Хламида на Монаде и другие происшествия в Московском бестиарии. Со вкусом счастья

Наталья Юлина

Это книга так называемой малой прозы, от среднего размера рассказов-притч с элементами фантастики до совсем маленьких высказываний на современную тему. Несколько текстов сопровождают стихи.

стужа

Монолог цветка

Возьмем дерево или куст, уж в болтливости никак их не заподозришь, и я один из них. Больше всего в жизни никогда не любил много говорить, и чтоб вокруг много говорили. Да, я нежный цветок, таким я себя чувствую, хотя вид… В детстве веселый мальчик сломал меня палкой. Выжил, выпрямился, но стебель мой кривоват, а листья колючи, чтоб всякая дрянь не цапала меня. Я — синий только на вид, это моя защита от стужи. Когда холод подступает, мой синий делается лиловым, я становлюсь частью холода, и он отступает, чтобы убить белых и розовых. На северном склоне Парамоновского оврага я такой высокий один, другие цветы и травы все ниже меня.

Так я и жил, не особо задумываясь над своей жизнью, пока не появилась она.

Всё произошло неожиданно. Ранней весной прямо передо мной вылез стебелек с маленьким бутончиком. Как только у незнакомки показались лепестки, она сразу расплакалась, как все маленькие дети. Я чуть-чуть покачал ее, и она улыбнулась мне. Я растаял от нежности и назвал ее Лю.

Сияло солнце, шли дожди, иногда даже ливни, и потоки глины неслись с горы. Я защищал малютку Лю, как мог, и она росла и цвела таким нежным розовым цветом, что соседи заглядывались на нее.

Я боялся пить воду, вдруг Лю засохнет подле меня, ведь ей, слабой и беспомощной, надо расти и крепнуть. Чтобы зверь или человек не наступил, или, не дай Бог, не сорвал Лю, я укрывал ее своими большими листьями. А Лю, казалось, не понимала опасности. Она высовывалась прямо на солнце и, если я ворчал, начинала смеяться. На самом деле, чтобы она ни делала, мое сердце таяло от любви к ней. Хотя, всё-таки о себе я не забывал. Она привлекала внимание, но ведь рядом был я. Люди и звери любовались нами. Я даже немного подрос, а вечерами аккуратно стряхивал пыль со своих, кажется, похорошевших листьев, в те дни я казался себе изысканным, непобедимым и, может быть, даже великим. Тогда Лю меня и спросила, какого, мол, мы рода-племени.

Решил выяснить свое происхождение. Копал потихоньку, копал свою родословную и докопался до рюриковичей. Сидят они, эти рюриковичи, и говорят, говорят. И говор какой-то не рюрикочевский. Плюнул я и сказал Лю, что мы из великого рода Ченгизитов. Она обрадовалась.

Но всему хорошему приходит конец. Сильно похолодало, низкие лиловые тучи побежали над оврагом, и, наконец, пришла стужа. Бедная Лю, стиснув лепестки, изо всех сил прижималась ко мне, уверенная, что я не дам ей погибнуть.

Оказалось, что я бессилен. Вот передо мной всё, что от нее осталось — маленький мертвый стебелек, едва отличимый от земли. Я чуть не погиб от тоски, меня перестали заботить еда и питьё. Почти засох. Колючки сделались больше, а стебель и листья почернели. Люди и звери боялись подойти ко мне, но однажды передо мной оказался старичок. Ткнул меня палкой и говорит:

— Я живу среди человечества. А вы где?

— А я среди растений.

— Вот видите, вы неправильно живете. Ведь вы не растение?

— А я не знаю. Где это можно узнать? Вы не подскажете?

— Наверно, в полиции, напишите заявление.

— Какое заявление?

— С просьбой.

— Но мы, растения, никогда никого не просим.

— И вас никто не просит?

— Просят, но мы всё отдали, у нас больше нет.

И старичок ушел.

Спасла меня шишка. Она всегда лежала подо мной, без зерен, открытая всем ветрам и невзгодам. Едва рассветало, она шумела «вжж вжж», и это значило, что она рада новому дню. Несколько раз она пыталась заговорить со мной, но я молчал. Тогда она разговаривала с ветром, травой, с прилетевшим неведомо откуда листом и при этом часто смеялась своим щербатым ртом.

Как-то я не выдержал и спросил:

— Чему ты, старая, смеешься?

— — Просто смеюсь, — был ответ, — я живу здесь давно и знаю, что опять будет хорошо, и даже обязательно лучше прежнего. И твоя Лю снова поднимется из земли. — Шишка помолчала и добавила, — только ты не подходи к ней слишком близко. Она любит солнце, а ты — от тебя идет мороз.

— Что ты говоришь? — возмутился я. — Я так любил ее, дышал на нее, радовался ей, но пришла стужа, и она погибла.

— Ты ошибаешься, — ответила шишка, — не было никакой стужи. Стужа внутри тебя, а Лю тебе доверилась и поэтому погибла.

Опять я замолчал на много дней. Мне не хотелось беседовать с бестолковой шишкой, но однажды заметил, как откуда-то прилетел лепесток, опустился на мой лист, тут же сморщился и упал на землю. До меня дошло, что со мною что-то не так. Если бы знал это раньше, я бы вел себя по-другому. Что же делать? Я не хочу никого убивать. Я хочу снова видеть Лю.

Шишка посоветовала мне измениться и стать по-настоящему добрым. Долго я трудился, изгоняя все холодные мысли, привыкая улыбаться любому проблеску уже остывающего солнца. Теперь мне кажется, я стал по-настоящему нежным цветком,… но подступила стужа, и я чувствую, что у меня нет сил бороться с ней. По ночам стало подмораживать. Не могу же я просто умереть… Я снова прежний.