Что касается

Николай Байтов, 2007

Николай Байтов родился в 1951 году в Москве, окончил Московский институт электронного машиностроения. Автор книг «Равновесия разногласий» (1990), «Прошлое в умозрениях и документах» (1998), «Времена года» (2001). В книге «Что касается» собраны стихи 90-х годов и начала 2000-х. В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

«Что касается правил этой игры…»

Что касается правил этой игры,

то не в них суть.

Не от них покачиваются миры

и в морях муть.

И не я их придумал, и не ты,

а они даны нам в виде еды,

если же здесь будут едва видны,

значит так, пусть.

Мне вообще не надо, чтоб здесь был я,

как волна боли.

Только чьи-то с тонущего корабля

вдалеке вопли.

Это будет игрок или пусть моряк —

всё равно — хоть игрек, хоть имярек.

Пусть с обломком брига его на брег

принесли волны.

Он пройдёт тропой чьей-то в снегу,

забредёт в лес,

потеряв мгновенно свою беду

в забытьи мест,

заметённых с опушки на ветру.

Он увидит перед собой игру

вышесказанную — и я не вру,

я держу текст.

Ухожу и прячусь к себе туда

за сугроб тёплый,

где бормочет всякая ерунда

под густой ёлкой.

Что поделаешь? — наша жизнь трудна.

Наши достиженья — одна труха.

Для того игру и берёт рука,

чтобы стать лёгкой.

Что касается правил этой игры,

то не в них вкус.

Ни желаний, ни страха, ни вины,

ни иных чувств,

от Адама известных и доныне,

слава Богу, не затронут они,

если же и сбоку где-то даны,

значит так, пусть.

Это вроде того, как бы некий «он»

размышлял:

«Чем бы мне

разукрасить времени ветхий сон

иль препровождение?

Вот хотя бы Плотин или Платон, —

всё равно — из плоти он иль фантом,—

мы его помучаем, а потом

разрешим чтение.

Нам вообще не важно, чтоб здесь был «я»,

словно чья тварь.

Сам себя направляя и пыля,

пусть бредёт вдаль.

А кругом засеянные поля,

и уже косить-молотить пора.

Кабы не всегда с кем-нибудь война,

так совсем рай.

Можно лечь с подругой в светлых садах

и сплести взоры.

Как послушное эхо, в её устах

пить свои стоны.

И до вечера целый день с утра

наслаждаться тем, что дала судьба,

поворачивая туда-сюда

интерес сонный».—

Если эти мысли столь же верны,

сколь широк жест,

то, переставляя фишки игры,

я несу крест.

Что касается правил, то их ряды

перестраиваются, как под утро грибы,

предлагая от страсти и дурноты

миллион средств.

Тот, кто выпал из пасти свирепых волн, —

пусть он спас минимум

из того, чем был, пусть стоит он гол

в бытии мнимом,—

всё равно ему под любым углом

можно видеть в звёздах добро со злом

или разукрасить времени сон

слабым днём зимним.

Он заглянет в тёплую полынью,

где дрожит пульс.

И туда сосульку, словно слюну,

протянул куст.

А потом весною, уйдя в листву,

потеряет вскоре и всю свою

ледяную твёрдость, — а я не сплю,

я держу курс.

Уползу и спрячусь опять в дыру

под сугроб рыхлый,

между тем как узенькую луну

заметёт вихрем

на востоке, в самом тёмном углу —

и она серебром подсветит пургу,—

для того луна и ведёт игру,

чтобы стать рифмой.

И коснётся правил этой возни

между слов — перст.

А потом коснётся влажных низин

близ её чресл.

Он коснётся впадин смелой весны,

и туда прольётся одно из них,

от летучей тоненькой белизны

удержав блеск.