Краткий курс ненависти к человечеству

Никита Винтер

Кто из нас не сталкивался с несправедливостью? Кто не бывал обижен без возможности ответить и отомстить? Тот знает, как приятно бывает мечтать и фантазировать о том, как вдруг с твоим обидчиком случается что-то плохое.Но что делать, когда твои пожелания вдруг начинают исполняться? Какой счёт тебе выставит неведомая «золотая рыбка»? И сможешь ли ты его оплатить?

Глава III. Хьюго

Птицу Читкову подарили сотрудники на тридцатилетие. Сказали, что говорящая. Читков поступил, как, наверное, всякий, кому впервые принесли говорящего попугая: уселся перед клеткой и начал произносить простые, дурацкие слова, которые, по его мнению, должен был повторять попугай. Диалога не получалось.

— Ладно. Выясним тогда, как тебя зовут. Кеша, Жорик, Абраша, — звал Читков, надеясь, что птичка отреагирует, услышав знакомое слово. Опять ничего.

— Нифига ты не говорящий, — произнес Читков, которому уже надоели попытки разговорить птицу, молчащую, как партизан на допросе. Он отвернулся и засвистел.

Свистун из Читкова был так себе. Но почему-то именно этот «нехудожественный свист» побудил птицу подать голос. Читков услышал, как из клетки донеслось робкое пощелкивание и посвистывание; звуки напоминали не ожидаемое «фиу-фиу», а «хью-хью».

— Так тебя зовут Хью, — повернулся Читков.

— Хью, — подтвердил попугай.

— А разговаривать почему не хочешь?

— Ррразговаррривать, — согласилась птица.

— Есть контакт! — радостно провозгласил Читков и открыл дверцу клетки, чтобы никогда больше её не закрывать, потому что был принципиальным противником всякого ограничения и насилия над животными, из-за чего ненавидел всей душой загоны, зоопарки, цирки и прочее.

И как-то сразу они поладили; вскоре выяснилось, что они абсолютно подходят друг другу и одинаково смотрят на жизнь.

Хьюго — такое полное имя дал попугаю Читков, а тот не возражал, легко и сразу принял распорядок, установившийся в этом доме, и они зажили дружно и весело, уважая личное пространство каждого: Хьюго не посягал на читковский диван (только с разрешения хозяина), а Читков не пытался залезть в птичью клетку.

По утрам Хьюго выходил из своего металлического ажурного домика и, пока Читков совершал водные процедуры, поджидал его на кухне. Они завтракали: Читков своими неизменными бутербродами, Хьюго — своим кормом, стоявшим на подоконнике и иногда угощаясь кусочком сыра, отломленным Читковым.

Вечерами после ужина смотрели вместе кино, до которого Читков был большой охотник и к поискам которого подходил со всей серьезностью, тщательно выбирая и отслеживая на разных трекерах новинки; Читков — лёжа на диване, а Хьюго — сидя у него на плече или на подушке, потом Читков говорил: «Ну всё, спать» и они расходились по своим углам, то есть человек оставался на диване, а попугай шел к себе в клетку. Спал он только там — видимо, это и был его диван.

Что делал Хьюго, пока Читков был на работе, не известно, но никаких значительных разрушений в квартире не наблюдалось, а небольшую уборку он производил ежедневно, будучи от природы человеком, испытывающим потребность в чистоте и комфорте.

Суббота началась, как ей и полагается, в одиннадцатом часу дня. Читков открыл глаза, внимание привлек висящий на стене телевизор, беззвучно транслировавший какую-то научно-познавательную передачу. Видимо, вчера он уснул, забыв нажать на пульте кнопку выключения.

Хью открыл глаза и тоже следил за экраном из своей клетки, стоявшей на столе, благодушно поглядывая на Читкова.

На экране ведущий проводил некий эксперимент, для чего наливал в большую стеклянную тарелку дымящуюся жидкость из пузатой металлической ёмкости.

— Жидкий азот, — догадался Читков.

— Хью! — согласился попугай.

Ведущий тут же беззвучно подтвердил их догадку, поместив в тарелку красный болгарский перец, ожидавший своей участи на столе. В результате этих манипуляций перец мгновенно покрылся белым налетом. Ведущий вернул овощ на рабочую поверхность стола, достал молоток и нанес удар по ничего не подозревающему перцу.

— Хью! — воскликнул попугай.

Камера перешла в режим замедленной съемки и поймала в свой объектив сотни мелких осколков, в которые превратился корнеплод.

— Перевод продуктов. Хотя и зрелищный, — произнес Читков.

— Перрревод! — подтвердила птица.

Потянувшись, Читков обвел взглядом комнату, с удовольствием отметив, что сегодня она не залита солнцем. Уже неплохо, день имеет шансы быть добрым. Он посмотрел на кондиционер и сказал ему: «Дружище, у тебя перерыв. Можешь отдохнуть и расслабиться».

С появлением этого незаменимого в хозяйстве прибора была связана отдельная история.

В один из дней, когда ненавистное июльское солнце окончательно сошло с ума и, кажется, вознамерилось спалить дотла тысячелетний город, прогрев воздух до таких температур, что даже чертям в аду стало бы не по себе, измождённый жарой Читков с трудом добрался до дома, мечтая о том, как встанет под холодный душ.

Войдя в квартиру, он прошёл в ванную, где обнаружил картину, от которой на мгновенье неприятно защемило в груди: в эмалированной ванне, распластавшись, неподвижно лежал на спине Хьюго.

«Умер» — пронеслось в голове у Читкова. Он бросился к птице и взял маленькое тельце в руки. Попугай моргнул, повернул голову и посмотрел на своего хозяина.

— Хью, ты живой?! — испуганно спросил его Читков.

— Хью, — щелкнул попугай клювом, что на его языке означало «да».

— Что с тобой? — Читков осматривал попугая на предмет видимых повреждений: мало ли, может, головой ударился…

— Водичка, — прощелкал Хью и стал расправлять крылья, пытаясь встать.

— Дурилка ты пернатая, я же тебе тазик оставил в комнате, — упрекнул его Читков.

— Дурррилка, — согласилась птица.

В этот момент он заметил, что ванна абсолютно сухая. Значит, Хьюго обтёрся об эмалированную поверхность, собирая пёрышками прохладную влагу, а потом, видимо, так и уснул.

— Ну всё, хватит это терпеть, — сказал он, обращаясь к попугаю. — Лето объявило нам войну и мы принимаем бой. Будем ставить кондиционер!

Птица с интересом смотрела на него своими крохотными немигающими глазками. Слова «кондиционер» в его лексиконе не было, поэтому оценить задумку хозяина он не мог.

Что такое климатическая система, Хьюго узнал через три дня, когда бригада монтажников приехала на вызов и привезла с собой это чудо инженерной мысли — средство управления погодой, призванное сделать нестерпимую летнюю жару пригодной для жизни.

Их было трое. Один главный — говорить надо было только с ним и деньги отдавать надо было только ему, — двое других помощники. Работалось сложно. То не сверлится, то не выходит, то не заходит, то не дотягивает, то свисает, то не включается, а то вдруг не выключается.

Когда пришло время вешать внешний блок, было принято решение установить его не под окном, а сбоку на стене. То есть блок должен висеть сбоку от окна на уровне подоконника, а посему предполагалось, что должны приехать альпинисты.

Установщики насчет альпинистов заговорщицки промолчали, зато почему-то попросили Читкова выйти в другую комнату, на случай, если он боится высоты. Предчувствуя неладное, Читков всё же остался, о чём вскоре пожалел: один из парней высунулся из окна, просверлил сбоку дырки и повесил первый из двух кронштейнов, на которые ставится внешний блок кондиционера (сорок килограмм, на секундочку). Установив первый кронштейн, парень залез на него и стал сверлить дырки для второго кронштейна. Давайте повторю. Парень запЁрся на кронштейн шириной в 5—7 сантиметров на девятом этаже. Без страховки. С перфоратором. И стал сверлить дырки. Его помощник ему подавал инструменты из окна.

Далее он закрутил второй кронштейн, вместе с товарищем кое-как водрузили блок (сорок килограмм, помните?) на своё место, прикрутили его и закурили…

Провозились весь день. В самые страшные, трудные минуты, когда вся операция висела уже на волоске («А тут трубы разные». — «Да я вижу, бл@дь…» — «А чё делать будем?» — «Да я думаю, бл@дь…") — в эти минуты один из помощников, толстый-толстый, подходил к окну, упирал свой крупный лоб в стекло, в одну точку как будто смещая всю свою нутряную мощь, и тоскливо вздыхал, как ребёнок, которого не выпускают гулять, — и думал, напряжённо думал, — и так его было жалко в этот момент, что язык не поворачивался ему сказать: «Стёкла только на прошлой неделе помыли». Пусть, думал Читков, ничего страшного, пусть будут пятна, помоем ещё раз, зато будет прохлада.

Вечером, после долгих молитв, всё, что должно было вкрутиться, вкрутилось — ура! — а всё, что должно было выкрутиться, — аллилуйя! — благополучно выкрутилось. Читков поблагодарил монтажников, они собрали свой инвентарь и оставили хозяина на руинах квартиры, которая зато теперь идеально охлаждалась. От радости всё немедленно было вымыто и убрано, и началась новая счастливая жизнь.

А на следующее утро кондиционер взял вдруг да и потёк. Сокрушаясь о том, что радость была не долгой и проклятое солнце опять побеждает в неравной схватке, Читков принялся звонить по номеру, указанному в оставленной визитке.

— Ой, — говорят, — ох и ах, не раньше понедельника, тут катастрофа, тут просто аврал.

— Не раньше понедельника никак нельзя, — отреагировал Читков, — потому что кондиционер я, разумеется, выключил, но тут вода хлещет по стене и жарко, как в аду. Надо решать вопрос срочно, сегодня.

— Понял, — тяжело вздохнул инженер на другом конце, — вечером к вам заскочит наш человечек. В одиннадцать.

В девять вечера адски хотелось спать — проснулся Читков рано, — и на следующее утро тоже хотелось пораньше встать. Но приходилось мужественно терпеть и ждать. В одиннадцать ни один человечек не заскочил.

— Вы едете? — перезвонил ему Читков.

— Да-да. Скоро, — последовал ответ.

Человечек в итоге заскочил ровно в двенадцать часов. В полночь. Было страшно. Походил вокруг, почесал затылок, повздыхал. Забрался на табуретку. Открыл крышку. Подёргал.

«Да, бл@дь, — говорит, — тут пи*дец, бл@дь, трубочку от дренажа, бл@дь, не под правильным углом, бл@дь, надо вытаскивать нах*й и пустить её ниже».

Возился полтора часа. Время половина второго ночи. Проклиная свою работу, эту ночь и (про себя) самого Читкова, мастер вылез в окно. «Как далеко тут, говорит, бл@дь, очень далеко».

Читков с ужасом наблюдал за его акробатическими этюдами: одна нога на подоконнике, а самого не видать, он там весь, за стеной, висит над улицей, на девятом этаже. У Читкова весь сон как рукой сняло и вспомнилось дурацкое «не зверь, не птица, летит и матерится». Еще не хватало, чтобы этот климатических дел мастер оступился и сорвался вниз…

— Вы там аккуратнее, — не то предостерегающе, не то умоляюще сказал ему Читков.

В ответ мастер простонал нечто неопределённое. Тянул там шланг, резал, стучал, снова тянул. Трубка застряла. Ни туда ни сюда.

— Тащите, всё, что у вас есть такого вот диаметра, — обратился он к Читкову, пальцами показывая, какой диаметр ему требуется в это неспокойное время суток.

Читков принёс ящик с инструментами, но ничего подходящего по размеру и соответствовавшего моменту в нём не оказалось.

— Ну, бл@дь, нах*й, — резюмировал мастер, с досадой махнув рукой, — не знаю, что делать, трубы у меня нет, придётся до понедельника.

На часах было два ночи. Читков уже был согласен абсолютно на всё, лишь бы этот мужик со своими трубками (точнее с их отсутствием) свалил, наконец, и можно было лечь спать.

— Я дренаж сейчас выведу внутрь, — выдал мастер инженерную идею, — подставим тазик, будет туда капать, это чтобы кондиционер продолжал у вас всё-таки работать.

В третьем часу ночи Читков вымыл полы, протёр всё, что было заляпано и засыпано бетонной крошкой. Внезапно раздался телефонный звонок.

— Вы не спите? Я тут внизу, у консьержки, нашёл кусок трубы, может быть, попробуем быстренько?

Измученный Читков направился в коридор и открыл входную дверь. На пороге стоял мастер и виновато улыбался.

— Вот. Нашёл. Внизу, — показал он кусок пластмассовой швабры, — в умелых руках и х*й — отвёртка…

Читков молча пропустил его вперёд, уже не стараясь улыбаться даже из приличия. Конечно, можно понять человека — ему не хочется тащиться сюда ещё и в понедельник, ему хочется закончить всю работу сейчас, раз три часа жизни уже долой.

Прошёл, встал на табуретку и начал засовывать кусок швабры в дырку в стене. Снова посыпалась крошка бетонная, но труба упорно не желала ввинчиваться в отведённое для неё отверстие.

— Нет, нах*й, не получилось, — грустно констатировал мастер, — но мы хотя бы попробовали…

Молча кланяется, выходит в коридор, обувается и, аккуратно прикрыв за собой дверь, исчезает в ночи. Прощаться ещё раз ему было, видимо, совсем уже неловко.

Читков на всякий случай выключил телефон, вымыл ещё раз пол, подоконник, стол, расставил всё по своим местам, включил кондиционер и пошёл в ванную чистить зубы.

По возвращении его ждала идиллическая картина: в комнате благодать и прохладно, и тихая нежная капель — кап-кап-кап, капает из дренажной трубочки в тазик с водичкой, и Хьюго сидит рядом, вцепившись коготками в бортик и смотрит зачарованный, пытаясь клювом поймать каплю и словно говоря «А может, мы так всё оставим? Мне так даже больше нравится».

В понедельник, как и обещал, явился кондиционерных дел неудачливый мастер. Был строг, немногословен и деловит. В руках металлическая трубка.

— Вот. Принёс. Сейчас вставим, бл@дь, и всё, на**й.

Управился за пять минут. Трубочка стала щедро поливать двор.

— А соседи не будут против, что у них за окном всё время сверху течёт? — с недоверием спросил Читков.

— А ты выгляни в окошко да посмотри, — начал разъяснять мастер, — у каждого кондиционера есть свой Писюль Иванович. Иначе не бывает. Так что всё нормально у тебя. Не переживай.

Ну что ж, Хьюго… Так, стало быть, повелела природа, и нет в том нашей с тобою вины, что и наш кондиционер высунул гордо наружу своего Писюль Иваныча.

Конец ознакомительного фрагмента.