На память о Чукотке. Рассказы

Николай Бережной

Кто будет читать эту книгу? Если честно – не знаю. Писал для себя, потом для детей, внуков. Для людей, с которыми жил и работал. Для тех, кто живёт в родном Эгвекиноте. В книге нет нехороших слов и кровавых преступлений. В книге описаны походы и путешествия по замечательной земле Чукотки, до сих пор хранящей свои тайны. Купите эту книгу, и вам будет, чем увлечься, занять себя, коротая время в вокзале аэропорта Анадырь, во время восьмичасового перелёта в столицу нашей родины Москву.

Оглавление

Счастливая ошибка одного радиста

«Дежурство сдал».

«Дежурство принял 14.00 31 декабря 1976 года», — сделав запись в журнале, поставил я свою подпись.

— С наступающим Новым годом! — на прощание обменялись поздравлениями с коллегой и дружески попрощались. Ведь в следующий раз мы увидимся уже в новом, наступившем году.

За стенкой радиобюро — кабинет метеослужбы. С другой стороны, за большим окном, АДП — административно-диспетчерский пункт. Сквозь стекло большого окна видно спину сидящего за пультом диспетчера УВД — управления воздушным движением.

Щёлкнула крышка, и в окошке метеослужбы появился бланк погоды, который следовало передать в другое окно напротив, диспетчеру. Текст погоды со второго бланка я должен немедленно отправить по радио во все аэропорты Чукотки. Фактическое состояние погоды передаётся три раза в течение часа, каждые двадцать минут. В ноль часов, двадцать и сорок минут. Передавали так часто, чтобы готовящиеся к вылету экипажи могли оценить метеообстановку, а их командиры — своевременно принять решение для вылета в тот или иной населённый пункт или отмены рейса. Кроме сводок фактической погоды, были и другие телеграммы: краткосрочные и долгосрочные прогнозы, техническое состояние аэропорта, сообщения о текущих проблемах предприятия. Телеграммы технического характера. На Ми-4 02322 заменить подредукторную раму. Для 02284 прислать автомат перекоса. Начальнику АТБ срочно прибыть в Анадырь. Ми-4 02317 отправить в Магадан для проведения технического регламента.

Здесь, в радиобюро, как в узком горлышке, концентрируется весь поток информации: о состоянии авиационной техники, о наличии загрузки, планы полётов воздушных судов. Работа радиста живая, интересная, увлекательная! Главное — значимая! Стоит надеть наушники, как сразу погружаешься в мир радио, в эфир, в понятный и знакомый только тебе одному мир точек и тире, и никто, кроме тебя, не может извлечь из этого неизвестного окружающим измерения столь необходимую информацию, от которой зависит, вылетит сегодня экипаж или же придётся ночевать в нашем аэропорту.

Ещё недавно в распоряжении радиста были: радиоприёмник, телеграфный ключ и микрофон. Но год назад в нашем радиобюро установили новенькие телетайпы. Один на приём, другой на передачу. Тот, который для приёма информации, немецкого производства, печатал на рулонной бумаге. Распечаталась телеграмма, оторвал её от рулона, поставил свою подпись и передал получателю: диспетчеру, синоптику или в штаб.

Для передачи стоял аппарат другого типа. Распечатка информации, для контроля переданных данных, велась на узенькую бумажную клейкую ленту. Лента наматывалась на металлическую бобину, закреплённую на левой стенке аппарата.

Почти как в кино про революцию, когда Ф. Э. Дзержинский читает на ленточке телеграмму от В. И. Ленина.

Настроение самое что ни на есть праздничное!

С самого утра с небольшими перерывами идёт снег. Белый, пушистый! Лёгкий, совсем невесомый! Огромными снежинками, медленно кружась, снег укрывает сопки, дороги, крыши домов. Именно о такой погоде говорят: «Как на Новый год!»

На взлётно-посадочной полосе (ВПП) работает ротор — чистит полосу от снега. Диспетчер, сидя за пультом, читает какой-то свеженький журнал. Сейчас он сделал движение, повернулся к моему окну. Взял бланк с последней погодой, бросил взгляд на короткий текст и лениво сказал: «Пойду домой. Ничего сегодня не будет. Погода наша! Если вдруг что — звони». Он вышел из-за диспетчерского пульта, накинул кожаную лётную куртку, шапку и ушёл.

Деревянный двухэтажный восьмиквартирный дом, в котором жили семьи работников аэропорта, находился совсем рядом, буквально в пятидесяти метрах от здания аэровокзала.

Положив на полочку телетайпного аппарата бланк с погодой, я щёлкнул тумблером. Аппарат зажужжал, запел свою механическую мелодию. Пальцы забегали по клавиатуре, набирая цифровые и буквенные группы знаков, добавляя ритмический рисунок в музыку шелестящих шестерёнок телетайпа.

«Плохо текст видно. Света мало», — промелькнула в моём сознании мысль. А ведь сказали мне: «Надо лампочку подсветки поменять…» Перегорела накануне. «Ладно, сейчас передам погоду и заменю…»

В дверь радиобюро заглянул в лохматой заснеженной шапке Серёга, радиотехник. «Пойду домой. Чего сидеть зря. Всё равно уже ничего не будет. Если вдруг понадоблюсь — позвони».

Я согласно кивнул. Иди, конечно! Диспетчер ушёл. Радиотехник мне тоже ни к чему. Пусть идут! Это только добавляло мне уверенности, что ещё час, полтора — и диспетчер Анадыря отпустит дежурную смену домой. Пора и к празднику готовиться! Кому охота сидеть допоздна?

А пока полётов нет, один из приёмников можно настроить на музыкальную волну. Вдруг новую песню посчастливится услышать, и тогда… О-о! Тогда её можно записать на магнитофон, разобрать на партии и ноты, подобрать на слух, разучить и сыграть на танцах в клубе или даже в ресторане. Иногда нас приглашали в ресторан. На свадьбу или день рождения. Но в большом дефиците были новые песни. Если повезёт! С этими мыслями я надел наушники и стал крутить ручку настройки радиоприёмника.

Приёмники у нас профессиональные! Военные! Не то что какой-нибудь VEF или «Спидола». Таким приёмником и «Голос Америки», и «Радио „Свобода“», и «Би-Би-Си» можно поймать. Недавно Тель-Авив было слышно, причём на русском языке. Правда, передача была не очень приятная. После воя сирены диктор объявлял, какие районы города могут быть подвергнуты ракетной атаке, и перечислял адреса бомбоубежищ, где можно укрыться, спрятаться от палестинских ракет. «Вот это проблемы у людей!» — посочувствовал я жителям Израиля.

Включился и застучал приёмный телетайп. Я подошёл, оторвал появившийся в щели аппарата листок бумаги — бланк, прочитал напечатанный текст и не поверил своим глазам. Сосредоточился. Сконцентрировал внимание и прочитал ещё раз по буквам. Из текста телеграммы следовало, что в 14 часов 42 минуты к нам вылетел самолёт Як-40 с пассажирами на борту.

— Не понял! — искренне удивившись, вслух произнёс я сам себе. Мой взгляд через оконное стекло переместился на опустевшее кресло диспетчера.

Надо звонить!

Володя взял трубку. Молча выслушал мою короткую взволнованную речь и без лишних эмоций коротко сказал:

— Уже иду.

С Володей нам повезло. Спокойный, даже слегка флегматичный по характеру, он никогда не паниковал. В любой обстановке принимал единственно верное решение. Наверное, диспетчер УВД таким и должен быть. Уравновешенным. Спокойным. Надёжным. С твёрдым характером.

Я посмотрел в окно. Снег продолжал медленно ложиться на землю. Видимость почти ноль.

«Локатор!» — пронзила меня мысль. Серёга! Где Серёга? Звоню Сергею. Не отвечает. Надеваю шапку и бегу.

Серёга — многодетный папа. Двое маленьких детей. В квартире горшки, пелёнки, висящие на верёвках. Некогда подойти к телефону. Или не слышал звонка из-за детского плача. Взглянув на меня, без лишних слов всё понял.

— Летит?

— Запускай локатор!

— У-у…!!!

Бегом возвращаюсь в радиобюро. Ещё на бегу по крутой железной лестнице в диспетчерской из динамика слышу требовательный голос командира Як-40:

— «Провиант», я борт 87456, время вылета — сорок вторая минута, расчётное время прибытия — шесть часов пятнадцать минут. Прошу вашу погоду.

Читаю в микрофон последнюю метеосводку. В ответ тишина. Долгая пауза. Видно, командир задумался, принимая решение.

— Прошу техническое состояние аэропорта Шмидт.

— Вас понял. Ждите.

Бегу в радиобюро. Делаю запрос технического состояния аэропорта Шмидт и тут же получаю ответ: «Аэропорт Шмидт прекратил приём воздушных судов всех типов в связи с отсутствием готовности взлётно-посадочной полосы».

Читаю текст телеграммы на борт.

— Дайте другую погоду! — с настойчивостью в голосе требует командир Як-40.

Иду на метео.

— Девочки, Як-40 к нам летит. Просит другую погоду дать… — неуверенно спрашиваю я.

— Какой Як-40? Куда летит? Как это «другую погоду»? — в растерянности спрашивает синоптик. Подходит к окну, за которым идёт снег. — Какую другую?! Я не могу! Я не дам «другую погоду», — с испугом и возмущением, категорично говорит молоденькая девушка, техник-наблюдатель.

Послышались шаги по ступеням лестницы, ведущей к нам на второй этаж. Появился спокойный, улыбающийся, вселяющий надежду и уверенность диспетчер.

В окно увидели, как тронулась и начала вращаться антенна обзорного радиолокатора. Объяснил Владимиру обстановку и пошёл к себе в радиобюро.

«Каков молодец! — нахваливал я сам себя. — Чётко сработал! Локатор крутится. Диспетчер — на месте!» Главное — вовремя успеть! Чувство гордости переполняло меня за оперативность и проявленные организационные способности!

Из переговоров диспетчера с экипажем стало понятно, что командир принял решение сажать самолёт в нашем аэропорту. А мог бы и в Анадырь вернуться. Благо, что снег прекратился. Видимость улучшилась.

— Полосу наблюдаю. Шасси выпущены. К посадке готов, — доносятся чёткие, отрывистые фразы из диспетчерской.

— Давление 758, тихо, посадку разрешаю.

Через минуту тишину аэродрома взорвал рёв реактивных двигателей, и красавец Як-40, виртуозно прокатившись по рулёжной полосе, выключил двигатели на стояночной площадке.

Опустился трап в задней части самолёта. Пассажиры, как будто с детской горки выкатываясь один за другим, с сумками и чемоданам в руках торопились к зданию аэровокзала.

«Ну вот, — подумал я, глядя на них из окна диспетчерской. — Счастливчики!» А ведь могли бы новогоднюю ночь в Анадырском аэровокзале провести. Вот это командир! Ай да молодец! Не побоялся лететь в такую погоду! Новый год ведь! Людям домой надо! Рисковый мужик!

Вот и сам герой! Высокий, стройный, подтянутый, молодой красавец в новой аэрофлотовской форме с золотыми погонами на плечах.

Поднявшись по металлическим ступеням лестницы, лётчики обычно заходят на метеослужбу или в диспетчерскую. Делают отметки в лётных документах, узнают погоду. Оформляют прибытие, убытие, заправку, предельную загрузку. Погоду по маршруту, ветер на высотах, подбирают запасной аэродром. А в это время вспомогательные службы аэропорта выгружают багаж, почту. Заправляют топливные баки самолёта. Загружают новых пассажиров, почту, необходимый груз.

Но в этот раз бравый командир, даже не поздоровавшись, взглянул на меня и как-то недружелюбно, даже вызывающе спросил:

— Радист?

Я утвердительно кивнул.

Командир взял меня за руку выше локтя и подтолкнул в открытую дверь радиобюро.

— Погоду за 14.20 ты передавал? Где бланк? — суровым, стальным голосом потребовал командир.

При этих словах мне стало как-то не по себе. В предчувствии чего-то нехорошего, ещё не совсем понимая, я протянул ему бланк переданной и подписанной мной метеосводки.

Командир посмотрел в текст, многозначительно покивал головой, молча подошёл к телетайпу, отмотал с бобины контрольную ленту переданной мной телеграммы.

— Иди сюда, смотри! Видишь? — указал на текст на бланке.

— Тут написано: «Девять баллов облачности на высоте 600 метров».

— А ты передал: «Три балла на 600», — и с этими словами он ткнул мне в лицо контрольную ленту телетайпа. — Разницу, надеюсь, понимаешь между «девять» и «три»?

С этими словами командир оторвал часть ленты, где была напечатана моя ошибка.

С бланком погоды и лентой в руке, сверкнув молнией испепеляющего взгляда, командир в ярости хлопнул за собой дверью.

Внутри у меня похолодело. «Так значит?..» — пронзила меня страшная догадка. «Значит, это я стал причиной „всепогодного“ рейса?» Разницу я, конечно, понимал.

При девяти баллах облачности на высоте шестисот метров командир Як-40 не имел права вылетать в наш аэропорт, а при трёх баллах — имел. Вместо фактических «девять» я ошибочно передал «три» балла!

Косяк явно мой, и теперь мне придётся за него нести ответственность!

Радость за прибывших пассажиров и гордость за себя тут же сменились растерянностью и смятением. И пока мой мозг с бешеной скоростью анализировал ситуацию и прогнозировал предстоящие последствия, из динамика громкой связи диспетчера раздался грозный голос начальника аэропорта: «АДП, дежурного радиста немедленно ко мне в кабинет!»

Диспетчер, сидя на вращающемся кресле, повернулся вполоборота: «Слышал? Иди за наградой!» — с улыбкой и долей сочувствия проговорил в форточку Володька.

«Провиант, я 87442. Вылетел к вам в пятьдесят третью минуту, расчётное время прибытия… Прошу фактическую погоду».

«Ну вот, второй летит», — как бы между прочим, не без ухмылки проговорил диспетчер. Мы оба посмотрели в окно. Снег идти перестал. Показались вершины сопок, и даже стали видны краны морского порта. Значит, жизнь налаживается!

Когда после трёпки я вышел из кабинета начальника аэропорта, на стоянке уже стоял второй Як-40. Из одного самолёта люди выходили, в другой шли на посадку.

Молодая счастливая пара, обнимаясь, целовалась перед зданием аэровокзала, радуясь встрече. Новый год они встретят вместе!

«Если бы вы только знали, кто устроил вам эту встречу…» — грустно подумал я.

Ведь впереди меня ждут совсем не радостные события.

Объяснительные. Служебное расследование. Неотвратимость наказания.

Конечно, я вполне осознавал, что всё это мелочи в сравнении с тем, во что могла обойтись цена моей ошибки всего в одну неверную цифру. И всё из-за какой-то лампочки! Вот такая она, романтическая профессия радиста.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я