Стоявший за дверью

Натиг Расулзаде, 2020

«Заур М. сидел дома за столом, перед маленьким зеркалом и брился в последний раз в жизни, рассеянно и неряшливо, стараясь вспомнить вчерашнего прохожего, который показался ему очень странным. Он и ночью во сне его видел точно так же как и на улице накануне, отчетливо, будто наяву. Что-то было в облике случайного прохожего, наталкивающее на мысль об опасности, притаившейся, зорко следящей, готовой обрушиться на вас, о неадекватности поведения, если б пришлось с ним пообщаться. Заур М., кое-как окончив бритье, стер полотенцем оставшуюся мыльную пену с лица, и вновь задумался, стараясь изо всех сил вспомнить лицо вчерашнего незнакомца. Время ползло быстро, как юркая змея, уползавшая от преследователя…»

Заур М. сидел дома за столом, перед маленьким зеркалом и брился в последний раз в жизни, рассеянно и неряшливо, стараясь вспомнить вчерашнего прохожего, который показался ему очень странным. Он и ночью во сне его видел точно так же как и на улице накануне, отчетливо, будто наяву. Что-то было в облике случайного прохожего, наталкивающее на мысль об опасности, притаившейся, зорко следящей, готовой обрушиться на вас, о неадекватности поведения, если б пришлось с ним пообщаться. Заур М., кое-как окончив бритье, стер полотенцем оставшуюся мыльную пену с лица, и вновь задумался, стараясь изо всех сил вспомнить лицо вчерашнего незнакомца. Время ползло быстро, как юркая змея, уползавшая от преследователя. В комнату вплывали сумерки, было пасмурно на улице и в помещение через маленькое, давно не мытое оконце не проникало достаточно света, но это не мешало думать и вспоминать. Тем не менее, Заур М. поднялся со стула, на котором уже достаточно долго сидел, так что ощутимо отекла спина, и подошел к выключателю. Свет одинокой лампы под низким потолком вспыхнул, осветив небольшую комнату, и Заур М., будто впервые увидев её, хотя мог, закрыв глаза, сказать, что и где лежит, оглядел своё жилище и в который раз увидел свой стол, за которым с давних пор хорошо думалось и за которым он привык записывать свои воспоминания, размышления, видения и сны, увидел зеркало на столе, перед которым каждое утро брился, и маленькую двурогую вешалку, прибитую к двери изнутри, торшер с покосившимся абажуром, продавленный диван, камин, где плясали язычки огня; словом — комната далеко не блистала роскошным убранством, не было ни компьютера, ни даже телевизора, и вещи здесь были самые необходимые, вполне обыденные и старые. Теперь он постарался вспомнить выражение лица вчерашнего прохожего, что подошел к нему на улице и молча, удивленно уставился на него, причем не в глаза смотрел, а куда-то повыше, в лоб, что ли, будто нашел на нем что-то интересное, так что Заур невольно потянулся рукой ко лбу и потер его слегка, думая, что ненароком испачкался. Поглядев так довольно навязчиво, что уже начинало нервировать и раздражать Заура, прохожий, слегка покачав головой, будто чего-то не понимал, медленно удалился, так же медленно оторвав свой взгляд ото лба Заура…

…«Сегодня шел по улице и в подворотне старого дома, мимо которого тысячу раз проходил, но так и не запомнил, встретил кошку. Я нагнулся, посмотрел ей в глаза. Она испуганно отступила, но потом, кажется, поняла, что я не причиню ей вреда, и не убежала. Я нагнулся поближе к ней и снова заглянул ей в глаза, и увидел свое отражение. Она доверчиво смотрела на меня. В глазах животных более правдивое отражение, чем в глазах людей. Лето, июль, было очень жарко, и кошка, обессилев от зноя, беззвучно открывала маленькую пасть, не в силах мяукнуть. Я вошел в ближайший магазин и купил молока, но когда вышел, её уже не было в подворотне. Я стал звать её: «Кис-кис-кис!» Пожилая толстая женщина, выходившая на улицу в эту минуту, улыбнулась и сказала мне: «У нас не русские кошки, их надо подзывать так: пиш-пиш-пиш!». Когда она удалилась, я так и стал подзывать кошку — пиш-пиш-пиш! — но она не отозвалась, не появилась, видно ушла по своим кошачьим делам, или кто-нибудь забрал её, чтобы напоить. Надеюсь…»

…Некоторое время Заур глядел вслед прохожему, потом невольно, будто кто-то приказал ему, пошел за ним следом, стараясь не выпускать его из виду. Тот шел неторопливо и его легко можно было бы догнать, но Заур просто не мог понять, зачем он идет за этим прохожим, что ему нужно от незнакомца и что если тот остановится и спросит, зачем его преследуют; он шел бездумно, будто лишенный воли, выполняя чей-то приказ, и вдруг увидел что прохожий вошел в мужской салон. Заур вслед за ним тоже вошел в парикмахерскую, но мужчины там не обнаружил. Это был маленький салон, где работали всего два мастера, и одним из них — видимо, была его очередь принимать посетителя — был приветствован с вежливым воодушевлением.

— Садитесь, прошу вас, — сказал парикмахер, без нужды обмахивая полотенцем чистое кресло, и окинул Заура профессиональным взглядом. — Побрить, постричь? — С сомнением спросил он, внимательно оглядывая свежевыбритого и постриженного посетителя.

— Нет, — сказал Заур, будто очнувшись от беспамятства. — Я так… Сюда сейчас мужчина заходил…

— Мужчина? — пожал плечами парикмахер. — Какой мужчина?..

Заур, утратив статус клиента, явно становился ему неинтересен.

— Никто кроме вас не заходил, — подтвердил и его товарищ.

Заур извинился и вышел из парикмахерской совершенно растерянный под насмешливыми взглядами двух мужчин — ведь он своими глазами видел, как странный прохожий не спеша входил в салон…

…«Сейчас октябрь, накрапывает дождь, осень. И мне все такие хорошие сны снятся. Про любовь. Меня любит молодая нежная девушка, так хорошо, что не хочется просыпаться, но я просыпаюсь, с досадой и сожалением вспоминаю свой возраст. Так хочется влюбиться, но ведь я ни с кем почти не общаюсь, и в последнее время редко выхожу из дома…»

… Теперь он, сидя за столом при свете, разогнавшем сгущающиеся сумерки в комнате, старался вспомнить лицо, выражение лица, странный взгляд вытаращенных глаз молчаливого прохожего, но все вставало перед глазами расплывчато, и даже то, что он встал и включил свет, надеясь на эту маленькую встряску, когда любое движение или резкий жест, вдруг помогает вспомнить слово, имя, внешность, не помогло; даже во сне он видел незнакомца отчетливо, как наяву, а теперь не мог вспомнить; и он повертел головой, словно отряхивая ненужные, бесполезные усилия, не приносящие никакой пользы, бесцельные, пустые…

«Зачем это мне? — подумал он. — Зачем это навязчивое желание вспомнить?..»

Постучали в дверь. Стук был робкий, как бы извиняющийся, будто стучавший не хотел беспокоить хозяина комнаты, но в то же время вынужден был стучать. Заур подошел к двери, стараясь приглушить звук шагов, и стал прислушиваться. Он услышал тихое, хриплое дыхание с той стороны. Глазка на двери не было, и он мог только спросить, чтобы узнать, кто там стоит за дверью, но он не хотел обнаруживать себя и ждал, какая последует реакция у стучавшего с той стороны. Заур приложил ухо к двери и ему показалось, что стоявший за дверью затаил дыхание. Или может он тихо ушел? Надо было открыть дверь, чтобы убедиться в этом. Заур протянул руку к замку, но тут же отдернул, раздумав. Какое мне дело до того кто там, за дверью? — подумал он. — Мне он не нужен. Это я ему нужен, раз он пришел.

Он уже хотел отойти от двери и усесться на свой стул, когда за дверью послышался голос такой же робкий и тихий, как и недавний стук.

— Может, вы откроете? — спросил стаявший за дверью. — Я знаю, вы там. Здесь очень холодно, а я простужен.

Заур ответил не сразу, раздумывая, стоит ли вообще отвечать, но после паузы тоже тихо, но довольно жестко сказал:

— Я не знаю, кто вы.

— Вы будете удивлены, — тут же последовал ответ, будто заранее заготовленный, и в голосе стоявшего за дверью человека почувствовалась улыбка, словно он приготовил приятный сюрприз и ему не терпится преподнести его.

Дальнейший диалог с двух сторон запертой двери выглядел бы смешным, и Заур осторожно отворил дверь. На пороге стоял вчерашний прохожий, и Заур сразу признал его, вчерашний странный прохожий, долго разглядывавший его на улице и потом непостижимым образом пропавший в мужском салоне. И плащ, и волосы гостя были мокрые.

— Можно войти? — спросил пришедший.

Заур молча посторонился, пропуская незнакомца в комнату. Тот вошел и тут же устремился к камину, единственному предмету, придававшему уют этой убогой комнате, протянул к огню руки, потирая их с видимым удовольствием, потом, уже не спрашивая разрешения, снял с себя мокрый плащ и повесил его на пустую вешалку на входной двери.

— Какой у вас странный дом, — сказал гость.

— У меня здесь всего лишь одна комната, — сказал хозяин, теперь внимательно приглядываясь к гостю: тот был примерно одного возраста с ним, суровое лицо, длинные волосы и бородка, придававшие гостю артистический вид, яркие, черные, вытаращенные глаза большой интенсивности, — А вы собственно…

— Да, — не дал ему договорить гость. — И в нее попадаешь сразу с улицы. Не боитесь воров?

— Тут нечего воровать, — сказал Заур. — Сами видите…

— Да, пока нечего воровать, — таинственно произнес гость и повторил многозначительно. — Пока…

— А вы, собственно… — повторил попытку Заур, но гость опять бесцеремонно перебил его.

— На вас указал жребий, — непонятно произнес он. — Вам повезло.

Заур молчал, ожидая объяснений. Гость с каждой минутой становился все нахальнее, будто не он только что так робко, тихо стучал в дверь.

— Не говорите загадками, — сказал Заур. — Что вам нужно?

Тогда гость, не спуская взгляда с хозяина, полез в карман и вытащил небольшую коробку, напоминавшую табакерку — вещь, которой давно уже никто не пользуется.

— Что мне нужно? — усмехаясь, повторил незнакомец, явно стараясь дать понять, что это он нужен хозяину дома, а не наоборот. — Дело в том, что я хочу… нет, не так… Я должен… просто обязан вручить вам подарок. Это такой подарок, о котором вы и мечтать не смели. Но прежде мне надо знать ваше имя, — вдруг резко поменяв тон, чуть ли не приказным голосом, заявил незнакомец, и вдруг на глазах у хозяина дома лицо гостя стало неузнаваемо меняться, будто он корчил фантастические рожи и лицо его стало неожиданно гибким и мягким как глина, из которой можно было вылепить тысячи подобных лиц, так что невольно хотелось потрогать его странную, кривлявшуюся физиономию. Это продолжалось несколько мгновений, после чего облик незнакомца вновь принял свои прежние очертания. И он продолжил резким тоном, совершенно далеким от первоначального, заискивающего, чуть ли не умоляющего тона, когда он стоял за дверью под дождем и просил впустить его в комнату.

— Итак, ваше имя! — чуть ли не выкрикнул он.

Хозяин дома выдержал паузу, что, по его мнению, должна была подчеркнуть, что он абсолютно не намерен подчиняться беспочвенным приказам незнакомца, но, тем не менее, помолчав, сказал свое имя.

— Заур.

— Что это за имя такое? — недовольным тоном проворчал незнакомец.

— А что? — не понял хозяин. — Имя как имя. Очень даже популярное.

— Не подходит вам, — возразил незнакомец, пряча усмешку, — Вашим годам. Возрасту. Слишком какое-то молодежное.

— Вот уж не знал, — пожал плечами хозяин, ехидно усмехаясь. — Ношу это имя уже больше семидесяти лет.

— Возраст ваш я знаю, но не интересовался именем, — было заметно, что незнакомец забавляется, ёрничает, и имя Заура ему было известно так же, как все остальные сведения о хозяине дома.

— А почему вообще вы мной интересуетесь? — грубовато спросил Заур, ему уже начинало надоедать давление со стороны незнакомого человека, он не выносил чужой напористости, и потому счел должным предупредить незнакомца. — Отвечайте, не то я, не то я…

…«В жизни я много раз поступал гадко, нечестно, люто ненавидел людей, доставивших мне неприятности, не умел прощать, это даже не приходило мне в голову — прощать. Люди такие разные, совсем не похожи на тебя, хотя ты наделяешь их свойствами присущими тебе, но они — не ты, они как инопланетяне. С недавних пор меня тяготит общение с ними. Что мне делать? Я хочу их любить, но не потому, чтобы когда меня не станет, они бы говорили: какой был хороший, добрый малый. Нет, это нужно мне, и если я научусь любить — я чувствую это, я знаю — что-то откроется в моей душе, ранее неведомое, хлынет свет из моей души, как в яркое солнечное утро свет вдруг заливает мою комнату, когда утром я отдергиваю занавески перед окном. А пока… Может, я слишком хорошо знаю людей, и это не позволяет мне…»…

… — О-о-о! Угрожаете? Впечатляет… Не то я, не то я?.. Но не горячитесь, — сбавив тон, миролюбиво сказал незнакомец. — Вы благодарить меня будете, когда узнаете цель моего визита.

И неожиданно высунув язык незнакомец стал доставать им кончик носа, поглядывая на Заура, будто желая убедиться: нравится это хозяину, или нет. Заур удивленно наблюдал за странным поведением гостя.

— Ну? — строго спросил он. — Долго мне ждать?

— Дело в том, что мне поручено вручить вам необычный и очень ценный подарок, — сообщил незнакомец почти шепотом, словно в комнате был еще кто-то, кому нельзя было слышать его слова. — Необычный и очень ценный, — повторил он, указывая на коробочку, что выложил на стол перед собой.

— Что это? Кем поручено?

— Всевидящее Око, что следит за всеми, выбрало почему-то вас, — загадочно произнес незнакомец, понизив голос до еле слышимого шепота, так что хозяину дома пришлось приблизить ухо к его губам, чтобы расслышать и не переспрашивать. — Лично мне вы не нравитесь, потому я вчера на улице и разглядывал вас долго и неодобрительно покачал головой, если вы заметили, — с детской откровенностью заявил он, — но не мне выбирать.

— Ладно, ладно, — проговорил Заур и ворчливо с плохо скрываемой угрозой в голосе добавил. — Раз подарок мне, давайте и побыстрее выметайтесь, у меня дела…

— Никаких дел у вас нет, — категорически заявил гость, будто знал все о хозяине. — Вы только делаете вид, что над чем-то работаете. А вот подарок… Подойдите поближе… Видите кнопку на этой коробочке? Нет, нет! Не нажимайте! — испуганно вскрикнул он, хотя рука хозяина вовсе и не тянулась к принесенной им вещи, — Заур! — громко произнес он имя хозяина и захихикал. — Ладно. Дело вот в чем. Слушайте внимательно… — но тут взгляд незнакомца упал на толстую раскрытую тетрадь на столе с дешевенькой ручкой на тетрадном листе.

— Что это вы пишете? — спросил гость.

— Это вас не касается, — недружелюбно ответил Заур. Он все больше убеждался, что гость просто разыгрывает его: какой-то нежданный подарок, кнопка на коробочке, которой вовсе и не было, если приглядеться, обсуждение его имени, перескакивает с одного на другое: нет, нет, это было похоже на розыгрыш, да и кому придет в голову присылать ему подарок, а тем более очень ценный, — Вы мне надоели. Уходите.

— Не гоните меня, — сказал незнакомец умоляюще, вновь впадая в шутовской тон, — Если вы узнаете, зачем я к вам пришел, вы меня очень даже полюбите. У вас что, даже компьютера нет?

— Он мне не нужен, — сказал Заур.

— Скажите, пожалуйста, какие мы!.. — покачал головой незнакомец и нагнулся, посмотрел под стол: на полу лежали в беспорядке десятка два таких же толстых тетрадей, что на столе. — И вы все их исписали? Что это? Стихи?

— Нет, — ответил Заур, но на этот раз тон его был более мягким и доброжелательным, в нем вдруг проснулось желание поделиться своими планами, рассказать об очень личном, о своем творчестве, как у всех пишущих, честолюбивых людей, в нем долго таилось и теперь проснулось тщеславие, и захотелось поговорить о том, что он писал и продолжает писать уже много лет, раз уж попался добровольный слушатель, первый на протяжении долгих лет, поделиться с незнакомым человеком, что было, как он думал, гораздо лучше и интереснее, чем делиться сокровенным с близкими, которые могли бы поднять на смех; как в поезде в дальней дороге вдруг невольно разговоришься с незнакомым пассажиром, соседом по купе, расскажешь ему о самом заветном, что не каждому другу можешь рассказать, зная, что через несколько часов твой попутчик покинет тебя и больше никогда вы не встретитесь, но сейчас, когда поделишься с ним, тебе станет гораздо легче, будто переложил груз своих забот на плечи чужого человека, которому, кстати, плевать на твои заботы и проблемы.

— Нет, — повторил Заур уже гораздо мягче. — Это… это описание моей жизни.

Лицо гостя вновь исказилось, как смятая маска из мягкого пластилина, но опять почти тут же пришло в обычное состояние, так что можно было подумать, что жуткая, нечеловеческая гримаса привиделась на миг.

— Что с вашим лицом? — спросил Заур прямо без обиняков, будто стараясь убедиться, что не привиделось, что невозможные искривления физиономии гостя были на самом деле, в реальности.

— И что вы описываете? — спросил гость, проигнорировав вопрос Заура. — Печатаете в прессе? Хотите стать писателем и прославиться?

— Нет, я пишу для себя, — сказал Заур. — И никому не показываю.

— Для чего?

Заур ответил не сразу, задумавшись.

— Чтобы знать в дальнейшем как прожил этот день, этот год, эту жизнь. И как жить дальше. Сколько ошибок наделал, сколько подлостей, плохих поступков, и сколько добрых дел, сколько добрых мыслей передумал за день, и сколько недоброжелательных, скольким людям хотел бы отомстить за обиды, хотел бы убить, уничтожить, стереть с лица земли, а скольким хотел бы пожелать добра и сделать хорошее, изменить их жизнь к лучшему, спасти их от нищеты, от тяжелых болезней, если б был в силах…

— Вот! — обрадовано воскликнул гость, с таким видом, будто поймал хозяина на слове и бесцеремонно тыча ему в грудь пальцем, — Вот именно поэтому я и здесь. Я принес вам эту возможность — осчастливить себя и других, но очень малое количество людей, а конкретно — всего лишь одного… Кроме себя, разумеется. Но тоже ведь неплохо, а… Не у каждого может появиться такая возможность. Но Всевидящее Око выбрало именно вас. Не знаю, почему… Может из-за вашего дневника, где вы каетесь в грехах и хотели бы стать лучше… Но ведь нет людей без изъянов, без злости, просыпающейся в душе, без черной зависти, без желания уничтожить своих врагов, без тщеславия и без задней, далеко в сознание запрятанной мысли… хи-хи… мыслишки — опубликовать когда-нибудь такие вот тетрадки и прославиться…

Конец ознакомительного фрагмента.