Невеста чёрта

Нико Воронцов, 2020

Немного детективной иронии из того самого старого доброго времени, которое называется серединой нулевых и о котором мы вспоминаем теперь со светлой грустью… Поначалу все выглядело очень романтично. Жених Алисы, которого она никогда не видела, сделал ей предложение руки и сердца. Свадьба была назначена на поздний вечер, на крыше недостроенного заброшенного дома. Жених обещал, что это событие невеста запомнит надолго. И не обманул ожиданий. Море горящих свечей, лепестки цветов, богато убранный стол. А за столом… еще три девушки в свадебных нарядах, и у каждой кровавая рана в сердце. Алиса немного припоздала, а могла бы стать четвертой мертвой невестой человека, называющего себя Плачущим Ангелом.

Глава III

Утром следующего дня я проснулся от ранней трели мобильного телефона. Трубка лежала в кармане пиджака, накинутого на спинку стула в другой комнате, и пиликанье, в общем-то, было едва слышным.

Совершенно не желая вылезать из постели так рано, да еще и в воскресенье, я решил не отвечать на этот звонок и некоторое время, уже не в силах уснуть, смотрел на плывущие за окном облака и колыхающиеся от порывов ветра, насквозь просвеченные солнцем и оттого похожие на осколки бутылочного стекла молодые листья.

А телефон всё никак не унимался. Видно, кто-то на том конце беспроводной связи очень жаждал услышать мой голос. Подождав еще какое-то время, я шепотом чертыхнулся, осторожно, чтобы не разбудить жену встал, прокрался в другую комнату, выудил из кармана пиджака телефон, вышел на веранду, приложил трубку к уху и недовольно сказал:

— Алло.

— Николай Альбертович, я вам звоню, звоню, а вы всё к телефону не подходите. А сами вчера обещали защищать меня. У меня беда. Дверь заминирована. Приезжайте-е-е-е…

Даже не смотря на некоторую нервозность голоса и частые всхлипывания, я сразу же узнал звонившую. Это была Гусева Алиса и, судя по всему, она попала в какой-то новый переплет.

— Ничего не понимаю. Объясните, что случилось? — попросил я.

— Да дверь, говорю, заминирована-а-а. Срочно приезжайте-е-е-е.

После того как в трубке раздались короткие гудки, я еще минуту или две судорожно соображал, что же случилось.

— Кто-то звонил? — заспанным голосом спросила Татьяна с постели.

— Так, одна клиентка, — ответил я и стал одеваться.

— Ты куда-то собираешься? — удивилась она.

— Нужно съездить по одному делу, — не желая вдаваться в объяснения, бросил я.

— Так воскресенье же.

Ничего на это не ответив, я тяжело вздохнул, всем своим видом показывая, что ехать в такую рань да еще и в выходной день в город, в общем-то, не сильно и желаю.

Татьяна о чем-то подумала, потом разочарованно спросила:

— А как же настурции и маргаритки?

Я тут же плюхнулся в кресло и призадумался. Вчера после долгих моих мотаний по городу на дачу уже по вечер мы все-таки попали, но идиллического вечера в кругу семьи не получилось.

— Ну и где ты был? — грозно спросила меня Татьяна, когда я только еще подъехал к дому.

— А ты сама не видишь, — зло ответил я, показав на разбитый бок машины.

— Не смей со мной разговаривать в таком тоне, — обиделась она.

— Дети, только не ругайтесь, я вам сейчас одну историю расскажу, — видимо, чтобы снять возникшее напряжение, встряла в разговор тёща. — Мне одна знакомая вчера по телефону такой случай рассказала: у другой знакомой зять допоздна на работе засиживался, а домой приходил усталый-преусталый. А позавчера жена возьми и нарисуйся к нему на работу без предупреждения, и что бы вы думали? Пришла как раз вовремя. Зять-то как раз с секретаршей прелюбодейничал. К-хе, к-хе, к-хе, — мама жены мелко засмеялась.

«Ну, вот к чему это сейчас было?» — мысленно возмутился я.

Татьяна впилась в меня злым взглядом и не менее грозно спросила:

— Где ты, говоришь, был?

Потом мы очень долго и медленно ехали по превратившейся в одну большую пробку раскаленной от жары и выхлопных газов трассе, и сам не знаю зачем, вроде как в наказание за то, что заставил себя ждать, я пообещал жене завтра с утра пораньше вскопать клумбу под цветы. И Татьяна, пользуясь моментом, при свете фонаря тут же прошла по участку и с помощью колышков обозначила границы предполагаемого цветника, на что я только покорно кивнул головой.

И вот настало утро нового дня.

— Настурции подождут, — решительно заявил я. — По-быстрому смотаюсь в город и скоро вернусь. Одна нога здесь, другая там. Вы с мамой даже и соскучиться не успеете.

Я чмокнул жену в щечку.

— Вчера тоже обещал по-быстрому, — грустно возразила Татьяна и заявила: — Вострецов, учти, я не каменная!

Ничего на это не ответив, я пулей выскочил из дома, прыгнул в салон автомобиля, завелся и на всех парусах помчался в город.

Дом Алисы на улице Событий девятьсот пятого года я нашел без труда.

Подъезжая к этому стандарту хрущевских времен, я сразу же обратил внимание на гвардию боевых старушек у подъезда. Бабульки вели себя очень необычно: вовсе не хотели сидеть на предназначенных специально для них типичных доперестроечных лавочках, а толпились возле подъездной двери возбужденной цыганской гурьбой.

Я подъехал ближе, выскочил из машины и направился к подъездной двери.

— Вы к кому? — сердито спросил меня какой-то пенсионер, перегородивший собой вход.

— К Гусевой, — ответил я.

— А вы им, простите, кто? — тут же задала вопрос какая–то стоявшая поблизости почтенного вида женщина в очках и со стеклянными бусами на шее. — Что-то мы раньше не видели, чтобы к Алиске молодые мужики шастали.

— Мадам, что за подозрительность? Я адвокат, — попытался я отвести от своей персоны подозрительные взгляды.

— Адвокат?! Так бы сразу и говорили. Пропускай его, Пал Палыч, — тут же приказала тетка в очках сердитому пенсионеру.

— Проходите. Адвокатам можно, — сообщил он, грустно вздохнул и отошел в сторону.

Я заскочил в подъезд и бегом поднялся на площадку четвертого этажа.

Здесь стояла еще одна бабушка. Увидев меня, она тут же перегнулась через перила и что есть сил крикнула вниз:

— Пал Палыч, я же сказала никого не пускать.

— Это адвокат, — был снизу ответ поднимавшейся по лестнице следом за мной старушки в очках.

— Что случилось? — спросил я и тут же увидел расставленные под дверью в изрядном количестве охапки цветов, а один из них — букет из крупных желтых орхидей — был даже заткнут за дверную ручку.

Кроме висевших заткнутых за ручку орхидей здесь также были розы, хризантемы, тюльпаны, нарциссы, мимозы, какие-то меленькие неизвестные мне цветочки наподобие «куриной слепоты» и еще много других цветов, разглядывать и вспоминать названия которых я не очень-то и желал в данный момент. Но самым странным во всем этом было то, что все цветы были только желтого цвета. От обилия канареечного, янтарного, шафранного и лимонного сразу же зарябило в глазах и стало как-то тревожно на душе.

Я подошел ближе к цветам и попытался заглянуть за обертку заткнутого за ручку букета. Почему-то я был абсолютно уверен, что там должна быть если уж не любовная записка, так хоть кассовый чек из магазина. И мои подозрения оправдались: в букете действительно виднелась какая-то желтого же цвета коробочка. Очень осторожно я заглянул в букет еще раз и тут же получил предупредительный хлопок ладонью по спине. Стоявшая со мной рядом старушка таким образом потребовала быть предельно аккуратным. Для полной убедительности она даже прищурилась и, как строгая учительница перед нашкодившим учеником, поводила перед моим носом скрюченным указательным пальцем, после чего сообщила:

— Не ровен час рванет.

— Почему вы решили, что это бомба? — спросил я. — Может это от поклонника?!

— Виданное ли дело! — хмыкнула тетка. — Алиска уже который год в девках сидит, венцом безбрачия мается, замуж выйти никак не может, и вдруг откуда ни возьмись цветы, да еще в таком количестве. Подозрительно как-то это всё!

— Да что вы там понимаете! А может быть, я сама замуж идти не хочу! — тут же раздался из-за двери сдавленный рыданиями голос Гусевой Алисы.

— Вы ее не слушайте. Это у нее от стрессу крыша поехала, — безнадежно махнула рукой тетка в очках. — Виданное ли дело, чтобы девка замуж не хотела. Тем более в таком возрасте.

— В каком еще возрасте?! — за дверью раздалось приглушенное обиженное всхлипывание.

— Щас приедет милиция и во всем разберется, — было сказано кем-то из старушек.

— Алиса, у вас есть какие-нибудь подозрения, кто бы это мог сделать? — постучав в дверь, спросил я.

— До недавнего времени у меня только один подозреваемый был, — напомнила она. — Кто он, вы и сами прекрасно знаете.

Старушки на это только удивленно переглянулись.

— Милиция и спасатели уже вызваны, — сообщила одна из них. — Едут!

Я еще раз попытался заглянуть за обертку заткнутого за ручку двери букета и даже осторожно взялся двумя пальцами за край целлофана, при этом стоявшие рядом со мной женщины замерли и, как в страшном сне, перестали дышать, но потом в ужасе вздрогнули и ожили, и всё потому, что мой мобильный телефон в кармане истошно зазвонил.

— Тьфу ты, дьявол! Спужал до потери сознания, — вскрикнула одна из старушек и схватилась за сердце, а я тем временем выудил из кармана трубку и приложил к уху. Это снова была Алиса. Надо заметить, сейчас ее транслировали сразу по двум каналам — в цифровом формате через телефонную мембрану и в реальном времени из-за двери.

— Николай Альбертович, надеюсь, вы поняли про кого я говорю? — всхлипывая, спросил она.

— Конечно.

— Сто пятьдесят процентов, что это дело рук того самого придурка. Вы поняли про кого я говорю?!

— Понял! Но с чего вы взяли, что это именно он?

— А кто же еще, если не он?! Я только одного понять не могу, как он узнал мой адрес? Ведь когда мы с ним общались с ним по Интернету, я ему свой адрес не сообщала. Может быть, он следил за мной? — спросила она.

Я промолчал.

— Николай Альбертович, сделайте что-нибудь, а то я сейчас уже просто с ума, наверное, сойду или возьму и от страха с четвертого этажа выброшусь.

— Алиса, самое главное не волнуйтесь. Попытайтесь успокоиться, ведь по сути, пока еще ничего страшного не произошло, — сказал я и отключился.

Потом я попытался еще раз заглянуть за обертку заткнутого за ручку букета, чтобы получше рассмотреть спрятанную среди цветов желтую коробочку, а тетка в очках тем временем безнадежно махнула рукой и сказала:

— Что тут смотреть? Самая обыкновенная растяжка. Я по телевизору такое видала.

— Грамотно сработано, — отозвалась другая тетка. — Замаскировано под букет. Не придерёсся. Надо саперов звать. Или этот, как его? Робот-минер. Во!

— А по-другому никак и не получится, — подтвердила другая.

— И где вы только всего этого набрались? — удивился я.

— Так телевизор-то, поди, каждый день смотрим, — сказала одна из них и, перегнувшись через перила, крикнула куда-то вниз: — Пал Палыч! Там спасатели еще не приехали?

После этих слов за дверью раздался то ли вздох, то ли стон, и тут мой телефон снова зазвонил.

— По-мо-ги-те… — с тихим ужасом прошептала в трубку Алиса.

Гусева не договорила, и именно по этой причине мне показалось, что она упала в обморок.

— Алиса, с вами все в порядке? — спросил я и постучал по двери.

— Да, — был в трубке едва слышный, похожий на вздох ответ.

— Алиса, вы, главное, не волнуйтесь, — как можно спокойнее сообщил я в трубку и в замочную скважину одновременно.

Алиса еще раз то ли вздохнула, то ли всхлипнула, после чего отключилась.

И в этот момент заткнутый за ручку букет зашевелился.

Увидев это, бабки испуганно отпрянули назад, разом громко набрали в легкие воздух и замерли.

А букет тем временем, зашелестев бумагой, преспокойно соскользнул с дверной ручки и шмякнулся на пол.

Ожидая неминуемый грохот взрыва, я зажмурился и все еще пребывая с зарытыми глазами, уже через секунду услышал, как бабки тяжело выдохнули и после этого одна из них сказала:

— Говорила же никого сюда не впускать!

Я открыл глаза, с облегчением вздохнул, отметил, что взрыва не последовало, потом нагнулся над букетом и стал разглядывать его.

— С виду самые обыкновенные цветы.

— А может, это и не бомба вовсе? — подойдя ближе, страшным шепотом спросила меня старушка в очках и мотнула головой в сторону двери. — Может, это Алиска просто на публику так работает?

— Что вы этим хотите сказать? — удивился я.

— А вы гляньте во двор-то, — заговорщически сказала она и, взяв меня за руку, подвела к пыльному окну. — Видите?

Я посмотрел вниз. Самый обычный двор. Ничего особенного. Детская площадка в окружении разносортных гаражей, собаки, гуляющие на поводках, и тревожно посматривающие в сторону нашего подъезда собачники; усевшиеся на заборе, словно воробьи, ожидающие развязки событий пацаны да машинально накачивающие в колясках младенцев и зверски зевающие при этом молодые мамаши.

— Ой, да вы же не туда смотрите! — перехватив мой взгляд, разочарованно сказала бабушка. — Вы вон туда поглядите.

Она отчего-то очень торжественно показала пальцем в сторону заросшего травой и молодыми березками сгоревшего гаража.

— Это ведь Алискиных рук дело, — для убедительности даже цокнув языком, произнесла она. — Это ж надо до такого додуматься: взять и спалить гараж пенсионера Валерьянова вместе с машиной. Пал Палыч на эту машину всю жизнь копил, а она в одну минуту фьють и того! Сгорела! Да этого мало: Пал Палыча ведь на том пожаре чуть инфаркт не хватил. Уж столько лет прошло, а он все как в воду опущенный ходит. До сих пор от потрясения оправиться не может. Сядет на лавочку у подъезда и только грустно вздыхает. Вот сколько Алиска лиха наделала!

— Ну и какая связь между гаражом и этими цветами? — спросил я.

— Самая что ни есть прямая. Как говорится, в тихом омуте…

Договорить старушка не успела оттого, что замок щелкнул, дверь приоткрылась и в узенькую щелочку выглянула заплаканная Алиса.

Она в ужасе уставилась на цветы.

— Ладно, про это как-нибудь потом, — заговорщически кивнула мне старушка. — Если интересно будет узнать подробности, заходите ко мне на чай. Зовут меня Варвара Игнатьевна, а живу я в двадцать четвертой квартире. Между прочим, я Алиску-то совсем не зря подозреваю. Есть у меня по этому делу на нее кое-какие компроматики.

— Что вы хотите этим сказать? — насторожился я, но старушка тем временем внимательно посмотрела в сторону букетов и как курица кинулась к двери:

— Стой! Стой! Стой! Это еще не все. Детонатор от удара не сработал. Теперь бомба в любой момент рвануть может.

Алиса на это испуганно ойкнула и тут же скрылась за дверью, громко при этом щелкнув замком, а бабки снова заняли оборону.

— Да с чего вы это взяли? — спросил я. — Может это, в самом деле самые обычные цветы от поклонника, а никакие не бомбы.

— А вы гляньте, — показала пальцем старушка в очках. — В упавшем букете-то явно что-то инородное виднеется. Гляньте. Какая-то коробочка. Вот вы бы стали что-то постороннее в цветы запихивать? — обратилась ко мне она.

Я пожал плечами.

— Вот и я про то же. Значит, у нас теперь только одна задача — ждать саперов, — сказала она и нервно скомандовала: — Ну где они? Звоните им снова!

Подчинившись, я медленно достал из кармана телефон и в задумчивости повертел его в руке, но тут же вздрогнул и чуть не выронил трубку на пол. И все оттого, что телефон зазвонил.

— Алло, — приложил я его к уху.

— Это он, больше некому, — задыхаясь зашептала Алиса. — Только он один знал, что я люблю желтые цветы.

После того как наконец-то приехали милиционеры, спасатели, пожарные, медики и военные, дом был оцеплен, а жильцы в срочном порядке эвакуированы. С помощью пожарной лестницы Алису через окно сняли с четвертого этажа и тоже отправили в безопасное место ждать развязки событий.

Надо заметить, все закончилось довольно-таки буднично и быстро. Когда машины милиции, «Скорой помощи» и пожарной охраны стали разъезжаться, из подъезда вышел усатый полковник и громко спросил:

— Кто хозяин якобы заминированной квартиры?

— Я, — испуганно ответила Алиса и вышла вперед.

— Получите и распишитесь, — полковник протянул ей черный полиэтиленовый мешок и исписанный корявым почерком лист бумаги.

Алиса нерешительно поставила автограф на протоколе, после чего взяла пакет и высыпала из него на асфальт россыпь мятых цветов вперемежку с какими-то декоративными травами и листьями. После того как цветы упали под ноги, из пакета вывалился ворох оберточной бумаги и затем вылетела желтого цвета коробочка. Алиса подняла ее, нажала какую-то пимпочку на боку и ахнула. В коробочке была не то серебряная, не то оловянная подвеска в виде сердечка на цепочке. Позже оказалось, что сердечко тоже раскрывается: в такие вещицы чаще всего вставляют фотографии любимых. Алиса с замиранием открыла сердечко и снова ахнула, на этот раз уже разочарованно. Вопреки ее ожиданиям фотографии внутри кулона не было, а только записка с одной единственной надписью «Crying Angel».

— Это было среди цветов, — кивнул на сердечко сердитый полковник. — И впредь скажите вашим кавалерам, чтобы больше так не шутили.

— Это не мои кавалеры, — испуганно взвизгнула Алиса.

— А, разбирайтесь сами, — махнул рукой полковник и ушел.

После его ухода старушки с явным уважением посмотрели на Алису и тут же зашушукались по поводу нестандартного оттенка цветов.

— Желтые розы, — торжественно сообщила одна. — Символ измены.

— Надо же, как бывает! Вот уж правду говорят, что в тихом омуте черти водятся, — заметила другая. — И, главное, мы-то ведь ни сном, ни духом!

— Что бы вы понимали! — взвизгнула Алиса. Между прочим, желтый — это цвет надежды. Если мужчина дарит женщине желтые цветы, он вовсе не констатирует факт измены, а надеется на прощение. Понятно вам это?!

— Понятно, отчего же не понятно, — старушки криво переглянулись.

А Алиса их насмешливых перемигиваний даже и не заметила. Она стояла и как зачарованная смотрела некоторое время на кулончик, после чего не спеша надела цепочку на шею.

Я взглянул на часы и пошел к машине.

— А про пожар-то не хотите разве узнать? — тут же кинулась ко мне благообразная старушка в очках.

— Как-нибудь в другой раз, — садясь в машину, ответил я.

— И компроматики-то вас совсем не интересуют?

— В другой раз. Очень опаздываю, — с сожалением сказал я.

— Ну, как хотите, — тут же равнодушно ответила она и отошла в сторону.

На дачу я вернулся только вечером. Дорога из города снова оказалась забитой транспортом. Разморенные жарой машины ползли по расплавленному асфальту чрезвычайно медленно, ко всему прочему где-то посреди трассы случилась авария, и я часа два простоял в пробке.

Приехав на дачу, я почти сразу же в дым разругался с женой из-за не вскопанных цветников и нарушенных ранее данных обещаний и даже решил спать на улице.

Когда солнце завалилось за черный лес, от залива потянуло холодным туманом и на синем небе белой половинкой высветилась луна, в полном одиночестве на раскладушке под открытым небом я пробурчал себе:

— Что они от меня хотят в конце концов? Чтобы я сидел дома и даже на работу не ходил? А кто будет деньги зарабатывать? Или, может быть, они думают, что рубли растут на деревьях?

Хотя, что уж кривить душой, ездил я, в общем, конечно же по делам, но, прямо скажем, не совсем по работе. Все эти чужие проблемы мало походили на мои прямые адвокатские обязанности.

Ко всему прочему в моей голове закопошились еще и мысли о необходимости срочного ремонта машины, отчего на душе сделалось просто совсем как-то невыносимо печально.

Потом стало холоднее и я посильнее закутался в тоненькое одеяло.

— Придумала тоже, настурции и маргаритки. Как будто мне делать больше нечего, как рассадой заниматься.

Я посмотрел в сторону заросших сорняками цветников и добавил:

— А по мне, так лучше одуванчиков вообще нет никаких цветов.

В понедельник только-только нарисовавшись на работе, я сразу же принялся выяснять местонахождение той самой повстречавшейся мне на крыше недостроенного здания дамочки — майора Адамовой.

Узнать это, в общем-то, не составило особого труда: в конторе на полке лежал предназначенный для служебного пользования справочник с адресами и телефонами судов, прокуратур и отделений милиции с указанием фамилий и должностей находившихся там на службе работников.

Я пролистал справочник, выписал на отдельную бумажку нужный адрес и поехал на своей помятой с одного бока машине к майору Адамовой.

Ворвавшись к ней в кабинет, я сразу же зарычал:

— Что за дела?

Оторвавшись от своих дел, Анастасия Александровна поправила выбившуюся из прически прядку и недоуменно уставилась на меня.

Бегло оглядев кабинет, я заметил, что мой субботний преследователь — владелец вишневой «девятки», сидел у окна, закинув ногу на ногу, и с задумчивым видом кусал ногти.

— Что случилось? — спросила меня майор Адамова.

— Что за идиотские преследования вы устроили в субботу? — спросил я.

— А что такого? — хитро удивилась она.

— Как это что? Да вы только посмотрите в окно. Моя машина после этих ралли стала похожа на мятую консервную банку. Кто будет возмещать мне причиненный ущерб?

Майор Адамова подошла к окну, посмотрела на улицу и многозначительно посмотрела на своего помощника:

— Макс!

— Это не я, — тоже выглянув в окно, сделал удивленное лицо Максим. — Ехать за вами ехали какое-то время, но не более того. Мы только хотели удостовериться, что вы нас не обманываете и в самом деле располагаетесь по указанному адресу.

— Проверили? — спросил я, и моя собеседница тут же кивнула головой:

— Угум.

— Проверяльщики! — пробубнил я и хотел было уже покинуть кабинет, но Анастасия Александровна остановила меня:

— Николай Альбертович, — приблизившись ко мне начала она, — давайте дружить. Я уже догадалась, что по этому делу вы что-то знаете. Я тоже успела собрать кое-какие сведения. Давайте объединим наши усилия и обменяемся информацией. От этого всем нам будет скорее польза, чем вред. Вся эта история с трупами на крыше очень даже странная, — она пожала плечами, будто замерзла. — Только представьте, звонит в милицию неизвестный и сообщает о совершенном преступлении. При этом, о себе не оставляет никаких сведений. Мы проверили звонок — он был из телефона-автомата. Разве не странно?! Так что? — внимательно глядя на меня, спросила она.

Я вздохнул и еще раз ответил:

— Как адвокат я обязан хранить тайну и именно поэтому никак не могу выдать вам источник информации, от которого я узнал обо всем этом.

— И не нужно, — обрадовалась она. — Источник можете не называть, — и тут же приказала помощнику: — Макс, оставь нас.

Макс вышел, мы остались одни, Анастасия Александровна подвела меня к столу и раскрыла какую-то папку.

— Здесь собраны данные на тех трех погибших на крыше недостроенного здания девушек. Это фотографии из паспортного стола, адреса, характеристики с места работы.

— Нарушаете?! — буркнул я, не отрывая взгляда от папки и напомнил: — А тайна следствия!

— Да бог с ней, с тайной! — ответила Адамова. — Главное ведь преступника поймать, — она внимательно посмотрела на меня, — всей этой информацией я без всяких проволочек готова прямо сейчас поделиться с вами при условии, что вы ответите мне взаимностью и тоже раскроете карты. Ну что? Устроим обмен сведениями?

— Ну, не знаю, — протянул я.

— Как видите, я первой делаю шаг навстречу. Я готова к диалогу.

— Надо подумать, — ответил я, развернулся и направился к выходу.

— Я знала, что вы согласитесь, — уже вслед сказала Адамова.

Вторым пунктом запланированных мною на этот день дел было посещение соседки Алисы Гусевой — той самой благообразной старушки в белом платочке Варвары Игнатьевны из двадцать четвертой квартиры. Надо сказать, что ее вчерашние слова о каких-то там компроматиках меня очень заинтриговали.

Перед тем как подойти к уже известному мне дому на улице Событий девятьсот пятого года, я забежал в продуктовый магазин и купил небольшой торт да жестяную банку хорошей заварки. Ну не с пустыми же руками, в конце концов, идти в гости к пенсионерке.

После того как я вошел в подъезд и позвонил, дверь квартиры номер двадцать четыре открылась и в щель высунулась та самая благообразная старушка.

— Ах, это вы! — совершенно искренне удивилась она. — Все-таки решили попить у меня чайку? Проходите, проходите.

Я прошел.

В большой комнате, куда проводила меня Варвара Игнатьевна было сумрачно, шторы на окне плотно задернуты, но это нисколько не спасало от жары: воздух здесь был необыкновенно душным.

Оставив меня в комнате одного, Варвара Игнатьевна побежала на кухню ставить чайник, а я дошел до окна и приоткрыв тяжелую штору выглянул во двор. Квартира старушки располагалась на первом этаже и из ее окон прекрасно было видно ведущую к подъезду дорожку. Вдоволь налюбовавшись этим пейзажем я подошел к старинному-престаринному, почерневшему от времени, изукрашенному резьбой в виде разных завитушек, цветов и листьев комоду на крышке которого у подвешенного к стене зеркала красовались фарфоровые статуэтки: черный как уголь и блестящий как угорь трубочист, да пастушка в вызолоченных башмачках и платье слегка приподнятом и подколотым алой розой. Статуэтки были очень хороши, если конечно не считать того что у трубочиста оказалась отколотой лестница, а у пастушки отсутствовал пастуший посох.

Стерев со лба пот я хотел было уже сесть в кресло, но тут же подскочил от душераздирающего вопля: в кресле лежал и внимательно смотрел на меня совершенно черный кот. И как это я его сразу не заметил? Наверное, на меня сильно подействовала жара и духота.

Я тотчас же сел на приставленный к столу стул и только теперь обратил внимание на разложенные на красной бархатной скатерти с кистями игральные карты. Старушка явно раскладывала какой-то пасьянс. Вот уж никогда бы не подумал, что такая на вид благовоспитанная дама почтенного возраста будет баловаться на досуге картишками. Впрочем, чужая душа — потемки.

— Как у вас квартира-то удачно расположена, — сказал я, когда Варвара Игнатьевна с чайником, запарником, кружками, блюдцами и серебряными ложечками на подносе вернулась в комнату. — Вы, наверное, о своих соседях всё знаете: во сколько приходят, во сколько уходят.

— А что делать, — развела руками она, перед этим поставив поднос на стол. — И не хочешь так узнаешь коль уж они мимо окон так и шастают. Я большую-то часть времени на кухне провожу. Там у меня вид на двор особенно хорош: окно рядом с подъездной дверью. Вот и развлекаюсь от нечего делать. И сериала никакого бразильского не надо: то, глядишь, соседи с мусорными ведрами на помойку пошли, то, смотришь, они уже из магазина с продуктами тащются. И вот ведь что интересно, даже не смотря на то, что я о соседях знаю практически все, ни с одним из них я ни разу не испортила отношения.

— Да, это редкий случай, — думая о чем-то своем подтвердил я и тут же спросил: — И что? Неужели вчера никого постороннего не видели? Ну, того, кто бы мог в подъезд с цветами зайти и букет на ручку двери Алисы Гусевой приладить?

Старушка неопределенно потрясла головой, потом вроде как опомнилась, подскочила и стала разливать чай в чашки. С ответом она не спешила и явно о чем-то думала. В какой-то момент она захотела было убрать со стола карты, но замешкалась, остановилась, потом вроде как в душе согласившись с собой слегка заметно махнула рукой и поставила чашки с чаем в просветы между картами.

— Вчера вы хотели мне что–то рассказать, — решил я прервать затянувшуюся паузу. — Что-то про пожар в гараже, помните?

— А как же не помнить? — прямо-таки захлебнулась вздохом старушка. — Я вам сейчас все как есть расскажу!

Она с готовностью заядлого рассказчика села на стул и тут же рассказала мне короткую, но просто-таки по ее мнению душераздирающую историю.

Как выяснилось, Алиса Гусева жила с матерью в этом доме чуть ли не с самого рождения. Отец у нее почти сразу же оказался той еще сволочью — бросил жену когда дочь пребывала во младенчестве.

Маму Алисы звали Галина и была она женщина гордая, уход мужа восприняла стойко, что переживает вида никому не показала и даже по слухам на алименты на бывшего супруга подавать наотрез оказалась.

— Унижаться ни перед кем не хочу и не буду, — по словам Варвары Игнатьевны говорила тогда она. — Сама дочь подниму, ни у кого помощи просить не буду.

И стала одна тянуть ребенка. Работала в две смены, пахала как каторжная и, не смотря на то что ужасно уставала, после работы успевала еще и с дочкой и поиграть, чем-нибудь с нею позаниматься.

Алиса всегда ходила чистенькая, опрятная, в школе получала пятерки, была круглой отличницей.

Галина просто разрывалась между домом и работой и именно поэтому, наверное, в полной мере доглядеть за ребенком не могла.

Когда Алиса училась в четвертом классе, в соседний подъезд заехала молодая семья с дочкой. Девочку звали Марина Золотова. Она была всего на год старше Алисы. Гуляя во дворе Алиса и Марина быстро сдружились.

Как-то раз по весне Марина стащила из дома спички и они вместе с Алисой побежали к стоявшему во дворе гаражу, где в куче мусора запалили костер. Огонь разгорелся и тотчас же перекинулся на гараж. Последствия были ужасны: гараж сгорел оставив только черную обуглившуюся коробку с провалившейся крышей, а вместе с гаражом сгорел и новенький «Москвич» соседа по подъезду Золотовых — Пал Палыча Валерьянова.

Потом был суд, по которому родители Марины и мать Алисы должны были в равных долях возместить пострадавшему пенсионеру ущерб.

Надо заметить, что Варвара Игнатьевна рассказывала всю эту историю очень неторопливо и при этом очень задумчиво переворачивала карты пасьянса, а я всё это время в нетерпении поглядывал на часы, да обмахивался носовым платком.

— Вот так! — закончила рассказ Варвара Игнатьевна, открыв последней в пасьянсе бубновую даму. — Такая вот ужасная история!

— Так это еще когда было-то! — потеряв всякое терпение воскликнул я.

— Аккурат при Горбачеве, — не моргнув глазом ответила старушка.

— Я думал вы мне что-то действительно интересное расскажете…

Старушка вытаращила на меня глаза и в недоумении развела руками.

— А разве пожар — это не заслуживающий внимания факт в биографии Алиски?

— Подумаешь-ка, детская шалость, — воскликнул я. — Всего-навсего неосторожное обращение с огнем. Я уж думал вы мне такое расскажете! А вы…

От крайней досады больше слов у меня не нашлось.

— Ничего себе детская шалость! — возмутилась старушка. — Шалость-то шалостью, но зато какие последствия!

— Какие? — спросил я.

— Инфаркт пенсионера Валерьянова, раз! — старушка стала загибать пальцы на руке. — Алиска в Артек не поехала, два! Мать Алискина потом три года по исполнительному листу за гараж и машину пенсионеру Валерьянову деньги выплачивала, из шкуры вон лезла, это три!

— Рассчиталась? — спросил я.

— Ага, — кивнула она. — А только Пал Палыч новую машину на эти деньги уже купить не смог. Цены подскочили. Надо сказать, этот пожар очень сильно мужика изменил. Сейчас все ходит, да вздыхает, а раньше веселый был, всех на машине катал…

Я призадумался и спросил:

— Значит, говорите, Алиса должна была поехать в Артек?

— Аккурат через неделю после пожара должна была укатить. Ей как отличнице путевку в эту всесоюзную здравницу пионервожатая выхлопотала и что?

— Что? — спросил я.

— Все! Пропала поездка. На следующий же день мать билеты обратно в кассу сдала и путевку, стало быть, вернула. А Алиска-то очень поехать мечтала. Очень! Прямо спала и видела. Она ж до этого никогда никуда не ездила, море только на цветных картинках видела. И из-за того, что не поехала потом еще полгода по двору зареванная ходила. А ведь такой был случай!

— Понятно, — без особого интереса сказал я.

— Ничего вам не понятно, — отозвалась старушка. — Это ж каких сил стоит одной бабе дитё тянуть, кормить, одевать, обувать. Галка после того случая еще на одну работу по совместительству устроилась, как тягловая лошадь пахала, а все никак из пике выйти не могла. Чтобы за ущерб рассчитаться в долги несусветные влезла и ведь дошло до того, что на поклон к бывшему муженьку вынуждена была пойти. Вот как унизилась!

— Ну и что? Дал он ей денег?

— Дал. Аккурат недостающую сумму выплатил. Галка потом ходила, людям в глаза смотреть не могла. Шмыгнет в подъезд как мышь и закроется у себя в квартире. Очень уж стыдно ей было, что на поклон к бывшему супругу вынуждена была пойти.

Я задумался. Какого черта меня вообще понесло к этой старушенции. Что нового я хотел услышать от нее? Что она вообще кроме старинных сплетней может знать? Сидит тут, ни семьи, ни детей и от нечего делать шпионит за соседями.

Старушка мельком посмотрела на меня и тоже о чем-то задумалась, да так, что даже зло зашамкала губами.

— Галка совсем, можно сказать, недавно померла — всего полтора года назад. Так что Алиса теперь круглая сирота.

— Так у нее же отец есть, — напомнил я.

— Отца у Алисы тоже нет, помер, — сказала она. — Какая-то тетка ихняя из деревни письмо прислала, что, мол, трагически погиб он. Это еще до смерти Галины было.

— А что стало с этой самой Маринкой Золотовой? — спросил я.

— Пошла по наклонной, — не глядя на меня нехотя ответила старушка.

— Что это значит?

— А только то, что ничего путного из нее не вышло. После восьмого класса школу бросила, пошла работать, потом стала воровать, пару раз даже отсидела. Да и снаркоманилась, скорее всего. Или спраститутничалась. Сейчас вся молодежь одни сплошные проститутки и наркоманы. Маринка, наверное, опять где-нибудь на нарах парится. Родители-то ее давным-давно квартиру свою продали, да и исчезли в неизвестном направлении. А Маринка после первой отсидки приходила в наш дом старых соседей попроведовать, да заодно денег подзанять, а только никто не пустил ее. Кто ж с воровкой-то водиться станет?

Тяжело вздохнув, я хотел было уже встать из-за стола, но снова обратил внимание на разложенные на столе игральные карты.

Конец ознакомительного фрагмента.