Цивилизация. Чем Запад отличается от остального мира
В начале XV века мир заметно отличался от нынешнего. Нас поразил бы контраст между могущественной Азией и страдающей от голода, усобиц и эпидемий Европой, между анархической Северной Америкой и империями Центральной и Южной Америки. Мысль о том, будто Запад способен доминировать в мире – в военном, экономическом или в культурном отношении, – тогда показалась бы странной. Тем не менее следующие полтысячи лет западные страны задавали тон. Скандально известный британский историк восстанавливает «рецепт успеха» Запада и задается вопросом, стоит ли в наши дни говорить о его «закате». В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
Оглавление
- Предисловие к британскому изданию
- Введение. Вопрос Расселаса
- Глава 1. Конкуренция
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Цивилизация. Чем Запад отличается от остального мира предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Введение
Вопрос Расселаса
[В четвертом издании словаря] он [Сэмюэль Джонсон] не упомянул слово “цивилизация” — только “цивилизованность”. Несмотря на свое огромное уважение к нему, я думаю, что “цивилизация” (от глагола “цивилизовать”) лучше противопоставлена по смыслу “варварству”, нежели “цивилизованность”.
Все определения цивилизации… относятся к конструкциям типа: “я цивилизованный человек”, “вы принадлежите к культуре”, “он — варвар”.
Кеннет Кларк, давший свое определение цивилизации в телесериале с тем же названием, не оставил зрителям сомнений, что ведет речь о западной цивилизации, прежде всего об искусстве и архитектуре Западной Европы от средних веков до XIX столетия. В первом из 13 фильмов, снятых для Би-би-си, Кларк вежливо, но твердо проигнорировал византийскую Равенну, кельтские Гебридские острова, Норвегию викингов и даже Ахен Карла Великого. “Темные века” между падением Рима и началом Ренессанса (XII век) Кларк вообще не посчитал “цивилизацией”: она вернулась лишь с возведением Шартрского собора (освященного, хотя и не достроенного, в 1260 году) и стала выказывать признаки утомления со времени сооружения манхэттенских небоскребов.
Невероятно популярный сериал Кларка, впервые показанный в Великобритании тогда, когда мне было пять лет, предопределил значение цивилизации для целого поколения жителей англоязычных стран. Замки Луары были цивилизацией. Флорентийские палаццо были цивилизацией. Сикстинская капелла была цивилизацией. Версаль был цивилизацией. Переходя от сдержанных интерьеров Голландской республики к кипучим фасадам барокко, Кларк демонстрировал свою мощь как историка искусства. Временами он апеллировал к музыке и литературе, иногда упоминая политику и даже экономику. Но сутью цивилизации для Кларка, несомненно, являлась визуальная высокая культура. Его героями были Микеланджело, да Винчи, Дюрер, Констебль, Тернер, Делакруа1.
Нужно отдать Кларку должное: его сериал носил подзаголовок “Личный взгляд”. И он подозревал, что “дохристианская эпоха и Восток” в некотором смысле были нецивилизованными. Это соображение было спорным уже в 1969 году. Сейчас, спустя четыре десятилетия, с взглядами Кларка, будь они личными или какими бы то ни было еще, жить гораздо труднее (я не говорю о его несколько раздражающем в наши дни высокомерии). Я придерживаюсь более широкого взгляда и предпочту показаться скорее приземленным и неприличным, чем высокомерным и властным. Мое представление о цивилизации включает сточные трубы в той же мере, что и аркбутаны (а может, и в большей: без водопровода и канализации города становятся опасными, реки и колодцы превращаются в рассадники холеры). Меня интересует и цена произведения искусства, и его культурная ценность. По моему мнению, цивилизация гораздо шире, нежели содержимое нескольких известных галерей. Цивилизация — это в высшей степени сложная социальная организация. Допускаю, что картины, статуи и здания представляют собой наиболее очевидные ее достижения, однако они непонятны без некоторого знания об экономических, социальных и политических институтах, задумавших, оплативших и воплотивших создание картин, статуй и зданий — и сохранивших их для нас.
“Цивилизация” — французское слово. Впервые его употребил экономист Анн Робер Жак Тюрго в 1752 году, а в печати оно появилось четыре года спустя благодаря Виктору Рикети, маркизу де Мирабо (отцу великого революционера)2. Сэмюэль Джонсон не принял неологизм, предпочтя ему “цивилизованность”. По мнению Джонсона, антонимом дикости была “культурная” (хотя порой очень грубая) жизнь, которой он наслаждался в Лондоне. Средоточие цивилизации — городские поселения, и в разных отношениях именно они главные персонажи моей книги3. Но законы города (гражданские и остальные) столь же важны, как и его стены, а нравы и уклад его жителей ничуть не менее существенны, чем его дворцы4. Цивилизация — это и научные лаборатории, и мансарды художников, и вопросы землевладения, и пейзажи. Успех цивилизации измеряется не только ее эстетическими достижениями, но и — это гораздо важнее — продолжительностью и качеством жизни людей. У качества жизни много измерений, и не всегда легко определить их количественно. Мы можем оценить доход на душу населения в XV веке или среднюю продолжительность жизни в то время. Но что мы можем сказать о комфорте? О чистоте? О счастье? Сколько предметов одежды имели люди той эпохи? Сколько часов в день должны были работать? Какую пищу могли купить на заработанные деньги? Произведения искусства могут дать нам лишь намеки, но не точные ответы.
При этом ясно, что цивилизация — это не только город. Цивилизация — крупнейшая единица социальной организации (более крупная, хотя и менее четко определяемая, чем империя). Цивилизации — отчасти практические ответы людей на вызовы окружающей среды — потребности в пище, воде, защите, — но не только. В их основе лежит культурная, религиозная и языковая (нередко, но не всегда) общность5. Цивилизаций не так уж много, но и немало. Кэрролл Куигли насчитал две дюжины цивилизаций в последние 10 тысяч лет6. Ада Бозман до начала нового времени выделила 5: западную, индийскую, китайскую, византийскую и мусульманскую7. Мэттью Мелко насчитал целых 12: 7 уже погибли (месопотамская, египетская, критская, античная, византийская, мезоамериканская, андская), а 5 еще нет (китайская, японская, индийская, исламская, западная)8. Шмуэль Эйзенштадт выделил 6, введя в клуб цивилизаций иудейскую9. Взаимодействие немногочисленных цивилизаций друг с другом и с окружающей средой — один из важнейших факторов исторических изменений10. Самое удивительное здесь то, что цивилизации, несмотря на влияние извне, остаются верны себе очень долгое время. Фернан Бродель заметил, что “жизнь цивилизации является самой долгой историей из всех… Цивилизации проходят сквозь политические, социальные, экономические и даже идеологические потрясения, которые они сами подчас деятельно навлекают на себя”11.
Если бы можно было вернуться в 1411 год и совершить кругосветное путешествие, нас, вероятно, сильнее всего впечатлило бы качество жизни на Востоке. В Пекине, столице династии Мин, строят Запретный город. Начались работы по улучшению Великого канала. Турки-османы идут к Константинополю (и в 1453 году возьмут столицу ветхой Византийской империи). Смерть Тимура (Тамерлана) в 1405 году устранила угрозу вторжения из Средней Азии орд, этой антитезы цивилизации. Китайскому императору Чжу-ди (Юнлэ) и турецкому султану Мураду II будущее казалось блестящим.
Напротив, Западная Европа в 1411 году поразила бы нас. То было убогое захолустье, с трудом оправлявшееся от чумы (Черная смерть в 1347–1351 годах выкосила почти половину населения), измученное антисанитарией и терзаемое войной, которая казалась бесконечной. Английский престол занимал прокаженный Генрих IV, свергнувший и убивший злосчастного Ричарда II. Францию раздирали усобицы сторонников герцога Бургундии и убитого герцога Орлеанского. Вот-вот возобновится Столетняя война. Другие склочные королевства Западной Европы — Арагон, Кастилия, Наварра, Португалия, Шотландия — казались немногим лучше. Мусульмане еще владеют Гранадой. Шотландский король Яков I захвачен английскими пиратами. Самым приятным местом в Европе тогда были города-государства Северной Италии: Флоренция, Генуя, Пиза, Сиена, Венеция. Что касается Северной Америки, то в XV веке по сравнению с государствами ацтеков, майя и инков с их храмами-пирамидами и дорогами высоко в горах она представляла собой глушь. К концу нашего кругосветного путешествия мысль о том, что Запад будет владычествовать над остальным миром следующие 500 лет, показалась бы очень странной. И все же это произошло.
По некоторым причинам с конца XV века мелкие государства Западной Европы с их бастардизированными заимствованиями из латыни (и немного из греческого), религией, основанной на учении некоего еврея из Назарета, с интеллектуальной задолженностью перед восточной математикой, астрономией и техникой смогли построить цивилизацию, не только покорившую великие восточные империи и подчинившую себе Африку, Америку и Австралазию, но и привившую миру свой образ жизни (причем, как правило, не мечом, а словом).
Некоторые утверждают, будто цивилизации в некотором смысле равны и что Запад не может претендовать на превосходство, скажем, над Восточной Евразией12. Но очевидно, что такой релятивизм абсурден. Ни одна цивилизация прошлого не достигала такого уровня, как западная13. В 1500 году будущие европейские империи занимали около 10% поверхности земной суши и охватывали около 16% населения планеты. К 1913 году 11 западных империй* контролировали почти 3/5 суши и населения и около 3/4 (79%) мирового производства14.
Средняя продолжительность жизни в Англии была почти вдвое больше, чем в Индии. Более высокий жизненный уровень на Западе сказывался, кроме прочего, на питании людей (даже сельскохозяйственных рабочих) и их росте (даже у солдат и преступников)15. Цивилизации, как мы видели, связаны с городским укладом. Запад преуспел и в этом отношении. В 1500 году, насколько мы можем судить, крупнейшим городом на планете был Пекин с населением 600–700 тысяч человек. Из 10 крупнейших городов лишь один был европейским — Париж (с населением менее 200 тысяч человек). В Лондоне жило, вероятно, около 50 тысяч человек. Нормы урбанизации в Северной Африке и Южной Америке были выше европейских. К 1900 году все переменилось. Всего один из 10 крупнейших городов того времени — Токио — располагался в Азии. Лондон с населением около 6,5 миллиона человек стал мегалополисом16. При этом западное господство не подошло к концу с упадком и разрушением европейских империй. Возвышение США показало, что разрыв между Западом и Востоком увеличивается. К 1990 году средний американец был в 73 раза богаче среднего китайца17.
Будущие западные колониальные империи в 1500 г.
Западные колониальные империи в 1913 г.
Более того, во второй половине XX века стало ясно, что единственный для восточных обществ путь преодолеть разрыв в доходах — последовать примеру Японии и заимствовать у Запада некоторые институты и уклад. Западная цивилизация стала своего рода моделью. До 1945 года, конечно, имелось много моделей развития (“операционных систем”, если использовать компьютерную терминологию), которые могли быть восприняты незападными обществами. Но самые привлекательные имели европейское происхождение: либеральный капитализм, национал-социализм, советский коммунизм. Вторая модель в Европе погибла в ходе Второй мировой войны и уцелела под другими именами во многих развивающихся странах. Крах советской империи в 1989–1991 годах покончил с третьей.
После начала мирового финансового кризиса много говорили об азиатских экономических моделях, однако и самый пылкий поклонник культурного релятивизма не порекомендует реанимировать институты минского Китая или Индии Великих Моголов. Нынешние дебаты между сторонниками свободного рынка и сторонниками вмешательства государства в экономику — это, по сути, спор двух западных школ, школ Адама Смита и Джона М. Кейнса, и еще нескольких несгибаемых приверженцев Карла Маркса. Места рождения всех троих говорят за себя: Керколди, Кембридж, Трир. Большая часть мира теперь интегрирована в западную экономическую систему, в которой (как и рекомендовал Смит) главным образом рынок диктует цены и определяет динамику торговли и разделение труда, а правительство играет роль, близкую к отведенной ему Кейнсом: пытается смягчить экономический цикл и уменьшить неравенство доходов.
О неэкономических институтах нет смысла спорить. Университеты во всем мире стремятся к западным стандартам. То же верно и в отношении медицины, от научных исследований до здравоохранения. Большинство людей принимает научные истины, открытые Ньютоном, Дарвином и Эйнштейном. И даже если они этого не делают, при первых симптомах гриппа или бронхита они спешат принять какой-нибудь продукт западной фармакологии. Не многие общества сейчас сопротивляются западным моделям сбыта и потребления, да и образу жизни. Все больше людей ест западную пищу, носит западную одежду и живет в жилье западного типа. Более того, даже принятая на Западе организация труда (работа с девяти часов утра до пяти часов вечера, пять–шесть дней в неделю, две–три недели отпуска в год) становится своего рода мировым стандартом. А религию, которую усердно экспортировали западные миссионеры, сейчас принимает треть человечества (в том числе и в стране с самым большим населением — в Китае). Даже атеизм, зародившийся на Западе, делает прогресс.
С каждым годом все больше людей делают покупки так, как и мы, учатся так, как и мы, оберегают свое здоровье (или болеют) так, как и мы, молятся (либо не молятся) так, как и мы. Куда бы вы ни поехали, вам почти наверняка попадутся бургеры, бунзеновские горелки, лейкопластыри, бейсболки и библии. Лишь в сфере политических институтов сохраняется впечатляющий плюрализм: множество стран, каждая по-своему, сопротивляется идее верховенства права с его защитой прав человека как основания полноценного представительного правления. А воинствующий ислам — как политическая идеология, так и религия — сопротивляется равенству полов и сексуальной свободе — западным стандартам конца XX века18.
Таким образом, не будет проявлением “евроцентризма” или (анти-“ориентализма”) заявить, что возвышение западной цивилизации — единственное важное историческое явление второй половины II тысячелетия с Рождества Христова. Это очевидно. Проблема в том, чтобы объяснить, как это случилось. Что такое после XV века произошло с цивилизацией Западной Европы, что позволило ей превзойти казавшиеся недосягаемыми империи Востока? Конечно, это нечто большее, чем красота Сикстинской капеллы.
Простой ответ — империализм19. Еще многие сейчас негодуют по поводу преступлений европейских империй. Преступления, конечно, были, и ниже о них тоже пойдет речь. Ясно также, что различные формы колонизации приводили к разным долгосрочным эффектам20. Но империализм не является исторически достаточным объяснением западного господства. Империи существовали задолго до империализма, разоблаченного марксизмом-ленинизмом. В XVI веке мощь и территория многих азиатских империй росли, а Европа после провала проекта Карла V по строительству великой Габсбургской империи от Испании до Нидерландов и Германии сделалась разобщеннее, чем когда-либо. Реформация привела к религиозным войнам, длившимся дольше века.
От путешественника XVI века едва ли укрылся бы контраст между Западом и Востоком. Османская империя, занимавшая Анатолию, Египет, Аравию, Месопотамию и Йемен, при Сулеймане Великолепном (1520–1566) расширилась до Балкан, Венгрии и Вены (1529). Государство Сефевидов при Аббасе I Великом (1587–1629) занимало земли от Исфахана и Тебриза до Кандагара. Северной Индией (от Дели до Бенгалии) правил Акбар I (1556–1605) из династии Великих Моголов. Китай за Великой стеной также казался спокойным, и едва ли европейские посетители двора императора Чжу Ицзюня (Ваньли; 1572–1620) смогли бы предсказать гибель династии Мин менее чем через 30 лет после его смерти. В конце 50-х годов XVI века фламандский дипломат Ожье Гислен де Бусбек (именно он привез тюльпаны из Турции в Нидерланды) в письмах из Стамбула нервозно сравнивал раздробленность Европы с “громадным богатством” Османской империи.
Конечно, XVI век был временем активности европейцев за границей. Но для великих империй Востока португальские и голландские мореплаватели отнюдь не выглядели носителями цивилизации: они казались варварами, угрожающими Срединному государству, причем более отвратительными (и уж точно хуже пахнущими), чем японские пираты. Да и что влекло европейцев в Азию, как не превосходные индийские ткани и китайский фарфор?
Уже в 1683 году турецкая армия подошла к Вене и потребовала, чтобы ее жители сдали город и приняли ислам. И лишь после снятия осады со столицы Габсбургов христиане постепенно вытеснили турок из Центральной и Восточной Европы, причем прошли долгие годы, прежде чем какая-либо из европейских империй повторила успехи восточного империализма. “Великая дивергенция” Запада и остального мира проявлялась еще медленнее. Разрыв в доходах жителей Северной и Южной Америки большую часть XIX века не был делом решенным. Европейцы до начала XX века не могли продвинуться в Африку дальше прибрежных зон.
Но если империализм не объясняет западное господство, то не был ли успех Запада, как утверждают некоторые ученые, удачным стечением обстоятельств? Может быть, к “великой дивергенции” привели географические или климатические условия западной оконечности Евразии? Европейцам повезло найти в Карибском море острова, идеально подходящие для культивирования богатого калориями сахара. Новый Свет подарил Европе дополнительные пахотные земли, в которых так нуждался Китай, и лишь по прихоти фортуны угольные месторождения в Китае разрабатывать труднее, чем в Европе21. Или Китай в некотором смысле стал жертвой собственного успеха — угодил в “ловушку равновесия высокого уровня” (земледельцы могли обеспечить большое население пищей, достаточной только для выживания)?22 Или, может быть, Англия стала первой индустриальной страной потому, что антисанитария и болезни сокращали жизнь большинства и предоставляли богатому, предприимчивому меньшинству больше шансов передать свои гены потомству?23
Великий лексикограф Сэмюэль Джонсон отвергал случайные причины западного господства. Он вложил в уста главного героя романа “Расселас, принц Абиссинский” (1759) вопрос:
Каковы те средства… что делают европейцев такими могущественными? И почему, если они могут так легко приплыть в Азию и Африку для торговли или завоеваний, азиаты и африканцы не могут вторгнуться на их берега, устраивать колонии в их портах и диктовать законы их природным правителям? Тот самый ветер, который принес их к нам, мог бы принести и нас к ним*.
Философ Имлак заметил на это:
Господин! Они [европейцы] могущественнее нас, потому что мудрее. Знание будет всегда господствовать над невежеством, подобно тому, как человек повелевает другими животными. Но почему их [европейцы] знание превосходит наше? Я не знаю иной причины этому, кроме непостижимой воли Всевышнего24.
Знание — действительно сила, если оно дает превосходство в навигации, добыче полезных ископаемых, стрельбе и лечении болезней. Но действительно ли европейцы знали больше всех? Возможно, в 1759 году так и было: около двух с половиной веков после 1650 года наука была обязана прогрессом почти исключительно Западу25. Но в 1500 году? Как мы увидим, уровень развития китайской техники, индийской математики и арабской астрономии столетиями превосходил западный.
Если так, не обладали ли европейцы неким культурным, менее явным преимуществом? Такое предположение выдвинул немецкий социолог Макс Вебер. Этот тезис имеет много вариантов — средневековый английский индивидуализм, гуманизм, протестантская этика, — а подтверждения ему находят буквально везде — от завещаний английских крестьян и гроссбухов средиземноморских купцов до придворного этикета. Дэвид Лэндис в “Богатстве и бедности народов” высоко оценил роль культурных факторов. Он указал, что Западная Европа опередила остальной мир, поскольку позволяла самостоятельное научное исследование, применение научного метода, рационализацию исследования и его распространение. Правда, Лэндис допустил, что для распространения этой парадигмы потребовалось еще кое-что: кредитно-финансовые учреждения и добросовестное государственное управление26. Ключ к успеху (это становится все яснее) — общественные институты.
Институты, конечно, в некотором смысле продукт культуры. Однако они, будучи воплощением тех или иных принципов, нередко определяют подлинный уровень культуры. Этот взгляд иллюстрирует ряд экспериментов, поставленных в XX веке: очень разные институты были навязаны изолированным группам немцев (в ФРГ и ГДР), корейцев (в КНДР и Республике Корее) и китайцев (в КНР и за ее пределами). Результаты получились поразительные, а вывод — недвусмысленным. Если имеются две группы испытуемых с более или менее одинаковой культурой и первую подвергают воздействию коммунистических институтов, а вторую — капиталистических, они почти немедленно начинают вести себя по-разному.
Многие историки сейчас соглашаются с тем, что в начале XVI века между Восточной и Западной Евразией имелось не так уж много действительно глубоких различий. Оба региона рано восприняли земледелие, рыночные отношения, город и государство27. Однако у Восточной и Западной Евразии было важное институциональное различие: Китай был единым, централизованным государством, а Европа — политически раздробленной. Джаред Даймонд в книге “Ружья, микробы и сталь” (1997)* объяснил, почему Евразия оказалась впереди всей планеты28, но лишь в работе “Как разбогатеть” (1999) он предложил ответ на вопрос, почему одна часть Евразии обошла другую. Ответ Даймонда таков: монолитные империи, занимавшие равнины Восточной Евразии, душили изобретательство, а многочисленные монархии и города-государства в изрезанной горными цепями и реками Западной Евразии постоянно пребывали в состоянии творческой конкуренции и обмена29.
Это интересный, но не исчерпывающий ответ. Вспомните две серии гравюр “Бедствия войны”, созданных лотарингским художником Жаком Калло в 30-х годах XVII века, будто чтобы предупредить остальной мир об опасности религиозных конфликтов. Конкуренция между мелкими государствами Европы (и внутри них) в первой половине XVII века опустошала целые области Центральной Европы и более чем на 100 лет обеспечила распри Британским островам. Политическая фрагментация часто к этому приводит (если сомневаетесь, спросите жителей бывшей Югославии). Конкуренция, как мы увидим в главе 1, есть часть истории западного господства, — но лишь одна ее часть.
Я хочу показать, что главными источниками могущества, отличающими Запад от остального мира, стали 6 групп уникальных институтов и связанных с ними идей:
1. Конкуренция.
2. Наука.
3. Имущественные права.
4. Медицина.
5. Общество потребления.
6. Трудовая этика.
Пользуясь языком современного компьютеризированного, синхронизированного мира, скажу: таковы 6 “приложений-убийц”, революционных новинок, позволивших западной оконечности Евразии доминировать над миром почти 500 лет.
Прежде чем вы с негодованием возразите, что я упускаю некоторые важные аспекты вроде капитализма, свободы, демократии (или те же ружья, микробы и сталь), пожалуйста, прочитайте краткие определения:
1. Конкуренция. Децентрализация политической и экономической жизни, явившаяся трамплином для национальных государств и для капитализма.
2. Наука. Способ познания, объяснения и преобразования природы, давший Западу, кроме прочего, подавляющее военное преимущество перед остальным миром.
3. Имущественные права. Верховенство права как способ защиты собственников и мирного разрешения имущественных споров, легшее в основу наиболее устойчивой формы представительного правления.
4. Медицина. Область научной и практической деятельности, положительно повлиявшая на качество и продолжительность жизни сначала в западных странах, а затем в их колониальных владениях.
5. Общество потребления. Образ жизни, при котором производство, продажа и покупка потребительских товаров (одежда и так далее) играют в экономических процессах центральную роль. Без общества потребления Промышленная революция была бы невозможна.
6. Трудовая этика. Нравственная концепция и образ действия, возникшие отчасти в протестантизме, связывающем динамичное, потенциально нестабильное общество, созданное с помощью “приложений” №№ 1–5.
Это не самодовольная версия “Триумфа Запада”30. Ниже я покажу, что к завоеванию и колонизации большей части мира привело не только превосходство Запада, но и слабость его конкурентов. В 40-х годах XVII века валютно-финансовый кризис, климатические изменения и эпидемии привели к восстанию, а в итоге и к гибели династии Мин. Запад был ни при чем. Отставание Османской империи в политическом и военном отношении обусловили в большей степени внутренние, нежели внешние причины. Когда североамериканские политические институты процветали, южноамериканские загнивали. Но в неудаче Симона Боливара построить “Соединенные Штаты Латинской Америки” гринго ничуть не виноваты.
Итак, главное отличие Запада от остального мира — его институты. Западная Европа догнала Китай отчасти потому, что ее политика и экономика были в большей степени конкурентными. Австрия, Пруссия, позднее даже Россия достигли успехов в административном и в военном отношении потому, что сеть, которая произвела научную революцию, сложилась в христианском мире, а не в мусульманском. Бывшие североамериканские колонии преуспели больше южноамериканских, потому что английские поселенцы на Севере выбрали такие отношения собственности и такой способ политического представительства, которые очень отличались от принесенных в Южную Америку испанцами и португальцами. (На Севере действовал режим “свободного доступа”, в противоположность “ограниченному”, при котором обществом управляют в интересах получающих экономическую ренту замкнутых элит.)31 Европейские империи проникли в Африку не только потому, что у них был пулемет Максима: они разрабатывали вакцины против тропических болезней, от которых так страдали африканцы.
Таким же образом ранняя индустриализация Запада отразила его институциональные преимущества. Условия для возникновения массового общества потребления существовали на Британских островах задолго до изобретения и внедрения паровых машин или фабричной системы производства. Даже после того, как промышленная технология стала почти повсеместно доступна, различия между Западом и остальным миром сохранились и даже усилились. Европейский или североамериканский рабочий на целиком стандартизированном хлопкопрядильном или ткацком оборудовании мог работать продуктивнее восточных коллег, а его работодатель — быстрее приумножать капитал32. Инвестиции в здравоохранение и народное образование приносили значительные дивиденды, а там, где таких инвестиций не делали, люди оставались бедны33. Моя книга — обо всех этих различиях.
До сих пор я употреблял слова “Запад” и “западный” более или менее случайно. Что я подразумеваю под западной цивилизацией? После войны белые англосаксы-протестанты мужского пола, как правило, инстинктивно помещали Запад (или “свободный мир”) в относительно узкие рамки от Лондона до Лексингтона, штат Массачусетс, или — шире — от Страсбурга до Сан-Франциско. В 1945 году главным языком Запада был английский (сопровождаемый сбивчивым французским). С ростом европейской интеграции в 50-х — 60-х годах XX века расширялся и клуб западных стран. Теперь мало кто станет спорить, относятся ли к Западу Нидерланды, Франция, Германия, Италия, Португалия, скандинавские страны и Испания. В то же время Греция, с некоторых пор православная, является частью Запада ex officio [в силу занимаемого положения] из-за нашего неоплатного долга перед древнегреческой философией и нынешней задолженности греков перед Евросоюзом.
А как быть с остальным Южным и Восточным Средиземноморьем, охватывающим не только Балканы севернее Пелопоннеса, но и Северную Африку, а также Малую Азию? С Египтом и Месопотамией, колыбелями первых цивилизаций? Является ли Западом Америка, колонизированная европейцами? И действительно ли Европейская часть России — это Запад, а азиатская, за Уралом, — в некотором смысле Восток? В период холодной войны СССР с его сателлитами повсеместно называли Восточным блоком. Но, конечно, СССР был продуктом западной цивилизации в той же степени, что и США. Господствующая в СССР идеология имела почти то же викторианское происхождение, что и национализм, аболиционизм и суфражизм: она зародилась и вызрела в круглом Читальном зале Британской библиотеки. Ее распространение стало продуктом европейской экспансии и колонизации не в меньшей степени, чем заселение Америки. В Средней Азии, как и в Южной Америке, европейцы управляли неевропейцами. В этом смысле события 1991 года стали просто гибелью последней европейской империи. При этом недавнее определение западной цивилизации, сформулированное Сэмюэлем Хантингтоном и получившее широкое распространение, исключает не только Россию, но и все православные страны. Запад, по Хантингтону, — это Западная и Центральная Европа (но не православная Восточная), Северная Америка (но не Мексика) и Австралазия. Запад — это не Греция, не Израиль, не Румыния и не Украина, как и не острова в Карибском море (хотя многие из них в той же степени Запад, что и Флорида)34.
Если так, то Запад есть нечто гораздо большее, нежели географическое понятие: это стандарты, уклад и институты с крайне нечеткими границами. Но может ли тогда стать западным азиатское общество, перенимающее западную моду и методы ведения бизнеса, как это сделала Япония в эпоху Мэйдзи и, кажется, теперь делают почти все остальные азиатские страны? Прежде было модно утверждать, что капиталистическая “мировая система” навязала разделение труда между ее западным ядром и периферией35. А что если весь мир окажется вестернизированным, по крайней мере, во внешних чертах и в образе жизни? Или другие цивилизации, согласно известному замечанию Хантингтона, окажутся жизнеспособнее — особенно “синская” (то есть “Большой Китай”*) и мусульманская (с ее “кровавыми границами” и “насилием внутри”)?36 Насколько искренне принятие ими западных принципов? К этим вопросам мы обратимся ниже.
Другая загадка западной цивилизации заключается в том, что отсутствие единства кажется одной из ее характерных особенностей. В начале XXI века многие американские наблюдатели жаловались на “расширяющуюся Атлантику” — упадок ценностей, связывавших США с западноевропейскими союзниками во времена холодной войны37. Если сейчас немного яснее (чем когда госсекретарем был Генри Киссинджер), кому должен звонить американский государственный деятель, желающий поговорить с Европой, стало труднее сказать, кто говорит от имени западной цивилизации. И все же нынешний разлад Америки и “старой Европы” безобиден по сравнению с конфликтами прошлого, обусловленными разногласиями по поводу религии, идеологии и даже самого смысла цивилизации. Во время Первой мировой войны немцы настаивали, что сражаются за высокую культуру и против безвкусной, материалистической англо-французской цивилизации (это различие проводили, например, Томас Манн и Зигмунд Фрейд). Но это различие было трудно принять в первой фазе войны, когда горела библиотека Лувенского университета* и шли массовые казни мирных бельгийских граждан. Британские пропагандисты в ответ клеймили немцев как “гуннов” и называли ту войну “Великой войной во имя цивилизации” (так было начертано на британской Медали Победы38). Имеет ли больше смысла сегодня, нежели чем в 1918 году, говорить о “Западе” как о единой цивилизации?
Наконец, стоит помнить, что западная цивилизация однажды уже испытала упадок и крушение, и римские руины в Европе, Северной Африке и на Ближнем Востоке красноречиво об этом напоминают. Вершинами “западной цивилизации версии 1,0”, возникшей в районе “плодородного полумесяца” (между долиной Нила и слиянием Тигра и Евфрата), стали афинская демократия и Римская империя39. Основные элементы нашей цивилизации (не только демократия, но и атлетика, арифметика и геометрия, гражданское право, архитектурные приемы и существенная часть современного английского лексикона) возникли в древности на Западе. Римская империя во времена расцвета была поразительно сложной системой. Зерно, ремесленные изделия и деньги свободно обращались от Северной Англии до верховий Нила. Здесь процветала ученость, развивались право и медицина. Имелись даже “шопинг-моллы” вроде римского форума Траяна. Но “западная цивилизация версии 1,0” пришла в упадок, а в V веке удивительно быстро погибла от нашествий варваров и внутренних неурядиц. В течение жизни одного поколения город Рим — грандиозная имперская столица — опустел, его акведуки разрушились, а роскошные рынки были заброшены. Знания античного Запада могли быть утрачены, если бы не библиотекари Византии40, монахи Ирландии41, папы и священники римско-католической церкви (не забудем и о Аббасидах42). Без их усилий Запад, возможно, не дождался бы Ренессанса.
Ждут ли “западную цивилизацию версии 2,0” упадок и крушение? Население Запада, которое долгое время составляло меньшую часть населения мира, явно вырождается. Некогда лидирующая экономика США и Европы стоит перед реальной перспективой того, что в пределах 20, даже 10 лет их догонит Китай, за которым с небольшим отрывом следуют Бразилия и Индия. Западная “жесткая сила”, кажется, увязла на Большом Ближнем Востоке, от Ирака до Афганистана, а “Вашингтонский консенсус” касательно экономической политики свободного рынка распадается. Финансовый кризис, начавшийся в 2007 году, также, по-видимому, указывает на фундаментальный недостаток, лежащий в основе общества потребления с его акцентом на терапии, заключающейся в стимулировании продаж в кредит. Протестантская этика бережливости, некогда казавшаяся центральным элементом западного проекта, почти ушла. Тем временем элитами Запада овладел почти милленаристский страх перед экологическим апокалипсисом.
Более того, западная цивилизация, кажется, потеряла уверенность в себе. Начиная со Стэнфорда в 1963 году, ряд ведущих университетов прекратил предлагать студентам классический курс истории западной цивилизации. В школах вышел из моды большой нарратив о западном прогрессе. Из-за причуды педагогов, во имя “новой истории” поставивших “исторические навыки” выше знаний, вкупе с неожиданными последствиями реформирования образования, слишком много британских учащихся покидает среднюю школу, почти не имея представления об истории Запада: немного о Генрихе VIII, Гитлере, чуть-чуть о Мартине Лютере Кинге-младшем. Опрос первокурсников-историков в одном из ведущих британских университетов показал, что лишь 34% опрошенных знает, кто был английским монархом во время Армады, 31% — где шла Англо-бурская война, 16% — кто командовал британскими силами при Ватерлоо (решивших, что это Нельсон, оказалось вдвое больше), 11% вспомнило лишь одного британского премьер-министра XIX века43. При опросе английских подростков 11–18 лет выяснилось, что Кромвель участвовал в битве при Гастингсе (17% опрошенных), а 25% датировало Первую мировую войну неправильным веком44. Кроме того, в англоязычных странах теперь широко распространено мнение, что нам следует изучать другие культуры, а не нашу собственную. Диск, отправленный в 1977 году в космос на “Вояджере”, нес 27 записей, и лишь 10 принадлежали западным композиторам: не только Баху, Моцарту и Бетховену, но и Луи Армстронгу, Чаку Берри и Вилли Джонсону (“Слепому”). История мира “в 100 предметах”, изданная в 2010 году директором Британского музея, включает не более 30 продуктов западной цивилизации45.
Любая книга по истории мировых цивилизаций, умаляющая степень их постепенного подчинения Западу после 1500 года, оставляет без внимания вопрос, скорее прочих нуждающийся в ответе. Возвышение Запада — исключительное историческое явление. Это сердцевина истории нового времени. Эта загадка, возможно, представляет собой самый трудный вызов историкам, но мы должны решить ее не только из-за своего любопытства. Лишь выяснив причины господства Запада, мы сможем надеяться сколько-нибудь верно оценить близость его упадка и крушения.
Оглавление
- Предисловие к британскому изданию
- Введение. Вопрос Расселаса
- Глава 1. Конкуренция
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Цивилизация. Чем Запад отличается от остального мира предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
12
См.: Fernández-Armesto Millennium; Goody Capitalism and Modernity; Goody Eurasian Miracle; Wong China Transformed.
*
Австрия, Бельгия, Франция, Германия, Италия, Нидерланды, Португалия, Испания, Россия, Великобритания и США. В 1500 году из них лишь Франция, Португалия и Испания существовали в виде, сколько-нибудь напоминающем их состояние в начале XX века. О притязаниях России на то, чтобы быть частью Запада, см. ниже.
14
По данным из кн.: Maddison World Economy. К реконструированию совокупного продукта (ВВП) нужно отнестись даже с большей осторожностью, нежели к попыткам подсчитать население: Мэддисону пришлось пойти на рискованные допущения. Кроме того, он вычислял ВВП, исходя из паритета покупательной способности, чтобы взять поправку на гораздо более низкие цены нерыночных благ в относительно бедных странах.
*
Этим вопросом в XVIII веке действительно задавались подданные незападных империй. В 1731 году турок Ибрагим Мутеферрика вопрошал: почему “христиане, бывшие [некогда] презренным народом, сравнительно малочисленным по отношению к мусульманскому населению и ничтожным и слабым по природе и характеру, с некоторых пор распространились по свету, захватили множество стран и даже стали явно побеждать победоносную османскую армию Высокой Порты?” [Пер. Ю. Каменева. — Прим. пер.]
*
Рус. пер.: Даймонд Дж. Ружья, микробы и сталь: судьбы человеческих обществ. М.: Астрель: CORPUS, 2010. — Прим. ред.
31
См.: North Understanding the Process of Economic Change; North et al. Violence and Social Orders.
33
Rajan and Zingales Persistence of Underdevelopment; Chaudhary et al. Big BRICs, Weak Foundations.
*
Одна из почтеннейших цивилизаций получила название, о котором не слышал никто, кроме одного политолога. В своем эссе 1993 года Хантингтон использовал понятие “конфуцианская”.
*
Лувен (Левен), “бельгийский Оксфорд”, в конце августа 1914 года был разграблен и разрушен немцами, решившими, что в городе действуют партизаны. — Прим. пер.
