Переплыть лето

Никола Стотан

В сборник включены лирические стихи последних лет, повесть «Переплыть лето», а также собрание афоризмов, частушек и эссе.

С тобой

В угаре стонет комната

Жаром вечерних симфоний.

Близостью переполнены

Площади потных ладоней.

Нагло, уверенно кривятся

Губы дразнящей малины,

Дерзкие, выпрыгнуть силятся

Зрачков дельфиньи спины.

И обнажив стволы рассержено,

В окне, как внезапный спазм,

Лес осенний растерзанный,

Редкий, как женский оргазм.

Ладьями стучат кровати,

Мы тянем тяжелое бремя

И будильника глаз кошачий

Льёт горячее терпкое семя.

Но на атласно бархатной пашне

Пахать уже не в силах,

Тот, у кого борщом вчерашним

Стынет кровь в холодеющих жилах.

Тот, кто опухшее личико

Прячет за бруствер кровати,

Когда правят бретельку от лифчика

Как лямку у автомата.

И опять, пока красуется

Жёлтый месяц за стеной,

Падший ангелок целуется

С совестливым сатаной.

***

Но вот дойдя до точки,

Как по башке кирпич,

Без фиговых листочков

Проржавленный Ильич.

Как снимок на комоде,

Мочалкой борода

И в караульном взводе

Застыли два бедра.

«Немыслим мир, немыслимы подобья…»

Немыслим мир, немыслимы подобья,

Немыслимы объятья естества,

Когда горячие тугие гроздья

Вдруг тронет трепетно рука.

Когда шелка, протяжные как стоны,

Вдруг зазвенят серебряной струной

И тела жар, как взорванный плутоний

Раздавит нас ударною волной.

Немыслим аромат душицы,

Смертельна мятная трава,

И шепот фибриол ложится

Росой на влажные тела.

«Твоя любовь прохладных два крыла…»

Твоя любовь прохладных два крыла

Два ангела — добра и зла,

Не разобрать, не различить,

Что будет ранить, что лечить.

«Рука тяжёлая усталая…»

Рука тяжёлая усталая

Ласкает прядь дождём намоченную,

А ты красивая и шалая

С глазами порочными, губами порочными.

А ты, как вишня скороспелая

Невестою в цветах заснежена

Порой до безрассудства смелая,

Порою тихая и нежная.

Душа восторгом околдована,

Когда мне самому не верится

До исступленья зацелована

Плеч смуглая владелица.

Когда движеньями ленивыми

Зеленоглазая красавица

С ногами стройными и длинными

Пантерой за добычей тянется

Она живёт пока целуется,

Её движения отточены,

Когда передо мной красуется

С глазами порочными, губами порочными.

«тебе досталась радость одна…»

тебе досталась радость одна

настоящая, без утайки,

животика моего желтизна,

да спадающая вечно майка…

достались также сплетения кос,

губ ещё вот привкус горький,

и конечно отблески звёзд

с недорезанной лунной долькой…

«Вот мой герой. «Хэллоу, допрый фэчер…»

Вот мой герой. «Хэллоу, допрый фэчер…»,

Он пьян однако, нынче много пьют,

Но всё же он припёр на эту встречу

Корзинку снеди и бутылку «Брют».

Уселся в кресло, просто страшный случай,

Хотя не наглый вроде бы совсем…

Спортивный мачо в упаковке «Гуччо»

На тарантасе «аудяха семь».

Совсем не смелый и хороший даже,

Зовёт уехать в тёплую страну,

У них там видишь ли… давно мечтает каждый

Иметь покладистую русскую жену.

Плейбой с обложки, все подруги сохнут,

Наперебой они его кадрят,

Но только нету никакого толку,

Не замечает он других девчат.

И снова «Энни, ты уже готофа?…»

Ведёт в театр, а потом в кафе,

По русски будет пить до полвторого,

А после ехать сильно «под шофе».

Гаишники лишь провожают взглядом,

Как обгоняет всех авторитет,

Он — мой герой, сижу я молча рядом

И думаю: уехать или нет?

«Ты так чиста, наивна и внимательна…»

Ты так чиста, наивна и внимательна…

Так непрактична шеи белизна,

Губить тебя совсем необязательно

Ты крылья обожёшь себе сама.

А я пытаюсь пошутить, подначиваю,

Короче: настоящий onyx,

Я на тебе невольно оборачиваюсь,

Как к солнцу обращается подсолнух.

А я, как чемодан оставленный,

Всё жду хозяйской ласковой руки,

Так шут придворный, Борджией отравленный,

Обязан даже при смерти шутить.

«Я чувствую и даже где-то знаю…»

Я чувствую и даже где-то знаю,

Что повторится этот день опять

Жаль только: я почти что умираю,

Когда один укладываюсь спать.

Жаль только: ты сюда послушай,

Кошмаром давним позабытых снов

Красивой недоступной шлюхой

Проходит мимо первая любовь.

Проходит мимо…

Я её окликну

Сожму пустеющий прострелянный карман,

В который раз проникнусь я и влипну

В безперспективный розовый роман.

А силы эти…

Брать-то их откуда?

И выхода опять похоже нет

И бьётся пульс, как разбивается посуда

О самый в мире безнадёжный парапет.

Так чувствуя и даже где-то зная,

Какой бывает жесткою кровать

Я всё же безнадёжно умираю,

Когда один укладываюсь спать.

«Когда все звёзды поутру растают…»

Когда все звёзды поутру растают

Взгляни, красавица, в окно

И ты увидишь: мимо пролетают

Загадочные НЛО.

И ты узнаешь: рейс Анадырь-Сочи

Отложен, на дворе зима

И холодом январским наплывает

Свинцовая тяжелая тоска.

Но ты принцессой шествуй в зазеркалье,

Далёкая и близкая для всех,

Как вечная волнующая тайна,

Как этот тающий пушистый смех.

И наши встречи — всё же избавленье

От скуки что-ли, мелкого снежка…

Они, красавица, как украшенье

На атласе студёном января.

«Грифон кассет брошенных оземь…»

Грифон кассет брошенных оземь

Пружин спряженья гнут одно:

Ты не пришла ни в семь, ни в восемь

И время жутко напряжено.

Ты не пришла, дней остроглазьем

Съедены дочиста страхи, а там

Призраки серые наглые лазают

По тёмным аллеям, по тёмным кустам.

Призраки робких надежд и страданий

Пулей навылет слуга ваш убит,

Пулей горячей нескромных желаний

Ну и конечно горячей любви.

С кем ты? И где ты? Эти спряженья

Плавят упрямо тугие мозги…

С кем ты и где ты? Нить напряженья

Рвётся в холодной бездонной ночи.

Над пепелищем кружат грифоны

Кружат и кружат смертельным огнём

И сложив крылья падают оземь

В кровь разрывая сердце моё.

«Стол обглоданный обеденный…»

Стол обглоданный обеденный,

Нуждою жизненной объеденный,

На стакане солнца лучик

И горячий сладкий супчик.

Такая вот обрыдлая картина,

Да ещё в твоих лёгких

Кораблик лёгкий,

Плывущий в облаке никотина.

Да ещё твои глаза,

Огоньками болотными Эльма

Зовут и манят меня

В колдовское логово ведьмы.

Лягу, лягу тебе назло

Баластом атомной лодки

На самое гиблое дно

В океане вина и водки.

Станет тело в глубинной толще

Доступней для ласк и проще.

Наконец-то станет неприлично

Лапать бёдра чужие привычно.

И стол обглоданный обеденный,

Нуждою жизненной обедненный,

Плотиком лилового тумана

Нас вынесет на берег океана.

«Вчера, из глубины веков…»

Вчера, из глубины веков,

Вдруг налетела стая облаков,

Средневековый шум базаров,

Дыханье динозавров.

Я вдруг увидел, как в окне

И наяву, а не во сне,

По водной глади наискось

Шагает по делам Христос.

С небес, с далёкой стороны

Грозятся слуги сатаны,

Среди страданий, плача, гула

Я видел пляски Вельзевула,

В огне, в дыму, в который раз

Его восторг, его экстаз.

И выше непонятный бог

Не очень стар, но очень плох

И ангелы скромны, стыдливы

Короче, что там?! Херувимы!

И в этом мире, в груде дней

Я проживаю меж людей,

Как мессия с небес сошедший,

То ли ребёнок, то ли сумасшедший.

«Для урожайного лета…»

Для урожайного лета

Я зол черезвычайно

Недостроенностью неба

И холодом чая.

Облаков вербовщик дырявый

Уткнув нос в холмы

В лес сырой и корявый

Тащит забытые сны.

Город — торт недоеденный,

Так противен и сладок так,

Отрыжкой послеобеденной

Тычет в ноздри прогорклый смрад.

Тоскливая женская очередь

Мажет взглядом-повидлом,

А рядом прыщавые дочери,

Пока не замужем, как видно.

И эти плети женских рук,

В сплетенье вен оттянутых,

Расскажут правду, не соврут

О днях, как век растянутых.

В разгар урожайного лета

И пепла любви вчерашней

Я зол, и злости приметы

Подобны всем дням пропавшим.

«Осень, снова эта осень…»

Осень, снова эта осень,

Надоевший охровый наряд

В обнажённых силуэтах сосен

Меланхолий вертикальный ряд.

Гул машин, он поутру так зычен,

Серость неба страшно тяжела

И по детски чужд и непривычен

Холод запотевшего стекла.

Ничего не происходит, вроде,

Лишь газоны в иней серебря

Осень вдовушкой печальной ходит

В жёлтом сарафане сентября.

Ну, а люди? Всё подай им сухость

Нежность лета, тёплые края…

Вообщем обывательская глупость

Вечная житейская стезя.

Что же дальше? Будьте милосердней

Надоела? Это не беда.

Скоро к нам хозяйкой привередной

Снизойдёт суровая зима.

«Увы, иллюзий не питаю…»

Увы, иллюзий не питаю

Я, в отношении встречающих,

Всё чаще с грустью замечаю

Ассимметрию лиц окружающих.

Всё чаще трудней удержаться

Не двинуть кому-нибудь в морду,

Всё чаще быть и казаться

Становятся антиподами.

К тому же, давно замечаю,

(Вот ведь какая оказия!)

Все реже меня посещают

Эротические фантазии.

Всё реже хочу улыбнуться

И мне — не улыбаются,

Всё реже хочу обернуться,

Хочу, да не получается.

И вот через эти мгновения,

Как шлейф дирижабля горящего,

Всё чаще живу сновиденьями,

Всё реже по настоящему.

«В холодных чистых росах…»

В холодных чистых росах

Течёт река из рукава

Осенний жолтый посох

Преодолев едва.

Лёгкие летние вина

Выпиты тёплым дождём

Тронуты руки рябины

Ярким пунцовым огнём.

Ломит томится и стонет

Всласть заливая края

Тёплая сладкая дыня

Вяло текущего дня.

Мягкою, мягкою лапой

Душу дымами пьяня

Жухлой осеннею мятой

Стелет багрянец земля.

Тихо покойно и странно

Бродит земная печаль

Двигая осенью плавной

Хрупкий прозрачный хрусталь.

«Дощатый потолок…»

Дощатый потолок,

увядшая сирень

И лёгкая тоска

дождём навеяна,

Мы так легки и даже выпить

лень

Бутылку липкую

дешёвого портвейна.

Мы — одуванчики и ветром

снесены

К вершинам гор

в заброшенное плато,

Мы в этот мир, как фрески

внесены

И сразу видно: гениален

автор.

И кто-то смотрит

смотрит свысока,

Сощурив глаз из поднебесной

сини,

Как плавают уставшие

тела

В сладчайшей заводи

медовой дыни.

«Солнце выкатив прямо…»

Солнце выкатив прямо

Утром из распахнутого окна

Этот день багряный и пряный

Наехал нагло на меня.

Наехал стриженным газоном

И вечной спутницей косьбы

Наехал смешанной с бензолом

Арбузной свежестью травы.

Так нереально невозможно

В окне синеет простыня,

Невнятна и неосторожна

Чудовищная глубина.

И бронхиоль вздымая чаще

Слежу, как плавно за окном

Пластает этот день на части

Голубка розовым крылом.

Так славно мною озадачен

В своей житейской череде

Обычный день так много значит

В безумной звёздной чехарде.

«Роняет мир брильянтовые слёзы…»

Роняет мир брильянтовые слёзы,

Под шорох шин летящего авто,

Мы мчимся километров сто

Пронзая ночь и звёзды.

Мы мчимся вдаль. Лишь одиноко,

Как заплутавший журавель,

Луны сияющей качель

Заглядывает сбоку.

Мы мчимся. Ты молчишь устало,

Всё сказано сплетеньем рук

И тени будущих разлук

На нас нечаянно упали.

Мы отдаляемся. И скорость

Обратно скорости любви,

Мы уступаем без борьбы,

Так обречённо и так скоро…

Роняет мир брильянтовые слёзы,

Гудит мотор, стучат сердца,

И нету видимо конца

Разлукам и погасшим звёздам.

«Сомненья вечные нас только портят…»

Сомненья вечные нас только портят.

Мы смотримся в свою судьбу,

Как женщины ревниво смотрят

На молодость и красоту.

Где оступился? Всё переиначил,

Сказал не то, затеял канитель?

Не ту поцеловал, не ту подначал

И, наконец, не с тою лёг в постель.

Оставьте право. Дохлая верига.

Случайная помарка дневника,

Хотя учтите: эта книга

Читается взахлёб или никак.

«Матрицей всех кругов ада…»

Матрицей всех кругов ада

В жарком полумраке сладких снов

На губах твоих размазана помада

Географией запретных островов.

На плечах твоих нежнейшая малина

Манит так забыться и уснуть

Тянет, тянет васильково-синий

Омут с наслажденьем утонуть.

Тянет, дьявол, так чертовски тянет

Кажется: у этой вот черты

Небеса разверзнутся и грянет

Гимн несостоявшейся любви.

Матрицей всех кругов ада

В жарком полумраке сладких снов

На губах твоих размазана помада

Географией запретных островов.

«О, боже, как печальны и неправы…»

О, боже, как печальны и неправы

Дороги смерти траурные тратуары!

Как неправы страдания и боли

И немощь старческая всех неправа боле.

Болезнь, уродство, катаклизм

И холод бесконечных зим.

Любовь, за то, что не пришла

Тысячекратно не права.

И гениальность мне не дав

Господь, ты дьявольски не прав.

«Сегодня Луна заблудилась впотьмах…»

Сегодня Луна заблудилась впотьмах

И блюдцем разбитым плыла в небесах.

Плыла одиноко, хотела уйти,

Но нет для дурёхи иного пути.

И плакал и капал всю ночь до утра

Цианистый калий каплей дождя,

И пачкала сажа ночного окна

Щекой бархатистой тебя и меня.

И где-то под крышкой златого ларца

Бельчонками бились наши сердца.

Слетали минуты и тихо текли

В потайные реки, покойные дни.

Мы плыли бездумно качаясь едва

Роняя небрежно цветы и слова.

И синяя птица, ты посмотри,

Велась и давалась и ела с руки.

«У ауры моей зелёные глаза…»

У ауры моей зелёные глаза

И вид довольно растрёпанный,

Она так ветренна и непостоянна.

Она всех заедает,

задавливает,

задевает,

Всё целит локтем в глаз и попадает.

Смеётся нагло так, как негр на Бродвее

И даже наглее.

За всяким столом ноги задирает,

Всегда самонадеянна, всё знает

И хотя частенько ленится,

Но зато ужасно любит выпендриваться.

А как капризна она и изменчива,

Ранима как и нежна,

Что кажется: она не просто женщина,

А трижды пострадавшая вдова.

Спокойно не даёт пожить,

Постоянно брюзжит и ропщет,

А ещё, сволочь, любит тащить

Обнажённое тело на площадь.

Хочется ей, чтоб блестела слеза

И умилялись в ликованье

Вон те персидские глаза

Блондинки на диване.

Вот так живу с ней пока что,

Героиней новеллы Бокаччо,

Проделки все терплю и вижу,

Что я люблю её и ненавижу.

«У снов сомов покой тягуч и вязок…»

У снов сомов покой тягуч и вязок,

Желтеет илистый песок

И где-то здесь, под сенью грустных вязов

Струится времени поток.

Мы где-то здесь. Мы так неосторожны…

Случилась жизнь, мы не готовы к ней.

Желанья нереальны невозможны,

Как нереальны сны прошедших дней.

Слетая с рельс к подножию Олимпа

И чувствуя его запретный жар

Офелии глаза желты олифой

Бесстыдно плавя сладостный нектар.

И проживая и творя мы где-то,

Здесь так комфортно ввинчиваться в стресс,

Здесь, на планете, где живут поэты

И, слава богу, много поэтесс.

В безумном барельефе безделушек

Мир на мгновенье стал нормальным, а потом

Вновь завертелся и слетел с катушек,

Как вылетает из ядра протон.

А мы детьми элитнейшего клана

Российскою обочиной дорог

Бредём себе шепча упрямо

Пороль бессмертных гениальных строк.

«Попав под прицельный огонь этих глаз…»

Попав под прицельный огонь этих глаз

Я тут же притих, я тут же погас,

Под этим прицельным огнём наповал

Я, насмерть сражённый, с улыбкой стоял.

Щутя и не целясь, стянув лишь перчатку,

Владелица чар выбивает «десятку».

И раненым вепрем по белым снегам

Я медленно падаю к стройным ногам.

Вот так начинался тот роковый день,

А с ним, чёрт возьми! и пожизненый плен.

«Осенним утром сладко вспомнить…»

Осенним утром сладко вспомнить,

Как ты со мною рядом шла

И облака на колокольне

И золотые купола.

На синем небе брызги солнца

В летящем золоте полос

Насквозь пронзающие бронзу

Твоих незаплетенных кос.

Достойным стань или погибни,

Так завлекая и маня

Глаза — тропические ливни

Хлестали наотмашь меня.

И где-то заскрипев ворота

Пытались тщетно удержать

Желаний мощную когорту

Ласкать тебя и целовать.

А ты беспечно щебетала,

На пальце раскрутив очки,

И с наслаждением вонзала

В асфальт тупые коаблучки.