Непреодолимая сила

Николай Анатольевич Антонец

Молодой солдат на службе могущественной и агрессивной империи всегда был послушной деталью её военного механизма – до тех пор, пока не столкнулся с целой серией обстоятельств неодолимой силы, каждое из которых определило его дальнейшую жизнь раз и навсегда. Рука об руку с маленькой беженкой, осиротевшей по его вине, солдат должен будет пойти против себя, собственных убеждений и целого государства – чтобы выяснить, способен ли обыкновенный человек бросить вызов судьбе и победить.

3. Конфликт

Пробуждение моё было обыденным и скучным, серым настолько, что в первые его секунды, только открыв глаза, я даже не мог вспомнить событий минувшего дня — будто бы он ничем не отличался от предыдущих — и просто смотрел перед собой. Пялился в ровный металл стены, пытаясь найти в его шероховатой потёртости ответ на сотню нелепых вопросов. Где-то на краю моего сознания звенел тревожный звоночек догадки, но он был слишком тих, и я, развалившись на пустой кровати, не желал к нему прислушиваться. Это был мой свободный от огня и пепла день — день заслуженного отдыха! — и я не собирался тратить его на какие-то…

Малозначительные…

Глупости.

Проглотив вздох изумления, я подскочил на кровати и торопливо оглядел её от подушки до стыка со стеной — будто бы Майя могла очутиться в одном из этих мест — и лишь после этого, не обнаружив и следа девочки, резко развернулся к оставшейся части комнаты. И тут же замер, не найдя в себе достаточной наглости, чтобы вторгнуться в этот поглощённый инертностью мир.

Майя сидела там, у тумбочки, на выдвижном сиденье, о существовании которого я даже не знал, и разглядывала своё отражение в небольшом прямоугольном зеркале. Так близко — и в то же время на бесконечном удалении от меня, в совершенно иной стране, скрытой завесами непроницаемых стен.

Кажется, она совсем не обратила внимания на моё пробуждение — и просто продолжала смотреться в зеркало, изредка проводя ладонями по седым прядкам волос и зачем-то накручивая их на дрожащие пальчики. Её глаза, пустые и как никогда тусклые, как будто бы даже не видели ничего перед собой, оставаясь декоративной деталью дорогой игрушки — и не более того.

Я осторожно пересел на кровати лицом к Майе, и та, словно бы только сейчас обнаружив моё присутствие, едва заметно покосилась в сторону кровати.

— Я урод, — негромко произнесла она, кривя надутые от горя и разочарования губки. — Страшилище… Мерзкая… швабра…

Уронив на тумбочку несколько слезинок, девочка вновь вернулась к созерцанию своего отражения в зеркале и выхватыванию частых белесых прядей из неровного водопада золотистых волос.

— Глупости!.. — я зачем-то наклонился ближе. — Никакое ты не страшилище…

— Мама говорила, что волосы — одно из главных богатств девушки, — безразличный тон Майи пресёкся негромким всхлипом. — А я… У меня теперь даже этого не осталось…

Я промолчал, не представляя даже, какой ответ мог бы вывести девочку из этого мрачного тупика, а какой — замуровал бы её там ещё на несколько часов. Или даже дней.

— Уродина, — бросила Майя своему зеркальному двойнику. — Полосатая дура… Я пыталась найти хоть что-нибудь, чтобы отрезать эти… белые… штуки… Но тут… не нашлось ничего подходящего.

Девочка спрятала взгляд, и на миг я понял, что мог бы вовсе не проснуться этим утром. Найди та хотя бы слабое подобие лезвия или чего-то подобного — я уже был бы мёртв…

Подчинившись дурному предчувствию, я потянулся кончиками пальцев к горлу и, забыв о дыхании, нащупал там несколько неглубоких царапин с обеих сторон. Следы ноготков.

Она пыталась задушить меня во сне. Но не смогла. Слишком слабы были крохотные ладошки, и тупы — ногти. Однако… это была попытка убийства, а я… воин Империи, проверенный в бою и повидавший такое, о чём не сразу решишься рассказать даже на предсмертной исповеди — даже не очнулся ото сна. Девочка, которой я отдал больше половины армейской койки, спокойно перелезла через меня, обошла комнату в поисках оружия и, не обнаружив ничего подходящего, рискнула просто вцепиться мне в горло, а я… Я даже не проснулся.

Отсутствие реального противника действительно притупило моё чувство опасности. Притупило настолько, что я не ощутил его, даже встретившись с угрозой лицом к лицу.

А если бы девочка решилась опробовать на мне что-нибудь другое?.. Какой-нибудь простой, но смертоносный способ…

Передёрнув плечами от кошмарной реалистичности пришедших на ум картин, я постарался как можно скорее вычеркнуть их из памяти и заговорил с деланным спокойствием, так, словно не обнаружил никаких следов на своей шее:

— Ты хотела вырезать седые пряди?.. Без них ведь было бы… некрасиво…

— Всё лучше, чем так! — на лице Майи появилась гримаса полного отчаяния.

— Но это, насколько я знаю, не помогло бы… На месте срезанных волос выросли бы такие же белые…

Девочка никак не отреагировала на мои слова. Только поджала губы, уплывая всё дальше на лодке гнетущих размышлений.

Я осторожно подсел ближе к Майе и, заглянув в зеркало из-за её плеча, попробовал обнадеживающе улыбнуться — но улыбка моя разбилась о мрачное отражающее стекло, как будто бы даже не добравшись до взгляда мрачной девочки.

— Ну, перестань, — я заговорил мягким снисходительным тоном, от которого на языке появился противный сладковатый привкус. — Всё ведь не так уж плохо… Тебе даже идут эти белые полосы… Придают экзотический шарм…

— Экзотический?.. — отражение Майи стрельнуло в мою сторону глазками, но в вопросе девочки я расслышал не только сомнение, но и едва заметное любопытство. Она определённо готова была поверить мне — едва знакомому человеку, разрушившему её жизнь — и сама того очень хотела. — Ты… ведь… правду говоришь, да?..

— Конечно же, — улыбнувшись в ответ, я мысленно попросил прощения у всеведущего Императора за эту открытую ложь. — Я говорю правду и только правду!

Майя снова вгляделась в далёкие глубины зеркала — на этот раз куда серьёзнее и внимательнее. Повертела головой из стороны в сторону, будто маленькая модница, после чего поймала мой взгляд — посмотрела с недоверием, но уже чуть осмысленней, чем раньше.

— Ты ведь очень красивая, — я рискнул купить доверие Майи простейшей лестью. — Очень! И подобные… необычные… детали… только… подчеркнут… Эту красоту!

Каждое последующее слово я обдумывал дольше, чем предыдущее, и это явно не ускользнуло от внимания девочки. Чуть сощурившись, та уже разомкнула губы, чтобы уличить меня в обмане, когда взгляд мой упал на толстую книгу, что лежала на тумбочке у самых коленок Майи. Уцепившись за эту спасительную соломинку, я подхватил Имперское Слово и якобы невзначай поинтересовался:

— А тебе ведь двенадцать, да? Лет… Или… вы измеряли срок жизни чем-то другим?..

— Годами, — девочка посмотрела на меня, как умалишённого. — Как и все нормальные люди. И мне десять…

— Десять, — удивлённо повторил я, осознав всю глубину своего заблуждения. И мгновенно приняв загадочность мира детей. — Надо же… Просто… девочке, которая написала… Нет, участвовала в создании этой книги… Ей двенадцать, и… Я думал, тебе это может быть интересно…

Десять лет. Десять… Если бы я только знал с самого начала… Если бы только знал… И не начал сравнивать Майю с юной Авророй… Всё могло бы сложиться иначе, и в этой комнатке… сейчас находился бы я один.

— Мне десять, — повторила Майя с явным недовольством.

— Да, — я быстро отложил книгу в сторону и соскользнул с кровати. — Конечно, тебе десять… и ты… уже взрослая девочка, да?..

— Нет, — Майя нахмурилась. — Я ещё ребёнок и прекрасно это понимаю… Взрослой я буду только через три или четыре года.

— Ну, конечно, — я не умел общаться с детьми. Тем более, стремительно переходящими в разряд детей сердитых. — Конечно же, через три… или четыре… Ты станешь прекрасной юной леди и сможешь… многого добиться, да?..

Девочка посмотрела на меня как-то совсем не по-детски. Угрюмо и мрачно, с пронзительным пониманием в глазах. Пониманием собственной ничтожности и всей безвозвратной глухоты того тупика, в котором она оказалась по моей милости. И, быть может, это чувство не плавало сейчас на поверхности, но Майя определённо ненавидела меня и желала всей Империи за моими плечами самой страшной участи.

— Ты, наверное, голодна, — произнёс я, пройдясь взглядом по гладкой двери запертого шкафа. — Если хочешь, я могу отвести тебя в столовую и…

Даже не дослушав, Майя замотала головой и надула щёки, как если бы я дерзнул предложить ей нечто непостижимое по своей наглости и грубости.

— Значит, ты не собираешься никуда выходить, да?.. — я выдвинул осторожную догадку, продолжая изучать пространство крохотной комнаты. — Почему?.. Боишься незнакомых людей?.. Или…

— Я не хочу есть, — буркнула Майя, хмуря красивые брови. — И не буду. Совсем.

— Никогда больше?.. — закончил я за маленькую пленницу, отметив в себе эманации распухающего недовольства. — Собралась морить себя голодом?

Девочка не ответила.

Раздражённо выдохнув — злоба появилась сама собой, точно полчище насекомых, прятавшееся под огромным камнем спокойствия — я поднялся с кровати и, бросив последний суровый взгляд на свою новую подопечную, вышел из комнаты. Не знаю, что на меня нашло, но неблагодарность и наглое упрямство той, кому даровали жизнь — единственной счастливице! — вдруг показались мне удушающими. Ещё секунда — и я поднял бы маленькую гордячку за шкирку, как котёнка, и потребовал бы должного к себе уважения!..

В сердцах я снова дотронулся пальцами до следов, оставленных на моём горле ноготками Майи, и на этот раз не ощутил ничего, кроме леденящей кровь ненависти к этим варварским, бессмысленным народам, выходцы из которых готовы плевать в раскрытую ладонь и отвечать грубостью на открытое благоволение. Империя совершала правое дело, искореняя этих животных в человеческом обличье, и допущенная мною ошибка — излишнее доверие к человеку чужой крови — служила лучшим тому доказательством.

Заперев за собой дверь на несколько кодовых замков — как будто бы девчонка могла покинуть апартаменты и без этого — я несколько раз вздохнул полной грудью, приходя в себя, и неторопливым шагом направился к столовой, расположенной в хвосте транспортника уровнем выше.

Когда я вернулся в свою каморку — растеряв почти всю свою злость и заправившись порцией армейского завтрака — Майя сидела на кровати без движения, и, только ступив через порог, я обратился в бездвижную статую, пытаясь понять — что на уме у этой странной девочки. Скрестив ноги перед собой и подперев голову ладонями, она с выражением странной отрешённости пробегалась взглядом по страницам Имперского Слова — что само по себе заставило всё внутри меня возликовать от радости — и как будто бы вовсе не замечала моего вторжения в чертоги новоявленного читального зала.

Осторожно прокравшись вперёд, я поставил на тумбочку небольшую коробку с едой — утренний паёк, выпрошенный у повара специально для Майи — и уселся на самый краешек кровати. Так, чтобы не мешать маленькой читательнице постигать прелесть большой и умной книги.

«Имперское Слово», покоящееся на острых коленках девочки, казалось сейчас особенно внушительным и важным, а его страницы, изредка сменяющие друг друга на пути к Истине — будто бы тяжелели с каждой секундой, набираясь почтенного знания и стремясь поскорее излить его наружу.

Не выдержав, я подался вперёд и заглянул в книгу, стремясь узнать — что именно постигала пленница за время моего отсутствия, после чего спешно, по памяти, принялся цитировать в уме нужные выдержки и целые абзацы, к которым Майе только предстояло подобраться.

Но, заставив меня подавиться внутренним цитированием, Майя вдруг скривилась и отложила толстенный том в сторону, даже не удосужившись проложить закрываемую страницу одной из множества оставшихся на месте закладок…

И я уже открыл рот, чтобы задать несколько торжественных вопросов, как Майя вдруг заговорила первой. Скривившись, будто от зубной боли, она пожевала одними губами, кажется, не в силах сформулировать нужное предложение, после чего спросила прямо и без изысков:

— А кто такие… богословы?..

Я промедлил секунду, размышляя, стоит ли отвечать отрывками из Имперского Слова, или же найти более понятное для ребёнка определение, и, не определившись с точным вариантом, использовал их странноватую смесь:

— Это скверные люди, скверные и потерянные для общества! — я не сразу совладал с негодующим тоном, хотя изо всех сил старался сохранять спокойствие. — Большинство из них — если не все подряд — верят в небылицы вроде богов и демонов и… Часто посвящают целую жизнь иллюзиям несуществующего мира! Тому, чего нет и быть не может! Они как… как заразная болезнь — развращают слабые умы, заставляя ждать чуда от небес, деревянных статуй и волшебных книг!..

С последними моими словами взгляд Майи упал на том Имперского Слова — и я заметил во всём естестве девочки желание задать единственный неуместный вопрос…

— Именно эти дурные сказочные книжонки предлагал сжигать твой отец, — торопливо надавил я, жирной чертой отчёркивая «Слово» от поднятой темы. — Трактаты о глупых божествах и их версиях происхождения мира… Литературу фанатиков и слепцов!..

Майя, кажется, всерьёз растерялась под моим решительным напором. На её кукольном личике появилось выражение раздумья столь тяжёлого и глубокого, что мне даже стало неуютно за чрезмерную словоохотливость.

Наконец, собравшись с мыслями, девочка подняла взгляд и, подобравшись, точно затравленный ягнёнок, тихонько произнесла единственное слово:

— Нет.

Смутившись, я на секунду отвлёкся от беседы и попробовал восстановить в памяти ход событий — на случай, если какая-то их часть прошла мимо моего внимания — но, не обнаружив изъянов, закусил губу и решил просто дождаться продолжения слов Майи.

— Нет, — повторилась девочка, потупившись. — Папа не эти книги сжигал. Только плохие…

— Плохие?.. — переспросил я, тоном проводя перед собеседницей черту, которую не стоило переступать.

— Те, в которых говорилось о неравенстве людей и их веры… И… как бы… ты хороший, если веришь в одного с автором бога, а если не веришь — то тебя ждёт страшная смерть в… агонии… А многие… там даже за людей не считаются, если… ну… выбирают для себя другую веру. Папа говорил, что так нельзя… Нельзя делить людей на правых и неправых только потому, что так тебе говорит пара строчек с грязной страницы…

— Предположим, — процедил я, скосив взгляд на том Имперского Слова — книгу, по всем параметрам более чем подходящую под определение «плохой».

— А ещё… он… говорил, что важна, прежде всего, вера в себя самого. И свои силы… И… если вера в бога — то есть, хорошего, доброго бога — этому помогает… то почему бы… в него не… поверить…

Закончив, Майя поджала тонкие губки и вся сжалась, готовясь к взрыву моей ярости. Она прекрасно понимала, к чему всё ведёт — и всё равно упрямо продолжала гнуть свою глупую линию.

— В богов верят только глупцы, — холодно отрезал я, желая как можно скорее закрыть разочаровывающую тему. — И они же строчат свои безумные книжонки для слабых духом! А это!.. — я стрельнул взглядом в сторону «Имперского Слова» — Труд, сотворённый поколением великих умов! Воплощённый в тексте шедевр! И работа над ним продолжается даже сейчас! Может, в эту самую секунду! Её Высочество Аврора тратит своё драгоценное время, чтобы облачить в прописные слова свою великую милость по отношению к… таким… как ты, — эту фразу я буквально сплюнул сквозь зубы. — И… Что она получает за это?.. Только чёрную неблагодарность?! Сравнение с грязным и невежественным чтивом?..

Голова Майи так глубоко утонула в плечах, что почти слилась с крохотным хрупким тельцем.

Возможно, мне не стоило срываться. Не стоило самому сводить всё к «Имперскому Слову» — ведь сама девочка даже вскользь не касалась этого писания — но клокочущее негодование внутри меня заставляло защищать главную книгу государства любой ценой!.. Быть может, отчасти потому, что она нуждалась в этой защите со стороны…

Потому что не была в действительности такой уж…

Истинной.

Издав глухой рык, я мысленно запретил себе разлагающие разум еретические мысли и поспешил спрятать лицо в ладонях, чтобы не пугать Майю ещё сильнее гримасой опустошающей злобы на лице. Наш разговор зашёл в глухой тупик — во многом по моей вине — и это просто выводило из себя!..

— А кто?.. — голосок Майи заставил меня вздрогнуть от неожиданности. Прохладным ветерком он коснулся моего воспалённого разума, усмиряя пожары возмущения и гнева. — Кто эта… Аврора?..

Я моментально позабыл обо всём, что было прежде, и с удивлением воззрился на Майю. Её вопрос казался искренним, и в больших голубых глазах читался пусть и слабый — едва заметный за пеленой опасения — но явственный интерес.

С излишней поспешностью, стараясь как можно скорее воспользоваться удачным моментом для начала нового обсуждения, я поёрзал на кровати и приступил к сбивчивому объяснению:

— Её Высочество… Это… дочь самого великого, влиятельного и важного человека в нашем государстве. Родная дочь. Кровь от крови. Её матери, пресветлой Розы, уже нет в живых, но мы все чтим Императрицу так, словно с момента её ухода не прошло и дня… Но мы ведь о Её Высочестве Авроре говорим, да?.. В общем, она… немного старше тебя и… в чём-то… вы даже похожи… наверное…

Я запнулся, вновь наткнувшись на противоестественность подобного сравнения.

— Наверное?.. — Майя уцепилась за это слово с неприятной для меня активностью — буквально выудила его из общего русла беседы. — Ты никогда не видел её, чтобы сказать точно?..

— Не в этом дело! — огрызнулся я, пытаясь придумать наиболее подходящий ответ. — Нет, я видел её портреты, и… могу себе представить… Просто ты… Вот здесь, — я поместил ладонь в сантиметре над смятым покрывалом кровати. — А она — вот тут, — вторая моя ладонь поднялась вверх почти на всю длину руки. — И разница… слишком велика, чтобы можно было просто… поставить вас рядом и сравнить…

— Ух ты, — девочка как будто бы обиделась на секунду, но вовремя взяла себя в руки и тут же парировала с лёгкостью взрослого оратора: — То есть вы готовы поставить вот тут, — она привстала, чтобы дотянуться небольшими пальчиками до моей поднятой ладони. — Человека, которого видели только на картинках?.. Она, должно быть, ну очень хорошая, да?

— Да, наверное, — я неловко кивнул, и тут же пожалел о том, что единожды сказанное уже нельзя вернуть назад.

— Наверное?.. — вновь переспросила Майя, странно поджав губы.

Мои руки бессильно упали вдоль тела.

— Она — наследница трона, — объяснил я, медленно теряя терпение. — И одного только этого достаточно, чтобы уважать Её Высочество и ставить её выше кого бы то ни было ещё. Понимаешь?

— Примерно, — девочка пожала крохотными плечиками. Она как будто бы перестала бояться меня. Совсем. И просто вела какую-то свою малопонятную для меня игру.

— Если тебе мало этого — подумай: мог ли недостойный человек внести свой вклад в создание этого великого труда?!

Мы оба, как по команде, перевели взгляд на толстую книгу, что по-прежнему лежала рядом. Но если моё лицо, как мне казалось, выражало каменное спокойствие и уверенность, то гримасу Майи едва ли можно было назвать свободной от сомнений.

— Ты не понимаешь?.. — медленно произнёс я. — Или не веришь?.. В чём дело?

— Я просто… — Майя издала задумчивый стон. — Не поняла… Где там читать записи этой Авроры?..

— Хватит называть её по имени! — я чуть не сорвался на крик, но всё же — ценой огромных усилий — смог сохранить подобие спокойного тона. — И… как можно было не обратить внимания?! Под каждым изречением минувших владык — во всяком случае, под большинством из них — есть небольшие комментарии Её Высочества!

Подхватив книгу, я попробовал открыть по памяти ту страницу, на которой должна была остановиться Майя и, со скоростью молнии пробежавшись взглядом по ровным строкам текста, продемонстрировал небольшую, но крайне внушительную сноску. Когда девочка принялась разглядывать нужную часть страницы под моим пальцем, всё внутри меня возликовало. Но воодушевлённая радость эта становилась всё слабее с каждой секундой: вопреки любым моим ожиданиям, в глазах Майи не появилось даже намёка на восторг, а тонкие брови её с каждым мигом всё прочнее сходились на переносице.

И, когда ожидание уже готово было стать невыносимым, Майя вдруг посмотрела на меня снизу вверх и, будто бы извиняясь, тихонько промолвила:

— Да тут же нет никакой разницы…

— Что?.. — у меня просто не осталось других слов и сил для возмущения. Стало темно и пусто, как если бы целый мир вокруг меня вдруг провалился в бездонную пропасть. — Как же так?..

Протянув пару осторожных звуков, Майя виновато покачалась из стороны в сторону и продолжила осквернять своим мнением величайший труд всей имперской истории:

— Я думаю, это не она писала. То есть… не ваша Авр… Не её высочество…

Никогда прежде я не слышал, чтобы титул высокорожденной Авроры произносили так буднично и пресно. Но это отходило на второй план в сравнении с тем, что именно посмела произнести Майя. То, как она это сделала — уже не играло никакой роли. Во всяком случае, для меня.

— Повтори, — попросил я куда слабее, чем намеревался.

— Ну… посмотри сам, — девочка обратилась ко мне напрямую. Так, будто мы были равны. И она допустила меня в свой круг общения — но никак не наоборот. И… я почувствовал себя ребёнком, выслушивающим нравоучения от старшего товарища. — Это ведь один и тот же заумный и непонятный язык… Глупые предложения, которые и произнесёшь-то не сразу, и эти трудные слова… Дети так не пишут. Я вот не могу это даже понять — а ваша императрица ведь не так уж и старше…

Я понял, что задыхаюсь. По целой сотне различных причин. На языке осталась всего одно сладкое обещание — «Я задушу тебя, маленькая мразь!» — но озвучивать его я не решился. Просто чуть нагнулся вперёд, чтобы проще было вцепиться в тонкую белую шею Майи, непредусмотрительно выставленную напоказ.

Чертовка совсем потеряла страх. Просто сидела там, в метре от меня, и смотрела с непониманием в огромных голубых глазах. Как будто бы из нас двоих именно я был абстрактной пародией на человеческое существо, возомнившей о себе невесть что!

— Именно это… — я прикрыл глаза, продолжая изрыгать сквозь стиснутые зубы пламя облеченной в слова ненависти. — Отличает Её Высочество… от подобных тебе!

Тяга к убийству подопечной постепенно шла на убыль, и я очень надеялся, что болтливая девчонка не посмеет распалить её вновь.

— И всё равно не она этот бред пишет, — пробурчала Майя себе под нос, и я приложил все усилия, чтобы убедить себя в том, что мне это лишь показалось.

Сначала Натали, теперь это малолетнее наказание… Будь я одним из глубоко верующих еретиков — то, несомненно, увидел бы в этом печать некоего мистического испытания!

Некоторое время мы провели в молчании, глядя по сторонам и стараясь не встречаться взглядами — оба вели себя как поссорившиеся дети, и если такое поведение Майи ещё можно было понять, то собственное чувство оскорбленной гордости нервировало меня ещё сильнее, чем всё случившееся вообще.

И тут желудок девочки, стреляющей по сторонам прищуренными глазками, вдруг издал утробный, скрипучий стон, расползшийся по тишине тесной комнатки звуком боевого горна. Майя невероятно смутилась такому повороту — и едва заметным движением хлопнула себя ладошкой по животу — но юный организм был неумолим, и, не желая подчиняться ни мысленным, ни физическим приказам, вскоре вновь выдал заунывную песнь голода. Конечно же, щёчки Майи моментально загорелись рубиновой краснотой, и я вдруг понял, что не могу держать зла на это хрупкое маленькое чудо: она могла быть потерявшей страх бунтаркой и вредной выскочкой, могла даже желать мне смерти — но всё равно оставалась при этом обычным ребёнком. Таким же, каких были сотни и тысячи на территории великой Империи. И в этом, наверное, наши с ней народы действительно мало чем отличались.

Смирившись, я попробовал улыбнуться и задал осторожный вопрос:

— Голодна?..

— Вот ещё! — фыркнула Майя, отстраняясь. — Я могу не есть неделями! Или даже месяцами!

— Ничего себе! — я восхищённо присвистнул, ничуть не скрывая иронии.

— Тем более… — девочка замялась в нерешительности, оценивая основательность своей позиции. — Тем более что кормят у вас… отвратительно…

Последнее слово она произнесла почти неслышно, опасаясь, что оно может меня рассердить — и всё равно не желая от него отказываться. Упрямство моей маленькой гостьи действительно казалось безграничным — та не желала уступать даже в мелочах!

— Ну а что поделать, — я выдал спокойную ухмылку. — Империя на пороге войны. Вся роскошь осталась дома, а здесь мы обязаны поддерживать себя в хорошей форме — и потому едим только специально отобранные продукты…

— Без вкуса и цвета…

— Но зато с массой полезных свойств, таких как…

— Я не понимаю, — Майя насупилась. — Зачем тогда вообще идти в солдаты?.. Жить в этом шкафу, который вы называете комнатой, питаться помоями и убивать других людей?.. Что в этом хорошего?.. Ну, хоть что-нибудь?..

— Видишь ли… — я был разочарован очередной вспышкой горестных размышлений со стороны девочки, но постарался скрыть эти чувства за множеством внутренних замков. Это ведь был всего лишь ребёнок. Маленький глупый ребёнок. — Иногда человеку приходится забыть о собственном комфорте и трудиться во благо… Нет, во имя… В общем, ради чего-то большего, чем просто мягкая кровать и вкусный обед. Чего-то значимого.

— А ещё вас заставляют читать эту глупую книгу!..

— Прояви уважение! — прикрикнул я, сбившись с линии умиротворённого объяснения. — Эта книга, уж поверь, ничуть не глупее тебя!

— Значит, я вообще полная идиотка!

— Наверное! — подтвердил я, не сообразив сразу, что сыграл тем самым на руку несносной болтунье.

— Дурацкая книга!..

Потеряв контроль над собой, я негромко выругался. И тут же встретил изумлённый взгляд Майи — девочка определённо знала смысл оброненного мною слова, но едва ли часто слышала, как его произносят вслух. Тем более, с таким чувством и выражением. На пару мгновений я стал для гостьи чем-то вроде нового божества, носителем запретного знания и дерзким нарушителем всех родительских заповедей.

— Ух ты, — не удержалась Майя, взирая на меня с подобострастием и лёгкой опаской. — Если бы я хоть когда-нибудь сказала что-то подобное при родителях… Крик стоял бы до самой ночи, точно говорю…

С одной стороны, меня устраивало то спокойствие, с которым Майя научилась говорить о потерянном доме, но с другой… Я всё равно чувствовал себя лишним всякий раз, когда она упоминала своё прошлое. Мы как будто бы существовали в двух совершенно разных мирах — и не готовы были принять их равноценность.

— Ешь, — я кивнул в сторону принесённого с кухни свёртка, что покоился на прикроватной тумбе. — И возражения не принимаются.

Майя намеревалась сказать что-то в ответ — что малоприятное и по обыкновению дерзкое — но всё же сдержалась и с театральным безразличием потянулась к коробке с армейским пайком. Но не успела она даже ознакомиться со скучным на вид содержимым, как в дверь вдруг резко постучали — и почти сразу же, без труда миновав электронный замок, в комнату вошёл командир отряда чистильщиков. И силуэт Кирилла, кажущийся неброским и чуть размытым на фоне блеклого дверного проёма, сейчас внушал наравне с обычным благоговением и что-то ещё… Тревогу. Беспокойство. Предвкушение.

— Значит, ты всё-таки тут, Марк! — начал командир с порога. — Неужели для тебя нужно было приготовить какое-то особое приглашение? Мы не в школе, чтобы вызывать родителей за опоздание! У нас тут, если ты не заметил, как бы война…

Я вскочил с кровати и вытянулся по струнке, не представляя, чем мог вызвать столь ярое неодобрение со стороны Кирилла.

Смерив меня оценивающим взглядом, мрачный гость задумчиво кашлянул и заговорил уже чуть спокойнее:

— Быть может, тебе не сообщили, что я назначил собрание нашей группы?..

— Нет, — ответил я, стиснув кулаки. — Не сообщили.

— Значит, в следующий раз, как увидишь свою подружку-механика — повыдёргивай ей ноги. Только с руками не перепутай — они нам ещё пригодятся.

Я непонимающе посмотрел на Кирилла, и в глазах того проскользнули холодные стальные отблески.

— Мы с ней пересеклись в ангаре, — начал объяснять он, презрительно скривив губы. — С этой темнокожей полукровкой. Вы же с ней в хороших отношениях, да?

— Как сказать, — я безрадостно хмыкнул.

— В любом случае, она получила прямой приказ — проинформировать тебя о военном собрании… Но пренебрегла им. И если ты не накажешь её за это — то накажу я. А вам обоим, поверь, это совершенно не понравится…

Натали… Как она вообще додумалась пойти против Кирилла?.. Человека, которому ничего не стоило растоптать её на месте вместе со всем инженерным отделом?.. И тут же набрать новых молодых специалистов так, словно ничего и не происходило…

— Я… обязательно позабочусь… об этом, — мне нелегко дались эти слова. Брать на себя ответственность за чьё-либо наказание было непросто — тем более, что я не желал Натали зла. Даже после этого глупого происшествия.

— Да. Будь так добр, — Кирилл чуть запрокинул голову, чтобы посмотреть на меня будто бы сверху вниз. Вышло не так внушительно, как он, наверное, планировал — но всё равно пробирало до костей. — И возблагодари Императора за то, что он даровал тебе в руководство не какую-нибудь помешанную на правилах крысу, а доброго и ласкового меня…

Я поёжился, чувствуя, как мало добра и ласки было в этих словах.

— Догадаешься, о чём шла речь? — впервые с начала разговора на губах Кирилла появилось подобие обычной усмешки.

— Ты дважды упомянул войну, — произнёс я, почти не двигая онемевшим от сухости и страха языком. — Хотя до этого прежде ещё не доходило…

— Именно, — командир довольно осклабился. — Наша кампания, наконец, сходит с мёртвой точки… Удивительно, что для этого пришлось выжечь дотла половину восточных территорий этой грязной страны — но теперь-то всё будет иначе… Никаких больше ночных вылазок. Никаких тайных ударов. Они готовят силы, чтобы дать нам отпор — и мы примем вызов открыто.

— То есть?..

— Просто пойдём и сровняем их армии с землёй, — казалось, Кирилл сходил с ума по звуку собственного голоса, озвучивающего эту фразу. Он тянул каждое слово так, словно произносил его впервые в жизни — и искренне наслаждался этим. — Ударим прямо и наверняка. Прежде, чем они даже успеют приготовиться.

— У вас… У нас уже есть план? — я подался вперёд, заразившись возбуждением командира.

— Да, — Кирилл коротко кивнул. — Можно сказать и так.

Я собирался спросить о чём-то ещё, задать следующий важный вопрос, как вдруг осёкся, прерванный громким хрустом, что раздался из-за спины. Резко обернувшись, я обнаружил там, в самом углу кровати, растерянную Майю с преломленной палочкой сушеного хлеба в руках. Судя по всему, она жадно уплетала принесённую мною еду с того самого момента, как Кирилл ворвался в помещение, но только сейчас — и то случайно — привлекла к себе внимание…

Я всем телом подался в сторону, надеясь перехватить взгляд Кирилла, но не успел — командир уже склонил голову вправо и разглядывал мою подопечную с пугающим любопытством: он будто бы наблюдал за поведением редкого зверька в зоопарке, или же исследовал поведение новой подопытной мыши.

— Надо же, — произнёс Кирилл, кажется, совершенно позабыв о своём боевом азарте. — Я и не думал, что ты всерьёз оставишь это здесь… Удивительно. Но, впрочем, такой поворот событий объясняет царапины на твоей шее.

Мои ладони сами собой дёрнулись вверх, к горлу, и лишь ценой больших усилий я смог совладать с их нервной дрожью.

— А кто у нас тут? — нацепив поистине дьявольскую улыбку, командир отряда чистильщиков шагнул ближе и чуть выглянул из-за моего тела, обратившегося, как мне казалось, в недвижимый соляной столб. — Маленькая принцесса. Голодная, как я посмотрю…

Вздрогнув от ужаса, Майя быстро закинула палочку сухаря обратно в коробку и, чуть не подавившись, принялась отталкивать ту в сторону неловкими движениями ног.

— Не бойся, — Кирилл попробовал сдвинуть меня со своего пути, но я сделал вид, что не заметил этого. — Я не причиню тебе вреда… Скажи, кроха, ты хорошо себя чувствуешь? Этот дядя тебя не обижает?..

Девочка быстро замотала головой, и я, даже глядя на неё искоса, заметил, как быстро начал растворяться её страх в потоках неконтролируемой, бешеной ненависти.

— Значит, ты всё-таки веришь в какое-то будущее, а? — низкий голос командира заполнил собой всё помещение, и, как мне показалось, от его тропической духоты весь металл в комнате должен был моментально покрыться ржавчиной. — Надеешься чего-то добиться в Империи? Среди нормальных, полноценных людей? Как мило. И как наивно с твоей стороны. Но ты скажи. Скажи же мне, маленькая принцесса… Чем ты хотела бы заняться в новой жизни?..

Сердце в моей груди замерло и сжалось. Лёгкие обожгла боль скованного воздуха.

— Книга, — совсем тихо отозвалась Майя, глядя на Кирилла исподлобья. — Я книгу напишу…

— Книгу, значит?.. — Кирилл казался несколько озадаченным, но я, в отличие от него, моментально разгадал, к чему вела дурная девчонка. — Интересно, какую же?.. И с чего ты взяла, что у тебя непременно получится?..

— Ну… — Майя принялась шумно дышать, балансируя на острие всепоглощающего ужаса, но, как и прежде, даже не подумала о мудром отступлении. Просто дала себе время, чтобы собраться с силами, разогнаться, и с вызовом выпалила: — Не думаю, что в написании глупых книг есть что-то сложное. Ведь у этой вашей восхваляемой принцессы получилось — значит, и у меня…

Рука Кирилла выстрелила атакующей змеёй. Ушла на замах и бросилась вперёд почти неразличимо для глаза, но я, изогнувшись всем телом, всё же успел сцепить пальцы на запястье командира и сжал их так, что вся ладонь побелела до самого основания.

Майя взвизгнула и поспешила вжаться в уголок, пряча лицо.

— Не надо, Кир! — резко произнёс я, пытаясь поймать пылающий адским пламенем взгляд командира. — Оно того не стоит! Хватит! Слышишь?.. Это всего лишь маленькая девочка! Она сама не понимает, что говорит!..

— Не понимает?.. — уничижающий взгляд Кирилла буквально обжог моё лицо. — Тогда тебе же лучше будет объяснить ей всё. Как можно понятнее, — последние слова он буквально сплюнул мне в глаза, и, одёрнув руку, тут же развернулся на месте. Чтобы бросить уже через плечо: — Транспорты отправляются через полчаса. Готовься. Следующая остановка будет уже в зоне боевых действий.

«В зоне боевых действий», — сказал он. Слово в слово. Как будто бы всё, что было до этого — разоряемые деревни, выжигаемые под ноль популяции местных жителей — вообще никак не относилось к войне и служило чем-то далёким от фронтовых дел. Лёгкой расслабляющей разминкой, если угодно.

Я не мог этого принять.

И оказался меж молотом и наковальней идеологий: с одной стороны меня всё сильнее давило пренебрежение к жизни, источаемое чересчур рьяными последователями Императора, а с другой — накатывала бессмысленная, но от этого не менее раздражающая убеждённость инородцев вроде Натали и Майи в том, что выбранный моей родиной курс близок скорее к бесчеловечному удовлетворению чьих-то амбиций, нежели праведной борьбе ради высоких убеждений. И обе, обе этих крайности были мне одинаково противны! Я просто хотел сражаться ради Её Высочества Авроры и доблестью своей заслужить славу Империи! Для этого вовсе необязательно было ровнять с землёй целые поселения или проявлять чудеса лицемерной благотворительности!

Я проводил Кирилла тяжёлым взглядом. И, наверное, бросил бы какое-нибудь оскорбление ему вслед — потому что начинал уставать от этого больного фанатизма — но изо всех сил постарался сдержать этот деструктивный порыв. Ведь Натали была тысячу раз права: из гордых военнослужащих под началом Кирилла мы превратились в грязных наёмников, которые могли запросто оскорблять друг друга, угрожать расправой и смотреть на субординацию сквозь пальцы. Возможно, отчасти это упрощало нашу работу — но, с другой стороны, отягчало её безмерно с моральной стороны. Мы теряли себя. Низвергались к инстинктам. А я такой участи себе не хотел.

Хотя, если кого и следовало винить в произошедшем — то только Майю!

Издав раздражённый рык, я повернулся к девочке и попробовал разыскать в переплетении её трясущихся рук, волос и слёз блеск пары перепуганных глаз.

— Ты с ума сошла?! — проорал я, не заботясь о том, что кто-нибудь ещё мог это услышать. — Думаешь, это так просто — ходить по лезвию и каждый раз оставаться невредимой?! Этому человеку… — я, задыхаясь, указал большим пальцем на дверь за своей спиной. — Ему ничего не стоило просто пустить тебе пулю в голову. Прямо здесь, в моей комнате. У моей кровати. Ты понимаешь? Понимаешь это?!

Майя несколько раз быстро кивнула.

— И он убьёт тебя. Убьёт, не сомневайся! Просто позволь себе ещё хоть одну глупость — и тебе конец! Нам обоим, если он решит, что я мог бы выдрессировать тебя лучше!..

Я так и сказал — «выдрессировать»?.. Удивление вонзилось в мой затылок толстым ледяным копьём, пройдя голову насквозь, но, обнаружив во взгляде девочки потусторонний страх перед выбранной интонацией, я предпочёл избежать исправлений. Достаточно было и того, что Майя вздрагивала от каждого моего слова. Так было вернее.

В последний раз грозно взглянув на свою подопечную, я было посчитал разъяснительные работы выполненными, как вдруг разобрал едва слышное бормотание, как будто бы исходящее из уст девочки. Нагнулся ближе, желая убедиться в своих догадках, и разобрал нечёткое «… было бы лучше…» там, где не хотел слышать вообще ничего.

— Ещё раз, — негромко потребовал я, подбираясь ближе.

Майя, крепко сжав губы, лишь мотнула головой в ответ.

— Повтори, — произнёс я чуть громче.

–…чше бы……ли… я… — подёрнутая неразличимым шепотком тишина казалась ледяной.

— Отчётливее. Так, чтобы я понял.

— Было бы лучше, если бы я умерла, — послушно отозвалась Майя, прячась ещё глубже в скорлупу перепуганной обречённости. — И ты тоже… Вы все… чудовища…

— Вот как?.. — я сцепил пальцы, чтобы сдержать самого себя от необдуманных, продиктованных мгновенной яростью действий.

— Я не просила меня спасать… И не хотела такой жизни… Ты сам…

— Неблагодарная маленькая мразь! — я выкрикнул это прямо ей в макушку — лицо было слишком надёжно спрятано за барьером из ладоней и коленок. — Ты думаешь, мне по нраву нянчиться с тобой, дожидаясь очередного удара в спину?!

— Тогда зачем?.. — внезапный вопрос Майи, пришедший ниоткуда, точно удар кинжалом меж пластин прочнейшей брони, заставил меня отшатнуться. — Зачем я тебе нужна?.. Зачем нам обоим… эта… пытка?..

Меня как будто бы окатили целым ведром ледяной воды. Пронизывающий, покрывающий тело множеством крохотных уколов холод отбросил меня ещё дальше — почти к самому краю кровати — и оставил в опустевшем сознании единственную простую истину: у меня не было ответа на заданный Майей вопрос. Не было. Я сам не понимал — зачем держался за неё. И почему готов был держать её близ себя даже против её собственной воли.

Но… Неужели я мог так вот запросто признаться в собственном бессилии? Взять и сообщить, что у моей игры в дочки-матери нет вообще никакой конкретной цели… Нет, это было выше моих сил. И потому я просто молчал. Очень долго и сосредоточенно, дожидаясь, когда единственно верный ответ просто возьмёт и снизойдёт на нас обоих сверху. От Императора, Её Высочества Авроры или этих вымышленных богов — будь их там пять, десять или все двадцать штук — я был бы рад любой подсказке. Но был оставлен наедине с собой. И Майей.

Спустя некоторое время — сложно сказать, какое в точности — та заговорила первой:

— Ты хочешь сделать меня своей женой?..

— Что?.. — я не сразу сообразил, что вообще подразумевала девочка.

— Ну… В книгах страшные разбойники обычно увозят принцесс в свои пещеры, чтобы сделать их своими жёнами. Те поначалу очень грустят, скучают по дому — а потом влюбляются в разбойников и…

— Сами становятся разбойницами? — с мрачной иронией закончил я.

— Нет же, глупый, — Майя грустно усмехнулась. — Принцессы остаются принцессами… У них работа такая…

— Не собираюсь я на тебе жениться. Ты маленькая и грубая… И далеко не принцесса… Но хоть в чём-то ты да угадала — я, наверное, кажусь настоящим разбойником…

— Это точно, — подтвердила девочка без ожидаемой язвительности. — Настоящий бандит…

Я тяжело вздохнул, одновременно радуясь и удручаясь столь неожиданной перемене настроя в разговоре. Наверное, мне не хватало какого-то толчка в нужном направлении, чтобы прийти к согласию с самим собой, и, всякий раз избегая болезненных тем, я мог лишь мечтать о психологической от них свободе.

— В любом случае, — я неопределённо пожал плечами. — У нас не так уж много времени осталось до выезда, а мне ещё нужно решить кое-какие дела в ангаре. Так что я отойду, а ты просто дождись меня здесь… Только без глупостей, хорошо?..

По-прежнему скрывая личико, Майя легонько кивнула, и я, с тяжёлым сердцем, но свободной головой, покинул кажущуюся вековым ледником сомнений комнату.

До самого отправления я так и не смог найти Натали — хотя по нескольку раз обошёл все её излюбленные места, тайные ниши и укромные уголки, в которых девушка обычно коротала свободные от инженерных работ дни и ночи. Но та как будто бы нашла себе с десяток новых обзорных точек — или же просто избегала встреч со мной всеми доступными возможностями, наблюдая, обходя и всякий раз оставаясь в недосягаемости. Несколько раз занятые ремонтом мобильной брони рабочие подсказывали мне направление, в котором следовало искать их начальницу — но я так и не смог ни разу даже приблизиться к Натали. И… Сложно сказать, зачем вообще я искал её — может, чтобы поделиться своими тревогами, а может, для выставления претензии за то, что отданный ей приказ Кирилла остался без внимания… Не знаю. Мне просто хотелось увидеть её ещё раз. Услышать звук её голоса и, быть может, узнать ещё что-нибудь о том мире, в котором жила чернь за пределами Империи. В этом… было что-то увлекательное, стоит отметить. Что-то захватывающее дух, точно бездна, готовая в любой момент раскрыть свои воздушные объятья.

Я хотел увидеть Натали. Но не смог. Не нашёл её. И не смог обнаружить девушку даже после того, как по тяжёлому транспортнику пронёсся сигнал к отправлению и внушительная часть экипажа, следуя предписаниям, укрылась в своих тесных каютах.

Затрясся под моими ногами пол. Задрожали в своих глубоких пазах стойки для доспехов «Возмездие». И откуда-то снизу, словно бы из самой глубины земных чертогов, раздался утробный, несдержанный рёв. Пришло в движение бесчисленное множество механизмов, пробуждающих к жизни связку исполинских двигателей, заходили из стороны в сторону поршни, каждый из которых превышал в размерах рост и ширину взрослого человека, и грузовик, отдав последний предстартовый сигнал, тронулся со своего места. Весь ангар содрогнулся, когда проснувшийся от дрёмы титан начал своё движение, и на этот миг меня окружила полнейшая, сосредоточенная тишина — немногие оставшиеся инженеры отложили на время инструменты, дожидаясь, когда придут в действие системы точной балансировки, и во всём мире остался только рокочущий грохот под ногами, от которого, казалось, само небо могло бы рухнуть со своего возвышенного трона.

Но Натали так и не появилась в ангаре. Ни сразу после запуска двигателей транспорта, ни через десять минут, ни через полчаса. Её было бесполезно искать — внутренности огромной машины изобиловали тайными лазами, о которых могли знать только профессиональные механики — и не имело смысла ждать на одном месте. Иначе мы с Натали давно пересеклись бы в самом сердце её рабочей зоны. Она просто не хотела меня видеть, и я, разочаровавшись в своих надеждах, молча покинул вновь наполняющийся звуками ремонтный док.

Где-то снаружи, изрыгая потоки дыма и грохоча тяжёлыми сочленениями, ползла по чужой земле воплощённая в металле военная мощь Империи, под чутким руководством небесной крепости движущаяся, точно стая ленивых голодных волков, к единственной цели. Без точных военных порядков или передвижных оборонительных рубежей — под защитой «Авроры» обозам нечего было опасаться — огромная армия двигалась с максимально доступной скоростью, сдерживаемой разве что потугами самых медленных боевых единиц, и в считанные недели готова была развернуть новый фронт, уже под самым носом у готовой принять забвение Республики.

Конец ознакомительного фрагмента.