Любовь с Дьяволом

Ника Форд, 2020

Он ненавидит меня – опасный мужчина, чертовски привлекательный и порочный. Он хочет сломать мою волю и превратить меня в покорную куклу. Но близится час, когда откроется тайна, которая изменит все, и я узнаю – даже дьявол умеет любить. Содержит нецензурную брань

Глава 10

Вечером мы отправляемся на прогулку. Чертков держит мою руку, не размыкает пальцы ни на миг и складывается ощущение, точно на запястье защелкиваются стальные наручники.

Здесь красиво. Маленький город. Уютный. Вокруг множество туристов. Жизнь бурлит, развивается полным ходом. Отовсюду звучит музыка. Уличные торговцы запускают в воздух сверкающие в темноте воздушные шарики, умело привлекая внимание детей, которые мигом начинают просить родителей о покупке.

Чертков заводит меня в один из тапас-баров. Это исконно испанская традиция: ходить из бара в бар, пробуя разные закуски, выпивать и общаться с друзьями. Тапас — и есть закуска. Такой едой трудно насытиться, поэтому люди посещают несколько заведений. Интересный подход, ведь получается, ты можешь попробовать всего понемногу.

Я чувствую голод, лишь стоит взглянуть на огромную стойку, заставленную подносами с различными закусками. В основном тут представлены разные виды морепродуктов, но вообще выбор огромный, на любой вкус подойдет. Есть горячие и холодные варианты тапас. Формы тоже представлены самые разные: маленькие бутерброды на кружках багета, канапе, тосты, брускетты. Иногда перед тобой оказывается просто кусок омлета или пирога, а иногда порция салата затейливо упакована в корзинку из теста. Здесь и хамон, и креветки, и крабы. Кальмары, вяленые томаты, оливки. Тунец, анчоусы, артишоки. От многообразия разбегаются глаза. Все сразу взглядом и не выхватить.

Моя тарелка наполняется за минуту, а на стойке остается еще много того, что хотелось бы попробовать.

Я набрасываюсь на еду с жадностью, которая поражает меня саму. Видимо, сказывается пребывание на свежем воздухе.

Вкусно. Безумно вкусно. Причем трудно определить, что лучше — закуски, тающие у меня во рту, или же ощущение свободы. И пусть воля ограничена, пусть создается исключительно видимость, иллюзия. Мне удалось выбраться. Во тьму не вернусь. Клянусь, Чертков обломает зубы.

— Простите, но у нас нельзя курить, — начинает официант. — Вы можете выйти на улицу и там…

Я только теперь замечаю, что Чертков вообще не брал тарелку, выпить себе не заказал, достал сигарету и дымит в потолок, наплевав на правила.

А официант замечает мрачный и тяжелый взгляд, застывает и замолкает, как будто на стену резко наталкивается. Есть что-то в глазах Черткова, что-то очень выразительное и до жути опасное. Такое, что мешает завершить фразу.

— Простите, — сдавленно выдает официант и спешит скрыться в гудящей толпе.

Но ничего нового не происходит. Этот мужчина на многих действует подобным образом. Смотрит и отбирает дар речи.

— Ты ничего есть не будешь? — спрашиваю и поднимаюсь, чтобы пройти за следующей порцией тапас.

Мужчина щелкает зажигалкой, подкуривает новую сигарету.

Действительно. Кто я такая, чтобы он мне отвечал? Буравит взглядом, даже не считает нужным слово произнести.

Я пожимаю плечами и отправляюсь изучать закуски. Не собираюсь портить вечер. Если представить, что Черткова здесь нет, то все получается просто отлично.

— Красавица, — мужская рука опускается на мою талию. — Такая девушка не должна оставаться одна.

Я поворачиваюсь и вижу незнакомого парня. Высокий, крепкого телосложения. Он довольно красив. Черные, коротко остриженные волосы, зеленые глаза, четко очерченные черты лица: прямой нос, выразительные скулы, мощная челюсть. И еще смахивает на коренного испанца, особенно с учетом характерного акцента, который прорезается в речи на английском языке.

Я улыбаюсь, но ответить вежливым отказом не выходит.

Лицо парня вдруг искажает гримаса дикой боли. Он буквально взвывает, падает на колени. Раздается хруст костей.

Больше никто не держит меня за талию.

Прямо по курсу возникает Чертков.

— Что ты творишь? — бормочу. — Отпусти его. Бедняга ничего не сделал.

— Ничего? — выгибает бровь. — Ублюдок трогал мое.

Чертков добавляет пару испанских ругательств, и отталкивает парня прочь. Никто не решается вмешаться в эту стычку. Люди прячут глаза.

— Сколько ты будешь вертеть задом? — мрачно бросает Чертков. — Мужики дуреют. Как звери чувствуют твою течку.

— Ты больной? — кривлюсь и отворачиваюсь.

Я накладываю в тарелку тапас и возвращаюсь за стол, очень стараюсь игнорировать своего тюремщика. Но это трудно. Гад опять усаживается передо мной, затягивается новой сигаретой и пожирает меня глазами.

Может, предложить ему пойти и познакомиться с кем-то? Или пусть шлюху снимет. Может, тогда его злоба отпустит? Хотя нет. Зачем подвергать женщин опасности?

Я расправляюсь с очередной тарталеткой, но мои пальцы перепачканы соусом. Облизываю их и вздрагиваю, ощутив горячую ладонь на бедре.

— Отпусти, — вцепляюсь в широкое запястье, пробую отстранить.

— Сама нарываешься, — хрипло заявляет Чертков. — Жопой крутишь. Хер зовешь. Так сильно тянет ебаться?

— Тебя, — шиплю. — Тебя — тянет. Ты уже совсем повернулся.

Странный механический звук заставляет нас одновременно посмотреть в одном направлении. К столику подъезжает мужчина в инвалидном кресле. Трудно определить его возраст, выглядит человек хорошо, на лице мало морщин, однако готова поспорить он не моложе моего покойного отца.

— Как удачно мы здесь встретились, — обращается к нам по-русски.

— Кто вы такой? — хмурюсь.

— Тот, кто хочет вам обоим помочь. Наказать настоящего преступника. Урода, который сломал ваши судьбы.

Такие признания напрягают. С чего бы вдруг столько доброты?

Лицо этого человека кажется смутно знакомым, при этом я понятия не имею, где могла его встречать. Очень давно. Безумно давно. Возможно, тогда он еще не находился в инвалидном кресле. По виду мужчина смахивает на одного из бизнес-партнеров отца. Вполне мог бывать у нас дома. Или я создаю теорию на пустом месте?

Конец ознакомительного фрагмента.