Приключения волшебника Лексикона

Никита Замеховский-Мегалокарди, 2021

Как создавалась эта полная приключений и волшебства книга? А очень просто – ничего не пришлось выдумывать, все, о чем написано, – совершенная правда, а вовсе не выдуманные сказки. Ведь каждую минуту случаются чудеса, нам только нужно не забывать обращать на них внимание, и тогда жизнь станет полна удивительных событий и, самое главное, наполнится смыслом, особенно когда каждое произошедшее чудо или пережитое приключение делает нас добрее, умнее и веселее. Для кого написан сборник? Принято ведь считать, что детские книги только для юных читателей, а толстые романы исключительно для взрослых – но с этой книжкой все совсем не так, она для всех, потому что волшебник Лексикон не обделяет своей помощью ни малышей, ни взрослых и всегда готов прийти на помощь каждому, кто готов ее принять. Взрослый найдет на этих страницах забавные параллели со своей жизнью, ребенок – занимательные и поучительные истории, и самое главное, между страниц здесь живёт чудо – волшебство, которое случается не в Тридесятом царстве и не за тридевять земель, а в нашем с вами мире, здесь и сейчас и для всех без исключения.

© Н. В. Замеховский-Мегалокарди, текст, 2021

© Е. А. Летучая, текст, 2021

© А. Жукова, текст, 2021

© В.В. Степанова, художественное оформление, 2021

© Е. А. Летучая, продвижение, 2021

© ООО «Летучая и КО», права на издание, продвижение, 2021

автор

Никита Замеховский-Мегалокарди

продюсер

Елена Летучая

Кто такой «Волшебник Лексикон»

«Волшебник Лексикон»® — это образовательный проект, основанный на игровой методике обучения. Он создан, чтобы сохранить и укрепить духовные ценности, которые делают наше общество полноценным и гуманным: уважение к старшим, забота о мире вокруг себя, доброе отношение к людям, стремление к познанию.

Забота о речи — забота о будущем

Воспитание культурного человека начинается, безусловно, с «воспитания» речи, так как язык определяет мышление. Именно поэтому главной задачей проекта стало развитие речи современных детей и их родителей.

Книги, меняющие детство

«Волшебник Лексикон»® создаёт увлекательные развивающие книги, которые помогают интересно, ненавязчиво рассказывать детям о языке и доступно объяснять, как важно ценить и хранить красоту речи, знать и уважать традиции, любить свою культуру. Обучает — школа, воспитывают — родители, «Волшебник Лексикон»® поддерживает и развивает их деятельность.

Волшебник Лексикон

Когда-то давным-давно, когда не существовало самых обычных вещей — тарелок или, скажем, телевизоров, — в густой тёплой траве под деревом лежали, замотавшись в шкуры, два человека, древних настолько, что они могли только рычать да улюлюкать, и жевали яблоки.

Дубины их валялись неподалёку, потому что поблизости врагов и хищников не было, только пахли ромашки, и веял ласково ветер.

— Кр-а-ууээ-э! — прорычал один из древних людей, почёсывая живот.

— Ру-а-а-та, — согласился с ним второй.

Хотя и думали они об одном и том же, рычали об этом по-разному, потому что слов, которыми они сумели бы передать друг дружке свои мысли, попросту не существовало. А между тем начался прекрасный закат: солнце медленно садилось за лес, алея на фоне золотых облаков, — но сказать друг другу о том, что это невероятно красиво, у древних людей никак не получалось. Выходило одно рычание.

Чего они только не делали, тыча толстыми пальцами в медленно заходящее солнце, как только не старались, бурча, пыхтя и рыча!

И когда, казалось, уже совсем выбились из сил, желая поделиться друг с дружкой прекрасным, почти махнули рукой на всякую красоту, вдруг произошло какое-то странное волшебство.

Раздался едва слышный перезвон, что-то всколыхнуло воздух, отчего оба древних человека вскочили на четвереньки, завертев головами, и, хотя ни врагов, ни хищников вокруг так и не появилось, потянулись за дубинами.

Ведь в мире кое-что изменилось… Это ощущали они почти звериным чутьем. И верно: прямо перед ними из воздуха, невидимый, но очень волшебный, образовался некто…

Ростом он был невелик, с лицом добродушным, но чувствовалось, что от него веет могучим чародейством. Поправив на плечах модную в те времена пятнистую шкуру, он подумал немного и пробормотал:

— Пора уже создать из их рычания слово «красота». Пусть с него всё и начнётся, — и хлопнул в ладоши!

И тут же ветерок принёс ему в ладонь запахи нагретых трав, луч подарил отсветы заката, а пролетающая мимо птица отдала быструю чистую песню, и через мгновение из его ладоней в мир выпорхнуло лёгкое, чем-то похожее на тонкую девочку слово.

Древние люди всё ещё в тревоге вертели головами, а волшебник в пятнистой шкуре, протягивая тонкому слову серебряный бубенчик, зашептал:

— Скорее, нужно пролететь над их головами. Позвони в бубенчик и шепни им своё имя! Не бойся! Возьми бубенчик, а то поздно будет, они, чего доброго, не про «красоту» сейчас думать начнут, а про какую-нибудь «опасность»… А всякое слово должно быть к месту. Речь именно с этого начинать и надо. Ну, у тебя получится!

И первое, робкое, как тонкий лучик, слово, всплеснув серебряными руками, вспорхнуло в воздух.

Древние люди, принюхиваясь, озирались по сторонам, незримое слово пролетело между ними и, мелодично прозвенев бубенчиком, шепнуло серебристым голоском своё имя.

— Кра-со-та… — тонко пропело оно.

Древние люди, перестав озираться, молча переглянулись, а серебряное слово, вдруг тускнея, обессиленно опустилось на василёк.

Это сейчас слова сильны, и оттого, что их произносит множество людей, они не исчезают, как летние цветы осенью, а тогда, в древности, кроме одного-единственного первого слова никаких не существовало, и если бы его никто не произнёс, то оно могло безвозвратно растаять!

Волшебник ринулся вперёд, подхватил слабеющее слово и горячо зашептал ему:

— Ты сможешь, попробуй ещё раз! Собери все силы, один только раз! Ведь если ты не сможешь, то никогда, понимаешь, никогда может не начаться речь!

Нежное, зыбкое, как паутинка, слово вскинуло на него свои прекрасные глаза, опёрлось тонкими ручками на его ладонь и, собрав последние силы, взлетело вновь. Бубенчик едва держался в его слабеющих пальцах.

— Кра-со-та… — то ли шепнуло, то ли выдохнуло оно и, как лепесток кружась, принялось опускаться на траву. Казалось, гибель его была неминуема, ещё мгновение и — конец…

Но один из древних людей вдруг поскрёб толстыми пальцами живот, осмотрелся и неуверенно пробурчал:

— Кра-то-та.

Прячущийся за кустом волшебник прижал к груди ладонь, а слово, будто к нему вернулись силы, слегка шевельнулось. Второй древний человек потрогал цветок и немного удивлённо ответил первому:

— Кра-сота…

И тут древних людей словно озарило!

— Красота, красота! — наперебой закричали они, пускаясь в пляс.

Забыв о дубинках, тыча во всё пальцами и крича во всё горло «КРАСОТА», они помчались в сторону леса. Обретшее силы слово, звонко потряхивая бубенцом, кружилось вокруг них! Волшебник, ликуя, подпрыгивал и подбрасывал в воздух ромашку!

Он не ошибся, не ошибся с выбором первого слова, которое создал!

И верно — в древние времена вокруг людей была только природа, которая, как известно, всегда красива потому, что в ней нет ничего лишнего. А лишнего тогда быть не могло, его ещё понаделать не успели.

Неделю возле своей пещеры, перебивая друг дружку, древние люди учили новому слову многочисленных родственников.

Слову, конечно, от этого покоя не было, но оно не уставало! Напротив, радостно перепархивая от одного человека к другому, позванивало бубенцом, то тут, то там шепча своё значение…

И все — братья, сёстры, племянники, тётушки, кузены, дети и даже столетний дедушка в давно не модной шкуре какого-то ящера — на разные лады произносили это замечательное слово, до ушей улыбаясь и радуясь.

Прячущийся за кустами волшебник радовался и улыбался не меньше, но как-то в полдень, когда всё племя отдыхало в тени, со стороны озера раздался девичий визг, а к волшебнику подлетело слово и, не здороваясь, выпалило:

— Что-то произошло! — зазвенело оно своим бубенцом и, хватая волшебника за руку, потянуло за собой. — Там, у озера! Скорее!

Волшебник и слово оказались у озера первыми, племя ещё не подоспело. У воды стояла одна из племянниц и, прижав к лицу руки, рыдала, рычала и взвизгивала.

— Смотри! — воскликнуло слово. — Смотри! — и, грациозно подлетев к девице, мелодично позванивая своим бубенчиком, пропело: — Кра-асота!

Девица же отмахнулась от слова, как от комара, отняла от лица руки, посмотрела в озеро и зарыдала сильнее, чем прежде!

— Вот, вот, — испуганно прижимая к груди бубенчик, заговорило слово. — Я всё правильно делаю, всё как обычно…

— Не волноваться — вот что нам прежде всего нужно, — ответил несколько взволнованно волшебник. — Но скажи, девушка принялась рыдать, когда шла к озеру?

— Нет, — ответило слово, помотав серебристой головкой, — когда наклонилась напиться…

— Ах вот в чём дело! — воскликнул волшебник. — Тогда начинаю понимать…

— Но что же, что? — быстро и не менее взволнованно начало повторять слово. — Я…

— Ты совсем ни при чём, — ответил волшебник, повышая голос, чтобы перекричать рычание и свист всего племени, которое с дубинами и камнями высыпало на берег озера защищать свою родственницу. — Ты ни при чём, это она, она сама…

— Что? — кричало слово, оттеснённое рычащей толпой.

— Когда она наклонилась попить воды, — закричал в ответ, сложив руки рупором, волшебник, — то увидела в озере своё отражение!

— И?

— И оно ей не показалось красивым!

— А что же делать?!

— Что делать?! Пора появиться ещё одному слову! — прокричал волшебник, скатил себе в ладонь росинку с листа, поймал в неё отражение полуденного солнца и прихлопнул сверху другой ладонью!

Ровно одно мгновение ничего не происходило, но потом вдруг прямо на траве появилось ещё одно слово с чистыми, лучистыми глазами и волосами до плеч.

— Держи! — прокричал волшебник, бросая ему в руки бубенчик. — Это твой, трезвонь и называй своё имя!

— Кому, кому именно? — задорно закричало слово, устремляясь к толпе рычащих и размахивающих дубинами древних людей.

— Вон той первой, у воды! — кричал в ответ волшебник. — Да не той, хотя ладно, давай этой, но потом вон той, справа!

И новое, молодое слово принялось носиться среди толпы древних людей, звоня в бубенчик и успевая всем шепнуть своё имя.

— Чистота, чистота, чистота, — сначала тихо, но потом всё громче и увереннее шелестело оно в толпе древних людей. — Чистота, чистота…

И вдруг все как один древние люди с этим словом на устах бросились в озеро и принялись тереть друг дружку пучками травы и даже песком, смывая пыль, сажу и грязь так, что брызги летели во все стороны! А потом, когда всё племя чистым вышло на берег, та самая девушка, которая испугалась своего отражения, посмотрела вновь в воду, слегка покраснела и, поправив в волосах косточку, кокетливо сказала:

— Красота — чистота.

— Красота — чистота, чистота — красота, — согласилось с ней племя, а столетний дед в немодной шкуре доисторического ящера поднял палку и провозгласил:

— Красота — чистота, чистота — здоровье.

И с этих самых пор волшебник каждый день создавал по слову, а в иные дни и по два. Все слова оказывались полезны и нужны, лишних среди них не было, а потому разговоры, которыми теперь помимо охоты и работы в поле занимались люди, переставшие уже быть древними, велись без лишних слов.

Мало того, людей на Земле стало больше, и они были не похожи не только цветом кожи или местом жизни. Постепенно и слова, которые волшебник создавал им для общения, так стали отличаться друг от дружки, что даже появились разные языки. И все эти языки волшебник знал, и каждому слову из этих языков был другом.

Слова его видели, он с ними охотно общался, а вот большинству людей на глаза предпочитал не показываться, да и слова учил тому же: слышными быть разрешал, а вот видимыми — нет. А имени у волшебника не было никакого, потому что люди не могли дать имя тому, чего никогда не видели… Но однажды в Древней Греции случилось вот что.

Там, в городе из белого мрамора на берегу синего залива, жил молодой человек, который очень любил слова, старался употреблять их к месту, не бросал на ветер и к речи был внимателен. Его домик под оранжевой черепичной крышей стоял неподалёку от порта, и каждый день запряжённые в тележки ослики везли мимо его окон масло в специальных кувшинах, называемых словом «амфора», нежный виноград и яркие, как полдень юга, апельсины. Во дворике его дома рос старый кипарис, и когда заходило солнце и начинали петь сверчки, то казалось, что это вовсе не кипарис, а волшебная кисть, которой ветер рисует на небе звёзды.

И поскольку этот молодой человек прослыл другом красивой речи, наш волшебник решил показаться ему на глаза. Сначала, конечно, молодой человек слегка испугался, но, познакомившись с волшебником ближе, нашёл его общество полезным и даже беседовал с ним, прогуливаясь вдоль моря.

Кто думает, что этот волшебник был седобород, носил мантию или колпак со звёздами, — ошибается, у него не было даже волшебной палочки. Громами он не повелевал, не превращал никого в лягушек и по ночам не варил в котле колдовского зелья. Волшебство его было совсем другим — ежедневным, очень нужным, для людей почти незаметным, но таким, без которого никому на свете прожить было нельзя.

Он собирал и охранял слова и готов был познакомить с ними каждого. На первый взгляд, ничего в этом волшебного не было, однако за этими словами он не раз бесстрашно отправлялся не только в разные страны, но и в разные времена. И даже чародеи, которые в отличие от него пользовались и волшебными палочками, и заклятиями, не могли обойтись без его помощи! Ведь слова для их заклинаний находил и тихонько, а главное — вовремя, нашёптывал именно он. Но волшебник этим совсем не кичился, ему попросту было некогда.

Как-то утром он снова появился во дворике дома молодого человека, в тени старого кипариса, по своему обыкновению бодро приветствуя хозяина.

— Привет и тебе, о волшебник, — отозвался молодой человек, и, судя по тому, как он это произнёс, сегодняшнее утро ему добрым отчего-то не казалось.

— Не сходим ли прогуляться? — беспечно предложил волшебник, на что молодой человек слегка вздрогнул и несколько неуверенно сказал:

— Может быть, не сегодня?..

— Это почему же? Ваш город прекрасен…

— Город… Да… — снова несколько удручённо отозвался молодой человек. — Но, может быть, я для города не очень хорош.

— Да что такое? — встревожился волшебник. — Ты, мой друг, болен?

— Нет, не знаю… Но соседи думают, что да… — ответил молодой человек и опустил голову.

— Ты чихал на площади? Позволь, лоб потрогаю. Температуры нет…

— Да не в температуре дело, — сказал молодой человек. — Они решили, что я с ума сошёл…

— Это ещё почему? — изумился волшебник, присаживаясь рядом.

— Ах, — ответил молодой человек, — когда мы прогуливаемся и ведём беседы, то всем кажется, что я говорю сам с собой: они-то тебя не видят… Поначалу им казалось, что если я с собой разговариваю, значит — колдун! Уважали даже… Но вокруг меня никаких колдовских штук не происходило (не летал я по ночам, не сдвигал взглядом горшки), и они решили, что я просто сумасшедший… И теперь мальчишки швыряют в меня на улице камни…

— Да… Беда… — сказал волшебник и задумался.

А молодой человек спросил:

— А ты не мог бы показаться им всем на глаза? Чтобы они поняли, что я не сумасшедший, ну или не всем, а? Хотя бы соседям?..

— Как? — сокрушённо вздохнул волшебник. — Меня могут видеть только те, кто словам друг, употребляет их к месту…

— Но тогда, послушай, — произнёс, поднимая голову, молодой человек, — может, обучишь меня каким-нибудь чудесам? Маленьким. Ты же волшебник! Ну хоть пальцами щёлкать, чтобы огонь загорался, или горшки взглядом двигать. Тогда соседи, может, хоть обзываться перестанут… Научи…

— Это что же, — удивился волшебник, — твои соседи только в чудеса с горшками верят?

— Угу, — сокрушённо вздохнул молодой человек, снова понурясь, — если горшки взглядом не двигаешь, то и не волшебник — так, шарлатан.

— Ну вот что, — ответил волшебник, вставая, — это не дело совсем! Только сразу скажу: двигать эти самые горшки я тебя научить не смогу — это и не волшебство вовсе. Я тебя научу переставлять слова, и мы ещё посмотрим, что чудеснее!

— Но слова все, даже дети, переставлять умеют… Какое тут волшебство?

— Так, да не так! — оживлённо заговорил волшебник. — Такого чуда, как мы с тобой делать будем, пожалуй, ещё и не бывало! А ну-ка, выходи из тени, вот сюда, на солнце! Пусть это чудо начнётся именно с солнца!

Молодой человек, поправив тунику, вышел на залитую солнечным светом середину двора — и тут же лучи опустили ему на плечи свои тёплые золотые ладони. В синем небе парили белые чайки, ветер, свежий, морской и весёлый, качнул старый скрипучий кипарис и шевельнул волосы юноши, а издалека донёсся шёпот волн.

— Хорошо как, — жмурясь, сказал молодой человек.

— Хорошо? — переспросил волшебник. — Прекрасно! Но только вот что: тому чуду, которое мы с тобой сейчас будем разучивать, нужно придумать название… Волшебством всякие чудеса уже называют, нам нужно что-нибудь новое. Можно, к примеру, на букву Р, хотя нет, на Р как-то жестковато… Давай на М.

— М-м-м, — промычал молодой человек. — Ммур, Мурия…

— Мурия — это из кошачьего языка, — ответил волшебник, почесав нос. — Может быть, Мег, Муг, Миг, Маг?..

— Магия! — хлопнул в ладоши молодой человек. — Магия!

— Магия, магия, — покатал на языке слово волшебник. — Магия… Отличное слово, но не так в нём что-то… Пожалуй, мы его среди людей оставим — пригодится, только для нашего чуда оно не подходит, пусть лучше фокусы с двигающимися горшками обозначает…

— Может, нам тогда попробовать другую букву?

— Это какую? — озабоченно спросил волшебник.

— Я подумал о букве П…

— Подумал, а может, и слово есть? — ухмыльнулся волшебник.

— Признаться — да. Из нашего, из древнегреческого, — ПОЭЗИЯ.

— Поэзия, поэзия, — повторил несколько раз волшебник и, подумав мгновение, добавил: — Прекрасно! Тогда и тебе, творцу всяких чудес со словами, имя будет — ПОЭТ! Только учти, настоящим поэтом ты будешь называться не раньше, чем освоишь эти самые чудеса.

— Я готов, — ответил молодой человек, расправив плечи, — что для этого нужно?!

— Ха-ха, — хохотнул волшебник, сложив пальцы. — То же, что и для всякого чуда, — смелость. Поэзия — это умение так переставлять слова, что их смысл становится сильнее и чудеснее! Не хмурься! Думаешь, волшебство только в том, что все потом за тобой эти слова повторяют? Нет! Поэт должен уметь летать!

— Ага! — потрясая руками, воскликнул молодой человек. — Всё же я покажу этим соседям, что такое настоящее волшебство!

— Честно говоря, — признался волшебник, — я не думаю, что они тебя увидят. Ты будешь летать среди слов и их смыслов, а смыслы — это то, что твоим соседям, судя по всему, не всегда под силу увидеть… Не торопись расстраиваться, — добавил волшебник, увидев, как опустились у его друга плечи, — когда полетишь — поймёшь, что вовсе не важно, видят они тебя или нет!

— А как же летать, — воодушевляясь снова, спросил будущий поэт, — просто подпрыгнуть над землёй?

— Не нужно, я всё придумал! Летать ты будешь на коне! На коне с крыльями! И не думай, где такого коня взять! Он сам появится, вот увидишь, — просто попробуй поиграть со словами и их смыслами. Ну, вот что ты сейчас видишь, что чувствуешь?!

Молодой будущий поэт снова поднял лицо к небу, зажмурился, вдохнул пахнущий морем и апельсинами воздух и выдохнул его со словами:

— Море, ветер, чайки… Над морем…

И вдруг, раскинув руки и раскрыв глаза, продекламировал:

— Над морем чайка с ветром спорит!

И в то же мгновение откуда-то из глубин небес, может быть, с самого солнца, раздались отдалённое лошадиное ржание и шум могучих крыльев!

— Продолжай! — кричал волшебник, прижимая к груди руки. — Это прекрасно! Ты слышишь?! Конь уже мчится! Я даже придумал ему имя — Пегас!

А молодой поэт, вдохнув ещё глубже, прокричал небу:

Сияет солнце, день гудит,

И волны бьются о гранит!

И сразу после этих слов тесно стало в крошечном дворике белого домика под оранжевой черепичной крышей: конь, белый как свет, прекрасный как море, заполнил его весь! Трепетали мощные крылья коня, скрипел тёмный старый кипарис, когда сверкающие, словно алмазы, копыта глухо били в землю!..

Поэт остолбенел, а волшебник, подтолкнув его в спину, воскликнул:

— На спину, скорее к нему на спину! Держись за гриву… Только…

Но поэт не дослушал и вскочил на крылатого коня!

Какой же нужно обладать отвагой, чтобы вот так прыгнуть на спину крылатому Пегасу, способному унести тебя за облака наперегонки со смыслом, — без узды, без седла, в те дали, где ты можешь окунуться в свет, ведь там может быть опасно, ведь там смыслы оживают! На это способен только тот, кто по-настоящему смел!

Однако волшебник в ужасе замахал руками, крича вслед уносящемуся поэту:

— Постой, я же не всё успел тебе сказать! Там может быть опасно: если Пегас испугается каких-нибудь слов или их сочетаний, то сбросит тебя! Не давай ему сразу взлетать высоко!

Но поэт уже не слышал волшебника, в ушах его гудел ветер, с высоты деревья казались кустиками, а город — детскими кубиками, которые кто-то бросил на берег блистающего моря!

— Ну почему, почему я не умею летать?! — кричал волшебник, бегая по двору. — Что же делать? Он же разобьётся!

— Эге-ге-гей! — донеслось из заоблачных высей. — Я лечу-у!

— Разобьётся! Разобьётся! — сжав кулаки и запрокинув голову, прошептал волшебник, и тут случилось ещё одно чудо! Внезапно воздух нагрелся, задрожал, послышались гудение, пыхтение, хлопанье крыльев, и прямо из ниоткуда во дворике появился, светясь каждой чешуйкой, Дракон розового цвета и воскликнул:

— Волшебник! Ну же, скорее, садись мне на спину! Мы догоним их, а то поэзия может погибнуть вместе с поэтом!

Волшебник не раздумывал ни мгновения, ведь волшебство — это умение не только создавать чудеса, но и принимать быстрые решения, особенно когда от этого зависит жизнь других, а потому, вскочив на спину Дракону, воскликнул:

— Не знаю, кто ты, друг, но верю тебе! Вперёд!

А в это время на страшной высоте, будто звёзды или солнечные зайчики, мерцали смыслы разных слов, Пегас нёсся сквозь них с ликующим поэтом на спине, а поэт из этих то ли звёзд, то ли искр сплетал прекрасные венки, которые падали на землю — прямо на города, улицы — и там, внизу, словно гирлянда, словно салют, вспыхивали тысячами огней!

Волшебник верхом на розовом Драконе уже почти догнал ликующего поэта, но вдруг тот что-то сделал не так. Один из его венков вышел непохожим на остальные. Был тусклым, тяжёлым и вовсе не цветным, а когда упал вниз, то взорвался, загрохотал и взметнулся чёрной копотью! Крылатый конь Пегас испугался и сбросил своего всадника!

Розовый Дракон сложил крылья, камнем устремился к кувыркающемуся в воздухе поэту, и, когда каменистая земля была уже совсем близко, волшебник успел схватить того за руку!

Тяжело дыша и вздрагивая, все трое приземлились во дворике под старым немым кипарисом.

— Храа-храа, — просипел Дракон, — от этой гонки дрожат крылья, и просыпается зверский аппетит…

— Как зовут тебя, друг? — спросил волшебник, всё ещё стискивая руку белого, словно мел, поэта. — Чем тебя отблагодарить, чем угостить?

— Зовут меня просто — Розовый Дракон, — ответил Дракон и добавил: — А лучшее угощение для меня — весёлый смех. Кто-нибудь захохочет — вот я и сыт, и не нужно мне ничего, ну, может быть, иногда мёду.

— Смехом мне тебя не попотчевать сейчас, — ответил понурившийся поэт, — не до смеха, Пегас улетел… А мёд там, в доме… — и, посидев минуту, добавил, не поднимая на волшебника взгляда: — Что же я натворил?! Потерял твой дар! Сплёл венок из слов без смысла — и вот! Пегас, прекрасный мой Пегас, улетел!..

— Он вернётся, — ответил волшебник, — это мне известно точно. Но и ты будь внимательнее к словам, поэт, а то, если сорвёшься с тех высей, в которых летаешь, ещё раз, меня, вернее, нас с Драконом, может рядом не оказаться.

— Я… я так благодарен тебе, — воскликнул поэт, резко вставая, — но я даже не знаю твоего имени, хоть мы и давно знакомы!

— Это и неудивительно, — несколько смущённо ответил волшебник, — мне моё имя тоже не известно… Дело в том, что меня — хотя я уже давно, с тех ещё пор, когда люди были совсем древними, существую — никто, кроме вас с Драконом, ни разу не видел и не слышал, а потому имени мне не придумали. Сам посуди, как можно дать имя тому, чего не видал?

— Но я тебя вижу! — пылко вскричал поэт. — А потому окажи честь, позволь мне дать тебе имя!

— Ну, э-э… — ещё сильнее смущаясь, залепетал волшебник.

— Нарекаю тебя, о великий волшебник, друг слов и покровитель речи, — торжественно воздев руки, провозгласил поэт, — именем ЛЕКСИКОН, что на нашем и древнегреческом означает «множество слов», и да пребудут с тобой вовеки это имя и твой помощник Розовый Дракон.

С тех пор так и повелось: волшебник стал Лексиконом, Розовый Дракон был с ним неразлучен, на поэта больше не косились соседи, и мальчишки перестали швырять вслед камни, когда он, шагая по улице, разговаривал с Лексиконом, часто бывавшим у него в гостях.

А если какой-нибудь малыш всё же показывал на него и спрашивал маму или папу, колдун этот дяденька или просто сошёл с ума, то родители брали его за руку, серьёзно отвечая:

— Это великий поэт, и сейчас он плетёт из слов прекрасные венки, чтобы явить нам чудо смысла.