался Андрей.

— «…Сказал он по радиотелефону». Эх, мог бы я тебе свинью подложить: рассказал бы твоей Галке, как ты выламываешься… Ну ладно, шутки в сторону. Ты так и не обрисовал толком, что там за подводные камни, а я ведь должен досконально знать положение, когда буду другому кому сватать эту работёнку. Сам понимаешь, в отличие от некоторых я не могу ответить отказом.

Андрей скривился, засопел в трубку.

— Это что, обязательно по телефону? Может, я завтра подъеду, тогда и поговорим?

— Нет, сейчас, дорогой, — Геннадий напирал, — время не ждёт. Помнишь такой персонаж у Джека Лондона? Его так и звали: Время-не-ждёт. Конкуренция в нашем деле, как и везде, весьма существенная. Итак, я весь внимание, сэр!

Андрей заметался по квартире, не зная, где ему примоститься. Как назло вся семья была в сборе, даже сын приехал на выходные из института. Телевизор, компьютер, стиральная машина — всё стреляло, мерцало, гудело. Просто сумасшедший дом! В ванной — и то не уединишься. На кухне жена, подготовка к ужину в самом разгаре, на лоджии соседи могут услышать. Он разозлился.

— Слушай, Геныч, неужели тебе денег не жалко на междугородный разговор? Разоришься ведь!

Тот довольно ухмыльнулся.

— Не жалко! Во-первых, сейчас по времени как раз льготный тариф, а во-вторых, не я же плачу…

— Ты хочешь сказать, что «платит фирма»? Наша «фирма»? — раздражённо перебил его Андрей.

— Нет, не пугайся! — К Геннадию вновь вернулось шутливое настроение. — А то, я смотрю, как бы тебя инфаркт не хватил. Платит клиент. Есть ещё вопросы? Если нет, то давай всё-таки по существу.

— Ну, типичные «новые русские» — хамы, каких свет не видывал. Среди политиков драных — и то такого чванства не встречал. Знаешь, какой перл, едва увидев меня, изрекла эта пигалица? «Я думала почему-то, что Вы гораздо моложе!»

— Ну и что? Нам с тобой привыкать? Вспомни, сколько мы в своё время по разным фирмам да конторам набегались: первый взгляд на лицо, затем на дату рождения в паспорте, ну а дальше — будь ты хоть гений, хоть золотой или бриллиантовый, никого такие подробности не интересуют. Ты же знаешь, какие они, молодые, борзые сейчас. Даже в нашем деле дышат в затылок, тем только и спасаемся, что зрелые мозги есть зрелые мозги. Ты, надеюсь, ей об этом сказал?

Андрей вздохнул.

— Сказать-то сказал, но она мне сразу про компьютерное мышление, понимание современных проблем. Ну а тут ещё её мамаша небрежно так мне бросила: «У Вас не найдётся сдачи со ста долларов?». А я второй месяц за квартиру заплатить не могу.

— Нашёл проблему! Другие по полгода не платят.

— Другие — вроде тебя, что ли?

— Может, и вроде меня. Свяжешься с вами, голью перекатной, на десятипроцентный гонорар от вас не очень-то разживёшься!

— Ага! — попытался перехватить инициативу Андрей, — а кому ещё, кроме нас, ты нужен? Может, Марининой той же? Молчал бы уж, кровопийца!

Геннадий переключил разговор:

— Ну, так в том вся и проблема? Обидели бедного Андрюшеньку, он губки надул и в угол забился?

Андрей чуть было не сорвался, но удержался и нехотя продолжил уже начавшую изрядно надоедать ему перепалку:

— Послушай, Геныч, что ты на меня набросился? Я ведь никому не надерзил, хотя мог бы. Ни от чего не отказывался. Вся инициатива с их стороны — просто я сам их не устраиваю. А ты всё представил так, будто я принцесса на горошине: ахаю да выламываюсь. Твои же слова «В затылок дышат», надо реально смотреть на вещи, нам не тридцать лет.

Геннадий откашлялся, пробормотал немного смущённо:

— Ну-ну, старичок, я смотрю, ты совсем раскис. А жизнь теперешняя слабаков не любит: давит, растаптывает. И кстати, ты не прав. Может, у тебя просто мнительность развивается? Люди задали тебе несколько вопросов, по существу между прочим, а ты на дыбы сразу. Ладно, как бы то ни было, о тебе там остались хорошего мнения и даже согласны заплатить двойную — улавливаешь? — ставку, если ты подпишешься работать ударно, то есть с утра до вечера, с одним выходным. Светуёчек этот, или, как ты её называешь, пигалица, хотела вообще без выходных, но я уж выговорил, иначе ведь Галка, тигрица та ещё, меня на части разорвёт.

Андрей ошеломлённо выдержал паузу, не зная, что ему ответить.

— Да, я что-то припоминаю, — сказал он наконец, — мамаша предупреждала, что после депрессии у её Светочки какая-то повышенная жажда деятельности: если не направить этот поток в нужное русло, может и с катушек слететь. Между прочим, у Светуёчка твоего, в смысле литературных дарований стрелка на абсолютном нуле.

Гринин взорвался:

— Послушай, Андрей, когда ты хоть поумнеешь и сор из башки выметешь? Какое нам с тобой дело до способностей кого бы то ни было? Нам платят деньги, чего тебе ещё надо? Не очень большие, но вполне достаточные, чтобы и самому коньки прежде времени не отбросить, и семью худо-бедно содержать. Вот ты ещё бодягу разведи, что деньги эти грязные, уворованные у несчастненького народа, а ты такой принципиальный, чистенький! Короче, ты соглашаешься или нет?

— Короче, я и не отказывался! Это тебе просто захотелось потрепаться за чужой счет!

Геннадий довольно хмыкнул:

— Давно бы так, негритос несчастный!

— От негритоса слышу!

— А то уж я тебе новый бизнес хотел предложить: посадим тебя где-нибудь в переходе в инвалидной коляске с табличкой на шее: «Хачу кушать». Или будем с тобой ходить по вагонам метро с сонатой-Апассионатой для двух котов Базилио: «Мы сами люди не местные, мы из Подмосковья…». Ну а в случае чего предъявим писательские корочки, скажем, что собирали материал для нового романа. А, как тебе? Непотопляемый вариант! Но это про запас, в самый что ни на есть загашник, дружок! А пока мы попашем, попишем ещё, не посрамим дядю Тома и коллегу нашу — Гарриет Бичер-Стоу! — Он помолчал и, не дождавшись ответа, самозабвенно хрипло зашептал в трубку: — Слышишь, старик! Тут недавно фильм один, старенький-старенький, по телевизору крутили — «Серенада Солнечной долины». Бальзам на наши души, я даже на видео записал. Помнишь, как там? «Солнце встаёт, а негритосы пляшут «чучу»»!

— Ну да, — вздохнул Андрей, — от меня мокрого места не оставил, а сам придурок тот ещё! Другой вариант можно — «гонят чачу», только тогда слово «негритосы» нужно поставить в кавычки. — А если так, предположим: «Солнце встаёт, а „негритос“, — тоже в кавычках, литературный, как мы с тобой, — пришиб героя!». Ближе, роднее, горячее, а, старина? Чем ответишь?

— И кровью написал в подъезде на стене: «У кого была собака, тот сам дурак!».

— Ну-ну, это уж какой-то не просто чёрный, а кромешный юмор получается, да ещё стих белый, в тапочках. Ладно, завтра, дружок, завтра с самого утра они тебя ждут. Долларами для размена можешь не запасаться, аванс я уже получил. Отбой! Иначе я действительно наших благодетелей работодателей без последних штанов оставлю. То есть так мы вообще без читателей можем остаться. Всё, отбой, в случае чего факсируй, пейджируй, телефонируй. О’кэй?

— Говори по-русски, злодей!

— О, уже в рифму, — оживился Гринин, — поздравляю, начинаешь очухиваться: «приходить в себя после удара под дых, который нанесла тебе жизнь».

— Пл-лывут п-пароходы — п-привет б-балаболам!

— Ого! Л-летят с-самолёты — с-салют б-бабам г-голым!.. Эх, опять выигрышное очко тебе. Но в следующий раз… я не с теннисной ракеткой, а с бейсбольной битой приду. Как тебе? Слабо? Ладно, пока, иначе мы с тобой так до утра не остановимся.

Глава 2

— У меня только несколько слов к Вам, Андрюша. Можно я Вас так буду называть? — Белла Иннокентьевна мимоходом оглядела себя в зеркале и, взяв Андрея за локоть, подвела его к входной двери. — Знаете, мне пора уже уходить, но я всё-таки захотела повидаться с Вами. Света, ты не оставишь нас на секунду?

Светлана, появившаяся в дверях своей комнаты, с недовольным видом удалилась.

Белла Иннокентьевна понизила голос:

— Это квартира дочери, я не могу здесь постоянно находиться и, так сказать, контролировать процесс. У Светочки, как Вы сами уже вчера убедились, совершенно несносный характер, но, я надеюсь, Вам это обстоятельство не помешает в работе? Вы ведь профи, один из лучших в своём деле, не правда ли?

Андрей кисло поморщился.

— Ну это сказки, конечно. Можно было бы найти кого-нибудь и поопытнее, похватче, да ещё со связями в издательствах, в прессе, на телевидении.

— О! — Белла Иннокентьевна протестующе замахала ладошкой и придвинулась ближе к Андрею, обдав его запахом дорогих духов, названия которых он, естественно, не знал, но не сомневался, что они фирменные, французские. — Думаю, в этом нет необходимости. Во всяком случае, Вас мне вполне достаточно. Я вообще, — тут она взяла ещё на полтона ниже, включив какие-то совсем уж бархатные, кошачьи оттенки в голосе, — считаю, что у Светочки это блажь. Как говорится, чем бы дитя ни тешилось… Так что Вы особенно на неё не налегайте, хотя и расшифровывать не нужно, что Вы не воспринимаете всерьёз ваши занятия. Однако, — тут она внезапно прогнала улыбку с лица, — я хоть и женщина, но человек деловой и скидок никаких никогда никому не делаю. Пусть наш договор на словах, а не на бумаге, это не имеет значения: если Вы вдруг в одностороннем порядке захотите его расторгнуть, Вам придётся заплатить неустойку. Поэтому мне хотелось бы ещё раз уточнить Ваше решение. С Геннадием Васильевичем я всё обговорила, но мне желательно было бы услышать ответ непосредственно из Ваших уст. Как, это возможно? Или Вам нужно предварительно ему позвонить? Только недолго, у меня пять минут в запасе, не больше.

«Ну, Геныч, ну, обалдуй! — подумал Андрей в запальчивости, — никак не может без этих своих каверз! Гадай теперь, что там за условия! Баба, по всему чувствуется, зверь и в самом деле при случае наизнанку может вывернуть».

— Да нет, всё обговорено. Я всем доволен, — промямлил он, отчаянно ругая себя за мягкотелость. Надо было всё-таки позвонить Геннадию, договор есть договор, нужно быть предельно внимательным при его заключении, каждая деталь должна быть продумана: сколько раз Горячев убеждался в этом!

Белла Иннокентьевна повела плечами, снисходительно улыбнулась и протянула Андрею руку.

— Что ж, я рада, что мы так легко решили все вопросы!

Андрей замешкался. Он пытался сообразить, как в этой среде принято: целовать или пожимать руку женщине? Затем сориентировался: если ладонь протянута тыльной стороной, значит…

Он осторожно коснулся губами тёплой нежной кожи.

— Ну как, «Андрюша»? Как Вам моя мама? — ехидно спросила Светлана, передразнивая Беллу Иннокентьевну (особенно удачно у неё получалось поводить, как та, плечами).

— Вы что же, подслушивали за дверью? — уточнил Андрей. Он пристально вглядывался в сидевшую перед ним девушку лет двадцати-двадцати двух. Никаких перемен в ней за истекшие сутки не произошло: всё та же старая вязаная кофта, в которую она беспрестанно куталась, как от холода, на коленях — шотландский шерстяной плед в зелёную клетку, полное отсутствие какой-либо косметики на лице, хотя уж по меньшей мере носик не мешало бы припудрить. Ну а о причёске и вообще не стоило говорить.

— Подслушивала? Вот ещё! — фыркнула Светлана, нисколько не смутившись испытующего взгляда Андрея. — Зачем мне это? Я что, не знаю свою мать? Я Вам могу и без того слово в слово пересказать содержание Вашей беседы. А насчёт «Андрюши» — так она всех, кто попадает под действие её чар, буквально с первых же минут знакомства не называет по имени-отчеству. Исключительно «Володя», «Петенька», «Кирюша».

— Вы считаете, что я попал под действие её чар? — недоумённо спросил Андрей.

— Несомненно. Вид, во всяком случае, достаточно красноречивый. Если говорить точнее, просто ошалелый. Однако не пора ли нам, что называется, приступить к существу вопроса? Итак, с чего мы начнём? Кстати, небольшое лирическое отступление. Как-то вы там интересно себя называете — «неграми» или «эфиопами», что ли? Это правда? — спросила она, невинно хлопая глазками, однако едва удерживаясь от того, чтобы не расхохотаться. — Но при чём тут Африка?

— Ни при чём, — согласился Андрей, — и Гарлем, между прочим, тоже. Просто Россия — родина слонов, как Вам известно. А где слоны, там и негры. Логично?

— Да, пожалуй, — ошарашенно подтвердила Светлана и хотела что-то ещё добавить, но Андрей опередил её:

— Можно мне позвонить?

— О, ради бога!

— Слушай, Снусмумрик! — с места в карьер разгорячённо начал Андрей, — что ещё за неустойка, которую я «в случае чего» должен заплатить? Почему ты вчера ни слова не сказал мне об этом? Пойми, крокодил мультяшный, шутки шутками, а так можно до чего хочешь доиграться. Подо что ты меня подвёл? Меня уже тут эфиопом назвали. Можно считать, что я совсем обуглился.

Геннадий ничуть не смутился.

— А, это ты! Я уже за дверью был, чёрт меня дернул из-за твоего звонка вернуться. Эфиопом его назвали, видишь ли! А он обиделся! Ну и что? Если бы тебе хоть чуточку их, эфиопской, крови Бог послал, ты давно бы уже если не Пушкиным, то Пушкинзоном точно стал, а так нам с тобой до Александра Сергеевича ещё расти и расти.

— Это ты о прадеде его Ганнибале, что ли?

— Нет, это я просто так, к слову. Об эфиопах. А вообще… Ладно, не дрейфь, негус абиссинский. Я смотрю, ты уже со своими детективными залётами совсем сдвинулся: в каждой иномарке за стеклом чудится гранатомёт. Уверяю, ты ошибаешься: и среди «новых русских» тоже есть воспитанные, интеллигентные люди — с другими бы я тебя не познакомил. В случае чего и вопрос с тобой решат предельно деликатно: ты даже ничего не почувствуешь.

— Ну, ты… — рассвирепев, не выдержал Андрей. — К слову! Об эфиопах! Вы вот два сапога пара, почему бы вам хоть на время не объединиться? Раз вы такие остроумцы! Ты профессионал ничуть не хуже меня, зачем я вам? Вы тут без меня как мороженым объедались бы!

Геннадий присвистнул.

— Ну, старик, ты загнул. Куда ж мне с тобой тягаться? Ты у нас снайпер, ас. Вот только я никак не пойму, чего ты взъярился? «В случае чего» ты просто возвращаешь те деньги, которые получал по ходу работы. Всё, что ты накропал, естественно, переходит за здорово живёшь в собственность твоих очаровательных… Тьфу, как там её звали в этом долбаном Древнем Риме — Мессалина, что ли? Можешь подождать, я в энциклопедический словарь загляну?

— Не надо, — взревел Андрей, — не надо словарей! Там она одна была, а тут сразу две. Улавливаешь разницу?

— Андрей! — почему-то шёпотом проговорил в трубку Гринин. — Андрей, ты слышишь меня?

— Слышу, — ошарашенно ответил ему тот инстинктивно на полтона ниже, — а почему ты шёпотом-то? Нас что, подслушивают? Кто конкретно? ЦРУ? Моссад?

— Пора работать, Андрюша! Пора работать! — совсем уж прошелестел Геннадий. Затем вдруг рявкнул что было силы: — Помнишь, как тот хрыч густобровый на каком-то то ли съезде, то ли пленуме сказал? «За работу, товарищи!»

Андрей отдёрнул трубку от уха и с кислым видом доложил Светлане:

— Он сказал, что пора работать! Как Вы насчёт этого?

Та кивнула и развернула коляску.

— Действительно пора. Поехали?

— Куда?

— «Он сказал: „Поехали!“» Помните, откуда это? Из песни о Юрии Гагарине! Ну и нам не мешало бы немного размяться.

Коляска была какой-то новейшей конструкции, передвигалась по квартире почти бесшумно, но на редкость стремительно, так что Андрею приходилось чуть ли не вприпрыжку бежать за ней, чтобы поспевать. Дальнейший разговор у них так и происходил — в движении.

— Вас предупредили о том психологическом состоянии, в котором я сейчас нахожусь? — спросила Светлана, даже не удосуживаясь хотя бы время от времени оглядываться на Андрея.

— Говорили… Что Вы вроде как после депрессии… — ответил тот, старательно изображая из себя разрядника по спортивной ходьбе. — Но, может, Вы поподробнее расскажете?

— Пока в этом нет необходимости. Я о другом беспокоюсь.

Андрей усмехнулся.

— Выдержу ли я темп?

— Не совсем. Главное — в мышлении. Ваше поколение безнадёжно устарело, как я Вам уже пыталась объяснить в прошлый раз в более мягкой форме. Вы не в состоянии реально оценивать существующую действительность. Вас можно понять, пожалеть, но сути дела это не меняет. Вы воспитаны в другом духе, в другом времени, а на сто восемьдесят градусов мозги сразу не повернёшь. Ну, пару-троечку программ в компьютере Вы ещё сможете освоить, но Интернет — уже терра инкогнита, виртуальность — совсем неодолимый барьер. Боюсь, что нам трудно будет с Вами общаться, мы мыслим совершенно разными понятиями, символами, категориями. Да что я Вам объясняю, не станете же Вы отрицать, что безнадёжно отстали?

Андрей, к стыду своему, вынужден был признать, что ему трудно разговаривать вот так, на ходу: он уже начал задыхаться.

— И всё-таки не кого-нибудь, а меня Вы наняли в ассистенты, — проговорил он, стараясь казаться как можно спокойнее. — Значит, рано Вам зазнаваться. Вы хотите писать для людей, а большинству из них пока что Интернет ваш совершенно до лампочки.

— Пока, а что будет, скажем, лет через пять?

— Ну, коли так, может, через пять лет тогда и встретимся?

Светлана зло фыркнула, не сбавив, а наоборот, ещё увеличив темп.

— Полагаю, что мы и три месяца общения друг с другом вряд ли вынесем. Я, во всяком случае, с ужасом думаю о том, что сегодня только второй день нашего знакомства!

— Взаимно! — кивнул Андрей.

— Что, насчёт трёх месяцев для Вас тоже новость?

— Нет, — покачал головой Андрей. Он не выдержал, остановился, обессиленный. — Как раз обычный для меня срок. Итог — «кирпич» в триста-четыреста страниц. Устроит Вас?

Светлана пожала плечами.

— Ну, наконец-то я слышу здравый голос. Устроит вполне. Будем считать, что утро прошло в разминке. Садитесь, отдыхайте! Кстати, кто такой Снусмумрик?

— Персонаж из книжек Туве Янссон о Муми-тролле, — мученически улыбнулся Андрей. — Самые лучшие из них, на мой взгляд, — «Шляпа волшебника» и «Муми-тролль и комета». Очень рекомендую. Можно читать и перечитывать в любом возрасте. Есть ещё вопросы?

— Нет, — покачала головой Светлана. — Но я просто в восторге — тащусь, торчу, угораю, всё одновременно, — от того, как вы друг с другом разговариваете. Кстати, что он там говорил про «одну», а Вы ему ответили, что тут сразу «две»? Или это секрет?

— Секрет.

Андрей не замедлил плюхнуться в кресло. Он не понимал: не так уж он был слаб физически, просто сказался психологический эффект. Вроде бы и ничего особенного, но было как-то унизительно носиться вприпрыжку за обезумевшей коляской, летавшей по квартире не хуже пресловутого шестисотого «мерседеса».

— И всё-таки интересно, для чего вы так друг друга мутузите, — не унималась Светлана. — В вашем возрасте это выглядит по меньшей мере несолидно.

Андрей смутился, откашлялся.

— Геннадий, друг мой, говорит, что нужно тренировать кожу. Чтобы как следует задубела. Вроде как по нынешней жизни нельзя иначе, не выживешь.

— Ну и как, помогает? — с интересом спросила Светлана.

— Вообще-то да, — нехотя согласился Андрей. — Немного.

— Послушайте, а, может, и я оттого такая… зловредная, что слишком чувствительная?

Андрей ещё раз внимательно посмотрел на худенькое личико с припухшими веками и тонкими поджатыми губами, короткие прямые волосы, но не поддался жалости.

— Не думаю, — произнёс он скептически, — скорее в данном случае дело в характере.

Светлана сверкнула глазами и, помолчав, съязвила:

— Точнее, в его безграничной гадючности?

Андрей тяжело вздохнул.

— Не совсем так, но будем считать, что роль невинной овечки Вам плохо удаётся.

Светлана, несколько огорошенная подобной прямолинейностью, тем не менее вынуждена была согласиться:

— Что ж, тут есть доля истины: без розыгрышей, шуточек, подначек общаться я просто не могу. Ну а ещё я прикинула, пусть Вам это покажется циничным, что вот так, постоянно подстёгивая человека, иногда даже обижая, из него можно выжать гораздо больше. Во всяком случае, в литературе, насколько я поняла уже, самолюбие — стимул чуть ли не основной. Конечно, это не по Карнеги, но ведь и у нас не Америка. Итак, как я догадываюсь, перемирие закончилось?

Андрей развёл руками.

— Взаимность, Светик, взаимность. Как в песне поётся: «Мы мирные люди, но наш бронепоезд…». Вы почему-то привыкли ни от кого не получать сдачи, а мы вот такие: чаевых не берём-с!

Светлана откинулась в кресле и, в свою очередь, с минуту рассматривала Андрея с неподдельным интересом. Затем констатировала:

— А Вы гордый. Это хорошо. Я таких людей уважаю.

Андрей кивнул.

— Спасибо. Можно и дальше пойти. Я считаю, нам стоило бы перейти на «ты». Дело, которым мы собираемся заняться, не терпит отстранённости.

Светлана ещё с минуту смотрела на Андрея озадаченно. Видимо, ей и в голову не мог прийти такой поворот событий. Затем улыбнулась самой сладкой, буквально медоточивой, улыбкой, на которую только была способна, тут же, впрочем, спохватившись и покачав головой с неподдельной жалостью:

— А ты подумал? Ты хорошо подумал?.. Я же тебя в порошок сотру!

Андрей усмехнулся, заглянул ей в глаза и с самым невинным видом спросил:

— Слушай, как ты полагаешь, Змей Горыныч «он» был или «оно»?

— А по-твоему… «она»? — Светлана на мгновение задумалась, затем повеселела: — Да, интересная гипотеза, но что-то в ней не сходится. Постой-ка! Девушки… А как же девушки?

— Какие девушки? — спросил Андрей, моментально догадавшись, в чём дело, но старательно разыгрывая непонимание.

— Такие, обыкновенные! Я очень сообразительная, меня не проведёшь! — Светлана с ликующей улыбкой ехидно погрозила Горячеву пальчиком. — Молоденькие, самые красивые, белые и румяные, которых «по всему Киеву собирали», чтобы ими «дань Змею заплатить». У «неё» что, по-твоему, были извращённые наклонности?

— Ну, это просто! Совсем просто! Неужели ты не понимаешь? Это же общеизвестно! — Андрей, прижатый к стенке, лихорадочно искал выход, но не нашёл ничего лучшего, как только, вскинув над головой руки со скрюченными пальцами и состроив зверскую рожу, прорычать страшным голосом: — Просто у молоденьких девушек мясо понежней!

— Да, убедительно. — От неожиданности Светлана чуть не потеряла дар речи. — Какая экспрессия! И звучит почти как комплимент. Что ж, поздравляю тебя с победой, считай, что одну голову ты уже отрубил. Но она ведь вырастет вновь! Ты, насколько я поняла, вроде как Никита Кожемяка? Ну, так не пора ли нам заняться своим основным делом — дубить шкуры? — Она спохватилась: — Да, кстати, как насчёт кофе? Приготовить на твою долю?

— Вообще-то я предпочитаю чай, — пожал плечами Андрей.

Глава 3

Оставшись на мгновение один, он вздохнул с облегчением. Словесная перепалка уже измотала его, нарастало утомление. Андрей оглядел комнату, обставленную итальянской мебелью с кожаной обивкой. Видео, аудио, компьютер, принтер, ксерокс, сканер — всё было забито техникой. Его вдруг охватило чувство какой-то нереальности происходящего. Зачем он здесь оказался? Так, вроде пуделя, развлекать эту пацанку? Романы — какие могут быть романы? Конечно, у богатых свои причуды, но он-то тут при чём? Совсем дошёл до ручки?

— Кстати, на чём мы в прошлый раз остановились? — Светлана постучала ложечкой по блюдцу, приводя Андрея в чувство.

Он недоумённо посмотрел на поднос, который уже стоял на столике. Наконец до него дошёл и смысл вопроса.

— На том, что у тебя нет никаких способностей.

— Постой, этого так прямо ты мне не говорил, — озадаченно пробормотала Светлана, беспомощно сощурив глаза и выдавая тем свою близорукость.

— Но намекал, и довольно прозрачно, — вздохнул Андрей.

— Ну и зачем же тогда, спрашивается, я тебя чаем пою? — спросила Светлана задумчиво, как бы разговаривая сама с собой.

— За правду. Кроме того, это не чай.

— Нет, чай хороший — «Принц Уэльский», — смутилась девушка, — просто я заваривать не умею. Мы с мамой исключительно кофе хлещем с утра до вечера. Ладно, за правду так за правду, — как-то уж слишком быстро согласилась она, отставив в сторону чашку. — Делать нечего, открою тебе секрет: я и не хочу быть писательницей, эти лавры меня совершенно не привлекают. Я хочу издавать книги. Причём жутко разбогатеть на этом. Как тебе такой вариант? Кстати, я тебя как раз и выбрала за правду. Было бы совершенно ни к чему, если бы меня три месяца водили за нос, называли умненькой-разумненькой, пусенькой-лапусенькой, а потом выяснилось, что я круглая идиотка. Так давай, режь её, правду-матку. Бей — не жалей! Что же ты надулся?

— Я не надулся. — Андрей сдвинул брови в задумчивости. Сколько раз он ругал себя за излишнюю азартность, откровенность, стремление помочь, хотя этого от него совсем не требовалось. Не мог смириться со своей ролью батрака, «негра»? Человек хочет, чтобы его развлекали, ты нанялся к нему в шуты гороховые — зачем развеивать иллюзии, твоё ли это дело? На то есть жизнь! Но он уже не мог остановиться. — Просто прикидываю, как бы тебе доходчивей объяснить. Ты хочешь прийти на место, где уже всё поделено (или, как сейчас модно выражаться, схвачено). Какие бы деньги ты ни вложила, как бы из кожи вон ни лезла, а разоришься в полгода. Что ты хочешь издавать? Я не первый год в этом котле варюсь, по каждой позиции могу прояснить обстановку до мельчайших деталей.

Светлана пожала плечами.

— Так везде, куда бы я ни сунулась. Но соваться куда-то надо. Почему бы и не сюда, в конце концов? Так что ни в чём ты меня не убедил. Понимаешь, я не хочу жить на деньги матери, я хочу сама зарабатывать. Но об этом вообще-то преждевременно рассуждать, да и не с тобой, уж не обижайся, заниматься подобными словопрениями. Тут совсем другая сфера деятельности и совсем другие, стало быть, нужны консультанты. А пока я начинаю издалека, хочу с самых азов изучить эту кухню. Знаешь, кстати, ты убедил меня, я раздумала писать детектив.

— Странно… Час от часу не легче! — Андрей потёр виски, не поспевая мыслью за ходом разговора.

— Почему странно? — Светлана подняла на него удивлённый взгляд. — Ты же сам камня на камне в прошлый раз не оставил от моего сюжета?

— А ты уж сразу обиделась, крылышки опустила? Сюжет можно купить, это не проблема.

Светлана ещё больше удивилась.

— У кого? У тебя что ли?

Андрей отрицательно покачал головой.

— Нет, у меня другая специализация, но есть люди. И есть, соответственно, сюжеты. Покруче — подороже, естественно, но нам не обязательно самый уж крутой.

Светлана помедлила.

— Интересная мысль. Жаль, что я так поздно узнала об этой возможности.

— Почему же поздно? Совсем не поздно. Да и вообще — говорят, лучше поздно, чем никогда.

— Может быть. Когда-нибудь. Но сейчас я уже переключилась на другое. Понимаешь, детективы… Это направление уже перенасыщено, жила выбрана.

Андрей скептически поморщился.

— Неверная мысль. Эта жила никогда не иссякнет, да и сейчас вакуум огромный: как в топку, бросай и бросай. Человек так устроен непонятно, ему всегда будет интересно читать о насилии, убийствах. Я не в состоянии объяснить это явление, но уже достаточно хорошо убедился здесь в устойчивости спроса.

Светлана упрямо покачала головой.

— Нет. Зачем подбирать объедки за другими, когда рядом лежат в первозданной свежести кисельные берега и текут меж ними молочные реки? Любовный роман — вот что мы будем писать с тобой, мой милый Андрюшенька.

Андрей разочарованно зевнул, затем прошёлся по комнате, разминая затёкшие мышцы.

— Гиблое дело. Я так и знал: что-то тут нечисто, меня обязательно подставят. Слушай, там, в вашем договоре, есть какое-нибудь условие насчёт удачи или неудачи?

Светлана посмотрела на него исподлобья, внимательно, тщательно прокручивая в голове полученную информацию.

— Ты хотел сказать: в нашем договоре? Нет, там такого условия нет. Но почему гиблое, можешь объяснить?

— Потому что это ещё никому не удавалось.

— Ты уверен? А как же «Опасные связи», «Женщина французского лейтенанта», «Поющие в терновнике»? Сколько угодно романов могу тебе назвать.

Андрей нетерпеливо махнул рукой.

— Господи, ну при чём тут классика? Мы же о «семечках» ведём разговор, так называемом жанре «бумажных слёз», дешёвке в мягких обложках. Русских аналогов сему явлению пока ещё никто не изобрёл. Странно, но дело обстоит именно таким образом. Попыток было сколько угодно, начиная с телевидения и заканчивая полиграфическими потугами, но ни одна из них ещё не увенчалась успехом. Казалось бы, чего проще: замени фамилию Смит на какого-нибудь Кузнецова, Майкла на Мишу, Мэри на Машу — вот и весь разговор. Но всё пропадает, тут же становится шитым белыми нитками, которые, само собой, лопаются от первого же страстного вздоха. Читатель шарахается от подобной стряпни как чёрт от ладана и мотает головой наподобие Станиславского: «Не верю!». Ты понимаешь, нам не с чего даже начать с тобой, такого сюжета мы просто не купим, их нет на рынке идей и никогда не было.

— Есть сюжет! — тихо ответила Светлана. — Пусть это тебя не беспокоит.

— Есть сюжет? — Андрей даже глаза вытаращил от изумления. — Так что же ты, рожай!

— Ну, рожать мне ещё рано, — спокойно парировала Светлана. — Пока, во всяком случае, не планирую.

Андрей смутился.

— Ну, это я так, фигурально, — поправился он. — Сколько тебе лет, кстати, если не секрет? В прошлый раз я подумал, что пятнадцать-шестнадцать, а сейчас даже и не знаю, что предположить.

— Тебя интересует, насколько со мной можно работать, насколько зрелы мои мозги? — язвительно полюбопытствовала Светлана. — Или срок боишься схлопотать за совращение малолетних? Лучше оставлю тебя в неизвестности. Может быть, однажды это удержит тебя от риска нарваться на неприятности.

— Возможно, я старый, но не козёл, — не удержался, зло огрызнулся Андрей.

— Браво, великолепный ответ! — несколько раз хлопнула в ладоши Светлана. — Слава богу, и я на овцу не похожа.

— Ладно, будем считать, что счёт равный, иначе мы бог знает до чего договоримся, — смешавшись, примирительным тоном сказал Андрей. — Однако не будем отвлекаться. Какой же всё-таки сюжет?

Светлана долго молчала, как бы собираясь с духом, затем тряхнула головой, окончательно прогоняя нерешительность.

— Начнём с названия. «Дочь путаны»… Как тебе? По-моему, удачно.

Андрей задумался.

— Вообще-то неплохо, — в конце концов одобрил он. — Как раз по нынешним временам — броско, сразу заинтриговывает. Но на одном названии далеко не уедешь. Так, и что же там с этой дочерью происходит? Она по стопам матери идёт, не может удержаться? Противится, пальцы кусает до крови, но что-то изнутри её влечёт? А мать — как она к этому относится?

Лицо Светланы неожиданно передёрнулось злой брезгливой гримаской, однако она довольно быстро взяла себя в руки.

— Интересное решение. Но то, что ты предложил, уже драма, а не любовный роман. Я не так уж много прочитала подобной макулатуры, но в одном согласна с тобой абсолютно: правды там нет и не может быть, только враньё. Точнее, сюжет — враньё, а детали досконально правдивые. Выходит, что дочь у проститутки невинная девочка, как раз та овечка, о которой ты упоминал. Она любит одного парня, серьёзного, положительного, мечтает выйти за него замуж, но парень узнаёт, кто её мать, и порывает с ней.

Андрей насторожился, буквально встал в стойку, как охотничий пёс. Такие вещи были сильнее его воли, действовали как наркотик. Соблазн, искушение. Жрец вечной фабрики грёз, он застыл в немом благоговении.

— Так, интересно. И что дальше?

Светлана взглянула на него с любопытством и, не сдержавшись, расхохоталась.

— Дальше? Дальше сам думай. Зачем же я наняла тебя? Она мстит ему. Или пытается покончить жизнь самоубийством, но, естественно, неудачно. Может быть, пытается выместить зло на своей матери. Не может вынести, когда у её бывшего возлюбленного появляется невеста, и подстраивает им какую-нибудь каверзу. Тысяча вариантов. Возможно, всё это вместе, почему бы и нет?

— Так, так, пожалуй, я тебя недооценил.

— Нет, нет, — разочарованно протянула Светлана. — Такой размазнёй ты мне совсем не нравишься. Меня куда больше устраивает, когда ты злишься, звереешь даже, становишься беспощадным. Так ты… моложе, что ли!

Андрей кивнул, согласившись, что и в самом деле несколько расслабился:

— Да, порой я совсем забываю, что ты… — Тут он спохватился.

— Ну-ну, договаривай, — сухо сказала Светлана, и глаза её сверкнули злобным огоньком. — Что я инвалидка, что ли? Ей-богу, мне лучше, чтобы мне не делали скидок. Я не считаю себя в чём-то неполноценной, поэтому девиз такой: «Бей — не жалей!», как я уже говорила. Иначе я тебе буду делать очень и очень больно, а ты, как я успела заметить, совсем не мазохист. Итак, что нам может понадобиться?

— Книги, видеофильмы, — задумчиво пробормотал Андрей. — Какая-нибудь крутая эротика: путана всё-таки, тут тема пограничная. Модные журналы… Наверное, есть у тебя? Так называемая светская хроника: кто с кем спит, кто что ест, у кого какие чудачества — тоже вполне могло бы пригодиться. Потом нам придётся смотреть эти чёртовы телесериалы, желательно бы достать их в записи, но я не знаю, бывают ли такие записи? Индийские фильмы, всякие там «Зиты и Гиты», — это тоже может пригодиться.

— Понятно. Всё? — спросила Светлана немного иронически.

Андрей смутился, даже покраснел.

— Ну, это в идеале, конечно. Можно вообще обойтись одним лишь воображением. А можно, наоборот, продолжать и продолжать. Я называю это полным погружением. Как дурман какой-то: ты влезаешь в чужую шкуру и отключаешь себя, происходит как бы перемещение душ. Ты женщина, а можешь быть мужчиной. Ты никто, а можешь быть хоть принцессой. Ну, это невозможно объяснить, пересказать.

— Ребёнок! Седой ребенок! — усмехнулась вдруг Светлана. — Ну что, вот так и попался на крючок, дурачок? Кажется, я впервые тебя достала. И поняла.

Лицо Андрея исказила непроизвольная гримаса боли.

— Тебе доставляет удовольствие так людей «доставать»? — тихо спросил он после некоторого молчания. — Знаешь, я всё больше и больше начинаю убеждаться, что ты…

–…Та ещё стерва? — поддакнула в тон ему девушка. — Ну говори, говори! А, может, ты не меня недооценил, а о себе слишком высокого мнения? — Она подъехала к нему ближе и заглянула прямо в лицо, процедив сквозь зубы, будто прижав к стенке: — Тебя били, били всю жизнь, но так ничему и не научили? Может, я тебя чему-нибудь научу?

— За что ты так ненавидишь меня? — спросил Андрей уже в полном замешательстве. — Ведь ты меня совсем не знаешь. Что я тебе сделал плохого?

— А кому и что ты сделал хорошего? Ты, неудачник? Что молчишь? Поднимайся, поднимайся, сбили с ног — вставай. Жизнь такая пошла, только упади — сотни ног по тебе пройдут, мокрого места не оставят.

— Но ты же… — У Андрея перехватило дыхание.

— Ну-ну, стукни, как следует, срази наповал бедненькую, несчастненькую девочку в инвалидной колясочке. — Так и не дождавшись ответа, Светлана прошептала: — Ладно, я устала. Езжай домой. Но завтра в восемь чтобы был как штык. И, — тут она усмехнулась, — будем считать, что счёт один — ноль в мою пользу.

Она закрыла глаза и вытянулась в кресле, обессиленная. Андрей посидел ещё немного в молчании, затем оделся, тихо вышел и закрыл за собой дверь.

Сидя в электричке, он клял последними словами новых и новейших русских, литературных агентов-кровопийц и вообще всё на свете. Главным образом себя за малодушие. Одно утешало: в нагрудном карманчике рубашки лежала сумма, перед которой на три месяца отступали все его материальные проблемы. В разумных пределах, конечно. И если не выходить за эти пределы, вполне реально было бы, уж коли двойная оплата, оторвавшись временно от подёнщины, завершить наконец работу над столь измучившим его последним романом. Осталось ведь только финал перелопатить, выправить и…

Ну а что потом? Беготня по журналам, которые как были, так и остались в том, прежнем времени поездок в колхоз и партсобраний? Или посетить какое-нибудь очередное издательство, куда с серьёзной вещью просто нечего и соваться? Что там остаётся ещё? Издание за счёт автора, при котором вас оберут до нитки? Нет, это не для него. Если уж мечтать, то по крайней мере о Букере или какой-нибудь другой престижной литературной премии: всё-таки можно надеяться на чудо. В журналах и издательствах чудес не бывает.

И тем не менее странно: ещё час назад, выйдя от Светланы, Андрей буквально трясся от бешенства, а сейчас, как он ни распалял себя, даже проклятия получались у него какими-то беззубыми, выхолощенными. Что же его так утихомирило? Деньги? Нет, к сожалению, к деньгам за свою жизнь он так и не научился относиться с должным уважением, оттого, наверное, они у него надолго и не задерживались. Жалость к бедненькой девочке-инвалидке? Но никакой жалости к Светлане он не испытывал: у «пигалицы» были весьма острые коготки, она вполне могла за себя постоять.

Что же ещё? Три персонажа… Мать, дочь, жених дочери. Заработала машина воображения.