НЕДавняя быль. Петербург – Севастополь – Бизерта – Рига. 1917—1923

Николай Александрович Смирнов

Документальные воспоминания Н. А. Смирнова, радиотелеграфиста эсминца «Жаркий» Российского Императорского Черноморского флота, о событиях 1917—23 годов.

Смерть отца

Тяжелые, безотрадные думы не дают мне покоя. Всего неделю тому назад был так счастлив и беззаботен, наслаждался счастьем в кругу семьи, а теперь?..

Одним ударом судьбы я выбит из жизненной колеи, выброшен из родной земли в безвестную даль, лишен всякой поддержки, моральной и материальной. Любимый отец убит на поле брани, защищая родную землю от вторжения своих же обезумевших сынов. Три года щадила его судьба на Галицийских равнинах, в крутых ущельях Кавказа, не тронула его вражеская пуля; теперь он пал в вихре гражданской войны. Отрывочно бродят мысли, восстанавливая в сознании ясную картину прошедшего. Такую страшную, что не хочется верить ее правдивости.

Невеселым праздником была Пасха 1919 года. Со всех сторон приближались к Севастополю красные банды и не было уверенности в безопасности, хотя генералы антантского десанта заверяли население о готовности драться «до последнего солдата». «За штыками наших славных войск вы, как за каменной стеной!». И вдруг страшный слух облетел город «славные войска» грузятся на транспорты, оставляя на произвол судьбы беззащитных граждан. Наши «верные» союзники всегда так поступают: сначала обнадеживают, потом же бросают во власть красного зверя.

В городе наскоро формируются добровольческие дружины, назначение коих было задержать большевиков и дать населению возможность спокойно погрузиться на суда и покинуть город. Отец записался в одну из этих дружин и выступил вместе с нею на Исторический бульвар, который уже были готовы занять красные. День прошел в мучительном беспокойстве. Расположившиеся на внешнем рейде дредноуты союзников стреляют из своих башенных орудий по Малахову кургану и по городским окраинам. С балкона нашего дома отчетливо видны вспышки разрывов — мелькнет огонек и через некоторое время раздается грохот выстрела, летят во все стороны обломки, дребезжат и вываливаются оконные стекла. То там, то сям слышна частая дробь пулеметного огня и раскаты ружейных залпов, все ближе и ближе к городу.

Иду на Исторический бульвар предупредить отца, что на «Бештау» мне удалось достать место. Лучше тяжелое изгнание на чужбине, чем остаться во власти красного зверя — не будет пощады ни старому, ни малому. Укрывшись за мешками и фашинами старых бастионов, отстреливается горсть офицеров. Большевики открыли ураганный огонь и всюду видны облачка пыли, вздымаемые бьющими в песок пулями. Иногда, попадая в цель творят свое страшное дело: Взмахнув руками и как-то нелепо перегнувшись, сползает на песок человеческая фигура и медленно расплывается кругом алое пятно.

С замиранием сердца подхожу к защитникам, ища отца, но нет его среди живых. Там, в стороне лежит он, раскинув руки — пуля пробила навылет голову, он мертв. Опускаюсь возле него на колени, обнимаю его…

Зачем ты мертв, почему именно ты сражен, а многие недостойные вкушают сладости жизни?.. Потемнело все кругом, зачем мне жить? Родина оплевана, распята; каждый каторжник убивает лучших ее сынов; как воронье на падаль, слетаются на лакомые кусочки наши «доблестные союзники» грабя и уничтожая русское достояние. Русскому человеку стала невыносима жизнь. Но, как Феникс из пепла, вновь возродится великая могучая Россия и каждый ее сын должен напрячь все силы в работе на ее благо. Вот смысл жизни — явится когда-нибудь и для нас, русских счастье. Ты умер, защищая честь родной страны, и на твоей крови, смешавшейся с кровью многих и многих героев, будет построено благополучие будущей славной и сильной России и жертва твоя не будет забыта.

Большевики наседают со всех сторон и уже ясно видны на фуражках солдат, перебегающих цепями, красные звезды. Защитники бастиона по одному спускаются в город, надеясь найти приют в каком-нибудь замешкавшемся транспорте. Мой долг — остаться и предать честному погребению прах отца. Два офицера взялись помочь мне, и мы медленно подвигаемся по пустым улицам Севастополя к зданию военного госпиталя.

Темная ночь спускается на город, последние транспорты покинули рейд. На улицах, прилегающих к порту, громоздкой массой скопились грузовики, двуколки, брошенные союзниками. Одиноко бродят, издавая жалобное ржание, брошенные лошади. Город вымер, улицы безмолвны, ни души нет на них. Только разломанные тротуары, покинутые покосившиеся пулеметы, печально глядящие из-за спутанной колючей проволоки, свидетельствуют о недавней жизни, о готовности защищать город, так бесславно преданный союзниками.

Ранним утром появились на улицах большевицкие патрули, а к полудню вступили главные силы и, приветствуемые рабочими депутациями, прошли церемониальным маршем по главным улицам Севастополя. Впереди, на старом обтрепанном автомобиле, проезжает политком и из-за грязных стекол смутно видна его отталкивающая, давно не бритая физиономия. Рядом с ним какая-то размалеванная женщина в большой шляпе с пестрым пучком перьев, вся увешена драгоценностями. За комиссаром движется разноязычная толпа красноармейцев, грязных и оборванных, в серых фуражках, старых германских касках и просто в штатских шляпах. Пройдет какой-нибудь час, и все это стадо наводнит город грабящим и убивающим потоком, предавая все огню и мечу.

Конец ознакомительного фрагмента.