Вернись после смерти
Новое произведение писателя Николая Юрконенко посвящено жестокому и бескомпромиссному противостоянию советской и японской разведок на территории Забайкалья в годы Великой Отечественной войны. Книга написана на основе архивных материалов Читинского Управления НКГБ – ФСБ. Вниманию читателей предлагается правдивое описание драматичных событий того непростого времени – малоизвестных, но грандиозных по своим масштабам, картины неповторимой по красоте забайкальской природы, а также исторические экскурсы и в радостное, и в горестное прошлое нашей Великой Родины.Содержит нецензурную брань.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Вернись после смерти предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Глава 6
СПЕЦТЕЛЕГРАММА № 004
«Чита, Шадрину
«Воздух!!!»
На ваш запрос от 12. 06. 1942 г. по установлению данных на гр-ку Борисенко Елену Анатольевну, сообщаю: Борисенко Е. А. (урожденная Якубова), родилась 27. 03. 1900 г. в гор. Ишим, Омской губернии в семье агронома Якубова А. И. В 1919 г. окончила Омскую женскую гимназию, работала учительницей в одной из школ Ишима. В 1922 г. прошла переаттестацию на курсах усовершенствования учителей в Москве, в этом же году вышла замуж за Борисенко Владимира Леонидовича, работника аппарата Омского Губкома, бывшего политработника Красной Армии. В 1923 г., у супругов Борисенко родился сын Павел. В конце 1927 г., Борисенко В. Л. был направлен в село Ожогино, Ишимского уезда, для организации в данной местности продотрядов для изъятия излишков зерна у кулаков и осуществления высылки их семей в необжитые края. Прибывшая вместе с мужем в Ожогино, Елена Борисенко работала в созданной при сельской школе ячейке ОДН25. Весной 1928 г., сопротивляясь проводимой в стране всеобщей коллективизации и продразверстки26, кулаки, подкулачники и примкнувшие к ним крестьяне-середняки подняли мятеж, в результате которого по Ишимскому уезду прошла волна террора. В селе Ожогино бандой, которую возглавлял бывший белогвардейский вахмистр Винник З. М., были зверски убиты члены комбеда, представители Советской власти, активисты. Семья Борисенко также была убита и сожжена в собственном доме в ночь на 03. 05. 1928 г.
ДОПОЛНИТЕЛЬНО: Предвидя ваши дальнейшие запросы по ходу розыска, сообщаю: после ликвидации кулацкого мятежа, выездной сессией Народного Суда СССР, состоявшегося 16 — 17. 09. 1928 г., в селе Ожогино, осуждены нижеследующие участники восстания:
К исключительной мере социальной защиты — расстрелу:
1. Винник Зиновий Михайлович.
2. Варавва Бронислав Станиславович.
3. Волобуев Петр Иванович.
4. Гармаш Всеволод Антонович.
К лишению свободы сроком на двадцать лет, с содержанием в колонии строгого режима и с конфискацией личного имущества:
1. Вьюков Афанасий Акентьевич.
2. Гауф Михель Арнольдович.
3. Гузеев Юрий Иосифович.
4. Прокудин Андрей Саввич.
5. Самохин Прокопий Алексеевич.
6. Скрынник Иван Ипатьевич.
К лишению свободы сроком на пятнадцать лет, с содержанием в колонии усиленного режима и с конфискацией личного имущества:
1. Андрушкин Никанор Авксентьевич.
2. Козлов Никита Маркелович.
К лишению свободы сроком на семь лет, с содержанием в колонии общего режима:
1. Лапардина Наталия Осиповна.
2. Насекина Мария Егоровна.
3. Сапогова Алевтина Павловна.
Скрывшиеся после подавления мятежа нижеследующие члены банды осуждены заочно и приговорены:
К исключительной мере социальной защиты — расстрелу:
1. Логвинов Леонтий Юрьевич.
2. Попков Михаил Моисеевич.
К лишению свободы сроком на двадцать лет, с содержанием в колонии строгого режима и с конфискацией личного имущества:
1. Мыльников Аркадий Афиногенович.
2. Пушкарев Игнатий Савельевич.
3. Самороков Трофим Ильич.
За отсутствием состава преступления освобождены из-под стражи в зале суда:
1. Смородникова Пелагея Гурьевна.
2. Хандога Василий Титович.
14. 06. 1942 г.
Зам. нач. контрразведывательного отдела
майор Сахно И. П.»
Полковник Шадрин отложил телеграмму, тяжело поднялся из кресла, по укоренившейся с годами привычке, подошел к окну. Несколько минут стоял неподвижно, соединив кисти рук за спиной, в глубокой задумчивости глядя на пустынную улицу.
«Война, война… — думалось ему. — Даже здесь, в тыловом городе, её неминуемый признак — безлюдье».
Вернувшись к столу, он нажал кнопку вызова, у двери тотчас же вырос бравый, затянутый в «рюмку», в надраенных сапогах, румянощёкий юный лейтенант-порученец.
— Слушаю, товарищ полковник.
— К одиннадцати тридцати майора Степанова и его личный состав ко мне на совещание.
— Есть! — лейтенант молодцевато козырнул, с четкой фиксацией повернулся и вышел.
Пока сотрудники, двигая стулья, рассаживались, как обычно, по обе стороны длинного стола, Шадрин внимательным взглядом прошелся по их лицам, подумал:
«Устали… Устали до предела. А отдыха, как видно, не предвидится».
Полковник заговорил, и голос его был непривычно глух:
— Итак, преступники нас снова опередили! Убийство Бородина, диверсия на шахте и налет на Кондинскую ветеринарную лечебницу — дело рук все той же неуловимой группы. Её удары становятся ощутимее и теперь совершенно бесспорно, что это не уголовная шайка. Версия майора Степанова возобладала над версией… — он хотел, было сказать: «над версией подполковника Баркуна», но усилием заставил себя не сделать этого, и закончил, — над версиями других товарищей. Самое страшное, что никак нельзя предугадать логику дальнейших действий налетчиков. Кто знает, на какое преступление они пойдут уже завтра, где снова прольется кровь? Следов опять минимум: и на шахте, и на месте убийства Бородина, и на ветлечебнице. Единственная примета — способ убийства и все тот же пистолет — «Парабеллум». Вчера начальник Управления и я были приглашены на совещание в Областной Комитет партии, где было высказано немало справедливых упреков в наш адрес, — Шадрин взял со стола сложенную газету «Труженик Забайкалья» и потряс ею. — Опубликованная статья вызвала негативный общественный резонанс, породила немало кривотолков среди местного населения. Каждый успех террористов — это очередной минус нам, контрразведчикам! Руководство области понимает, как трудно работать сейчас: многие наши сотрудники на фронте, на каждого из оставшихся легла двойная нагрузка. Но мы обязаны, сделать невозможное! — Шадрин бросил газету на стол, повторил, придав голосу еще больше твердости. — Обязаны! И к нашему счастью, появились, наконец, кое-какие зацепки на реализацию. Майор Степанов, ознакомьте присутствующих с содержанием телеграммы из Омска.
Тот подчеркнуто медленно зачитал текст. Возникла тишина, чекисты обдумывали услышанное.
— Прошу высказываться, товарищи, — предложил Шадрин. — Каждую мелочь нужно осмыслить и проанализировать. Пожалуйста, Григорий Семенович, — кивнул он Степанову.
— Думаю, что теперь многое встало на свои места, — начал майор. — Прежде всего, я имею в виду осужденного под номером один во втором абзаце, Вьюкова Афанасия Акентьевича. Слух о том, что он активно боролся против Советской власти, подтвердился. Прояснилось и про Елену Анатольевну Борисенко. Настоящая Борисенко убита вместе с мужем и ребенком в Ожогино, а по ее документам в поселке Еремино все эти годы проживала неизвестная женщина. И квартировала она именно у бывшего купца-миллионера Вьюкова Акентия Филатовича, отца осужденного преступника. Тут есть какая-то закономерность, и нам необходимо её уловить.
— А что, если это была жена Афанасия Вьюкова? — высказал догадку один из оперативников. — Участвовала вместе с ним в антисоветской деятельности, потом сумела скрыться.
— Если она и являлась женой Вьюкова, то только неофициальной, гражданской, как принято говорить, — возразил Шадрин.
— Почему? — спросил кто-то.
–Да потому, что жена, коль она соучастница преступлений мужа, никогда не поедет жить к свекру. Ее бы там рано или поздно выловили. Лжеборисенко потому безбоязненно поселилась у старика Вьюкова, что никакого официального отношения к его сыну не имела, по всем документам он проходил как холостяк. А раз так, то следователям и в голову не пришло ее в Еремино искать.
— Мне кажется, что птичка, которая оттуда упорхнула — высокого полета, — сказал капитан Бутин. — Самое малое — подрасстрельная статья над ней висела. И круга она, скорее всего, не уголовно-бандитского, все-таки учительницей была. Да и неплохой, говорят…
— Уверен, эта ереминская Лжеборисенко человеком для Вьюкова являлась далеко не безразличным. Именно поэтому он так долго и упорно ищет подходящую по возрасту и статусу женщину, и находит её в селе Ожогино. Краденые документы — в карман, их владелицу — в огонь. И концы в воду! Согласитесь, товарищи, добывать документы путем такого зверского убийства для кого-то постороннего он не стал бы, — попытался выстроить логическую цепочку Степанов. — А в том, что в уничтожении семьи Борисенко Вьюков принимал самое непосредственное участие, теперь нет никаких сомнений.
— Согласен, — кивнул Шадрин. — Кстати, что у нас нового по местам отбывания наказания ишимских повстанцев, Григорий Семенович?
— Пока что пришли ответы из семи точек, результат нулевой. С часу на час жду вестей еще из нескольких мест.
— Добро. Кто еще желает высказаться, товарищи?
Поднялся капитан Неустроев:
— Думаю, нам нужно раскидывать невод пошире, — он произвел руками характерный рыбацкий жест. — Розыск этой самой Лжеборисенко не ограничивать только масштабами ишимского мятежа. Предлагаю сделать немедленный повторный запрос в Омск, пусть поднимут архивы двадцатых годов по всей губернии на предмет проходивших по антисоветской деятельности женщин. Также пусть выяснят всё об окружении Афанасия Вьюкова в те времена, и особое внимание обратят на женщин.
— Хорошо, — поддержал его Шадрин, − как говорят французы: «Ищите женщину!» Найдем, ниточка, глядишь, и потянется. Займитесь этим вопросом, капитан. Немедленно телеграмму в Омск за моей подписью, литер — «Воздух!». Еще предложения есть?
— Что будем делать с пулеметчиком Павлом Борисенко? — спросил Степанов. — Мое мнение такое: по этой семье отрабатывать каждую версию, даже самую безнадежную. Тут любая зацепочка дорога.
— Н-да, — вздохнул Шадрин. — Нужно посылать кого-то на передовую. Предлагайте, Григорий Семенович. Тут надо бы фронтовика, ему привычнее в боевой обстановке работать.
— В таком случае, — майор чуть приметно улыбнулся, — отрядим лейтенанта Тихонова: он и работник напористый, и фронтовик вчерашний.
— Я готов, — встал молодой офицер.
— Вот и отправляйтесь, лейтенант, — сказал Шадрин. — Завтра «Дуглас» штаба Округа летит до Москвы, я свяжусь с командующим Воздушной Армией, вас захватят, а там уж на перекладных.
— Мне на перекладных привычно, товарищ полковник, — согласился Тихонов. А Шадрин, обращаясь уже ко всем, продолжил:
— Итак, товарищи, от нас ждут результативных действий. Всё побочное, чем занимается ваш отдел, майор Степанов, сегодня же передать капитану Рекотову и вести отныне только это дело. В помощь вам выделяется по нескольку сотрудников из каждого подразделения. Несмотря на острейшую нехватку оперативного состава, руководство идет на этот шаг, тем самым оголяет… — возникший у дверей лейтенант-порученец заставил Шадрина прерваться.
— Извините, товарищ полковник, — предупредительно-негромко сказал офицер, — на имя майора Степанова поступила срочная телефонограмма, — он подошел к столу, передал бланк. Его текст гласил:
«Осужденный 17 сентября 1928 г. в селе Ожогино выездной сессией Народного Суда г. Омска, активный участник Ишимского кулацкого мятежа, Вьюков Афанасий Акентьевич, приговоренный по статье № 58, пункты: 2, 9, 10 УК СССР к лишению свободы на 20 лет ИТЛ27, с конфискацией имущества и с последующим поражением в правах на 5 лет, отбыл срок наказания 13 лет в ИТЛ строгого режима «СЛОН»28 и был переведен в ИТЛ усиленного режима Сиблаг. 19. 05. 1941 г., находясь с партией заключенных на работах в тайге, совершил побег из лагерного лесоповального пункта. Вместе с Вьюковым А. А. бежал з/к Скрынник Иван Ипатьевич, приговорённый по статье № 58, пункты 2, 9, 10 к аналогичному наказанию, также являющийся участником Ишимского кулацкого мятежа и ранее отбывавший наказание в ИТЛ Воркутлаг. Организованными поисками беглецов задержать не удалось, судя по всему, побег готовился долго, тщательно и обеспечивался на воле кем-то из местных жителей. Вьюков А. А., и Скрынник И. И., объявлены во всесоюзный розыск.
15. 06. 1942 г.
Сиблаг, п/я АГ-247, начальник Томско-Нарымского спецлеспромхоза
ст. лейтенант НКВД Дудолад А. М.»
— Та-ак, — протянул Шадрин. — Сидел, себе, посиживал за колючкой гражданин Вьюков, а тут на тебе — старый знакомец Скрынник припожаловал в гости. И это ничто иное, как преступное ротозейство лагерной администрации, ведь сколько раз было говорено: подельников содержать врозь! Думаю, что именно с этой встречи и началась подготовка к побегу.
Уперев локти в стол, опустив тяжелый, с волевым прогибом подбородок на сцепленные в замок пальцы, он долго сидел молча. Потом вопросительно посмотрел на Степанова:
— Григорий Семенович, помнится по вашему докладу, учительница уехала из поселка Еремино где-то в конце августа сорок первого?
— Так точно, товарищ полковник, двадцать седьмого числа.
— А накануне к ней приезжал некто усатый-бородатый, якобы, старый приятель?
— Верно! — озаренный догадкой, подтвердил майор.
— А теперь мы знаем, что Скрынник и Вьюков бежали из Сиблага девятнадцатого мая! — с нажимом на слове «мая» проговорил Шадрин. — Что ж, за три с лишним месяца и бороду, и усы можно отрастить основательно. А он еще и очками обзавелся — с таким перевоплощением кто б его признал!
— Тем более что жил Вьюков в Еремино до революции всего несколько лет, — развил мысль полковника капитан Бутин. — Времени-то сколько прошло — четверть века. Его и так никто бы не вспомнил.
— Что ж, товарищи, — с нотками удовлетворения в голосе, сказал Шадрин. — Теперь с полной определенностью можно сказать, кто именно приезжал в Еремино. Призрак, наконец-то, стал обретать зримый облик.
СПЕЦТЕЛЕГРАММА № 0016.
«Чита, Шадрину
«Воздух!!!»
На ваш дополнительный запрос от 14. 06. 1942 г. по установлению данных на женщин, участниц в антисоветской деятельности по Омской губернии в 1920/30 г.г., имевших, предположительно, контакты с Вьюковым А. А., сообщаю:
Допрошенная в качестве свидетеля, отбывшая наказание за участие в Ишимском кулацком мятеже, Насекина Мария Егоровна показала, что Вьюков А. А. являлся в то время одним из видных деятелей Губкома СТК29 и прибыл в Ожогино задолго до восстания для политического руководства боевым отрядом атамана Зиновия Винник.
Близко знавшая Вьюкова, Насекина хорошо помнит и ручается, что в то время он женат не был. Но однажды, на гулянке у настоятеля Ожогинской церкви отца Романищева И. Ф., находясь в пьяном состоянии, хвастливо заявил:
«Если бы не эта проклятая Советская власть, я бы сейчас миллионами ворочал: забайкальская пушнина и золото оказались бы в моих руках! Да и сибирское золотишко не проскочило бы мимо».
Исходя из реплики — «сибирское золотишко», нами проведена углубленная проверка архивных документов по данной тематике. Выяснилось, что в составе штаба СТК в Омске, в который входил Вьюков, числилась и некая Шидловская Ольга Дмитриевна, дочь крупного сибирского золотопромышленника, миллионера, Шидловского Дмитрия Сигизмундовича, который в 1921 г. ушел за границу вместе с остатками разбитой белой армии, и в настоящее время находится в Китае. (В публикациях белоэмигрантской прессы часто фигурирует его имя). Шидловская О. Д. представляет особый интерес потому, что является единственной женщиной фигурантом по вашему розыску, которой удалось избежать ареста и суда после разгрома Омской организации СТК в 1923 г. Следствием установлено, что Шидловская находилась на особом положении, ей было доверено командовать «группой террора». На её личном счету, по крайней мере, семь убийств, среди них крупный теракт в Омске в 1922 г., в результате которого были застрелены: начальник контрразведывательного отдела ВЧК Радкович С. М., его заместитель Бредис Л. Я. и шофер Протасов П. П. В 1924 г. Шидловская О. Д. осуждена заочно, приговорена к расстрелу, объявлена вне закона и объявлена во всесоюзный розыск.
Шидловская О. Д. родилась 10. 02. 1899 г. во французском Гренобле, где её отец завершал обучение в университете им. Жозефа Фурье на факультете: «Прикладная геология и горное дело». Сама Шидловская О. Д., после окончания Омской гимназии, училась в Варшавском юридическом университете на факультете: «Экономика и международное право». Закончив с отличием 3-й курс, вуз оставила и больше в него не вернулась.
Была ли Шидловская знакома с Вьюковым А. А., доподлинно установить не удалось, но косвенные признаки, указывающие на это, найдены в архивной папке: «Нарушения советско-китайской границы в 1922 — 1930 г. г.» Наряду с донесениями пограничников в ней хранилось частное письмо, не имеющее, казалось бы, никакого отношения к организации СТК и лично к Вьюкову А. А. Приложенная служебная записка поясняет, что расследование по письму не проводилось ввиду отсутствия оперативной перспективы. Но в связи с вашим запросом данный текст был рассмотрен под иным углом зрения, что позволило обнаружить ряд интересных моментов.
Датированное сентябрем 1926 г., это письмо было найдено у разведчика-связника, следовавшего из Китая в Россию и убитого в перестрелке при переходе через казахско-китайскую границу вблизи пос. Жумысши (р-н соленого озера Тэке). Письмо адресовано Ворониной Наталье Константиновне до востребования на Главпочтамте г. Омска. Поставленное на контроль, оно так и не востребовалось, и было изъято через полгода. Понимая, что вам необходимо иметь характеристику почерка, высылаем письмо спецпочтой, а для экономии времени телеграфируем выделенный из него фрагмент, безусловно имеющей важное значение для вашей разработки:
«…Моя незабвенная красавица, надежда и суть всей моей жизни!
С самого рождения ты росла в царской роскоши, имела возможность не отказывать себе ни в чем, была одарённой и целеустремлённой личностью, смогла многого добиться. Тебе всегда сопутствовала удача, ведь недаром все наши близкие говорили, что ты: «Богом поцелованная». Впереди была интересная и яркая жизнь, но свою судьбу ты предопределила сама и мне безумно горько осознавать, что, не смотря на мои уговоры, вернулась из Польши в Россию, чтобы включиться в борьбу, забравшую к тому времени уже миллионы русских жизней и результат которой, был, увы, предрешен.
Безмерно сожалею, что не был достаточно убедителен и настойчив, предлагая прекратить противостояние с большевиками, эмигрировать вместе со мной в Китай, пригласив и своего возлюбленного А. В., о котором ты всегда отзывалась в самых превосходных степенях как о верном соратнике по борьбе и достойнейшем человеке.
Конечно, эмиграция не сахар, но при налаженном бизнесе и устойчивом финансовом положении жить в Китае можно вполне комфортно. У тебя появилась бы возможность отправиться в любую европейскую или азиатскую страну, чтобы создавать свое будущее в свободном от коммунистической тирании обществе. А сейчас, когда всё проиграно, ты, дворянка, вынуждена влачить жалкое существование в одной компании с неандертальским быдлом. Что ж, на все воля Всевышнего…
Любимая дочь моя, об одном лишь теперь умоляю: береги себя и моего единственного внука, Дмитрия. Помни, Оленька, ближе вас, двоих, у меня на свете больше нет никого. Свято верю в то, что удача не обойдет нас стороной, что все мы, наконец, встретимся и будем счастливы и неразлучны навсегда…»
Исходя из вышеизложенного, можно сделать вывод, что письмо из Китая, в котором упоминаются: «царская роскошь, внук Дмитрий и дочь Оленька», было адресовано именно Шидловской О. Д., проживающей в СССР по документам Ворониной Н. К. (Предположительно, под этой фамилией Шидловская вернулась в Россию из Польши. Одиозность своей настоящей фамилии не позволила бы ей поступить иначе).
Фраза же о «возлюбленном А. В.» с большой долей вероятности позволяет судить о том, что Шидловский подразумевает Афанасия Вьюкова. Так как «…верным соратником по борьбе…» мог быть лишь член штаба Омского СТК, а в прочих антисоветских организациях Ольга Шидловская не состояла. Совпадая по возрасту, образованию, принадлежности к высшему сословию, социальному статусу и политическим воззрениям, она вполне могла контактировать с Вьюковым.
ВАЖНО!!! Возможность использовать агентурный канал связи в личных целях, бесспорно указывает на то, что предприниматель Шидловский Д. С. имеет самое непосредственное отношение к японско-белоэмигрантской разведке.
17. 06. 1942 г.
Зам. нач. контрразведывательного отдела
майор Сахно И. П.»
«Вот ты и прорезалась, наша незабвенная польская красавица!» — полковник Шадрин положил в папку бланк спецтелеграммы, устало, но удовлетворенно усмехнулся. — «Версия капитана Неустроева дала нужный результат, его «невод» сработал на все сто. Исчезнувшая в никуда из таежного поселка Ерёмино, учительница Елена Анатольевна Борисенко, обрела, наконец-то, свое истинное лицо. Да, нескучная судьба получилась у пани Шидловской: и поучиться успела, и повоевать, и ребенка родить, и учительницей поработать… Жила под одним именем, занималась террором под другим, несомненно, что имеет в запасе еще несколько чужих биографий и залегендироваться под очередной личиной готова в любой момент».
Шадрину, прожившему в Польше не один год, имевшему дело с самыми разными представителями польского общества, было предельно ясно, почему Шидловская состояла в антисоветской организации и занималась террором под своей настоящей фамилией — традиционная шляхетская чванливая суть и спесивый гонор польской знати были тому причиной. Родовитой ли дворянке бояться этих примитивных русских холопов!
Но, тем не менее, и проживала в СССР, и за посланиями из Китая приходила с паспортом советской гражданки Натальи Ворониной! А, значит, все-таки боялась… Боялась! Омские контрразведчики были абсолютно правы — с её истинной фамилией путь вёл только к расстрельной стенке.
Но почему впоследствии её перестала устраивать биография Натальи Ворониной, по какой прихоти захотелось примерить на себя очередную? И ведь настолько захотелось, что потребовала у своего сожителя, Афанасия Вьюкова, предоставить эту самую биографию во что бы то ни стало! Вот так и появилась в двадцать восьмом году в поселке Ерёмино учительница Елена Анатольевна Борисенко, урожденная Якубова.
И по какой причине тогда, в середине двадцатых, когда контрреволюционная организация СТК была разгромлена, Шидловская не воспользовалась «окном» на казахской границе, чтобы уйти с очередным связником-маршрутником за кордон, в объятия отца-миллионера… Что это было: трусость, оголтелая идейная ненависть к Советам, непроходящее желание убивать или надежда на то, что еще есть какой-то шанс изменить государственное устройство России?
«Что ж, может быть, и мы когда-нибудь узнаем обо всем, — подумалось Шадрину. — А пока, как ни крути, как ни верти, но появилась еще одна расшифрованная персона из этой запутанной и драматичной истории. Значит, не зря народный хлеб едим!»
Ко времени получения вышеизложенной информации полковник также имел дополнительные сведения по диверсии на шахте «Октябрьская». За три месяца до этого происшествия из бригады горняков дезертировал находившийся на «брони» от призыва в действующую армию, навалоотбойщик Черва Анатолий Федорович, бывший взрывник, снятый с должности за служебную халатность и злоупотребление алкоголем, осужденный в 1940 году за злостное хулиганство по статье № 162, параграф «В» на один год исправительных работ. Незадолго до дезертирства с производства, он развелся с женой, оставив ее с малолетним ребенком. Активный розыск результатов не дал, Черва бесследно исчез.
Оглавление
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Вернись после смерти предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
