Беззащитный

Никита Шмелёв, 2022

Жизнь не баловала Игоря разнообразием, но все в ней шло, как положено… до одного «прекрасного вечера». Сперва загадочно исчезает коллега его жены Нины, самого Игоря преследуют приступы беспричинного страха. А потом жизнь раскалывается надвое. В своих снах Игорь начинает видеть неизвестную прекрасную женщину. Она в беде, она нуждается в его защите. Ради нее Игорь пускается в запутанное путешествие по своим сновидениям, которые дарят ему невероятной силы переживания, недоступные наяву. В реальности же Игорь чувствует, что некто преследует его, выслеживает на работе, на улице. Подбирается к самому его дому. И к Нине. Неизвестно, чего хочет таинственный преследователь. Но Игорь не сомневается, что грядет нечто страшное. Как защитить себя, свою жену и свой дом? И надо ли бояться снов, мир которых все глубже затягивает Игоря?

Глава 2

Эхо шагов разносилось по залу.

Людей было немного. И на глаза они не попадались, их присутствие было, скорее, понятно, чем очевидно. Они блуждали сами по себе, лишь изредка их силуэты проскальзывали то там, то сям. Можно было идти совершенно спокойно, не обращать ни на кого внимания.

Картины на стенах.

Ни одну из них Игорь еще не рассмотрел, ни к одной пока даже не приблизился. Но никакого беспокойства по этому поводу он не испытывал, он шел вперед свободный и безмятежный.

Хоть и не совсем безмятежный. Уверенность, сильная уверенность в том, что совсем скоро он увидит нечто очень-очень для него ценное, крайне важное, необходимое, росла внутри него. Эта уверенность еще не раскрылась полностью, еще только предупреждала о своем появлении. Но она росла, распространялась. И ее предвестником было легкое волнение.

Совершенно спокойный и одновременно слегка взволнованный. Как это может быть?

Первый зал уже давно сменился вторым, второй — третьим. А Игорь шел так, будто каждый шаг оставался первым. Он не уставал, он не отвлекался от своего пути. Ни на картины, ни на людей. Все, что окружало его, было размытым, проходящим, неважным.

Пусть ходят себе те, чьи шаги отдаются эхом, пусть разглядывают любые картины, которые хотят. Игорь был уверен, что и о нем у этих людей точно такое же мнение. Он не мешал им, они не мешали ему. Кто-то из них уже нашел ту картину, у которой захотел остановиться, а Игорь еще нет. Нечто важное ждало его впереди, может, в двадцатом зале, может, в пятидесятом.

Поэтому он шел и только лишь прислушивался к тому, как сильнее становится волнение. Как крепнет уверенность.

Эхо шагов продолжало разноситься. Еще один зал сменился следующим.

* * *

Случайный прохожий чуть не налетел на Игоря. С извиняющимся видом склонил голову, но шага не замедлил, так и продолжил почти что бежать дальше по улице. Игорь без всякой обиды проводил его взглядом. Этот нескладный человек несся, не разбирая дороги, по пути чуть не сбив с ног сначала двух испуганно взвизгнувших барышень, а затем старую-престарую женщину, из последних сил тащившую здоровенную котомку на сгорбленной спине.

— Извольте пройти, милостивый государь, — раздалось совсем рядом.

Только теперь Игорь оценил, что именно его окружает. Он стоял посреди неширокой улицы, видимо, пешеходной, ведь никакого намека хоть на один автомобиль видно не было. Тем не менее тротуары по обеим сторонам имелись, хоть и совсем узкие, двоим на них было не разойтись.

Прямо перед Игорем возвышался дом, всего в четыре этажа, но отчего-то он казался очень высоким. Оставив свое наблюдение за торопящимся куда-то прохожим, Игорь оглянулся на голос. Прямо перед ним находились высокие двустворчатые двери, от которых к тротуару спускалось несколько ступенек. И на одной из них его ожидал человек, одетый во что-то бархатное и с лицом… Игорь задумался: никак ему не удавалось вспомнить слово, очень к этому лицу подходящее.

— Прошу, — сказал человек с непонятно каким лицом, указав на двери.

«Да, пора-пора, — подумал Игорь. — Я и так опоздал».

Куда именно? Этого Игорь еще не знал, хотя неловкость и досаду за опоздание испытал вполне отчетливые. Но перед тем, как подняться по ступенькам, он все же еще раз посмотрел в сторону: там же несчастную старушку чуть не сбили с ног, не нужно ли ей помочь?

Однако ее уже и след простыл, на том месте, где Игорь видел старую женщину несколько секунд назад, валялось несколько предметов, видимо, выпавших из котомки. Что это были за предметы, он не рассмотрел, но они были настолько грязными и неприятными, что Игорь решил их не подбирать. Наверное, она и сама поняла их ненужность, потому и оставила валяться.

Барышни тем более были в порядке. Изначально остановившись от испуга, что их собьет прохожий, они теперь как ни в чем не бывало весело болтали и смеялись, держа над головами свои раскрытые кружевные зонтики.

Игорь двинулся к дверям, приглашавший его человек в бархате посторонился.

Двери были очень высокими и при этом чуть ли не уже, чем тротуары на этой тихой улице. И Игорь испугался, что просто в них не пролезет. Застрянет да так и останется стоять. Уж если этот, с непонятным лицом, полезет проходить вместе с ним, то они застрянут оба и уже точно навсегда. Так и будут, как Манилов с Чичиковым. Только те в конце концов просочились, а им точно не удастся.

Не желая попасть в неловкое положение, Игорь замедлил ход. Стал озираться по сторонам, надеясь найти или выдумать способ избежать конфуза, и вдруг заметил, что на него пристально смотрят.

В доме, куда он должен был войти, все окна первого этажа были плотно зашторены, однако в одном из-за занавески на Игоря таращилось чье-то лицо. Неприятное было лицо, потное, рябое и с дурацкими напомаженными усами, торчавшими в стороны. Даже в самые хипстерские времена Игорю таких видеть не приходилось.

Обладатель нелепых усов смотрел из-за стекла недовольно и боязливо. Затем над ним появилось другое лицо, безусое и толстое, очень беспокойное. Усач сразу скосил взгляд вверх и что-то заговорил, но слов было не слышно. Обладатель же толстого лица на Игоря почти не посмотрел. Он только быстро стрельнул глазами туда-сюда, а потом и сам скрылся за занавеской, и усача за собой утянул.

Игорь вопросительно посмотрел на приглашавшего его человека. Но тот то ли не увидел тех двоих в окне, то ли сделал вид, что не увидел.

Тогда Игорь направился к дверям. Снова поймал себя на мысли, что не пролезет, но сразу же облегченно вздохнул. Неожиданным образом живот Игоря оказался вполне подтянут, а рост его увеличился. С легкостью проходя в двери, он поднял руку и, привстав на цыпочки, коснулся верхнего края дверного проема, совсем не такого высокого, каким он был только что.

Все эти необычные и даже неестественные изменения, происходившие и вокруг него, и с ним самим, Игорь, вообще-то, замечал, но не видел в них ничего странного. Можно сказать, его удивляло то, что его ничего не удивляет. Небывалое спокойствие без видимых усилий удерживалось в нем. Он не был бесчувственным или апатичным, но непостижимым образом полностью избавился от страха или оторопи. Правда, те двое за окном вызвали у него крайне неприятное впечатление, но и оно не могло заставить его сильно испугаться. В дом, где скрывались явно враждебно настроенные к нему люди, он вошел, полный решимости.

«Чопорное!» — вспомнил он наконец. Вот какое было лицо человека, который приглашал его войти в дом. Поразительно. И когда же в последний раз приходилось использовать это слово? Игорь бросил взгляд на человека в бархате. Да, именно такой он и был — чопорный. И от этого довольно смешной.

* * *

За высокими дверями должна была оказаться прихожая. Просторная, с высоким потолком, может, даже с мраморной парадной лестницей. Снаружи дом был украшен лепниной, вот и внутри ожидалось какое-нибудь роскошество. Однако от дверей Игорь вместо прихожей как-то сразу очутился в явно жилом помещении. Мелькнули вроде бы другие комнаты или коридор, но за то краткое мгновение, пока голова была занята непривычным книжным словом, все они остались позади.

Да и человек с чопорным лицом где-то отстал, в комнату с немного выцветшими красными обоями Игорь вошел совершенно один.

Вокруг все сияло изяществом, но не на вкус Игоря, а, скорее, потому что принято считать изящными гнутые спинки стульев, резные рамы картин и зеркал, фарфоровые чайные сервизы на маленьких столиках, всякие статуэтки и канделябры на мраморной каминной доске. Да, он стоял в именно общепринято изящной гостиной — такое назначение комнаты показалось Игорю наиболее очевидным. И было в ней не то чтобы неуютно, но приятного впечатления она не производила.

«Не мое», — с уверенностью заявил про себя он. И даже кивнул, соглашаясь с самим собой: все тут было и мило, и утонченно, но точно «не его».

В противоположном конце гостиной Игорь разглядел две двери: одна — двустворчатая, открытая, вела в комнату поменьше, вторая — закрытая, не сразу и различимая, так как ее оклеили такими же красными обоями, как и стены.

Еще имелось два больших окна, завешенных тюлем и обрамленных тяжелыми бархатными шторами. Игорь подошел к одному из них, глянул наружу.

За стеклом он увидел все ту же узкую улицу, которая теперь оказалась куда более людной. Барышни с зонтиками продолжали трепаться, мимо них проходили люди: в картузах и сапогах, в подпоясанных рубахах или в грубой шерстяной верхней одежде — откуда-то Игорь помнил, что называлась она «армяк».

Мелькали и господа в цилиндрах и с тросточками, в сюртуках или фраках. Но людей, одежда которых говорила о небогатой жизни, о тяжелом физическом труде, было больше. Почти каждый из этих людей тащил что-нибудь тяжелое, или волоком по земле, или прямо на спине. Без труда представлялось, как тяжело им с этими ношами, как ноют и стонут их напряженные мускулы, как пот струится по их вискам. Крепкие, надежные люди.

Игорю стало неловко таращиться на чужие усилия, пока он стоит в тепле и уюте этой гостиной. Он поспешил отвернуться от окна — и вовремя!

Та дверь, что была закрыта и почти неприметна, теперь оказалась немного отворена. Из-за нее пригнувшись и неслышно ступая выходили двое: те самые усач и толстомордый, которых он видел совсем недавно. Оба они были в брюках и в жилетках поверх белых засаленных сорочек с подвернутыми рукавами. Обладатель нелепых усов шел первым и с пустыми руками, которые он просто сжал в кулаки. Зато его напарник с толстым лицом крепко сжимал длинный нож: сверху — зазубрины, снизу — угрожающий изгиб лезвия.

Сомневаться в злобных намерениях этих двоих не приходилось. Правда, ничуть не меньше в глаза била комичность их поведения. Они крались очень неестественно, картинно поводя плечами, высоко поднимая колени и держась на цыпочках. Толстомордый будто пытался идти за усачом ровно след в след. Их цель — полностью распахнутые двери в соседнюю комнату — настолько захватила обоих, что они ничего вокруг себя не замечали, даже того, что на них в упор смотрел Игорь.

— Куда направились? — спросил он, делая шаг от окна в их сторону. — Про меня не забыли?

Двое злоумышленников замерли, две пары удивленно вытаращенных глаз уставились на него. Особенно картинно смотрелся усач, в этот момент он напоминал ту знаменитую фотографию с вроде бы Сальвадором Дали.

Первым опомнился толстомордый. В один прыжок, который составил явно больше пяти метров, он подскочил к Игорю. С раздосадованным лицом и визгливым стоном он занес свой нож обеими руками и попытался обрушить на нежданного противника смертельный удар. Игорь отпрянул, перехватил толстомордого за запястья и без особого усилия удержал их. Правда, сам злоумышленник оказался тяжелым, он давил всей своей тушей, теснил так, будто хотел выдавить Игоря сквозь оконное стекло на улицу. Пришлось напрячься, чтобы оставаться на месте и не скользить по паркетному полу ногами.

«Вот ты толстый, — недовольно подумал Игорь. — Куда тебя теперь девать?»

Решение пришло быстро. Начав давить с удвоенной силой, Игорь отодвинул врага с ножом на шаг назад. Слегка развернулся таким образом, чтобы сбоку оказался один из изящных столиков, расставленных по гостиной. Был он совсем маленький, на нем помещались только две рамки с фотографиями. Слегка раскачав руки толстомордого, Игорь надавил еще, а потом резко разжал пальцы и шагнул в сторону. Он подумал, что враг с размаху вонзит нож в стол, — так и случилось. Поддавшись силе инерции, толстомордый по самую рукоять вогнал лезвие в лакированную деревянную поверхность. Застыл на месте, а потом изо всех сил стал рвать свое оружие обратно.

Тут же, правда, к схватке подключился усатый. Только Игорь повернулся к нему, как он накинулся, стремительно размахивая руками и нанося совершенно слепые бесцельные удары. Град их был таким плотным, что сперва показалось, будто они могут нанести вред. Но воодушевленный победой над первым противником Игорь быстро опомнился. Сначала он несколько раз наклонился из стороны в сторону, уходя от наиболее метких ударов, затем улучил момент и, пригнувшись, ткнул усача в живот. Тот оказался настолько легким и неустойчивым, что отлетел прямо в камин, на его счастье, не разведенный, где и уселся на угли.

«Теперь хорошо, — подумал Игорь. — Но пора бы кого-то позвать, чего я один тут отдуваюсь?»

Совершенно не зная, где искать помощи, он двинулся к дверям, и из-за полуоткрытой и неприметной сразу же показались люди. Мужчины и женщины, никак не меньше десятка. Разом они высыпали, толкаясь плечами и обступая Игоря. Галдели, кричали, да так, что Игорь тут же пожалел о своем желании кого-либо звать.

— Ну, хватит, хватит, — попытался он их успокоить. — А то, пока кричите, уйдут…

Он оглянулся назад — поздно!

Поддерживая друг друга, оба злоумышленника скрылись за теми дверями, видимо, через них-то Игорь и попал в гостиную с красными обоями. Непонятно, как эти двое смогли ретироваться так быстро, а усач еще и умудрился ничего по пути не запачкать сажей из камина. Зато толстомордый остался безоружным, его большой нож так и торчал из несчастного столика рукояткой вверх.

Галдеж не прекращался, при этом Игорь не мог разобрать ни слова. Обступившие его люди выглядели обескураженными, растерянными и совершенно бесполезными. Он замахал на них руками, а потом, чувствуя, что сердится, шагнул в их сторону, заставляя уйти. И они поспешно скрылись за той же неприметной дверью, хоть и продолжали что-то громко говорить. Испуганно и с явным непониманием, что делать и как поступить.

И тут Игоря позвали.

* * *

Те двери, к которым стремились усач с толстомордым, вели в еще одну гостиную. Только стены в ней были не красными, а светлыми, кремовыми. Вроде бы эта гостиная очевидно уступала размерами предыдущей, и всяких изящных вещиц в ней хватало с избытком, а почему-то казалось, что она просторнее. И без всякого сомнения, в этой комнате было гораздо уютнее, теплее и… мягче. Да, оказавшись тут, Игорь ощутил сильнейшую мягкость. Не физическую, конечно, а душевную. Может, даже энергетическую, хотя это слово как-то не очень вязалось с тем, что он видел. Так что вернее всего сказать «душевную»: этой мягкостью в кремовой гостиной был напитан сам воздух.

Поняв, что стоит спиной к дверям, в которые он вошел совершенно незаметно для себя, Игорь почувствовал странное противоречие. С одной стороны, ощущение мягкости было настолько неожиданным и сильным, что он смутился, почти застеснялся. С другой, волна этого ощущения показалась ему настолько приятной, сладостной — вот еще слово, которое он давно не вспоминал, — что ему захотелось аж зажмуриться, застыть на месте. Чтобы ничто не отвлекало его от того, что он переживал.

Однако он предчувствовал, что это — только начало, что ему необходимо продолжать движение вперед, а не застывать на месте. Ведь впереди его ждет нечто еще более прекрасное.

И он не ошибся.

У дальней от дверей стены, в которой опять был мраморный камин, стояла она: невысокая и хрупкая, с пронзительными светло-голубыми глазами, с идеально посаженной головой, с четко очерченной линией подбородка, не острого, даже широкого, но совсем не портящего лицо.

К этому моменту Игорь уже понимал: где бы он ни находился, это — вовсе не то место и время, где он провел всю предыдущую свою тридцатилетнюю жизнь. Улица, фасад дома и обстановка внутри него — все выглядело слишком причудливо, необычно. Потому не приходилось удивляться, что та, которую он увидел, облачена во все эти легкие, струящиеся, воздушные ткани, наверняка придирчиво отобранные, а затем безукоризненно сшитые по ее фигуре в невероятный, прелестнейший наряд.

Мельком подумав, что слово «прелестнейший» для него должно быть уже совсем чересчур, Игорь сделал шаг вперед, да так и остановился. Его обдало новой, куда более сильной волной той мягкости, которую он ощутил, только лишь обнаружив себя в этой гостиной.

Да, именно от нее, от этой молодой женщины, струилась ни с чем не сравнимая душевная мягкость.

Игорь был готов бесконечно стоять на месте и любоваться дивной красотой этой женщины, наслаждаясь волнами мягкости, однако и на этом чудо не прекратилось. Ведь, встретившись с ним взглядом, она радостно воскликнула:

— Ну наконец-то, вот и вы! Садитесь же скорее, садитесь. Не могу дождаться, когда вы обо всем мне расскажете.

* * *

К своим годам Игорь так и не набрал, как ему казалось, достаточно жизненных правил, которые бы сделали его готовым к любой возможной неприятности. Есть же люди, кого нельзя застать врасплох и вывести из равновесия, правда? Даже в самой непредсказуемой ситуации они или находят для себя преимущества, или хотя бы остаются на плаву, а не погружаются в панике на дно, как большинство других.

Если же собирать по сусекам те правила, в которых Игорь был точно уверен, то в топ-10 обязательно значилось: «Если уж забухал, так там, где твоя кровать».

Несколько крайне неудачных эпизодов еще в старших классах показали: если опьянение застигнет его где-нибудь в гостях, в парке на лавочке или даже во дворе своего же дома, следующее утро будет встречено где угодно, только не в собственной постели. По какой-то причине, находясь вне родных стен, пьяный или даже подвыпивший Игорь непременно отправлялся бродить, куда глядели его глаза. Не забывая при этом подпитываться алкоголем, естественно.

И заводила его эта жажда странствий в такие места, что оставалось только поражаться, как он вовсе не сгинул во время одного из таких путешествий. Памятных случаев хватало. И тот, когда отец под утро отыскал его повисшим на перилах маленькой подмосковной станции на владимирском направлении, за что Игорь до конца института заработал прозвище Венечка. И тот, когда Игорь проснулся не где-нибудь, а под аркой Большого каменного моста, без денег и телефона, но в чужой ветровке и бережно накрытый кусками мятого картона.

Оттого, даже повзрослев, Игорю приходилось избегать ресторанов, баров и пабов, а уж если страстно хотелось повеселиться, то созывать гостей к себе домой. И даже если кого-то из них нужно было потом проводить до такси, Игорь всякий раз тревожился. Вдруг та же вожжа, что и в юности, врежет ему под хвост и вынудит ляпнуть что-то вроде: «А не сгонять ли до смотровой на Воробьевых? Чего там, всего-то час пехом! Погнали!»

Бывает, что в измененном от опьянения сознании человека тянет набить кому-нибудь морду или, наоборот, расцеловать и в обнимку спеть «Луч солнца золотого». А Игорю на долю выпало это хаотично возникавшее желание куда-нибудь «сгонять». И обиднее всего, что никакой логики в выборе направления не прослеживалось. Каждый раз он просто перемещался в пространстве, будто подверженный силе за гранью своего понимания.

По-своему Игорь, конечно, извлек из этой неприятной особенности пользу, так как выпивать — уж тем более напиваться — он к тридцати годам почти перестал. И в то же время он всегда чувствовал себя скованным, лишенным права на спонтанный поход на случайный праздник или вечеринку.

Но гораздо хуже была внутренняя неуверенность: а всегда ли он знает, куда, зачем и как надолго отправляется. Как только Игорь сходил с одного из привычных для себя маршрутов, ему приходилось быстро напомнить себе о цели своего перемещения, о его необходимости и о том времени, которое нужно на него потратить. Если бы кто-то знал об этой его тревоге и спросил, искренне ли он боится, что в трезвом состоянии перестанет понимать, куда он идет или как оказался там, где оказался, он бы, разумеется, возразил. Конечно, он этого не боялся. Даже не допускал.

Но не всегда он был уверен на все сто.

И вот теперь каким-то образом Игорь этой своей тревоги резко лишился. Его окружали совершенно неузнаваемые места, встречались совершенно незнакомые люди. И никакой возможности понять, как он оказался в таких причудливых обстоятельствах. Дом с лепниной, гостиные с канделябрами и каминными полками, злодеи с ножами: как много нужно выпить и как далеко уйти, чтобы оказаться среди всего этого? А если он не пил, то что тогда? Отравление веществами похуже, чем алкоголь? Или просто проблемы с головой?

Это было необъяснимо и одновременно совсем не тревожно, а ведь наблюдались еще и провалы в памяти. Вот и сейчас Игорь отвлекся совсем ненадолго. Лишь на кратчайшую долю секунды припомнил, как отец взваливает его на плечо, как вокруг темно, холодно и пахнет электричкой…

И сколько уже минуло? Пять минут? Десять? Все тридцать?

* * *

Он сидел напротив нее.

Сидел на мягком стуле с подлокотниками, обитом бежевой тканью с узором. Сидел не развалясь во все стороны разом, как он привык, а с прямой спиной, лишь чуть откинувшись на спинку.

Кажется, в руке он держал чашку с блюдцем. И, кажется, он оживленно о чем-то рассказывал, о каком-то своем приключении. И вроде бы даже не о схватке с двумя злодеями в соседней гостиной, а о чем-то еще, очень примечательном, волнующем и одновременно поучительном. И будто бы много таких историй он мог поведать. Но о чем хотя бы одна из них — как знать?

Она сидела напротив на таком же стуле, только совсем на его краешке. Слушала, подавшись вперед и следя за Игорем взволнованными голубыми глазами, в которых отражались то беспокойство, то удивление, а то и восхищение.

Игорь понимал, что все происходящее должно ему крайне не понравиться. Мало того что он не помнит, о чем и как долго говорил. Почему вообще идут какие-то разговоры, когда только что — во всяком случае, недавно — в этом доме случилось вооруженное нападение? Неужели никого тут это не беспокоит?

Но на самом деле это не беспокоило и его самого. Да, факт нападения был, а вот необходимости волноваться или как-то переживать по этому поводу не было никакой. Игорь понял, что принимает как должное и недавнюю свою стычку с двумя злодеями, и провалы в памяти, и все остальное, необычное и причудливое, что творилось с ним и вокруг него.

И сейчас он просто подхватил нить происходящего: только что завершилась одна часть его общения с прекрасной женщиной, сидевшей напротив, и теперь возникла недолгая пауза. Подхватил и просто стал ждать, когда разговор возобновится.

И он возобновился.

Женщина поставила свою чашку на стол, сложила руки на коленях и, отведя взгляд вниз и в сторону, грустно проговорила:

— Что же… Пришла пора мне плакаться.

Она заговорила. Конечно, совсем не заплакала, это было бы совсем ей не к лицу и неприлично, а о приличиях она беспокоилась не меньше, чем о своем здоровье. Откуда Игорь об этом знал? А так получалось, что он очень много знал о своей собеседнице, которую вроде бы видел в первый раз в жизни.

— Я сама виновата, что забеспокоилась только сейчас, — говорила она, продолжая смотреть в сторону, будто ей было перед ним стыдно. — Вы же понимаете, я все занимаю себя чем-то, а о важном подумать не успеваю. То, что случилось сегодня, это еще цветочки, предупреждение…

— Почему вы мне просто не расскажете? — спросил Игорь, стараясь внимательно следить за ее лицом и не пропустить признак того, что она что-либо будет недоговаривать из чувства стеснения перед ним. — Вы же знаете: я в полном вашем распоряжении.

— Знаю, конечно… Вы сегодня и так…

Тут она запнулась, крепко сжала губы, бороться с подступающими слезами становилось все труднее. Справившись с собой, она вздохнула:

— Ладно, не буду вокруг да около. Вы и так уже достаточно сделали, чтобы тратить ваше время.

Она встала, и Игорь, естественно, тоже вскочил на ноги. Вместе они подошли к каминной полке, на которой среди прочих вещиц стояла небольшая розовая шкатулка. Женщина открыла ее, достала сложенный в три раза листок и, слегка вздрогнув, показала Игорю.

— Вот что он написал, — коротко пояснила она и сразу умолкла, не желая произнести лишнее.

Листок был исписан размашистыми буквами. Игорь не пытался вчитываться, ему было достаточно нескольких ярко-красных пятен под текстом, там, где полагалось быть подписи.

— Сам он пока не появлялся? — спросил Игорь.

Она покачала головой и побыстрее убрала страшное письмо, видимо, боясь долго держать его в руках.

Больше Игорь вопросов не задавал. Снова произошло нечто удивительное, что должно было бы его встревожить. Ведь в ту самую секунду, как он разглядел несколько пятен крови на письме, он уже знал все. Знал так, как если бы ей пришлось потратить час или больше, чтобы рассказать ему. Знал так же уверенно, как знал и ее саму, хоть и видел ее впервые.

Был враг. Опасный и безжалостный преследователь. Он появился в жизни этой прекрасной женщины внезапно и тут же поставил своей целью настигнуть ее, подчинить себе, захватить, как захватывали дармовой кусок земли кочевые племена.

Игорю не казалось странным, что никакого имени у этого преследователя не имелось. Оно и не требовалось, важнее было знать саму его суть. А суть эта была по-настоящему пугающей. Преследователь обладал, судя по всему, незаурядным умом и в то же время свирепостью и садизмом. Он и не пытался прикрыть свои домогательства хотя бы видимостью светлых чувств к этой женщине. Наоборот, он шел напролом, намеренно подавляя ее и запугивая. Сперва знаки его угрожающего внимания были попроще, но вот дело докатилось и до окровавленных писем.

Они давали понять: в своей охоте он совершенно не боится пролить свою собственную кровь, а уж чужой не побрезгует тем более. Двое злоумышленников, конечно же, были подосланы им. Еще одна мера запугивания, «черная метка», и пока не самая опасная, худшее он припас на потом.

Как это стало известно Игорю? Да велика ли важность? Вероятно, оттуда же, откуда он знал, что есть у этой женщины дети, кажется, двое. Что жизнь во всем этом изяществе — чего уж там, в роскоши! — нисколько не испортила ее миролюбивого, мягкого характера. Что, будь ее воля, она бы сделала свою жизнь гораздо скромнее, проще и понятнее. Но обстоятельства удерживали ее. Непреодолимые, с которыми ей приходилось мириться.

Вот только ее имя…

Впервые за то время, что он находился в этом доме, Игорь испытал ужас. Он поймал себя на мысли, что совершенно не помнит — а то и вообще не знает — имени той, в чьи глаза он никак не мог наглядеться, чья неосязаемая, не телесная мягкость так охватывает его, успокаивает и умиротворяет.

Он не знал имени ее преследователя и даже не задумывался об этом. Но ее имя! Его же необычайно важно, необходимо знать! И будто он и правда знал, будто бы даже произносил когда-то вслух. Но неужели он мог его забыть?

— Я не обижусь, если вы не захотите мне помочь, — сказала она. — Но обратиться мне больше не к кому…

Она облокотилась о каминную полку и слегка опустила голову, почти касаясь виском пышного букета цветов, стоявшего в вазе рядом с ней. Цветы прекрасно смотрелись, ярко и красочно, но не настолько, чтобы рябило в глазах.

— Нет-нет, что вы! — воскликнул Игорь, испугавшись еще сильнее. — Не прогоняйте меня и не стесняйтесь. Я все сделаю, чтобы вам помочь, как же иначе?

Он тоже оперся о полку, положив локоть рядом с часами.

Его испуг от осознания, что он не знает ее имени, сменился искренним беспокойством, что сейчас она поддастся чувству стыда и откажется от его помощи. А этого допустить было никак нельзя. Это значило бы позволить безумному и коварному преследователю навредить ей. Сама ли она навлекла на себя эту опасность или только лишь стала жертвой обстоятельств — неважно. Игорю была чудовищна сама мысль, что некто, поливающий свои письма кровью и подсылающий подручных с ножами, дотянет до нее свои лапы.

Игорь видел, как мучается она от смущения, как молча корит себя за то положение, в котором оказалась. И он решился сделать шаг ближе к ней. Она подняла на него и испуганные, и таящие надежду глаза — новая волна мягкости, нежности, чистоты, солнечного тепла и света окатила его, заставив появиться кому в горле.

— Я помогу, и все будет в порядке, — проговорил он, радуясь, что голос не дрогнул. — Я обещаю.

Она улыбнулась, в голубых глазах ее блеснули слезы.

* * *

Они уже не стояли у камина.

Она снова сидела на стуле, а он прохаживался туда-сюда по гостиной, то глядя под ноги, то с тревогой косясь на окно. Тех сильных чувств, что только что были пережиты, он уже не испытывал. Они ушли вглубь, надолго согрев его душу и придав разуму единую и отчетливую цель. На их место пришла собранность и готовность к действию. Эта резкая внутренняя перемена Игоря нисколько не расстроила. Пришло время решительности, мягкость нужно слегка притушить. Но он не сомневался, что те тепло и свет, которые излучала она, будут теперь с ним всегда. Необязательно, чтобы она постоянно смотрела на него с улыбкой и слезами благодарности.

— Я его найду, — говорил Игорь. Он был уверен, что перед этим говорил еще что-то, приводил какие-то доводы. Но что уж было поделать, приходилось догонять события на ходу. — Ждать, пока он придет сам, нельзя.

— Но где? — спрашивала она, и Игорю очень понравилось, как она вторит его деловитому тону, не давая себе больше раскисать. — Он давно скрылся от людей, никто не знает, где он живет и что делает. Никто его давно уже не видел.

— Думайте, — подбодрил он ее. — Кто-то мог бы знать… А если нет, то хоть какая-то зацепка, какая-то мелочь могла бы навести нас на след.

К этому времени знания Игоря еще расширились. Ему уже точно было известно, что и красавица, вверившая себя его заботам, и ее преследователь происходили из высшего общества. Из такого, где самому Игорю никогда бывать не приходилось. Очень недобрым веяло от самого осознания этого факта. Было бы лучше, если бы она сторонилась светской жизни, слишком много опасностей для такой прекрасной и доброй душою женщины. Ведь и сейчас, когда пришла беда, никто оттуда не торопился ее поддержать.

И искать следы злодея среди общества бесполезно. Она могла бы, конечно, попытаться расспросить хоть кого-нибудь, но времени на это не хватало, действия требовались немедленные.

Но от чего же оттолкнуться, откуда начать путь…

— Нож! — радостно крикнул Игорь.

С места он рванул в красную гостиную.

Нож толстомордого все так же был воткнут в столик, никто и не подумал его вытащить. Игорю и самому пришлось напрячься, но извлечь оружие удалось с первой попытки. Правда, грозное оружие как-то странно изменилось в размерах, будто скукожилось. Размером нож теперь не превосходил и карандаша, да и лезвие сделалось совершенно тупым, порезаться о него стало просто невозможно.

Впрочем, это не показалось Игорю хоть сколько-нибудь существенным. Он встал у окна и в естественном свете принялся вертеть оружие в руках, внимательно его рассматривая. Хоть какая-то мелочь, самая незначительная, хоть какая-то зацепка. Он очень хотел, чтобы она нашлась.

— Не может же это быть так просто? — услышал он ее голос и даже краем глаза заметил, что она пришла вслед за ним и стоит рядом.

— Может, — ответил он.

Нож еще слегка уменьшился, но Игорь не оставлял его. И когда в двадцатый раз он скользнул взглядом по рукоятке, которая только что была совершенно гладкой, то нисколько не удивился, а очень обрадовался тому, что увидел на ней не то штамп, не то клеймо.

— Вот! Я же говорил!

Игорь распрямился и повернулся к ней.

Но ее рядом уже не было. Он стоял один в пустой гостиной.

Невероятная тоска охватила его. Он завертелся на месте, пытаясь понять, куда она могла деться. А гостиная между тем вдруг повела себя странно. С каждой секундой в ней становилось все меньше мебели, стены вытягивались, помещение сужалось, обои из красных становились какими-то коричневыми.

Вправо и влево от Игоря вытянулся длинный коридор, и оба конца его терялись из виду.

Игорь почувствовал, что неизвестная сила запрокинула его назад так, что он должен был бы или удариться спиной об оконную раму, или вылететь вместе со стеклом наружу.

Вокруг становилось все темнее. И теснее.