Среда обитания

Неборник

Автор книги «Среда обитания», выбрал автобиографический способ описывая социальной среды своих родственников и социальную среду многочисленных коллективов где он жил по принципу «сам погибай, а друга – выручай»!Автор – социалист, как и его отец и такой же, трудяга и просветитель, как и его дед. Их КРЕДО – жить на благо семьи, общества, социальной среды, государства, постоянно укрепляя и приумножая знания, мастерство, опыт и стремление передавать свой накопленный опыт подрастающему поколению! Книга содержит нецензурную брань.

Таисия Ивановна Ширинкина

Бабушка Таисия Ивановна Ширинкина (в девичестве Каменских) была родной младшей сестрой моей бабушке Варваре Ивановне (в девичестве тоже Каменских).

Таисию Ивановну в малолетнем возрасте (в четырнадцать лет от роду) просватали (совершили обряд помолвки) с будущим мужем Алексеем Петровичем Ширинкиным — другом Дмитрия Ильича Нечаева. Женился Алексей Петрович на такой молоденькой и прекраснейшей девочке как бы впрок, когда побывал в гостях у Дмитрия Ильича Нечаева и познакомился со всем семейством и хозяйством Нечаевых.

Алексей Петрович был купцом первой гильдии и слыл в городе Перми очень богатым человеком. Алексей владел на реке Каме двумя пассажирскими пароходами и был большим меценатом практически всех частных предпринимателей (как правило, кустарей-одиночек по производству детских игрушек), которые промышляли своим ремеслом, изготавливая и продавая собственные изделия (детские игрушки) на пристанях рек Камы и Волги.

Зоя Алексеевна Ширинкина (слева) на прогулке по реке Кама на своём (отцовском) пароходе со своей мамой Таисией Ивановной и кухаркой Дусей (справа) встречает своего отца Алексея Петровича Ширинкина, который прибыл на встречу на втором своём пароходе (снимок справа)

Дмитрий Ильич и Алексей Петрович познакомились случайно — во время поездки за границу… Один — Дмитрий Ильич — ехал за струнами и планками для своих музыкальных инструментов в Италию, а другой — Алексей Петрович — в Австрию для закупки новых интересных детских игрушек с целью их воспроизводства уже в России русскими мастерами-одиночками.

В России Алексей Петрович знакомился с местными кустарями, которые промышляли своим трудом вдоль рек Камы и Волги. Алексей оценивал мастерство подельников и предлагал им сделку по производству детских игрушек по образцу интересных заграничных игрушек.

Мастеровые, которые откликались на такое сотрудничество, подписывали бумагу (соглашение) и обязательство по срокам исполнения и оговаривали ответственность и цену сделки. Изготовленные кустарями-одиночками игрушки по образцу иностранных игрушек Алексей Петрович скупал у них оптом, в соответствии с подписанным соглашением. А затем уже сам продавал их в больших городах и даже за границей. С местными кустарями Алексей проводил беседы, рассказывал, какими инструментами пользуются за границей, и если таковых не оказывалось в России, привозил их из-за границы. Алексей рассказывал местным умельцам, как за границей готовят краски для раскраски детских игрушек, и обращал особое внимание мастеров на правильный подбор красок, так как дети часто берут игрушки в рот, и краска обязательно должна быть только растительного происхождения, дабы не повредить здоровье ребёнка!

Этим промыслом — куплей и продажей детских игрушек — занимался ещё и его отец Пётр Акимович Ширинкин 1881 г.р., который также ездил за границу и привозил оттуда интересные для бизнеса различные детские игрушки.

Алексей Петрович хорошо владел немецким языком и за оригинальными игрушками ездил в основном в Германию, а иногда и в Австрию. В одной из своих поездок за границу Алексей Петрович и познакомился с Дмитрием Ильичом, который также ездил за границу, но в Италию для покупки планок и струн для своих — им же изготовленных гармошек и балалаек.

Во время одной из заграничных поездок они случайно встретились, разговорились и хорошо познакомились. Знакомство постепенно перешло в крепкую дружбу, и они вскоре породнились, женившись на родных сёстрах Варваре Ивановне и Таисии Ивановне Каменских.

Но так как младшая сестра Варвары — Таисия была на четыре года моложе, то родители Алексея и Таисии во время сватовства договорились, что до шестнадцатилетнего возраста Таисия будет жить в доме своего отца. А за эти два года Алексей Петрович должен был построить в Перми свой особняк на берегу реки Камы, и только после постройки они вместе (Алексей и Таисия) переедут туда на постоянное место жительства, и там уже и сыграют своё первое новоселье, и одновременно сыграют уже самую настоящую пышную свадьбу! Как договорились, так и сделали!

Таисия жила два года со своими родителями, а затем, когда Таисье исполнилось полных шестнадцать лет, она переехала к своему мужу в Пермь в новый двухэтажный особняк на крутом берегу реки Камы, вблизи ж/д станции «Пермь II» («Пермь вторая»).

Через два года — после свадьбы, когда Таисии исполнилось уже восемнадцать лет — она родила дочь Зою. Жили Ширинкины на втором этаже своего вновь построенного особняка. На нижнем этаже была контора, где работал Алексей Петрович и его наёмные люди.

С улицы Толмачёва был виден парадный вход особняка с широкой высокой лестницей, над которой был мезонин с множеством витражей из цветного стекла. Особняк стоял глубоко в саду метрах в ста от общей проезжей дороги, которая через сто метров заканчивалась тупиком.

Перед особняком была большая площадь, а далее к дороге стояли слева и справа постройки для лошадей, карет и различного сельскохозяйственного инвентаря…

Алексей Петрович погиб во время Гражданской войны, и женщины вместе с прислугой остались одни. Вскоре они взяли на воспитание двух сирот — Александру (Шурку) и Александра (Сашку). Затем бабушка Таисия и тётя Зоя обратились к моему отцу Николаю за разрешением взять шефство надо мной по моему светскому воспитанию.

Отец поговорил со мной и сказал, что он не одобряет барство Ширинкиных, но против воспитания моего у этих барского типа чопорных женщин не возражает. Так и договорились! Я был обязан не реже трёх раз в неделю бывать в доме Ширинкиных и рассказывать им о своих делах.

Наставники выслушивали меня, делали разбор моего поведения и учили, как надо себя вести и в школе, и дома, и как разговаривать со взрослыми и со своими сверстниками! Обучали меня, как нужно сидеть за столом, как пользоваться салфеткой, столовыми приборами, как нужно есть, не чавкая и не чуркая, как нужно пользоваться солонкой, перечницей, горчицей. Что можно и нужно брать руками и чего нельзя делать ни в коем случае!

Мои тётушки требовали от меня, чтобы я всегда ходил в чистой рубашке и чистых штанах. И чтобы я не стыдился, если у меня на одежде заплатка. Они мне частенько говорили: «Стыдно быть грязным и рваным! Одежда должна быть всегда чистой. Пусть она будет заштопана или с аккуратными заплатками, но никогда не должна быть рваной и грязной!»

Тётя Дуся, домработница семьи Ширинкиных, почему-то себя считала предсказательницей и частенько, глядя мне прямо в глаза, говорила: «Ох! И хитрец из этого парнишки вырастет! Ох! И большой, большой хитрец…» Мне эти предсказания тёти Дуси очень не нравились! Но я, как уже воспитанный человек, даже никакого вида ей не подавал, что всё это мне очень и очень не нравится!

Я понимал, что это взрослые люди и мне их осуждать нехорошо да и не принято! Поэтому я всегда старался поменьше сталкиваться с тётей Дусей и побольше общаться с бабушкой Таисией Ивановной и тётей Зоей. Они обе относились ко мне не только с материнской любовью, но и с каким-то неподдельным интересом, словно знали, что из меня они смогут слепить хорошего, нужного и порядочного человека. Они любили меня как своего ребёнка, следили за моей учёбой и даже приходили на вокзал проводить меня, когда я уезжал в какую-нибудь интересную экспедицию или командировку. Мы любили, уважали друг друга и дружили до их глубокой старости.

Во время Второй мировой войны всем было очень тяжело, голодно и холодно. И я всегда знал, что, придя к тёте и бабушке, меня накормят и обязательно дадут что-нибудь вкусненькое с собой для моих братьев и сестрёнки. Я до сих пор помню запах и вкус их превосходных вкусностей — безе и творожные шанежки на сметане.

Моя мама была прекрасной и великолепной стряпухой, но и она таких вкусных изделий не могла испечь. У неё всё другое крестьянское получалось великолепно, а вот безе ей никак не удавалось. А вот бабушка Таисия была непревзойдённая мастерица по таким великолепным, вкусным изделиям! И не зря бабушкиными шанежками, безе, куличами и пончиками угощалась вся «пермская знать» — областные, районные и даже церковные правители! Изготовить все эти вкусности было непростым делом. Исходным материалом, конечно же, была хорошо приготовленная квашенка, которая ставилась с вечера в тёплое место, а утром уже вымешивалось тесто на сметане.

Самым сложным в приготовлении сметанных шанежек было сделать низкий буртик на будущей шанежке. Ведь высота шанежки, как правило, не превышала семи миллиметров, а в неё ведь ещё и творог нужно было поместить! Шанежки всегда были сочными и очень-очень вкусными и на первый день, и на второй. Мне кажется, что вкус этих шанежек я до сих пор помню! И до сих пор помню эти золотые руки моих родных, их добрую улыбку и никогда не забуду этих тёплых, участливых глаз моих тётушек и бабушек!

В тридцатые годы после раскулачивания их особняк двухэтажный не тронули и оставили в собственности Таисии Ивановны. Оставшись одни после гибели своего кормильца Алексея, Таисия Ивановна и её дочь взялись за воспитание сирот — Сашки и Шурки. А когда я немного подрос, то за воспитание меня — племянника. Сашку и Шурку мои тётушки, окружив их заботой и вниманием, растили и воспитывали до восемнадцатилетнего возраста. А после — дети вылетели из купеческого гнезда по своим интересам. Александр ушёл в мореходку, а Александра подалась в крестьянство. Я с ними часто встречался, но у нас общего интереса не получилось. Был я в ту пору ещё очень мал, а они были уже взрослыми людьми. Я помню красавца Александра в чёрном морском мундире. А Шурку, весёлую и шебутную, женой председателя колхоза… Шура хорошо знала мою маму и всегда старалась помочь ей чем-нибудь. Будучи женой председателя колхоза, она устроила мою маму на работу по уборке урожая пшеницы. Убирать урожай мы поехали втроём: мама, её шестимесячная дочь Екатерина и я как нянька для своей сестрёнки. На этой работе я увидел воочию, как мама умеет работать серпом. Это была настоящая крепкая крестьянка, которой не было равных среди других колхозниц, убирающих урожай. Председатель, приезжая проконтролировать, как идёт работа, делал колхозницам замечания по потере колосьев на поле и ставил в пример, как работает Клавдия Андреевна (моя мама). Работа у мамы спорилась. Она жала колосья быстро, не пропуская ни одного колоска. Вязала снопы, ставила их вверх колосками и накрывала снопом сверху. Поставленные вертикально снопы и накрытые сверху ещё одним снопом называлась «бабка». Снопы в бабках стояли не менее одной недели. Зёрна в них подсыхали и в то же время были укрыты от дождя. Затем подсохшие снопы осторожно грузили в шарабан и отвозили на обмолот зерна. Я с Катей сидел на опушке леса, следил за ней, чтобы было всё в порядке, и наблюдал за работой мамы. В обед приносил сестрёнку маме покормить грудью прямо в поле. Затем сестрёнка засыпала, и тогда мы с мамой тоже устраивались покушать то, что приносили с собой (хлеб, картошку, яйцо, лук зелёный, молоко или квас).

На третий день работы во время сна Кати мама начала меня учить, как правильно жать колосья пшеницы. Конечно, я сразу-то не мог так работать, как мама… Мама говорила мне наставническим, твёрдым голосом.

— Ты что это так далеко от левой руки серп-то держишь! Смотри, сколько колосьев-то потерял!

Я, опасаясь поранить руку серпом, начал всё ближе и ближе приближать серп к левой руке и всё-таки умудрился поранить руку серпом.

Мама, перевязав мне руку платком, снова строго сказала:

— Неправильно ты делаешь, Боря, — сказала мне мама! — Сперва жниво, крепко зажатое в кулаке, переведи за серп, а затем срезай серпом жниво!

Через пару дней я уже неплохо жал. И мы с мамой в два раза быстрее убрали выделенный нам надел. Помощь Шуры нам очень оказалась кстати! Расчёт был натурой. Зерном, картошкой, свёклой, морковью и яйцами. Зерно и овощи нам привезли с оказией домой (в Пермь), а яйца, их было три десятка, я нес с гордостью сам. Мама, посматривая на меня, как я несу яйца, приговаривала: «Неси осторожно! Смотри — не разбей! Руку-то подальше от колена держи, подальше»… Заработанных продуктов нам хватило до глубокой осени. Часть картошки, что помельче, оставили на семена, чтобы было что посадить по весне за городом — на выделенной полоске земли от завода и в собственном огороде.

Бабушка Таисия Ивановна и тётушка Зоя Алексеевна Ширинкины всегда носили тонкую одежду, красиво вышитую и с какими-то оборками, прелинами. Глядя на них, можно было подумать, что они всегда демонстрировали окружающим, как нужно одеваться, в зависимости от погоды и времени года… А шубки (шубы) у них были или очень короткими, или очень длинными и всегда отороченные тонкой полоской из дорогого меха. И вот сидит такая красавица-принцесса Зоя Алексеевна в карете — ну прямо как на картине «Портрет незнакомки». Семь раз её сватали разные кавалеры (от крестьян до приказчиков и статских советников), но ни один из них не покорил её сердце. Тем не менее даже и в более поздние времена на Зою Алексеевну многие мужчины с завистью заглядывались, втайне примеряясь к образу её поклонников.

Конечно! Зоя Алексеевна и в очень преклонном возрасте была завидной невестой для любого положительного служащего человека, но все они были какими-то простаками, не соответствующими ни её красоте, ни её незаурядному воспитанию, да ещё и с таким приданым, как двухэтажный особняк с придворными пристройками и хорошим садом-огородом, где росли и сливы, и яблони, и груши, крыжовник, малина, смородина, боярышник, черёмуха, ежевика.

Однажды Зоя Алексеевна показала мне одного из её женихов.

— Вот посмотри-ка, Боря, на этого мужчину, который идёт к нам, чтобы познакомиться с нами! Он тебе нравится?

И я увидел человека в не очень-то чистых сапогах, мятых брюках и в неглаженой синей рубахе, подпоясанной шёлковым красным верёвочного типа пояском с кисточкой.

— Вот скажи мне, Боря! Он жених или уборщик с какого-нибудь двора?

— Да! Конечно! Этот человек действительно очень похож на самого настоящего уборщика соседнего двора или площадки магазина!

— Вот, видишь, Боря! Всегда следи за собой, за одеждой и обувью! И никогда не позволяй себе опускаться до такого неряшливого состояния!

Да! Это были люди разных социальных слоёв! С таким чувственным воспитанием тёте Зое трудно было выйти замуж. В ту пору и в том месте ей не было равных! А выходить за полуграмотных ей просто не позволяла её же собственная гордость и достоинство! Грустно, конечно, но тётя Зоя так и не вышла замуж и прожила старой девой до восьмидесяти лет. А её мама дожила до девяноста лет.

Алексея Петровича Ширинкина, мужа и отца моих тётушек, я помню только по фотографиям и портрету, которые стояли на комоде рядом со слониками и огромным зеркалом в большой гостиной комнате второго этажа. Мой отец считал, что эти слоники и прочее убранство особняка — мещанство! Может быть, и так, но с глубокой перспективой слоники-то были из гипса, а химически чистый гипс хорош и при залечивании ран и нечаянных порезов. А огромное зеркало, выполненное из венецианского стекла и в багете, было настоящим украшением большой гостиной комнаты.

На фотографии Алексей Петрович выглядел молодо с гордо поднятой головой с короткими усиками, в костюме-тройке, с бабочкой, с часами, с золотой цепочкой на груди, которая волнами свешивалась с одного бока на другой бок его бархатной жилетки. Эту золотую цепочку и золотые часы, которые уже не ходили, тётя Зоя подарила мне на день моего двадцатипятилетия. Я глубоко признателен моим тётушкам и бабушкам за их поддержку, которую они оказывали мне на протяжении всей своей жизни. И, конечно же, эта поддержка особенно была нужна в наше тяжёлое полуголодное военное время. С самого раннего детства мои тётушки особое внимание обращали на личную гигиену человека. Они рассказывали мне о болезнях, как их следует предотвращать. Какие лекарства в первую очередь надо принимать в тех или иных случаях. Что нужно делать при ушибах и порезах или при отравлении…

Рассказывали, как следует хранить бельё и как стирать. Мои тётушки были моей дополнительной широкой школой по многим жизненным вопросам. Мои бабушка Тася и тётя Зоя очень повлияли на моё воспитание и поддержку моего здоровья в голодное военное и послевоенное время. Будучи уже взрослым, я частенько навещал Зою Алексеевну, и мы с ней просиживали допоздна, вспоминая наши добрые и заботливые отношения. После войны тётя Зоя свой особняк «разобрала и перевезла» на правый берег Камы, но чтобы снова выстроить из разобранного материала дом, не хватило ни сил, ни средств. Все предпринятые ими усилия были напрасной тратой средств. Сруб огромной кучей лежал прямо на земле, открытый всем ветрам, дождям и снегу и потихоньку из года в год начал подгнивать и в конце концов, почернев, потерял свою былую цену и впоследствии был распродан по бросовой цене — на дрова. К моему глубокому сожалению, у этих женщин не было в семье настоящих мужчин. Сашка, воспитанный женщинами, не остался жить в доме Ширинкиных, а уехал в Ленинград. Уходил надолго в плавание и навещал дом своих приёмных милых родителей очень редко, да и на очень короткое время.

Я тоже, пока учился на геофаке, летом каждый год уезжал в какую-нибудь геолого-разведочную экспедицию и на практике изучал и познавал азы строения нашей Земли — земной коры, методы определения возраста и места образования различных слоёв и пород, выходящих на поверхность земной коры в результате тектонических преобразований, проходящих на земном шаре. Изучал и познавал контрастные отличительные признаки различных пород. И, конечно же, возрастные категории слоёв Земли, которые в первую очередь определяются по окаменевшим формам фауны и флоры. С фауной, как я понимаю, это не так уж и сложно разобраться! Что ни фауна — то свой возрастной период! А вот как с окаменевшей флорой, которая даже по прошествии нескольких миллионов лет остаётся неизменной как по форме, так и по содержанию. Например, в приволжской кварцитовой горе Ослиные уши, находящейся между городами Саратов и Волгоград по правому берегу реки Волга, при разработке (дроблении) кварцита, а я бы даже сказал чистого кварца, используемого для производства стеклянной тары, я находил куски кварца, которые содержали внутри себя зелёные листья, идентичные с листьями липы, осины, как будто бы только что сорвавшиеся с дерева. Какие катаклизмы происходили в то время с земной корой, трудно себе представить, но живые, нежные, зелёные листья деревьев далёких времён, чистенькие, ровные, без каких-либо следов деформации, находились внутри этого твёрдого кварца. Кварц — это минерал с твёрдостью семь по шкале Мооса. И как это можно себе представить такую тонкую живую субстанцию, как лист, и твёрдый-твёрдый минерал кварц? Казалось бы, это две совершенно несовместимые субстанции?! А как же тогда мы не удивляемся такому явлению, как нахождение насекомых внутри янтаря. Янтарь ведь тоже твёрдое вещество, но нам известно, что янтарь окаменел в результате тектонических подвижек земной коры. Так, может быть, и кварц в своей далёкой молодости мог быть таким же подвижным, как и смола будущего янтаря? Правда, янтарная смола не опускалась на большие глубины Земли, а вот кварц, вероятно, приближался к верхней мантии земной коры (верхней части магмы) и из кристаллической формы в результате воздействия температуры и давления, возможно, переходил в псевдоаморфную форму и в виде тягучей подвижной массы выливался, как магма при извержении вулканов, на поверхность земной коры, в которую и попадали листья от близнаходящихся деревьев. Но ведь магма — горячий расплав минералов, и живые листья деревьев должны были бы хотя бы обуглиться, а они в этом твёрдом кварце находятся как живые, ярко-зелёные!

Но эти гипотетические предположения не выдерживают никакой критики. Ведь в этом случае горячий кварц, поглощающий листья, мгновенно должен бы их превратить в обуглившуюся структуру с явными признаками только формы листа, но никак не сохраняющую живую зелёную субстанцию свежего, только что сорвавшегося с ветки листа. Но факт полиморфной и полукристаллической формой кварцита горы Ослиные уши — был налицо! И имеющиеся зелёные листья без признаков какого-либо повреждения — тоже были налицо! Если с условиями формирования янтаря нет никаких сомнений, то в случае с кварцем пока существуют только одни предположения и нет никакой теоретической базы существования подвижной фазы кварца и живого листа! Если в основе янтаря с мушками присутствует в первоначальном виде живая подвижная смола, существующая при нормальной температуре, и насекомые, как естественное обитаемое существо, то появление живого листа в кварците пока не находит своего объяснения.

Конечно, для меня любая геологоразведочная экспедиция была очень-очень интересна и в плане расширения знаний, и в плане приобретения практического опыта! Первичным материалом в определении тектонической структуры той или иной площади, участка земли — являются обнажения (раскрытия), которые в большинстве случаев находятся вдоль правого берега рек, текущих в северном направлении, или вдоль левого берега рек, текущих в южном направлении. При наличии каких-либо сомнений (для более точного определения структуры площади) дополнительно проводят картировочное (до ста метров) бурение земной коры или ведут сейсморазведку с помощью электрокаротажного зондирования или методом небольших точечных взрывов вдоль поперечного профиля предполагаемой тектонической структуры исследуемой площади земли.

Находясь практически в постоянном приобретении различных и очень интересных теоретических и практических знаний, я никак не мог вырвать себя из этой увлекательной пучины и погрузиться в разрешение проблем своих тётушек Зои и её мамы Таисии по части разрушенного ими же дома. Они (мои тётушки) без всякого совета со своими родственниками, вместо того чтобы продать этот особняк или отдать его в аренду какого-нибудь предприятия (под контору) — решили разобрать весь особняк и разобранный материал складировать на площади перед особняком. Там, конечно же, надо было бы привлечь к этому делу дядю Ваню с его мастерами, но это уже совершенно другое дело, за которое, возможно, и не взялся бы даже и дядя Ваня! Уж слишком большими вырисовывались такелажные расходы по перевозке материала на другой (противоположный) берег реки Камы. А затем сборки особняка, где и строительства-то в то время никакого не было. И света там тоже никакого не было! И кому нужен такой особняк в этом пустом захолустном месте? Кто его купит? И эти расходы по разборке, складированию, перевозке на другой берег реки и опять сборке — в двукратном размере перекрывали все доходы, предполагаемые от продажи этого когда-то прекрасного особняка.

Мой отец Николай Дмитриевич, как финансист, предлагал моим тётушкам сдать особняк в аренду под финансовую контору, которая бы выплачивала тётушкам ежемесячно небольшую сумму с правом выкупа всей стоимости особняка в течение десяти лет. Но мои тётушки недооценили предложение моего отца и приняли, как им казалось, предложение какого-то адвоката — возвести особняк на правом берегу реки Камы, пока там ещё никто не застолбил самое прекрасное место для такого прекрасного строения, как двухэтажный особняк Ширинкина! Тётушки приняли такое заманчивое иллюзорное предложение, но свою мечту осуществить так и не смогли из-за очень больших сложностей как в получении разрешения от архитектурного ведомства города Перми, так и ведомства градостроения. И мои тётушки в результате длительных мытарств поимели только большие расходы и денежную компенсацию от продажи дома — на дрова. Да! Вот такова жизнь! Конечно же, безусловно, собственный особняк в своём первоначальном виде выглядел великолепно! Но во время разборки особняка, да и во время складирования разобранных частей дома в одну общую кучу, отдельные части дома получили повреждения, а слабенькие отдельные части когда-то великолепного особняка вообще сломались. О штукатурке и об окраске изделий, не говоря уже и о прекрасной прежде голландской печке — и говорить нечего! Всё превратилось со временем в какую-то груду никому ненужного хлама! Окраска осыпалась. Штукатурка полопалась. Крыша вообще пришла в полную негодность при разборке двухэтажного особняка.

Да! Этим женщинам трудно было расстаться с былой красотой бывшего любимого особняка. Но что тут возможно было придумать?! Борясь за сохранение былой красоты, эти хрупкие женщины сами же и разрушили то, что когда-то имело красоту и большую цену.