Советская Новая Земля 69. Воспоминания

Николай Бакурский

Воспоминания о природе края и отдельных эпизодах службы, быта и отдыха офицеров ВМФ в конце 60-х годов на Новоземельском ядерном полигоне, а также кое-что о подготовке к испытанию и о самом испытании. Книга предназначается для всех, кто желает узнать или вспомнить о жизни и службе испытателей на Новой Земле в советское время.

ЗОНА

Новоземельская весна, наступила в конце июня. Мы на транспортном вертолете летим в Зону. Тяжёлый вертолёт летел над морем вдоль берега. Группа офицеров и матросов (пассажиры) находилась в грузовом отсеке. Гул двух турбин был неимоверный. Но всё это было в диковинку и вызывало большой интерес. Полет был подобием каботажного плавания судов, только для воздушного корабля. Иными словами, каботажный полет. Местность была поначалу равнинная. Болтанки не было. Не чувствовалось и воздушных ям. Только шум бил по ушам и отдавался в голове. Вертолёт летел на высоте около ста метров. Пассажиров образовалось много. В основном — все люди бывалые. Морем идти не хотели: долго и болтает, а вертолётом быстро и никакой качки. Пассажиры сидели на металлических сиденьях вдоль бортов. В центре был закреплён груз. Груз был объёмный, из множества крупногабаритных ящиков и огромных катушек с кабелем. Через иллюминаторы можно было наблюдать рельеф местности. Равнинный берег постепенно перешёл в холмистый, а затем появились горы.

Примерно через час полёта берег стал обрывистым, и появилось плоскогорье. Стали видны орудия береговой охраны. Это мыс Столбовой. Здесь артиллеристы охраняют вход в пролив. Море стало, как бы, сужаться, превращаясь в подобие широкой реки, уходящей вглубь горного массива. Казалось, что это залив. Когда вертолёт изменил курс, и направился в глубину острова вдоль залива, стало понятно, что мы над Маточкиным Шаром. Вертолёт шёл на малой высоте над водной гладью. Теперь он держался почти в середине каньона, образованного разновысокими горами. Вот справа по курсу стала просматриваться дельтаобразная отмель. Это выносы грунта какой-то рекой, вытекавшей из довольно плоской прибрежной долины. С левого борта берег был более крутой, но с него также стекала река, создававшая отмель у левого берега. Реки отстояли одна от другой вдоль пролива на некотором расстоянии, и это искривляло фарватер: образованные их выносами отмели как раскрытые челюсти, сдвинутые одна вперёд, а другая назад, требовали хорошего знания лоции при проведении морских судов в этой акватории. Чтобы здесь не посадить судно на мель, надо, видимо, каждый год корректировать карту дна, так как каждую весну реки выносят новые порции камней в пролив.

На левом берегу можно было заметить какое-то сооружение. Оно напоминало деревянную избушку. Или барак. Кто-то из пассажиров сказал, что это бывшая фактория. На правом берегу, впереди, был виден крупный посёлок.

Вертолёт перемещался достаточно быстро, и наблюдать за происходившим сразу по левому и правому бортам было невозможно. С лёгким креном начался поворот вправо к группе зданий, обосновавшихся на некотором удалении от уреза воды. Вот показалась взлетно-посадочная полоса, вымощенная металлическими щитами. Вертолёт начал снижаться и, по-самолётному, коснувшись колёсами грунта, побежал, тормозя и вздрагивая на отверстиях в металлических щитах взлётно-посадочной полосы.

Вой турбин прекратился. Вертолёт перестал двигаться. Откинулась задняя аппарель. Пора выходить. Двигатели уже не работают, но их шум в голове продолжается. Обшивка корпуса — дюраль. Видимо не толще одного миллиметра, а турбины — вот, над головой. Это же грузовой, тяжёлый МИ-6. Вышли. Некто дал команду идти к автомобилю ГАЗ-66, который стоял на дороге у конца ВПП. Погрузились и поехали в посёлок, в гостиницу.

Водитель лихо погнал машину по грунтовке, но пыли не было. Была грязь на дороге с твёрдым покрытием. Покрытие, как оказалось, это естественный шиферный сланец, который вывозился из штолен. Вдоль дороги местность заболоченная, но каменистая. Видимо отсыпка дороги позволила устранить неровности грунта, но давленый сланец в смеси с водой породил грязь.

Грузовичок остановился напротив сооружения барачного типа. Это и была гостиница. К ней вёл деревянный тротуар. Гостиница представляла собой казарму в виде длинного одноэтажного барака с входом в его середине. У двери бочка с водой и шваброй. Вымыли обувь. Вошли. Мы оказались в большом холле. Налево и направо от входа — длинные коридоры. Нам налево. Направо располагаются комнаты работников министерства среднего машиностроения (МСМ). Пошли налево. По коридору слева и справа двери с номерами. Прямо-таки как в Белушке. Если идти в конец коридора, то упираешься в двери умывальной комнаты и туалета. Такая же планировка и на второй половине гостиницы у эмэсэмовцев, только с зеркальным, по отношению к нашей, расположением вспомогательных помещений. Мы остановились у двери в комнату номер 9, что с правой стороны. Вошли. В центре комнаты стол, четыре кровати. На табуретках сидят четыре офицера из нашей части. Мне показали, какая кровать свободная. К одной из прикроватных тумбочек был прислонён автомат АК-47. В окно можно было видеть слякотную дорогу, по которой, разбрызгивая гусеницами грязь, перемещался гусеничный тягач — ГТС. Шум вертолётных турбин не в ушах, а в голове, не прекращался. Открылась дверь, и в лётном спецпошиве с меховым воротником вошёл Герман Александрович. Поздоровался. Поинтересовался:

— Как долетели? А мы, вот, собрались на рыбалку в Карскую сторону. Есть катер. Автомат — от медведя. Хочешь с нами — пожалуйста.

Я отказался.

— Ну не хочешь — как хочешь. Отдыхай.

Взял рюкзак, автомат и вышел.

Отдохнув, я пошёл осмотреть окрестности. Дорога грязная, а от неё в сторону горы виднеется какая-то трава и мхи. Я решил подняться повыше на склон, надеясь, что там будет суше. Однако я ошибся. Вечная мерзлота образовывала в любой ямке ледяные чаши, в которых стояла вода. Моховые кочки скрывали воду и обманчиво заманивали встать на них. Я был в ботинках и быстро сообразил, что поход в гору ничего хорошего, кроме промокшей обуви, не даст. Пришлось побродить по деревянным тротуарам и вернуться в гостиницу.

На следующий день должно было быть ознакомление с объектом обслуживания. В семь часов наши офицеры уже на ногах. Туалет. Умылись. Столовая расположена ближе к проливу. Идём по деревянному тротуару. Завтрак без каких-либо проблем. После завтрака ожидание транспорта. К столовой подкатил ГАЗ-66. Забрались с заднего борта в кузов. Лавки поперек кузова. Расселись. Опустили брезентовый полог. Зарычал двигатель.

Водитель стартовал лихо. Автомобиль помчался параллельно берегу моря в Карскую сторону. Дорога была ровная, но пыльная: грунт, как я уже говорил, представлял из себя шиферный сланец, который легко дробился как гусеницами, так и шинами автомобилей. Теперь грунт оказался сухим: ночью подморозило. Автомобилей оказалось достаточно много. Некоторые вывозили грунт, другие — оборудование от пирса до объектов. Ранее, видимо, перевозились строительные материалы и кабели. Я думаю, размалывание грунта до пылевого состояния стало происходить сразу же в начале строительства полигона. Первоначально дороги, видимо, были отсыпаны и выровнены бульдозерами и скреперами, но малая прочность сланца, вода и резкие колебания температуры быстро превратили покрытие в пыль и грязь

Дорога шла почти параллельно проливу. Кромка воды была слева от дороги, и дорога то приближалась к морю, то уходила правее, ближе к горам, поднимавшимся достаточно круто вверх. Наблюдать из кузова грузовика было трудно: только по три узких застеклённых овальных оконца было прикреплено вдоль каждого борта к брезентовому покрытию кузова. Полог в задней части был без окошка. Чтобы защитить пассажиров от проникновения под тент пыли, полог крепился к заднему борту в нижней части ремешками. Ехали — ехали и вдруг рокот двигателя прекратился. Грузовик встал. Полог кто-то отстегнул и скомандовал:

— Все на выход, — перед въездом на промплощадку проверка пропусков и личностей. Поворчав, начали выгружаться. Перед автомобилем закрытый шлагбаум перегораживал дорогу. Двое матросов с автоматами стояли у шлагбаума. Третий требовал предъявления пропусков. Только что проверенные могли загружаться в кузов. Наконец, проверка завершилась, все загрузились, шлагбаум подняли, и грузовик, зарычав, устремился вперёд.

Водитель видимо хотел показать все качества автомобиля как бегуна и прыгуна, потому использовал каждую неровность дороги в качестве трамплина, и пассажиры внезапно зависали на короткое время над скамьями, изрекая при этом серию малоприличных слов в адрес шофёра.

Опять остановка. Небольшая группа людей с погонами и гражданских выгрузилась, спрыгивая с заднего борта. Это так называемое ЦСА — центральное сооружение автоматики. Его начальник — подполковник нашего отдела О. Из этого сооружения по кабелям разбегаются сигналы команд управления изделиями. Сюда сбегаются сигналы от датчиков телеметрии. Отсюда сигналы телеметрии ретранслируются по радиоканалам на центральный пункт управления для отображения как состояния самого изделия, так и сигналов, от всевозможных датчиков — сейсмических, ионизирующих излучений, электромагнитных импульсов. При испытаниях необходимо знать о состоянии грунта, о его колебаниях, о степени ионизации воздуха в зоне размещения изделия, о мощности электромагнитных волн. С основного пункта управления в ЦСА по радио передаются команды управления всеми исполнительными элементами изделия и контролирующей аппаратуры.

Вновь зарычал двигатель, и оставшаяся в кузове часть специалистов продолжила движение с теми же перегрузками, что были ранее. Стиль вождения не изменился. Теперь с освобождением мест возле окошек можно было поподробнее рассмотреть окружающую местность. Наиболее интересные объекты располагались возле моря. Видно, что пролив достаточно широк (старожилы говорили, что его ширина здесь километра два). На противоположном берегу заметны небольшие полярные домики. Заметно, что для связи с личным составом, размещённым на этих объектах, используется радио: можно различить поднятые на штангах антенны УКВ радиостанций. Противоположный берег выглядит достаточно крутым. Сравнивая его высоту с высотой домика, легко можно определить, что в высоте обрыва может уложиться восемь-десять высот домика. На заднем плане видны горы. Наш берег, в месте, где бежит дорога, пологий, с небольшим уклоном, с большими валунами, между которыми слабо плещется волна, да бегают кулики и чайки.

Вот и конечный пункт промплощадки. Кольцо. Разворот дороги по петле в обратную сторону. У подножья гор притаились два сооружения — металлический длинный ангар, прижавшийся к земле, и выше, ближе к горе, деревянный домик, горделиво выделяющийся желтыми досками на фоне светло-серых скал. Это МС и ДС — металлическое сооружение и деревянное сооружение. Первое является сосредоточием регистрирующей аппаратуры. Второе содержит источники автономного питания аппаратуры и исполнительные реле. ДС — это сооружение, которым командует Герман Александрович, а следовательно и я. Начальник МС — кто-то из наших офицеров, и, возможно, какой-то специалист из МСМ.

Вокруг этих сооружений с двух сторон горы. Скалы почти отвесно вздымаются вверх. На высоте метров сто почти над домиком ДС огромный камень выступает наружу не менее чем на три десятка метров.

— А эта глыба не свалится при взрыве? — спросил я своего начальника.

— Всякое бывает. Но здесь порода крепкая. Как ты думаешь, сколько времени этот утес мог бы падать?

— На мой взгляд, здесь до этого выступа метров сто. С такой высоты, как нас учит физика, камень может падать 4—5 секунд. Интересно, создаст ли эта глыба, если упадет, сейсмические помехи регистраторам ударной волны, бегущей в грунте? — заинтересовался я.

— Я полагаю, что помеха от такого падения ничтожна в сравнении с ударом от взрыва, — отвечал мой собеседник.

— Кроме того спектр от удара такой глыбы будет более насыщен высокими частотами по сравнению с ударной волной от самого взрыва.

(Замечу сразу: после взрыва эта скала осталась на своем месте.)

— Пойдём, посмотрим, что там в нашем ДС. Вот тебе ключи от сооружения. Отпирай. У нас сегодня аккумуляторы и мотор-генератор обслуживают два матроса. Скоро их подвезут.

— Эмэсэмовцы сейчас отлаживают свою аппаратуру и будут просить выдать с пульта нужные им сигналы, так что взаимодействуйте без сбоев. Можете заряжать комплект батарей аварийного энергообепечения. Энергию берём от ДЭС. Слышишь дизель работает. Это дизельная электростанция ДЭС-100. Её три фазы крутят наш мотор-генератор, и его 24 Вольта идут на зарядку батарей катерных аккумуляторов 6СТК-180.

Проинструктировав меня, он ушёл, но через некоторое время появился вновь.

— Ну как, все осмотрел?

— Так точно.

— Давай побеседуем ещё. Время у нас есть. Раз ты попал в наш отдел, то расскажу тебе о структуре системы управления изделием и телеметрии. Во-первых, мы как бы мозг полигона. За нами вся автоматика поля. Вон за Шумилихой видишь на бугре группу зданий. Вот. Это так называемая — «Высота». Это место, возвышается на 132 метра над уровнем моря. На этой «Высоте» располагается ЦСУ — центральное сооружение управления. Начальник ЦСУ подполковник В. Он тоже офицер нашего отдела. Служит на Новой Земле уже семь лет. Будешь с ним разговаривать, обрати внимание на его зубы. Когда он говорит, его зубы качаются. Он обычно в приватной беседе весело отмечает: «на зубы я себе заработал».

— На ЦСУ размещены все устройства управления и контроля за изделием. Там управляющий изделием программный автомат, радиостанции для передачи на объект управляющих сигналов, радиостанции для приёма сигналов телесигнализации. Визуально телеметрия отображается на специальных панелях, укреплённых на стенах внутри здания. Сигналы из ЦСУ бегут по радио к радиостанциям ЦСА — центрального сооружения автоматики. Из ЦСА дешифрованные сигналы уходят по кабелям в штольню к испытуемому изделию и запускают его автоматику. Отдельная группа сигналов запускает регистрирующую аппаратуру, установленную в МС. Предварительное включение и подача питания на всю аппаратуру в МС, происходит от аккумуляторов, что находятся в нашем ДС. При срабатывании изделия, возникающие электромагнитные излучения, а также вибрации грунта преобразуются датчиками в соответствующие сигналы, кратковременно отображаемые на экранах электронных осциллографов. Как ты понимаешь, электромагнитные сигналы длятся микро — и наносекунды, поэтому не могут быть переданы по радиоканалу с ограниченной полосой пропускания. Проблема решается фотографированием экранов скоростных осциллографов специальными фотоаппаратами. Развертка осциллографов ждущая и запускается самим сигналом. Сигнал для регистрации задерживается специальными линиями задержки. Для уменьшения искажения импульсных сигналов линии задержки выполнены на коаксиальных кабелях. Датчики соединены с осциллографами высокочастотными кабелями. Некоторые кабели обычные коаксиальные, подобные тем, что используются для телевизионных антенн. Другие кабели дорогие. Они бронированные. Их центральная жила поддерживается полистироловыми шариками. Внутренняя оплетка и центральная жила позолочены. Такие кабели — до тысячи рублей за метр. Их покупают за границей. Кабель — это трубка большой длины. Кабели уходят в штольню. А что будет в штольне при срабатывании изделия? Правильно. Ионизированный газ под высоким давлением. Этот газ по кабелям начнёт с некоторой скоростью натекать в сооружение с регистрирующей аппаратурой. А там фотоаппараты с фотопленкой. Где будет зарегистрированная осциллографическая информация? А нигде, так как вся пленка засветится или, в лучшем случае, сильно завуалируется. Чтобы избежать этого, нужно успеть снять кассеты с фоторегистраторов до проникновения в сооружение ионизированных газов. Это осуществляет группа бойцов, забрасываемых на гусеничных тягачах к соответствующим сооружениям сразу после взрыва. Все бойцы одеты на всякий случай в костюмы химической защиты и противогазы. Такая группа называется «Первый бросок». Снятые «Первым броском» кассеты вертолётом доставляют в Белушку для проявления плёнок. Вот так функционирует полигон в ходе испытаний.

— А как и где размещается само изделие?

— Ну, это тоже несложно. Что есть штольня? Это пробитый в скале тоннель длиной от одного и более километров. Все зависит от грунта и мощности изделия. Расскажу немного из истории. Первое подземное испытание было немного комом. Не контролировали форму штольни. Она оказалась в виде узкой воронки, обращенной широкой частью наружу. Установили изделие. Забетонировали. Забили грунтом. Дали подрыв. А из штольни, как из пушки, весь грунт выстрелился наружу. Теперь специально в проекте закладывают изготовление штольни в виде воронки, но узкой частью наружу. Для её самоуплотнения. Вот так.

Далее беседа продолжилась.

— Любое новое дело сопряжено с устранением некоторых недоработок конструкторов. Иногда возникают проблемы из-за творческого зуда людей, поставленных для использования новой техники. Вот был момент, когда катера стали вооружать ракетами. Пусковые установки размещали в носовой части катера. Ракета имела несколько степеней защиты от самопроизвольного взрыва. Во-первых, чека у взрывателя. Во-вторых, таймер задержки срабатывания взрывателя при выдернутой чеке. В-третьих, крыльчатка, раскручивание которой свидетельствует о полете ракеты. При этом кольцо чеки привязано к тросу, второй конец которого крепится к кольцу на корпусе катера. Катер вышел в море, пришёл в заданные координаты. Выдали приказ к боевому пуску одной ракеты. Произвели пуск. Ракета ушла, а через некоторое время в носовой части катера прогремел взрыв. Стали выяснять причины. Оказалось, что мичман, обслуживавший ракеты, внедрил самовольно рацпредложение: для экономии тросов он взял один, протянул его через кольцо на корпусе катера и привязал один свободный конец к чеке первой ракеты, а второй конец к чеке второй. Первая ракета ушла, но чека выдернулась у второй ракеты. Трос улетел с первой ракетой. Газы первой ракеты раскрутили крыльчатку второй, потом запустился таймер, и через заданное время активировался взрыватель ракеты, оставшейся на палубе. Вот к чему порой ведут рацпредложения, не прошедшие обсуждения специалистами.

Поговорив со мной, он ушёл в МС, а я продолжил осматривать аппаратуру, закреплённую по стенам ДС и систему энергообеспечения. Вскоре появились матросы, и начался процесс зарядки аккумуляторов, а также выдача сигналов на включение аппаратуры в металлическом сооружении.

Подошло время обеда. Прибыл Газ-66. Выключили аппаратуру, заперли сооружение, погрузились в кузов, и автомобиль запылил по дороге.

Спустя несколько дней в Зону пришел дизель-электроход ОС-30 и ошвартовался у пирса. Командование решило улучшить бытовые условия офицеров и переселить нас из береговой гостиницы казарменного типа в каюты ОС-30. Меня и лейтенанта Анатолия К. поместили в двухместный кубрик. Жизнь на борту ОС-30, по сравнению с береговой, улучшилась только с точки зрения наличия чистой воды и, может быть, более вкусного питания. (На берегу вода бралась из озерца на горе, причём, в воде была взвесь микропылевых частиц шиферного сланца. Это делало постельное бельё после стирки серым, а чай и суп менее вкусными, хотя при кипячении воды вся муть оседает на дно). На корабле, в отличие от береговой столовой, появилась жареная треска и балык из палтуса. Минус состоял в том, что на стальном корпусе корабля были укреплены колокола громкого боя, грохот которых и днём и ночью предупреждал команду о необходимости выполнить те или иные действие: «команде руки мыть», «команде чай пить», «смена вахты» и т. п. Причём, после сигнала колокола по громкоговорящей выдавалась голосом сама команда. Ночью это тотчас пробуждало, но в этом, видимо, была гарантия безопасности корабля, а для нас, офицеров береговой службы, был элемент знакомства со службой плавсостава ВМФ.

В один из дней пребывания на ОС-30 мы поднялись на борт для обеда. Обедать на корабле офицеры ходили в кают-компанию, где рассаживались за длинным столом, который возглавлял командир корабля. Обслуживали обед матросы, доставлявшие пищу в больших никелированных кастрюлях и на специальных подносах, а офицеры обслуживали затем себя сами, используя раздаточные ложки.

Поднявшись по трапу на палубу, мы с моим соседом прошли в отведённый нам кубрик, сняли спецпошивы, вымыли руки и пошли в кают-компанию. Кубрик не запирался. Возвратившись, я обнаружил пропажу моего спецпошива, в кармане которого были ключи от ДС. Поискал, но нигде в кубрике спецпошив не обнаружил. Обратился к кому-то из корабельных офицеров. Тот порекомендовал побеседовать с матросами ОС-30, занимавшими соседний кубрик. Поговорил, объяснил, что в спецпошиве ключи от режимного сооружения, спросил, куда мог задеваться спецпошив. Просил поузнавать у других матросов, не видели ли они чего-либо. Гарантировал отсутствие преследований. Матросы этого кубрика просили подождать и куда-то удалились. Через некоторое время они появились в сопровождении нескольких других матросов. Один из вновь пришедших подошёл к кожуху, закрывающему вертикальный трубопровод, открыл вертикальную дверцу и вытащил из-за идущей снизу вверх трубы мой спецпошив. Я проверил карманы — ключи были на месте. Показал все ключи — инцидент исчерпался. Почему украли именно мой спецпошив? Да, я думаю, что меня поселили в матросский кубрик, а матроса переселили в другое место. Он обиделся и в отместку стянул мой спецпошив.

Мне позже объяснили, что воровство присутствует на флоте, так как призыву подлежали не только законопослушные граждане, но и отбывшие сроки наказания. Я в этом убедился по матросскому фольклору, в котором присутствовали блатные песни и песни, сочинённые местными поэтами-матросами из числа граждан, ранее ограниченных в правах на определённое судом время.

Наше пребывание на борту корабля длилось недолго: недели две. Разгрузившись, ОС-30 ушёл в Белушку, а мы заняли свои места в береговой гостинице, в которой до этого проживали без всяких приключений.

Деревянное сооружение

Итак, в Зоне я должен был осуществлять руководство работой матросов по техническому обслуживанию аккумуляторных батарей катерных аккумуляторов 6СТК-180, мотор-генераторов, щитов исполнительных реле и обеспечивать взаимодействие с наладчиками аппаратуры в МС. Аккумуляторные батареи обеспечивали электроэнергией всю регистрирующую аппаратуру в МС; исполнительные реле включали и выключали эту аппаратуру, а также имитировали некоторые сигналы в режимах отладки этой аппаратуры; мотор-генераторы преобразовывали трехфазное напряжение 220/380 Вольт переменного тока в постоянное напряжение 24 Вольта, которым заряжались аккумуляторные батареи. Для связи с руководством, с Центральным Сооружением Автоматики и с МС использовались полевые телефоны, которые были соединены с соответствующими пунктами по выделенным линиям из пар скрученных проводов П-272, проложенных на поверхности тундры с опорой на специальные деревянные козлы. Телефонов в ДС было три. Сразу же выявилась организационная проблема: когда звонит один из трёх телефонов невозможно сразу взять тот, по которому пришёл запрос. Звонок звякнул и замолчал. На стадии отладки комплекса все заняты работами в отдалении от телефонов. Услышав звонок, матрос или офицер спешит к аппарату, но вызов к этому моменту уже прекращается, и нужно перебирать все трубки по очереди, чтобы попасть на нужного абонента. А абонент ждёт и нервничает. Так как все заняты своей конкретной работой, которую каждый считает самой нужной, то обстановка становится скандально-нервозной. Здесь появилось мое рацпредложение. Звонок в полевом телефоне работает от напряжения, формируемого при вращении ручки специального генератора переменного тока. Напряжение генератора зависит от скорости вращения ручки и может достигать в амплитуде 100 Вольт. Я поступил просто: взял полупроводниковый диод, конденсатор, резистор и неоновую лампу. При наличии запроса по какой-то из линий конденсатор заряжается выпрямленным током до соответствующего напряжения и неоновая лампа, на соответствующем аппарате начинает светиться. Время свечения лампы после исчезновения напряжения вызывающего сигнала в линии определяется величиной ёмкости конденсатора и значением сопротивления балластного резистора в цепи неоновой лампы. Яркость свечения лампы также зависит от величины сопротивления резистора. Эту рационализацию оценили и матросы и офицеры.

Я стал расспрашивать матросов о существующих проблемах. Проблема была с мотор-генератором, который использовался для зарядки аккумуляторных батарей. Разобрались, что к чему, добились его устойчивой работы. Одновременно по требованиям инженеров из МС мы ретранслировали сигналы включения и выключения их регистрирующей аппаратуры — так имитировалась выдача управляющих сигналов из центрального сооружения автоматики (ЦСА). Рабочий день приближался к концу. Я вышел на крыльцо, стал разглядывать горы, рассмотрел пролив, поглядел на дорогу.

Вскоре подошёл Герман Александрович, бросил взгляд на гору и возмущенно проговорил:

— Вот сукины дети! Ну, я им покажу.

— Что такое? — спрашиваю.

— Да ты вон посмотри, — и указывает на середину горы. — Опять в посёлок пошли по горам. А я их предупреждал. Не могут понять того, что там на склонах очень неустойчивая поверхность. Каменные осыпи лежат на ледяной подстилке. В любой момент может быть оползень или камнепад. В лучшем случае искалечит, а то и того хуже… А ведь я их неоднократно предупреждал.

— Где это? — опять поинтересовался я.

— Да вон, смотри на середину горы. Вон перед тем овальным рыжим валуном.

Я присмотрелся и увидел едва заметную тёмную фигурку, перемещающуюся поперек склона. Намётанный глаз у начальника. Хотя тут удивляться было нечему, ведь он был охотником. Я удивился его зоркостью. Посмотрев некоторое время на карабкающегося по горе матроса, мы направились к кольцу дороги, на которой уже стоял ГАЗ-66.

К автомобилю подходили офицеры, работавшие в металлическом сооружении. Через некоторое время мы уже подпрыгивали на трамплинах, которые водитель грузовика постоянно выискивал на дороге.

После обеда я отправился вдоль пролива на промплощадку пешком, а остальные — на часовой послеобеденный отдых.

Сооружения были оборудованы всем необходимым. В них уже работал личный состав части. Матросы, расписанные в другие отделы, работали со своими офицерами в МС с электронной аппаратурой. Два матроса нашего отдела работали в ДС, обеспечивая зарядку аккумуляторных батарей и выдачу разовых сигналов в МС. Наши матросы активно взаимодействовали с инженерами МСМ, работавшими с аппаратурой в своём сооружении. Работы по отладке аппаратуры часто требовали больше времени, чем предусмотрено восемью часами рабочего дня, поэтому матросы часто задерживались вечером, заряжая аккумуляторы, энергию из которых отобрали днём. Порой они самостоятельно готовили себе ужин, используя «электроплиту», изготовленную из киловаттного ТЭНа, укреплённого на асбоцементной плите, которая служила основанием этого нагревателя. К основанию ТЭН крепился с помощью четырёх стальных полос. Это поднимало его над полом сантиметров на пятьдесят. От стен нагреватель также был отдалён, так как размещался в середине комнаты. При этом асбоцементная плита лежала на полу и придавала всей конструкции хорошую устойчивость: на нем можно было разместить даже большую кастрюлю. Казалось, все элементы необходимой безопасности соблюдены. При похолодании нагреватель использовался как отопитель помещения ДС, а в случае необходимости разогрева пищи его использовали в качестве кухонной плиты.

В один из рабочих дней, когда за дверью сыпал лёгкий снежок, матросы включили нагреватель и выполняли предусмотренную расписанием работу в других комнатах. Вдруг дверь нашего сооружения отворилась, и в помещение вошёл полковник Пучков. На нём была запорошенная снежком уставная шинель (30 сантиметров от полу) и фуражка. Видно было, что тепло в нашем сооружении полковнику по душе. Я представился и приветствовал полковника правой рукой, поднесённой к козырьку фуражки.

Конец ознакомительного фрагмента.