Записки из бункера

Наташа Эвс, 2018

Выпускники детского дома Дмитрий Рыжов и Елизавета Белова получают приглашение на работу вахтовым методом. Ребята радостно собираются, наконец-то их ждёт взрослая жизнь, когда они смогут воплотить в реальность свои сиротские мечты. Собеседование пройдено, вещи собраны. И автомобиль увозит доверчивых детдомовцев далеко за город.Дима и Лиза попадают к людям, которые преследуют благие намерения. Это группа единомышленников, выбравшая особое благо. Но спустя несколько часов, ребята понимают, что попали в страшное место, где работают люди с нулевой эмпатией и откуда живым еще никто не выходил.______«Меньше вопросов – меньше синяков. Сговорчивым тут больше везет. Запомните: вести себя тихо – это половина успеха на выживание»

Глава четвертая

Услышав шаги, я открыл глаза. К решетке моей камеры подвезли тележку с едой, повар наполнил тарелки из разных бидонов и поставил все в открытое окошко, ожидая, когда я заберу обед. Держась за спину и пошатываясь, я побрел к «кормушке», взял тарелки и понес к столу, если можно так назвать железную подставку, торчащую из стены. Повар захлопнул дверцу и удалился.

Вареный кусок говядины после пустых супов меня не особо обрадовал. Я думал о Лизе, как ее там кормят, не бьют ли, какие опыты проводят. Как же вырваться отсюда, что же придумать… Иначе мы загнемся от всех процедур и условий.

Сделав глоток кефира, я заметил крадущуюся тень вдоль решеток. Это был Иван, он остановился поодаль и стал смотреть на меня. Этот парень являлся единственной ниточкой, связывающей с внешним миром.

Превозмогая боль во всем теле, я поднялся и медленно приблизился к решетке, заговорив с Ваней на понятном ему языке. Язык жестов я выучил еще до детского дома, когда был совсем маленьким и жил с бабушкой, которая от слабого слуха и нечеткой речи общалась жестами. Мои мама и папа в этом плане были здоровы, но были больны зеленым змием и большой тягой к наркотическим средствам. В таких состояниях родители зачали меня и родили, а затем друг за другом умерли от передоза. Бабушка, больная сахарным диабетом, долго тоже не протянула. Мне было тогда почти четыре года, в дом малютки я уже опоздал, поэтому меня повезли в детский дом.

Общение с Иваном в этот раз складывалось хорошо. Он спросил, где мои волосы и сказал, что ему меня очень жалко. В разговоре о Лизе я узнал, что ее содержат лучше меня, но она все время с хмурыми бровями, плохо ест и постоянно лежит, глядя в стену. Моя сестра показывала характер, я-то знал. Эта девчонка легко объявит бойкот всему миру и прибавит голодовку. Вот с кем я пошел бы в разведку. Еще я узнал, что в этих стенах делают страшные вещи, но какие — понять не успел, потому что Ваня вдруг спохватился и убежал по коридору за угол. Через некоторое время раздались шаги, и в мою камеру вошел врач с двумя охранниками. Медик любезно опросил меня о состоянии, снял несколько показаний и удалился. Так продолжалось три дня. Меня хорошо кормили, никуда не забирали и ничему не подвергали, видимо, это и был тот трехдневный карантин, о котором говорил дядя Веня.

После трех дней покоя за мной снова пришли. Меня осматривали в медицинском блоке, брали анализы, о чем-то шептались по моему поводу. Я стал догадываться, что медики от меня не в восторге, со мной постоянно было что-то не так, но на врачей давили сверху, требуя результат, который те и пытались выжать из меня.

Шли дни, меня продолжали испытывать на выживание, подвергая странным и тяжелым процедурам. Я даже не знал, что такое можно сотворить с организмом человека. Наверное, слово «испытание» здесь уместно применить от понятия «пытка» буквально.

Как-то мой путь проходил мимо стены, на которой висело зеркало. Я увидел напротив очень худого, изможденного парня без волос, с желтой кожей и впалыми как у мертвеца глазами. Он безразлично смотрел на меня, а я на него. Я бы не узнал себя, если бы охранник с сарказмом не намекнул на мой ступор перед зеркалом. Мой внешний вид приблизился к виду тех, кого я встречал за решетками. Надеюсь, с Лизой такого не происходит.

Однажды я очнулся от очередных процедур и, глядя на ржавый потолок, подумал, что не знаю какой сейчас месяц, осень еще или уже зима, что происходит в мире… Как все эти пытки переживает моя сестра? Я не видел ее, кажется, сто лет. Она такая мелкая, косточки тонкие, вся хрупкая, неужели у этих людей поднимутся руки, чтобы ее мучить. Но, несмотря на внешнюю слабость, у этой девчонки стальной характер, что может не понравиться властям этих стен. С самого нашего знакомства в детстве, мы с Лизой не расставались, и теперь без нее я чувствовал себя так, словно мне отрезали руку.

Из размышлений меня вырвал грохочущий звук замка на двери камеры. Вошел медик, за ним охранник. Теперь ко мне не входила толпа здоровых мужиков в униформе, потому что для того, в кого я превратился, и одного было много. Врач заставил меня раздеться, осмотрел мою кожу и собрался что-то спросить, как вдруг где-то в конце коридора раздались крики с приказом для всех медиков срочно прибыть в лабораторию. Мои гости второпях выскочили, захлопнув дверь камеры, и умчались на крики.

Я долго смотрел на выход, потому что привык к звуку замка, когда его закрывают, а сейчас щелчок был другим. Мысли вихрем понеслись вперед, и я направился к двери. Оказавшись у решеток, поглядел по сторонам коридора и тихонько надавил на ручку. Сердце мое замерло, когда дверь поддалась и отворилась. Я стоял и смотрел на пространство без прутьев и не знал, что мне делать. Было страшно. Словно выдрессированное животное, у которого есть установка: за ограду выходить нельзя. Наконец, решившись, я осторожно выглянул из камеры и шагнул вперед.

Сначала я передвигался, прислушиваясь ко всем звукам, но скоро привык и пошел смелее. От глотка внезапной свободы мое сердце отбивало бешеный ритм, я не верил сам себе.

За углом моего коридора располагался ряд камер, а стена напротив была сплошная. В одной из камер лежал худой бледный мужчина, впрочем, как и все здесь, который оживился, увидев меня без сопровождения. Пытаясь подняться, незнакомец еле слышно спросил:

— Ты один?

Я кивнул, озираясь по сторонам, и приблизился к решетке. Мужчине наконец удалось подняться, он подошел ко мне и прошептал:

— Беги отсюда, парень. Беги из этого ада. За всех нас, за тех, кто отсюда никогда уже не выйдет.

— Вы давно здесь? Знаете, что это за место? — спросил я.

— Давно, — мой собеседник тяжело сглотнул и покачал головой, — раз в десять дольше, чем ты здесь. Я видел, когда тебя привели.

— Я попал сюда с сестрой, но они обманули нас…

— Вы ехали на работу, — с горечью констатировал мужчина.

— Да. Вас тоже обманули?

— Сюда иначе не заманишь.

— Чем тут занимаются? Вы что-нибудь знаете об этом?

Мужчина печально закивал.

— Здесь проводят страшные опыты над людьми. Есть группа больных во главе с Вениамином Романовичем, для них ищут лекарства. Моя Олюшка отдала им себя…

Я стоял шокированный этой информацией и смотрел, как мой бедный собеседник сползает к полу, сотрясаясь от беззвучного плача. Его тонкие, костлявые пальцы со сломанными ногтями съезжали вниз по прутьям решетки.

— Это ваша жена? — прошептал я. — Она тоже была здесь?

— Да, — еле слышно ответил мужчина, вытирая слезы дрожащей рукой. — Моя Олюшка… Нас привезли сюда вместе. На работу. Она оказалась слабее. Теперь я один…

— Простите, — мне стало неловко, — я не хотел причинять вам боль.

— Если можешь — беги. Здесь только могила. Вот в той стороне можно выбраться из нашего корпуса, а там как повезет.

Я направился дальше по коридору. Мне хотелось найти Лизу, но как это сделать, я не знал. Здесь столько корпусов, столько лестниц, кабинетов, разве реально что-то найти.

Пробираясь вдоль стен, я поглядывал наверх, боясь увидеть глазки видеокамер. Такое часто показывали в фильмах, и мне не хотелось, чтобы побег обнаружился.

Вдруг на мое плечо опустилась рука, заставив меня вздрогнуть. Я застыл на секунду и оглянулся, увидев Ивана, парень вопросительно смотрел на меня. Выдохнув, я развернулся, пытаясь улыбаться и делать вид, что все хорошо. Ваня спросил, куда я иду, я ответил, что не могу найти Лизу, и мой друг согласился отвести меня к ней. По дороге, задавая наводящие вопросы, я раскрывал все больше подробностей. Иван, хоть и страдал синдромом Дауна, но в некоторых сферах был неожиданно умен, объясняя все по-детски, но с большой точностью. Он поведал мне, что в этих стенах проводятся клинические исследования новых лекарственных препаратов, потому что, как я понял, делать это на платной основе на добровольцах затратно и долго. Еще здесь тестируют запрещенные виды лекарств, исследуя онкологическую и психиатрическую стороны. И, как я уже узнал, существует группа больных, но богатых людей, под руководством дяди Вени, которая ищет новейшие препараты, способные вылечить или продлить жизнь членам этой группы. Испытания запрещенные и секретные, и проводятся они на биологических моделях — людях. Иногда, если модель подходит, из нее делают какие-то вытяжки для поддержания состояния членов преступного союза. Я спросил у Вани, попадал ли он на такие процедуры, он ответил, что не подходит им, потому что его ген сломан, его уже проверяли в детстве.

«Проверяли в детстве»… Ивану на вид больше двадцати пяти, сколько же лет существует этот ад? Как много людей пострадали в этих стенах? И если они существуют до сих пор, значит, их еще никто не раскрывал.

Мы завернули в какой-то отсек, камеры здесь были чище и светлее, чем в моем корпусе, как если выйти из хозяйственной комнаты нашего детского дома и войти в комнату отдыха директора. Пропустив несколько дверей, мы подошли к решетке, за которой я увидел сестру. Иван указал на нее и отошел назад. Лиза лежала на кровати лицом к стене и ковыряла облупившуюся краску. Через мгновение она обернулась и, широко раскрыв глаза, бросилась ко мне.

Я плакал, обнимая хрупкое тело сестры через решетку. Мне захотелось оказаться сейчас очень далеко, неважно где, лишь бы не здесь. Вот исполнилось мое желание: я не в камере, нашел Лизу, а что дальше делать, ума не приложу. Каждый шаг может стать ошибочным и даже последним.

Отстранив сестру от себя, я увидел ее серьезное лицо с печатью страданий и скрытого страха. Лиза протянула сквозь прутья тонкую руку и вытерла мои слезы с подбородка.

— Митя, где твои волосы?

Я постарался улыбнуться.

— Вырастут новые.

— Тебя отпустили? — Лиза тоже попыталась улыбнуться.

Конец ознакомительного фрагмента.