КаZантип

Никита Ветров, 2006

Если ты не знаешь, что такое настоящая любовь, ради которой человек не раздумывая идет на самый отчаянный шаг, – не читай эту книгу. Если ты боишься запредельных скоростей, когда ветер хлещет по лицу, и оглушает рев мотоциклетного мотора, и когда земля расстилается перед тобой зеленым ковром, и весь мир принадлежит только тебе, – не надо, не читай. Если ты полагаешь, что КаZантип – это мыс на севере Крыма, и ничто иное, – не читай. Помни лишь об одном: КаZантип – это волшебная планета, пятое время года, совокупление дня и ночи, танец воды, огня и воздуха; он всегда распахнет перед тобой свои двери…

Глава 4

— Прочтите, госпожа Понамарева, и, если все изложено верно, подпишите бумагу внизу.

Старший следователь районной прокуратуры Андрей Богославский протянул Лене шариковую ручку и развернул лист бумаги так, чтобы она могла прочесть написанное. При этом чисто машинально он не в первый раз уже отметил, насколько плачевно выглядит потерпевшая. Рука перебинтована, голова тоже, на лице характерные ссадины. Богославский невольно проникся чисто человеческим сочувствием к девушке, и в душе поднялась новая волна гнева, направленная против подонка, который совершил этот низкий поступок. Хорошо еще, что виновник задержан и водворен в камеру предварительного заключения. Андрей повернул голову вправо и обменялся многозначительными взглядами с сидящим в глубоком кресле у окна подполковником Щипачевым. Начальник местного РОВД был пузат, грузен, и его редкие волосы практически полностью окрасились сединой. А ведь Богославский знал, что Роман Данилович всего на десять лет старше его самого. То есть едва пересек пятидесятилетний рубеж.

Лена молча пробегала глазами по тексту, написанному Богославским от руки.

«Находясь на берегу озера, я подверглась… Приметы — мотоциклист на «Днепре» модели 8-157-022, в черной кожанке, таких же штанах… Лица не видела из-за опущенного забрала мотоциклетного шлема, однако сам шлем…»

Девушка подняла глаза на следователя, затем осторожно скосила их в сторону сидящей рядом с ней матери, затем на мрачного и молчаливого Томилина, присутствовавшего здесь же, в кабинете райотдела. Тренер Виктора до сих пор не произнес ни слова, хотя Лена знала, что он явился к Щипачеву с прошением. Плечи девушки поникли. У нее в голове не укладывалось, как такое вообще могло произойти. Что-то не так… Здесь явно какая-то ошибка. Они с Витей встречались уже второй год, и за все это время он не то что руку на нее ни разу не поднял, но и не сказал ни единого грубого слова в ее адрес. А тут вдруг такое… Зачем? Почему? Этого не могло быть. Это не Виктор. Он не мог. А одежда, шлем и мотоцикл… Все это не более чем случайное совпадение.

Но у сотрудников правоохранительных органов уже сложилось совершенно иное мнение на этот счет. Виновен!

— Что-то не так? — участливо спросил Богославский.

— Нет… Все верно…

Каждое слово давалось Лене с большим трудом. Она будто насильно выдавливала их из себя. Сказывались и растерянность, и далеко не лучшее физическое самочувствие.

— Тогда напишите внизу: «Мною прочитано и с моих слов записано верно», — посоветовал Богославский. — А также число и подпись.

Лена не торопилась следовать его указаниям.

— Послушайте, — отважилась-таки она. — Может, лучше это не вносить… Мало ли…

— Но вы же так сказали, — Богославский склонил голову набок. — Так пусть остается.

— Андрей Сергеевич, я не верю, что это сделал Виктор. Это какое-то недоразумение. А приметы… Таких множество.

— Я так не думаю, — откашлявшись, вмешался в их диалог Щипачев. — Все сошлось просто идеально, Елена… Александровна. — Подполковник пристроил во рту сигарету, тяжело поднялся с кресла и приблизился к столу, по разные стороны от которого размещались Богославский и Лена. Взял в руки лист с показаниями потерпевшей. Пожевал фильтр неприкуренной сигареты. — И вы напрасно думаете, что таких примет множество. Может, в большом городе это и было бы именно так, но только не у нас. Вы же не думаете, что мы не провели никаких проверок? Шлем с такими приметами в Серпухове принадлежит одному-единственному человеку. И этот человек — Виктор Громов. К приметам также можно добавить и еще кое-что. Полное отсутствие алиби у Громова. Вчера вечером его не видел никто, и, соответственно, никто не может подтвердить того факта, что на берегу Оки с вами… эээ… встречался не он…

— Но зачем? — Лена едва не плакала. — Если вы, как утверждаете, проверили все, то скажите мне ради бога, зачем он это сделал. Мы не ссорились, у нас не было в последнее время даже ни одного мелкого конфликта. Должен же существовать какой-то мотив?

Теперь она полностью апеллировала к подполковнику Щипачеву, выпустив из поля зрения Богославского. Роман Данилович вынул изо рта сигарету и снова откашлялся.

— Мотив всегда есть, — со знанием дела произнес он, щелкая зажигалкой и подпаливая кончик сигареты. — Его не может не быть. Если только, конечно, преступник не полный психопат…

— Вот именно, — неожиданно визгливо вскрикнула мать Лены, полная рыжеволосая женщина с двойным подбородком. — А он и есть полный психопат. Неужели, кроме меня, этого до сих пор никто не понял?

— Мама! — одернула ее Лена.

Богославский и Щипачев одновременно повернули головы к визгливой особе.

— А что мама? Разве я не права? Я всегда говорила, что только сумасшедший может найти к двадцати с лишним годам увлекательным гоняться на мотоцикле за дурацким мячиком, вместо того чтобы заниматься чем-нибудь полезным.

— Витя учится!

— Другие в его возрасте и учатся, и еще на двух работах работают! А он, кроме своего дурацкого мотоцикла, ничего не видит! Придурок, самый настоящий!

— Я бы вас попросил… — вмешался Томилин, но женщина будто и не слышала его.

— А что, я не права? Говорю же — люди в это время уже работают, на ноги становятся. Думают о семье, о будущем… А здесь что? Полная деградация личности. Да и была ли, вообще, эта личность? Избить палкой девушку…

— Мама! — вновь воскликнула Лена, а затем резко и уже куда более уверенно, чем прежде, обратилась к Богославскому: — А я могу забрать заявление обратно?

— Ты с ума сошла?! — Мать всплеснула руками. — Хочешь, чтобы он еще раз избил тебя? Мало показалось?

— Я уверена, что он этого не делал, — твердо сказала Лена. — Витя не мог. Мы с ним и не ссорились-то ни разу!

— А кто делал? Его двойник? Ты совсем ополоумела, Ленка! Милиция никогда не ошибается, и если тебе говорят, что вина доказана…

— Успокойтесь, Тамара Николаевна, — мягко осадил разбушевавшуюся фурию Щипачев. Он присел на краешек стола и поставил пепельницу себе на колено. — Ваша дочь ни в чем не виновата. И ее чувства тоже можно понять. Любовь, молодость…

— Так я могу забрать заявление? — упрямо повторила свой вопрос Лена.

Богославский тяжело вздохнул. Будучи человеком некурящим, он раздраженно разогнал рукой дым от чадившей сигареты Щипачева и откинулся на спинку стула. Дело, которое, по его твердому убеждению, уже смело можно считать закрытым, отнимало теперь столько эмоциональной энергии и сил, что Андрей чувствовал себя окончательно измотанным.

— Боюсь, что нет, госпожа Понамарева. — Богославский скрестил руки на груди. — Вот если бы вас, прошу прощения, изнасиловали, — негромко и тактично произнес он. — Тогда да. Тогда вы могли бы отозвать заявление. Изнасилование относится к обвинениям частного характера. А здесь же у нас совершенно иная картина. Преступление, совершенное общеопасным способом… Бейсбольная бита может быть квалифицирована как холодное оружие. И… В общем, вы должны понять, что от вашего желания или нежелания теперь уже ничего не зависит. Громов отправится под суд. Как потенциально опасный преступник.

— Слава тебе, господи! — торжественно провозгласила Тамара Николаевна и зачем-то перекрестилась.

— Вы так говорите, словно расследование уже завершено, — впервые за все время своего присутствия в кабинете начальника РОВД вполне осмысленно подал голос Томилин.

— Фактически, Игорь Васильевич. — Следователь покачал курчавой головой. — Фактически завершено. Остались только тонкости. Нюансы, так сказать. Бумажная рутинная работа.

Тренера мотобольной команды «Дьяволы Локки» в Серпухове прекрасно знали, и Богославский не являлся исключением из правил.

— Ясно, — спокойно парировал Томилин. — Но дело в том, что… Не поймите меня неправильно, Андрей Степанович. Я не знаю всех тонкостей вашей работы и разбираюсь в этом, прямо скажем, слабо. Меня волнует другое… Я считаю, что еще неизвестно, как там все обернется в итоге, а у нас тренировки, сборы… Мы метим в четвертьфинал. Понимаете? И я лишь хотел узнать, так ли уж необходимо Громову находиться в ИВС, пока дело не дошло до суда. Открытого обвинения, насколько мне известно, еще не выдвинуто…

— Это вопрос времени, Игорь Васильевич. Не сегодня так завтра его обязательно выдвинут.

— Возможно, — не стал спорить со следователем Томилин. — Но пока… Пока можно было бы ограничиться мерой пресечения в виде подписки о невыезде. Войдите в мое положение. — Он переводил взгляд с Богославского на Щипачева и обратно. — Громов никуда не денется. Заверяю вас. Пока еще идет расследование, его реально выпустить на свободу? Под мою личную ответственность?

Тамара Николаевна гневно обернулась в его сторону, но ничего не сказала. В глазах Лены вспыхнула надежда. Богославский и Щипачев переглянулись. Авторитет Томилина в Серпухове был достаточно высок, и не доверять ему у сотрудников правопорядка оснований не было. Однако Андрей продолжал колебаться.

— А если за это время он еще кого-нибудь изобьет? — спросил он, сводя брови к переносице. — Или того хуже. Мало ли, что может произойти…

— Ничего такого не произойдет, — ответил Томилин. — Уверяю вас.

Начальник РОВД и следователь вновь обменялись многозначительными взглядами, и подполковник едва заметно кивнул.

— Хорошо, — подвел черту под дискуссией Богославский. — Если вы за него ручаетесь, Игорь Васильевич?..

— Ручаюсь.

— Мы можем пока отпустить его из-под ареста, взяв подписку…

— Как же так? — не выдержала-таки Тамара Николаевна.

Ее двойной подбородок нервно затрясся, она хотела добавить еще что-то, но не успела. На столе зазвонил телефон, и Богославский машинально снял трубку с аппарата. Щипачев перехватил его руку.

— Это все-таки мой кабинет, Андрей, — напомнил он с улыбкой.

— Да… Извините. Я чисто автоматически. — Богославский передал трубку подполковнику.

Щипачев спрыгнул со стола и ткнул окурок в пепельницу. Приложил телефонную трубку к левому уху.

— Да? Я слушаю… Что? — Лицо подполковника изменилось. Казалось, напрягся каждый мускул. — Когда, говоришь?.. Хорошо. Я понял. Мы их накроем…

Трубка вернулась на рычаги старенького допотопного аппарата.