Флабиус Ном Инферно

Наташа Эвс, 2021

Катарина приходит в себя в реанимации. Всё ей кажется чужим, даже её имя и голос. Воспоминания начинаются с того момента, как она открыла глаза в больнице. Пытаясь вернуть память, девушка обращается за помощью к гениальному молодому профессору, который раскрывает своей пациентке тайну о ней же самой. И в этой тайне странный профессор играет главную роль. И не только профессиональную. Гениальный медик знает свою пациентку очень давно, они встретились в странных обстоятельствах, там, где нет времени и пространства. Но девушка этого не помнит. В больнице Катарина знакомится с Фредериком. Он в корне отличается от странного профессора и хочет сделать Катарину счастливой. Девушка и сама хотела бы этого, но её как магнитом тянет к загадочному врачу. В пустую жизнь Катарины входят двое совершенно разных мужчин, которые таинственно меняют её жизнь и решают судьбу. «Любовь через миры и пространство»

Глава 3

Потолок был, кажется, белым. Но в моих глазах расходились цветные круги. Я лежала и смотрела перед собой. Сказать, что мне было плохо — ничего не сказать. Мне будто вырвали все органы, вместе с мозгом, вместе с сердцем, вместе с чувствами. Оставили только боль. Давящую, бесконечную боль. Я потеряла всю семью.

Авария. Напрягая память, я будто вслепую закидывала удочку, не зная, куда попаду, но с ясным желанием зацепить что-нибудь. Хоть что-нибудь. Хоть какое-то действие, какое-то слово. Моя жизнь «до» свернулась в клубок и затерялась в тёмных лабиринтах памяти. А я пыталась поймать кончик этого клубка, чтобы начать его распутывать. Я была уверена, что начав с малого, мне удастся вернуть всё.

Авария. Мы ехали отдыхать. Почему никто не выжил, кроме меня? На мне, кажется, даже царапин нет. Как выглядели они? Какие лица у них были? Мне нужно увидеть их лица. Тут же мысленно представились четыре гроба. По телу поползли мурашки, и я содрогнулась. Нет, не так. Их лица, когда они были живыми. Мне нужны их лица.

В палату заглянула белокурая головка Ядвиги. Девушка улыбнулась мне и исчезла. Через время она вошла с доктором Войцехом, держа подставку для капельницы.

— Здравствуй, Катарина, — сказал доктор. — Как ты себя чувствуешь?

Ядвига установила подставку справа от меня, повесила систему для капельницы и стала готовить мою руку.

— Не знаю, — отозвалась я. — Какая-то слабость.

Доктор присел на край кровати.

— Пожалуйста, постарайся больше не вести себя так, как вчера. Я разделяю твоё горе и даже могу понять тебя, потому что похоронил в один день мать и сына с невесткой. Но если это повторится ещё раз, меня принудят перевести тебя в соответствующее отделение. А туда лучше не попадать.

Я сглотнула.

— В психушку?

Доктор улыбнулся и дёрнул бровями.

— Думаю, до этого у нас не дойдёт.

— Простите за вчерашнюю истерику, — виновато произнесла я. — Не смогла совладать с собой.

Ядвига залепила лейкопластырем иглу, входящую в мою вену, и настроила колёсико, регулирующее частоту капель, после чего добродушно мне улыбнулась.

— Завтра прилетает твой дядя из Испании, — напомнил доктор Войцех. — Ты… хочешь присутствовать на похоронах?

Я содрогнулась.

— Да.

— Хорошо, завтра решим этот вопрос. Я назначил тебе гипнолога и психотерапевта. Кстати, ты ни на что не жалуешься, у тебя голова не болит, не кружится, не тошнит?

— Нет. — Я задумчиво обвела комнату глазами. — Бывают иногда головокружения и редкие боли, но мне кажется, это от напряжения вспомнить что-нибудь и от обилия лекарств.

— Хм… Очень странно, — доктор пожал плечами. — Томограф показал картину сильнейшего сотрясения и ушиба мозга. Ты была в трёхдневной коме, причём, в глубокой форме, и на искусственном дыхании. Мы уже теряли надежду, что ты справишься.

— Искусственное дыхание? — я нахмурилась. — Это что значит?

— Трубка в горле. Аппарат заставляет твои лёгкие делать вдох и выдох.

Тут же вспомнился инородный предмет во рту, который очень мешал, когда я очнулась.

— А горло у меня до сих пор болит, — задумчиво ответила я, прикоснувшись рукой к шее.

— Ты перестала дышать на фазе судорожного сокращения глотки и дыхательных путей. Реаниматологам пришлось практически вбивать тебе дыхательный зонд. Никто тогда не думал об осторожности. Тебе поранили слизистую глотки, но это ведь пустяки. Никакое больное горло не сравнится со смертью. Ты чудом избежала переломов и травм. По всем законам физики должна была полететь вперёд, но ты вылетела в заднее стекло. Ну, подробности в другой раз, — махнул доктор и поднялся. — Да, оба врача, которых я назначил, придут сами. Сеансы и беседы будут проходить здесь, в более привычной для тебя обстановке. Сегодня же жди обоих в гости. — Седой врач похлопал себя по карманам халата, сосредоточенно нахмурился, вспоминая о чём-то, и вышел за дверь.

Ядвига обошла мою койку, качая головой.

— Вам очень повезло, что попали к пану Войцеху. Он отзывчивый человек и отличный хирург. И, как заведующий этим корпусом, выбивает вам привилегии.

— Можно на «ты»? — поинтересовалась я.

— С удовольствием.

— Не совсем поняла, что за привилегии?

— Узнав твои данные, он взял тебя под своё крыло, боролся за тебя в блоке реанимации, и он единственный верил, что ты выберешься из комы. И когда ты вчера кричала, многие из персонала видели… В общем, по мед. городку пополз слух, что пан Войцех держит у себя психически неуравновешенную пациентку. Доктору пришлось потрудиться, чтоб убедить вышестоящих в твоём здравии в плане психики. Он назначил тебе психотерапевта и гипнолога. Это исключительный случай. Он очень старается помочь тебе. И это странно даже для его доброй души.

— Ты называешь доктора «пан Войцех», мы что, в Польше?

Было стыдно задавать такой глупый вопрос, но я не знала даже города, в котором нахожусь.

Ядвига заулыбалась.

— Ну да, в Польше. В самой столице, в Варшаве. — И вдруг спохватившись, посмотрела на настенные часы. — О, тебе пора на повторный томограф и другие процедуры. Сейчас привезу кресло и доставлю тебя, куда нужно.

Я вскинула брови.

— Зачем кресло?! Я ведь хожу.

Девушка покачала головой:

— С таким диагнозом вставать с постели запрещено. Перемещения только по мере надобности и в кресле. Я выполняю назначение врача, а побывать нам придётся на нескольких этажах корпуса. Так что не вредничай, — подмигнула она.

Ядвига возила меня из кабинета в кабинет. К голове моей цепляли какие-то проводки, водили какими-то штуковинами, снимали показания. Мне было всё равно, что со мной делают. Я думала о завтрашнем дне. Может быть, он что-то изменит, и моя память оживёт.

Когда мы возвращались обратно, Ядвига повезла меня через холл для ожидания. В каком-то месте она вдруг замедлила ход и остановилась, в этот же момент с кресла поднялся молодой мужчина и направился в нашу сторону.

Он выглядел странно. Худощавый, среднего роста, с пепельным волосом до плеч. Костюм из чёрной рубашки и узких чёрных брюк дополнял серебристый бархатный удлинённый пиджак. Кожа мужчины казалась бледной с непривычным жёлтым оттенком, что придавало ему болезненный вид. Большие серые глаза какие-то прозрачные и бездонные, прямой нос, бледные губы плотно сжаты.

Незнакомец шёл неторопливо. Улыбнувшись Ядвиге одними глазами, он вдруг перевёл взгляд на меня и остановился, застыв в каком-то напряжении. Мужчина смотрел сквозь меня и выглядел при этом странно, словно был потрясён. Я заволновалась от его реакции, наверное, мы знакомы. Отпустив рукоятки коляски, Ядвига подошла к незнакомцу и встала ко мне спиной, вложив руки в карманы халата. Такое поведение человека указывает, что он что-то скрывает. Откуда я это знаю?

Ядвига говорила вполголоса. Постепенно шоковое состояние её собеседника исчезло. Он изредка поглядывал на меня через плечо девушки, разговаривая с ней при этом, почти не открывая рта. Через пару минут они распрощались, и незнакомец ушел вглубь коридора.

— Извини, что оставила тебя, — улыбнулась Ядвига, разворачивая коляску, — мы уже едем.

Она повезла меня дальше, не упомянув о незнакомце ни слова. А я ждала, что она что-то скажет. Я думала, этот человек из моей жизни, судя по его реакции.

Когда мы вернулись в палату, я перебралась на кровать и решила спросить:

— Это твой знакомый?

— Кто? — девушка вздрогнула и очнулась, будто задумалась о чём-то.

— Ну, этот человек, с которым ты разговаривала.

— А… да.

— А меня он не знает?

Девушка удивлённо обернулась.

— Нет. А что?

— Он так странно изменился, когда меня увидел. Я подумала, вдруг он из моей жизни и поможет что-то вспомнить.

— Нет, что ты. Просто у него проблемы. Тебе, наверное, показалось. — Ядвига открыла дверь и стала вывозить коляску. — У тебя ещё встреча с гипнологом и психотерапевтом, — напомнила она и исчезла.

Беседа с психотерапевтом была долгой и основательной. Он заставлял меня говорить, но у меня это плохо получалось, потому что говорить было не о чем. Моя база памяти была закрыта. Врач задавал вопросы, заставляющие заглянуть в детство, в какие-то моменты юности, в плохое, в хорошее. Но мне казалось, что у него ничего не получается. Я старалась, я очень старалась, но мне совсем не удавалось вспомнить. Что-то в работе врача мне казалось знакомым. Это были вопросы, или поведение, сложно сказать. Но пока мы с ним говорили, я не могла избавиться от чувства чего-то знакомого. Как сон, который недавно увидел, но никак не можешь вспомнить.

На сеансе гипнолога мне вообще стало плохо. Пришлось прекратить внедрение в подсознание. Он стал лечить меня гипносном, надеясь на то, что при улучшении на будущих сеансах снова попробует нужную тактику.

Вечером, глядя в тарелку с больничным ужином, я думала о завтрашнем дне, боялась его и хотела одновременно.

— Приятного аппетита, Кэтрин, — улыбнулся заглянувший в палату доктор Войцех. — Завтра к полудню за тобой заедет дядя и заберёт на день. Это моё исключение, никто бы тебя не отпустил, поэтому рот на замок.

Я сделала глоток компота, проглатывая подкативший ком страха. Похороны. Сразу четырёх родных мне людей засыплют землёй, и никогда больше я не увижу их лиц.

— Маленькая хорошая новость, — продолжил доктор, — томограф и другие исследования не показали ухудшения.

— А улучшения?

Седой врач пожал плечами.

— Сдвиги почти незаметны.

«Отсутствие регрессии уже радует», — подумала я и испугалась своих мыслей. Что происходит? Откуда во мне такие утверждения? И чтобы скрыть внутренний конфуз, пришлось скорее продолжить разговор.

— Почему вы ещё в клинике?

— У меня ночное дежурство, — пояснил мужчина и устало присел на край кровати. — Скажи, Кэти, ты видишь сны?

Тон вопроса звучал совсем неофициально. Просто, по-домашнему и тепло.

— Кратковременные провалы, это все мои сны, — вздохнула я. — А вне провалов смотрю в окно, пытаюсь вспомнить.

Доктор виновато посмотрел на меня, будто извиняясь за лишние вопросы.

— Неужели ты в своих коротких снах ни разу ничего не увидела?

Я задумалась, глядя перед собой.

— Нет. По крайней мере, этого не помню.

Седой врач тихо вздохнул. Он сочувствовал мне, я видела это.

— Надеюсь, назначенные мной специалисты помогут тебе, — добавил он.

— Было бы хорошо. А ещё я надеюсь на завтрашний день. Даже рассчитываю на него. Он должен мне что-то дать, чувствую. Но боюсь. Мне страшно.

Доктор Войцех утешительно погладил меня по спине.

— Не знаю, как пройдёт твой завтрашний день, но ты можешь на меня рассчитывать. Я проходил такое и знаю, как это тяжело. Если тебе нужна будет помощь, сделаю всё, что в моих силах. — После этих слов он поднялся и направился к двери.

— Вы так добры ко мне, — сказала я вслед. — Это заполняет мою пустоту. Спасибо.

Доктор обернулся на выходе и кивнул:

— Постарайся поспать, Кэтрин. Набирайся сил на завтрашний день.

Конечно, за всю ночь мне не удалось сомкнуть глаз. Я смотрела в потолок, на стены, в окно на чёрное ночное небо. Изгрызла все ногти на руках. Измяла всю простынь. Потому что не могла найти себе места. Думала… Представляла… Боялась.

Совершенно измучившись, уже на рассвете задремала. Меня разбудила Ядвига, тронув за плечо.

— Катарина, ты почему сидишь?

Открыв глаза, я поняла, что сижу на кровати, опершись о спинку, и сжимаю в руках подушку.

— Сейчас будет завтрак, потом капельница. Нужно успеть до твоего отъезда. — Девушка вернула подушку на кровать и заглянула мне в лицо. — Кэти, ты хорошо себя чувствуешь?

Я рассеянно заморгала.

— Да, всё нормально. Наверное, не буду завтракать. Не хочется.

— Нет, нужно поесть перед системой, а то голова будет кружиться.

Чуть позже принесли завтрак. Я с трудом заставила себя выпить только стакан сока. Затем поставили капельницу. Чем дальше уходили стрелки на часах, тем сильнее колотилось сердце в моей груди, вызывая своей пульсацией тошноту. После всех процедур Ядвига принесла вещи, в которые мне нужно переодеться для поездки, и настало время ожидания.

Я сидела на кровати, то и дело бросая взгляд на стрелки настенных часов. Казалось, они так громко тикают, что их стук раздаётся у меня в голове. Неожиданно входная дверь распахнулась, и я вздрогнула. В палату вошёл доктор Войцех со статным крупным мужчиной. Чёрный волос незнакомца слегка тронула седина, в тёмных глазах легла печаль, а бледное лицо скрылось под маской скорби.

— Здравствуй, Катарина, — сказал доктор. — Это твой дядя, Бронеслав Вильчинский, старший брат твоего отца, — он указал на мужчину, внимательно следя за моей реакцией.

Но реакции не последовало. Я не узнавала своего родственника.

Лишь кивнув ему, слабо улыбнулась:

— Здравствуйте.

— Ты готова ехать? — спросил доктор.

— Готова, — ответила я, поникнув от очередной неудачи в воспоминаниях.

Мы спустились на первый этаж и направились к выходу. Дядя держал меня за руку, торопливо шагая впереди. Неожиданно в дверях кто-то задел меня, отчего возникло странное ощущение электрической волны. Оглянувшись, я увидела молодого мужчину в чёрном плаще. Худощавый, с пепельным волосом до плеч. Он повернул голову в сторону, и я узнала его. Это был тот странный бледный человек, который приходил к Ядвиге. Подол его распахнутого плаща развивался в стороны от потока воздуха кондиционеров. Незнакомец уходил вглубь клиники. Кажется, меня он не увидел. Мы спускались по ступенькам к машине, а я всё оглядывалась, потому что испытала странное чувство, коснувшись этого человека.