Афера с незнакомцем

Наталья Субботина

Снимок плиты с надписью вокруг беременной танцовщицы вызвал у зрителей кучу предположений, что же там на самом деле написано. Если верить переводу, это было заклинание, позволяющее родить от бога любви. Кто ещё сможет похвастаться, что сумел войти в контакт с богом и, главное, доказать это? О том, что ребенок ведь может и родиться, и с ним надо будет что-то делать, я как-то не задумывалась. Это будет просто ребенок. К тому же еще когда это будет? Потом. А сейчас…

© Наталья Субботина, 2019

ISBN 978-5-0050-0878-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Наталья Черныш

Афера с незнакомцем

Если ты никогда не пойдешь в лес, с тобой никогда ничего не случится,

и твоя жизнь так и не начнется.

Красная Шапочка

1

— Мы должны вырваться из привычных рамок

восприятия, раздвинуть стены косности!

— К сожалению, когда слишком резво начинают

раздвигать стены, как правило, едет крыша.

(из беседы психиатров)

Город раскалялся медленно. С конца десятых чисел мая температура ниже тридцати градусов практически не опускалась. Раскалившись же, город начал таять на этой жаре, и приятного в этом было мало. Желтоватая дымка из выхлопа и пыли нависла над городом.

Ощущая себя курицей в раскалённой печи, безумно хотелось свежести, вдохнуть полной грудью, и не распыленной в воздухе таблицы Менделеева, а холодного, желательно морского, воздуха. Увы, дворики с их зелёной прохладой закончились, и дорога вывела меня в крикливый центр, пестрящий рекламными щитами, за которыми почти не видно домов. Выйдя на яркое солнце проспекта из тени, я не сразу заметила спрятавшегося за деревом молодого мужчину, целившегося из лука в идущую с собакой-поводырем девушку. Среди бела дня, в центре города, игнорируя текущий по своим делам людской поток.

Конечно, нынешнего человека уже мало чем удивишь, но этот милитаризованный тип своего добился. Я вот удивилась. Равнодушие окружающих меня озадачило. Допускаю, что сейчас всем всё по фиг, но не до такой же степени? Может, кино снимают, или рекламный ролик? В нашем захолустье?..

Оглядываюсь в поисках кинокамер и съёмочной группы. Ничего похожего в радиусе километра, если только они не засели где-то в доме. С другой стороны, долго раздумывать было некогда и никакие последствия в этой жизни меня уже не страшили. Киллеры — народ быстрый, судя по фильмам и репортажам новостей. Доказательство, что он киллер? У него в руках лук с наведенной на живую мишень стрелой. Сейчас застрелит её, а милиции ищи потом этого молодчика-оригинала, как ветра в поле. Извиниться никогда не поздно. Замах — и вот уже моя не по-женски увесистая сумочка обрушивается ему на затылок с глухим «пмм»! Девушка с собакой-поводырём спустилась в подземный переход, так и не узнав, что избежала смерти.

— Дзинь, — выругалась тетива, выплюнув стрелу в облака.

— А — у-у! — взвыл убивец, хватаясь за ушибленное место правой рукой и разворачиваясь ко мне со свирепым лицом. — Ты в своём уме?

— Нет, у соседа одолжила до вторника, — брякнула я, незаметно начиная пятиться к дороге, чтобы вскочить в троллейбус, или автобус, или маршрутку, да хоть чёрту на спину! Уж больно нехороший взгляд у него был, а съёмочная группа с матюгами и претензиями к испорченной плёнке так и не появилась.

Прохожие косились в нашу сторону, но помощь оказывать не желали, проходя с каменными лицами. Лица тех, кто менее озабочен жизнью, загораются любопытством — «скрытая камера» знакома многим, все явно ждут какого-то подвоха.

— Мало одолжила, значит, — голубоглазый мужик (на вид лет двадцать пять), упакованный в джинсу, наступал. — Что у тебя в сумочке — булыжники из Великой Китайской стены? — он с гримасой потёр затылок. Под язвительно улыбающимся ртом у него имелся квадратный, чётко очерченный подбородок, выдающий человека решительного.

— Да. То есть, нет, — проблеяла я с натянутой улыбкой, которая все время норовила сползти куда-то к пяткам, составив компанию испуганному сердцу. — Извините, меня ждут. — Я в уме прикидывала скорость убегания и мощность криков о помощи. Всплыл в памяти урок ОБЖ, где нас учили кричать в таких ситуациях не «Милиция, помогите, убивают!», а «Пожар!» или «У меня бомба!».

Остановка общественного транспорта была так спасительно близко. Делаю глубокий вдох для крика и сбивания противника столку.

— Где тебя ждут? В дурдоме? — стрелок резко задрал голову, выискивая стрелу, и скривился от боли, которую вызвало это опрометчивое движение в голове. — Ну вот, теперь из-за тебя одним однополым союзом станет больше.

— Из-за меня? — я даже пятиться перестала. — Так ты из этих… гомофобов, да? — На улице лето давно, все весенние обострения должны были утихнуть вроде.

— У тебя чудовищное греческое произношение, — парня перекосило, как при пытке лимонами. — Пожалей окружающих — не употребляй грецизмы.

— Спасибо, — обиделась я неожиданно. Обычно моё произношение устраивало всех учителей иностранных языков.

— Пожалуйста, — равнодушно бросил мне, засмотревшись на ножки проходившей девицы, выставленные из юбки на июльское солнце дальше некуда. «Мужчины!» — я закатила глаза. Страх постепенно отступил: какой из него убийца, просто чудик. Киллеры не болтают со свидетелями их несостоявшихся преступлений, предпочитая…

— Подожди, — он стремительно, как крутящийся стул секретарши, развернулся ко мне. Я шарахнулась назад. — Так ты что, меня видишь?!!

— Уже нет. И меня тут тоже нет, — постаралась успокоить его улыбкой. Не получилось, улыбка, скорее всего, вышла кривоватая. Буйный чудик. — Меня бабушка ждёт. Я ей пирожки с мясом несу. — Мои ноги быстро пятили меня вперёд, то есть назад. Тьфу ты!

— А красную шапочку в химчистку сдала? — парень ухмыльнулся совсем по-мальчишески, легко уперевшись охотничьим луком в землю. В голубых глазах его плескалось веселье.

Прохожие косились, но обтекали стрелка, воздерживаясь от комментариев. Солнечный свет заливал золотом его короткие, слегка вьющиеся слева, русые волосы и медовую кожу, придавая фигуре некий оттенок нереальности. Или виной всему жгучее полуденное солнце, бившее мне в глаза, а ему в спину?

— Типа того. Ой! — Незамеченный бордюр выбил почву у пятившейся меня из-под ног.

Уважаемые леди и дамы, джентльмены и рыцари вымерли. Лично констатирую сей прискорбный факт, и в качестве доказательства могу предъявить боль в отбитом копчике и содранный локоть. У него на глазах женщина падает на спину, как опрокинутая палкой черепаха, а он стоит и любуется.

— Это карма, — сказал он мне таким тоном, каким говорят, что дважды два четыре. — В следующий раз не лезь, куда не просят, — после чего протянул руку с видом величайшего одолжения. — Ушиблась?

— Да пошёл ты! — рассердилась я, и приблизившийся с другой стороны, с желанием помочь, дядечка в милой плетёной шляпе отшатнулся. — Извините! Я не вам, — но он уже удалялся, жалея, что сунулся.

— Настоящая леди назовет кошку кошкой, даже если споткнулась об нее и чуть не упала. — Стрелок откровенно забавлялся. Может, в самом деле, скрытая камера где-то? — Я вижу, что ты — не леди.

— Я тоже вижу, что ты не леди, — процедила я сквозь зубы, воочию узрев, что импортные колготки «летят» быстрее местных. Так спешила с работы, что забыла их снять, а еще иду и думаю, чего мне так жарко? Чудовищная стрелка на левой ноге спереди пробежалась от пальцев до того места, где ноги теряют своё гордое имя. Даже вставать с тротуара не хотелось. А всё начальство виновато, которое требует соблюдать дресс-код и даже в жару скрывать от мужчин под одеждой, что у нас, женщин, есть голые ноги, голые руки и другие провоцирующие части тела. — Что здесь смешного? — поднимаю на него глаза.

— Может то, что ты беседуешь сама с собой вслух посреди улицы? — Прохожие уже опасливо обходили нас обоих. — Как, говоришь, тебя зовут? — спросил чудак в голубых джинсах, присев на корточки и уставившись на мои коленки. Я чисто машинально одёрнула юбку вниз.

— Меня не зовут, я обычно сама прихожу, — прихватив ушибленную гордость и сумочку под мышку, я похромала к скамейке на остановке, надменно отвергнув всяческую помощь. Перевешенный через руку пиджак очень хотелось выбросить в ближайшие кусты.

Не то чтобы я ненавижу жару, но приятного в высоких температурах мало, честно говоря. Жару я люблю, но только в нерабочее время и при наличии поблизости водоёма. А вот в городе, да ещё и в трудовые будни, это просто медленно убивает. Термометры бьют рекорды день ото дня, отмечая очередной скачок градусов вверх новым количеством пострадавших от тепловых и солнечных ударов.

Пластиковый остановочный павильон разогрелся, как духовка после дня выпекания пирогов. Здесь можно было высиживать цыплят без инкубатора и, естественно, тут можно было побыть в одиночестве.

— Обиделась? — услышав этот голос, я заскрипела зубами, мысленно пожелав его обладателю провалиться в тартарары.

— А ведь это мне надо обижаться. Знаешь, как голова гудит? — он присел рядом со мной, не дав времени избавиться от рваных колготок. Этот голос — низкий, чувственный — вполне мог проходить в суде как оружие поражения ближнего действия.

— Заслужил, — буркнула я, сама прекрасно понимая, что начинаю попадать под действие его обаяния. Ну что он ко мне прилип, у меня копчик, между прочим, тоже…

— Я ведь на работе, при исполнении пострадал, можно сказать, — несостоявшийся убийца выжидающе посмотрел на меня. — Почему не спрашиваешь на какой работе? — В голубых глазах плеснула обида.

— Жить хочу. — Чтобы отвлечься, я стала разглядывать ноющие ссадины на локте. Рукав белой шелковой блузки совершенно не пострадал, в отличие от самой руки.

— Прости? Ты за кого меня приняла? За наёмного убийцу? Нет, правда? — Моё смущение его добило: стрелок жизнерадостно захохотал. Откинулся назад, не рассчитал, и со всей силы стукнулся затылком о стенку павильона. Хорошо. Не то чтобы я садистка, но приятно видеть, что кармы не избежать никому.

— Ой-ой! — потёр ушиб. — Может, познакомимся? — предложил дружелюбно. — Ты мне нравишься. Где такие красавицы водятся только?

— Со мной не надо знакомиться, — уверяю, искоса разглядывая его.

— А может?

— Не нужно. — До этого мне не доводилось еще видеть, чтобы светлая оболочка зрачка была обведена тонким черным кружочком.

— Почему? — искренне недоумевал горе-стрелок.

— Мне с вами будет скучно, а вам со мной непонятно.

— Но почему!?

— Потому что мне уже скучно, а вам уже непонятно. — Этот приём был отработан многократно и ни разу еще не давал сбоя. Обижались мужики.

— Ну, ты даёшь… — он озадаченно почесал в затылке. — Ель, — добавил тут же.

— Сам ты ель, — не осталась в долгу я, но шёпотом, хотя поблизости никого не было — умные люди толпились в ожидании транспорта под тремя чахлыми липками, пытающимися расти из асфальтового плена.

— Ты не поняла, — фыркнул, откидывая назад прядь золотистых волос небрежным жестом. Плетеный кожаный браслет, чуть потертый, на левом запястье. — Говорят, что меня зовут Лель. — Сейчас он казался вполне нормальным человеком. — А тебя?

— Шёл бы ты, лесом, а? — тоскливо предлагаю ему, не особо, впрочем, надеясь на успех.

— Я тебе не нравлюсь? — с детской обидой воскликнул Лель, положив лук на колени. Видимо, мой взгляд выдал, что думают о нём. — Ты не подумай, что я напрашиваюсь на комплименты, но обычно женщины находят меня весьма привлекательным.

Немного Казанова, немного Дон-Жуан, а в остальном — манеры сорванца, забывшего, что он вырос. Убойная смесь.

— Совсем-совсем не в твоём вкусе? — с долей обиды переспросил он.

— Совсем не в моём, — отрезала я, раздражаясь от его соседства, от порванных колготок, от нескончаемой жары, от…

— Любишь «латинос»? Азиатов? Афроамериканцев? — деловито начал уточнять неприкаянный стрелец.

— Причём тут, кто мне нравится? Серо-буро-малиновые в кубик! Иди занимайся своей работой, что ты ко мне привязался?!

— Работа не волк, — небрежно отмахнулся парень и положил мою ногу со стрелкой себе на колени. Сказать ему, что у меня попа болит, а не нога? Нет уж!

А потом мне сразу стало подозрительно спокойно, как будто обпилась антидепрессантов и улеглась в комнате с полной звукоизоляцией на десять пуховых перин. Из глубины души поднялось желание выразить этому замечательному человеку, мужчине, всю нежность и благодарность, скопившиеся во мне за двадцать с лишним лет. У него такая очаровательная ямочка на правой щеке, когда он улыбается. Я ж его всю жизнь ждала!

— А-у-у-у-у! — взвыл герой, отбросив мою конечность как ядовитую змею. — Ты зачем в меня ногтями впилась, ненормальная?! — Лель тряс рукой, где алыми капельками наливались пять глубоких полумесяцев от ногтей.

— Прости. Мне стало так хорошо, что я решила проверить, не снится ли мне это. Так всегда советуют делать.

— Надо щипать. Да не менЯ-аа! — Стрелок опасливо отодвинул от меня все части своего тела. Райские ощущения пропали без следа. Мсье у нас гипнотизёр. Ну-ну.

Мои глаза волей-неволей замечали, что немногочисленные прохожие и будущие пассажиры, имевшие несчастье оказаться в этот полдень на одной со мной остановке, косились и перешептывались, обсуждая нас. Тем лучше, будут свидетелями.

— Ты на самом деле свихнулась? — помолчав, спросил Лель. Чем-то ему моя персона глянулась, повезло же. — Или наркоманка? — он преодолел неприязнь в угоду любопытству. — Учти, меня нормальные люди — как вон те на остановке — не видят обычно. Для окружающих ты сейчас беседуешь сама с собой, если тебе интересно.

— Я была нормальной, пока чёрт не толкнул меня под руку связаться с тобой. Теперь сижу вот и беседую с пустым местом. — Мне даже стало интересно, кто он такой на самом деле?

— Я не пустое место, — оскорбился голубоглазый. — Ты меня прекрасно видишь вот. Просто для того чтобы меня увидеть, нужно иметь определённое состояние души, или тела. Сумасшедшие, алкоголики, животные, медиумы, влюблённые, естественно…

— Ты кто? Белая горячка — что ли? — изумилась я. Такой жизненный поворот был весьма неожиданным.

— С виду вполне воспитанная девица, а мысли грязнее некуда, — укоризненно произнес Лель, потирая оцарапанную руку. — Я не понимаю, как такое возможно.

— У каждой «воспитанной девицы», как ты говоришь, море грязных мыслей, открою тебе секрет.

— Да я про то, почему ты меня видишь. У тебя в роду ясновидящие, ведьмы, колдуны, гадалки, жрецы были? — он нахмурился, став похожим на наклонившего морду шар-пея.

— Нет, — опешила я. Родословное древо свое мне было известно не дальше пары веток, и ветки эти были вполне нормальными.

— Алкоголизмом родители, дедушки-бабушки страдали? Умственно отсталые, одержимые, блаженные в семье имелись?

— Господи, ты что — нарколог? Какое тебе дело до моих родственников и их отклонений? — возмутилась я.

— Кто-о? — опешил парень, едва не выронив лук. Принявшая на свой счёт обвинение, проходившая мимо тётенька с авоськами, которые хотела пристроить на скамейку в павильоне, стрелой вылетела от нас и ворвалась в уже собиравшийся отходить автобус. Автобус клацнул челюстями дверей, зажав подол юбки резвой дамочки, и укатил, бликуя на солнце плавящимися стеклами.

— Всё сходится: и вопросы, и то, что тебя видят люди в определённом состоянии души или тела. Вот только что ты делал с луком? Отстреливал неизлечимых пациентов? — Беседа получалась дикая и по-своему логичная. Я заметила у него на шее сбоку татуировку в этническом стиле. Солярные символы сейчас редкость. — В дурдом на постоянное местожительства стремишься?

— Это по тебе дурдом плачет! — сердито фыркнул он. — Воображение у тебя — дай бог каждому писателю.

— То есть, ты не нарколог? — уточнила я. — Обидно.

— Что я не нарколог?!

— Такая версия рухнула. Остаётся вариант «б», — со вздохом посмотрела на него.

— Что ещё за «б»? — подозрительно поинтересовался брюнет, загородившись луком.

— Понятия не имею. Но раз не сработал вариант «а», в действие вступает вариант «б». Это логика.

— У меня ощущение, что тебя тоже кто-то по голове стукнул, — интимно склонившись к моему уху, проговорил Лель. — Признайся.

— Увы, нет. — Встаю. Хоть бы уж гроза какая разразилась, принеся с собой свежесть. — Мне действительно пора домой.

— Ты даже не сказала, как тебя зовут.

— Оставим это для нашей следующей встречи, хотя я искренне надеюсь, что её не будет.

— То есть, увидев меня на одной стороне улицы, ты перейдёшь на другую сторону? — В его глазах промелькнуло что-то и пропало. Только губы продолжали улыбаться.

Хмыкаю и отправляюсь ловить маршрутку, спиной чувствуя провожающий взгляд. По дороге домой, я нет-нет, да и возвращалась мыслями к симпатичному, но странному типу с луком.

— Мавра! Ты чего на ходу спишь? — Юлька, стоявшая у нашего подъезда с белым английским бульдогом, схватила меня за плечо. — Ау, Земля вызывает Венеру! — помахала рукой перед моими глазами соседка по этажу и моя лучшая подруга.

— Привет! — улыбаюсь в ответ. Её пёс с хрюканьем завертелся между нами, смешно виляя толстой попой.

— Ты в порядке? — Мой потрепанный вид справедливо вызывает у нее недоверие.

— Работа доконала, — глажу хрюкающего кобеля, похожего на оживший пуфик, который сменил подозрительность на желание приласкаться. Мне восторженно обслюнявили всю руку и обе ноги. — Задумалась и спотыкнулась о бордюр, выйдя с архива нашего.

Раскалённая за день земля теперь отдавала жар назад. Даже самые фанатичные любители жары начали мечтать о дожде. Господи, хоть бы маленький дождик пролился, а?

— Бросай ты возиться с бумажками — не твое это! Вот у меня действительно работа не для слабонервных. Попробуй сутки руководить сотней капризных мужиков. — Юлька цвела и пахла, опровергая собственные слова. К тому же, работать диспетчером в такси ей нравилось. — Кончай глупостями заниматься и переходи к нам. У нас холостяков знаешь сколько!

— Я подумаю, — обещаю ей в очередной раз. Высокая, фигуристая шатенка с шоколадными глазами шла по жизни с улыбкой и гордо поднятой головой. Мужчины не просто оборачивались ей вслед, а с удовольствием были готовы идти за ней хоть к чёрту на рога.

Подружились мы сразу, как я переехала в квартиру сестрицы. Мировая девка — иначе не скажешь. Если нужно охарактеризовать человека, то с ней бы я в разведку пошла. Замуж Юлька выскочила, проработав всего полгода, причём отхватила сразу зам. директора — привлекательного и ревнивого. Но работа в мужском коллективе ей так нравилась, что даже большую часть беременности их сыном Юлька провела у микрофона. Об изменах и речи не шло, брак был по любви, дело было в самой атмосфере флирта. Её декрет был одним из самых коротких, наверное, — месяц. Дома ей решительно не сиделось, к несчастью для мужа.

— Представляешь, сегодня гуляем. Останавливается тетка и спрашивает: «Это какая у вас порода?» Я ей «бульдог». И дальше она мне тааааким тоном говорит, что хочется дать по голове, прям эксперты по породе у нас тетки на улицах: «Чееего? Вы что, вас обманули, никакой у вас не бульдог». Я в ужасе: «А кто это, по-вашему?» И слышу: «Ну вы, дэушка, наверно, не в курсе, это же бультерьер! Их вывели для заваливания быков!!! Так в книжке написали… Я ТАКИХ вообще боюсь ужасно! А, кстати, почему он у вас не злой?»

Мы рассмеялись. Неособаченный народ упорно не хотел признавать английского бульдога за породу как таковую. Жупик уже кем-то только не был, если верить репликам прохожих. Юлька грозилась скоро книжку издать с цитатами. По малолетству английского бульдожку часто называли шар-пеем, видимо из-за складочек, затем мопсом с неправильным окрасом (хороший такой мопс, откормленный — двадцать два кг), недавно стал боксером, перекормленным — потому вверх и не растет из-за избытка веса, да еще и уши не обрезаны — а так обыкновенный боксер! Но самое лучшее определение ему дал мальчик на улице «игрушка с челюстью шагающего экскаватора»! Еще почему-то часто спрашивают, спит ли Жупик с ними в кровати, хотя кому какое дело?

Вопль автомобильной сигнализации прямо за спиной заставил нас подскочить. Оборачиваемся с Юлькой на звук и видим, как девчонка лет шести разбегается — и с размаху плашмя — падает на капот новенького «форда». Ничего себе у детей игры пошли! Не успели мы открыть рот и высказать все, что думаем по этому поводу, а из окна на восьмом этаже высунулась злая мужская физиономия. Мужик был уже готов порвать всех и вся, но, увидев вместо автоугонщиков дитя с бантами, подавился всеми четырьмя томами мата. Девчонка расплылась в довольной улыбке, сползла с капота и закричала на весь двор:

— Пап, можно я ещё немного погуляю?

— Сколько раз я тебя просил, Рита! Есть же домофон, в конце концов, — гаркает отец. Золотые кудряшки собраны в задорные хвостики, футболка с зайцем и розовые бриджики, а глазки с надеждой смотрят на любимого всемогущего папочку. — Хорошо, — оттаивает папа, — погуляй еще пятнадцать минут — и домой.

Счастливое дитя вприпрыжку уносится в сторону детской площадки, оставив нас стоять с открытым ртом.

— Не смей! Вон травка, — Юлька, заметив попытки Жупика нагадить на тротуар, кинулась к псу.

— Ну, я пойду! — машу рукой. — Заходи, как будет время.

— Сама не пропадай!

Дом встретил тишиной. Шлепаю в ванную, морщась от дергающей боли в ушибленных местах. Все, что мне сейчас нужно — это ванна, бокал чего-нибудь холодного и новая жизнь.

2

Всё самое удивительное и интересное случается

с девушкой, когда она не накрашена (с).

С закрытыми глазами стремительно добегаю от кровати до туалета, спеша расстаться с содержимым желудка. Постояв полминуты над «белым фаянсовым другом» и убедившись, что дальше можно отдать только внутренности, я, кряхтя, встала с коленок. Хорошо, что коврик у меня в ванной мягкий, хоть и прорезиненный. Чтобы я еще хоть раз согласилась отмечать на природе народные праздники… Даже не помню, как попала вчера домой, только то, что на минутку прикрыла глаза у костра.

— На. — Мужской голос и стакан воды не сразу были восприняты моим сознанием, ещё не оклемавшимся после чересчур энергичного пробуждения. Благодарно приняв стакан, я прополоскала рот и допила остаток воды. По мере того, как жидкость возрождала организм к жизни, сознание растормозилось — и я подавилась последним глотком.

— Спокойно, — ласково сказали мне, хлопая ладонью по моей спине, как хлопушкой по пропылившемуся ковру. — Всё? Ещё похлопать?

Испуганно мотая головой, я разогнулась. Живу я сейчас одна, на личном фронте долговременное затишье, тогда выходит, что я притащила кого-то со вчерашнего гульбища? Или он меня притащил? Ничегошеньки не помню. «Переспали — не переспали» подавно осталось где-то в тумане утраченных воспоминаний. Хотя лицо вроде знакомое. Надо было как-то реагировать на его присутствие.

Мои красные, как у топившейся белой мыши, глаза-щёлочки хмуро изучали мужскую особь. Миленькие жёлтые шорты по колено, белая футболка с рисунком вороного жеребца, восседающего на «харлее» и подписью вверху «Машина любви».

— Кха-кха… — прочистила горло, сама испугавшись хрипатого голоса. Что же было в той выпивке намешано, раз у меня в голове такая каша? — Спасибо.

— На здоровье. — Парень явно ожидал от меня какой-то другой реакции.

— Ты вчера был просто… блеск, — стараюсь говорить тише, щадя раздувшуюся стеклянную голову, в которой каждый звук отдается губительным звоном. — Мне нужно сейчас ну, ты понимаешь…

— Привести себя в порядок? — милостиво подбрасывает мне фразу.

— Да.

— А, может, мы вместе?.. — игриво стрелял бровями, выталкиваемый из ванной, неопознанный любовник.

— Нет! — скривившись от собственной громогласности, выпихиваю его и быстро захлопываю дверь. — Уф!

Избегая зеркала над раковиной, включаю воду, чтобы принять контрастный душ. «Заткнись, зеркальце! Я просто накраситься пришла». Красть у меня нечего, моей гудящей голове было плевать на любые мысли, потому что между висками билась гулкая больная тишина. Так, сначала горячая вода…

Когда утренняя свежесть снизошла и на меня грешную, я выскочила из ванны. Лёгкий макияж — гость, всё-таки. С одеждой возникли проблемы, поэтому телу пришлось ограничиться коротким полотенцем и чёрными гипюровыми трусиками-шортиками. Так и не вспомнив, кто мой гость такой, и выпятив грудь колесом как главный отвлекающий внимание фактор, я покинула ванную. И так уже дважды стучал в дверь, чтобы поторопилась.

— Ну, заходите, девушка, раз уж залетели! — заявили мне, как будто это я случайно заскочила в гости. — Это анекдот такой, знаешь? Про девушку, которая врывается к гинекологу. Кстати, что ты там делала столько времени — хотела утопиться? — он, сложив руки на груди, ждал меня у стены. Его глаза с удовольствием обследовали моё полуобнаженное тело, прошествовавшее мимо.

— С какой стати мне топиться? — по дороге в спальню нашла почти свежую, рваную в нужных местах футболку, заброшенную на дверь. В самой спальне обнаружился форменный кавардак из одежды: лифчик болтался на шкафу, сарафан закрывал монитор компьютера, один чулок (откуда он взялся?) свисал с люстры, второго не было видно, а из шкафа была вывалена вся одежда. Что тут делали? Искали клад? Устроили маленькую оргию? Под стулом мелькнули джинсовые шортики. Сойдёт. — Отвернись!

— Зачем? — не понял он. — Я уже видел здесь всё.

— Меня не волнует, что ты видел, а что упустил, — дождавшись, когда ко мне повернётся его спина, переодеваюсь. — Так как говоришь, тебя зовут? — извиваясь, влезаю в шортики. — Завтракать будешь? — не получив ответа, ныряю в футболку. — Пошли на кухню… ээ? — Имя его я вспомнила бы разве что под гипнозом, но что-то рядом ни одного доброго гипнотизёра не было видно.

— Ты не помнишь? — Сей факт его прямо убил, если судить по голосу. — Я думал, женщины ничего не забывают, как слоны, — заявил он, следуя за мной по пятам на кухню.

— А ты мне напомни. — По пути с облегчением замечаю, что зал не пострадал и имеет почти образцовый вид. Похоже, нам хватило спальни. Чем он занимался, пока я была в ванной? Хоть бы чайник поставил, не говоря уж о банальной яичнице. Мужчины!

— Что напомнить? — с подозрением спросил он.

— Всё. Кто ты? Как тебя зовут? Сколько тебе лет? Сколько у тебя детей?

Густые, слегка вьющиеся золотистые волосы. Красиво очерченные губы и волевой подбородок. Его лицо упорно кажется знакомым: наверное, мы вместе возвращалась с Купальских игрищ. Не в коридоре же я его встретила и сюда затащила. А куда делись Ольга с мужем? Черт, не помню ничего.

Чайник бодро забулькал водой, а я нырнула в холодильник. Не густо. И кушать зверски хочется. Устроить скандал с изгнанием, что ли, чтобы самой больше досталось? Ладно, он-то не виноват, если задуматься. Накормим, а уже потом изгоним.

— Говорят, что меня зовут Лель.

Керамическая маслёнка выпала из рук и замерзший кусок масла, шлепнувшись мне на ногу, отскочил под стул. Моя спина медленно распрямилась. Холодильник мягко чпокнул, закрываясь.

— О-о-о-о не-е-ет! — Память услужливо, как будто только и ждала этих слов, выдала события недельной давности. Как можно было забыть такое бредовое знакомство?!

Лель, на всякий случай, отступил, уперевшись в стенку — кухня-то маленькая. Стенка с встроенной техникой занимала большую часть пространства. Оставшиеся свободными метры делили выросший под потолок холодильник и обеденный стол, в сопровождении углового диванчика.

— Скажи мне, что я сплю, — с надеждой смотрю на гостя.

— Не думаю, — осторожно покачал головой тот.

— Хорошо (хотя, что же тут хорошего может быть?), — гляжу на него тоскливо, вытаскивая масло из-под стула. — Объясни мне тогда, как меня нашёл? — любопытствую, сдувая микробов с масла и водружая его в масленку на столе. Всегда знала, что город — это большая деревня. Четверо знакомы друг через друга со всем городом.

— Меня родила… — со вздохом начал гость.

Чем больше узнаю незваных гостей, тем больше люблю татар.

— Так много знать мне не надо, — машинально убираю с плиты вскипевший чайник. — Начни с того, как ты сюда попал.

— Не уверен… Как бы тебе помягче сказать?.. — начал мямлить Лель, уставившись на низ моего живота.

— Говори как есть, — внутренне я была готова ко всему, в том числе и к тому, что подхватила от него какую-то дрянь. Только ноги немного дрожали где-то в коленках.

— Ты читала некоторое время назад заклинание, помнишь? — осторожно спросил он.

— Это-то причём здесь? — растерялась я. Для одного похмельного утра сложностей было слишком много. — Я тебя спрашиваю, как ты сюда попал? — Пытаюсь вспомнить лица всех, кого видела на гулянии. Нет, его там точно не было — я бы заметила.

— Я и пытаюсь ответить! — огрызнулся парень. — Отойди, ты же босиком. Где у тебя мусорное ведро? Угу.

— Мне не надо с начала времён. Как ты сюда попал? — захотелось убить того, кто подкинул мне такую свинью. И заодно узнать, как сюда попала я сама. Скорее всего, завезли Оля с мужем.

— Пришёл, — ответил он, неловко пожав плечами.

— Просто вот так взял и пришел? Как это? Адрес откуда узнал? — Мысли передвигались по голове медленно-медленно. — Ты за мной вчера следил? — запоздало осенило меня нехорошее подозрение.

— Очень надо, — фыркнул он. — Ты тугодумка от природы или брала уроки? Я ведь пытаюсь…

— На себя посмотри.

— Для меня найти кого-либо не составит труда, — объяснил Лель надменно, скрестив на груди руки. — Как для тебя найти проблему на свои вторые девяносто.

— Хам! — я села на стул. Желудок предательски заурчал.

Разыграв тугоухость, Лель начал деловито готовить стол к завтраку. Для человека, который у меня дома первый раз, он слишком хорошо ориентировался, где что стоит. На клеенчатой скатерти быстро появились бутерброды с сыром, мармелад, хлеб, варенье в чашке из шкафа. Он все тщательно и долго обнюхивал, прежде чем выставить на стол. Конечно, готовлю я не часто, но дежурные продукты у меня всегда первой свежести. Сковородка с удовольствием приняла на себя разбитые яйца с кусочками колбасы и зеленью.

— Я тоже не в восторге от наших встреч, но кто же виноват, что люди никогда не думают о последствиях? — сказал он, переворачивая лопаткой яичницу.

Думаю, и о последствиях в том числе. Только разумного объяснение появления у меня на кухне этого типа не нашлось. Чего он хочет? Кто он? Псих?

— Ешь, — передо мной плюхнули тарелку с занюханной, почти до исчезновения запаха, яичницей. — Может быть, сытая ты более нормальная.

— А в квартиру ты как попал? — я застыла с вилкой и ножом. Ножом обычно я только в ресторане пользуюсь, а тут схватилась на всякий случай.

— Было не заперто, — ошарашил он меня.

«Это надо же так напиться! — подумала я. — Так ведь убьют и ограбят, а я и не узнаю. Собаку, что ли завести?» Шальная мысль завести собаку периодически наведывалась в мою голову, чаще всего это происходило после просмотра очередного фильма о святой дружбе человек-собака. Я задумывалась о породе собаки, о кличке, о прекрасных вечерах вдвоём. Но следом приходили мысли о том, что собачку эту надо кому-то будет выгуливать, дрессировать, мыть, кормить… И желание как-то само собой сходило на нет. А сейчас вот очень захотелось, чтобы у меня была собака. Большая и злобная.

— Ты не голодный? — спрашиваю Лёля. — Ну, смотри, — начинаю есть, чтобы выиграть немного времени на обдумывание своих дальнейших действий. Вкусно, кстати. — И чего ты от меня хочешь?

— Объяснений, — Лель сел напротив, как заботливая бабушка, наблюдающая за питанием любимой внучки.

— И я их хочу. Давай сначала ты. — Желудок настоятельно требовал продолжать прием пищи, угрожая начать переваривать самого себя. Яичница оказалась божественной. Чем хорошо моё похмелье, что справиться с ним можно ещё и едой, если выпивка закончилась вчера. Прекрасная наследственная черта.

— Повторяю для особо одарённых, — незваный гость почесал нос. — Ты читала заклинание?

— Когда?

— Месяц назад.

— Ну, допустим… — Вопреки чисто женской привычке никогда не признаваться в том, что сделала, вынуждена согласиться.

— Слава богам! — воздел руки к потолку Лель. — А где ты его взяла?

— Ум-м, — усердно киваю, так как рот набит. — У Насти одолжила «Книгу заговоров и колдовства», — поясняю, тщательно пережевав. Напряженное лицо гостя вызывает большое искушение начать нести ахинею. — Три раза, как полная дура, читала заклинание о возврате любви. На рассвете. На балконе. И что?

— Что? — повторил за мной Лель.

— И ни-че-го. А ты откуда знаешь про заклинание? — Мысль о том, что он за мной следил, казалась все более правдоподобной и пугающей.

— Ты уверена? — уточнил он, не слыша моего вопроса.

— Ты видишь здесь мужчину, кроме себя? — обвожу рукой комнату. Он оглядел кухню и помотал головой, дескать, не вижу. — Значит, не подействовало. Не вернулся Коля.

— У Насти этой книга откуда? Она — знахарка или колдунья? — нахмурился парень.

— Да в книжном лотке купила, когда решила колдовской салон открыть на дому, — пожимаю плечами. — Салон так и не открыла, а литературы на целую библиотеку накупила.

Лель что-то просчитал в уме, подняв глаза к потолку, и сказал:

— Не сходится.

— Что не сходится? То, что я как идиотка талдычила абракадабру? — отодвигаю тарелку и тянусь за банкой растворимого кофе. Молотый неделю как кончился, а в зернах купить вечно забываю. — Или то, что Настя подруге не помогла? У неё бабушка настоящей мастерицей была, между прочим. К ней из других областей приезжали. Только бабушка дар свой с собой унесла и осталась Настька без прибыли. — Кофе подло кончился на моей чашке.

— А ещё взрослый человек, — он укоризненно посмотрел на меня и покосился на отложенные мною в сторону столовые приборы. — Бабушка у неё, может быть, и была мастерицей, а вы с Настей этой просто дуры, — сняв турку с закипевшей водой, заваривает мне кофе в чашке. От кипятка, растворившего порошок, по комнате поплыл слабый аромат.

— Ты тоже мальчик с тараканами, знаешь? — делаю первый глоток и блаженно опускаю веки.

— Нет у меня тараканов! — дёрнулся парень, нервно отряхивая одежду, заставив меня подскочить от неожиданности, чудом не облившись кофе. — И вшей нет, и блох!

— Это образное выражение, то есть человек ты со странностями. Подай вафли — они у тебя за спиной.

— Ты тоже с тараканами, большими тараканами, — просветил меня гость не без злорадства. Взял с подоконника красную герань в горшке и с удовольствием стал нюхать. И после этого я со странностями.

— У меня столько тараканов в голове, что я уже перестала давать им имена, — философски пожимаю плечами, обойдусь и без вафлей. После каждого глотка жизнь становилась всё краше. — Ты узнал всё, что хотел?

— Тебе известно, что эти цветы заряжают воздух отрицательными ионами, которые улучшают атмосферу в доме, — с видом завзятого наркомана он кайфовал от запаха герани, как будто она была коноплёй, но, взглянув на меня, послушно вернулся к теме разговора. — Ваша книга была пиратская.

— Не было там ничего о пиратах. Обычная дешёвая книжка с заклинаниями — такие сейчас на каждом углу продаются. Чёрная и белая магия для мгновенного результата, — растягиваю последние глотки кофе.

— Помоги мне Небо, — Лель вернул цветок на подоконник. — Она — незаконное воспроизведение чужого мыслительного труда в массовых количествах.

— Чьего труда? — удивилась я. — Это старинные сибирские народные заговоры. Им уже сотни лет. Иди вон возьми её на полке в зале. — Лель протянул руку и достал из-за горшка с азалией на подоконнике книгу заклинаний. — Странно, я думала она…

Он брезгливо пролистал книжку, изредка вчитываясь в строчки заговоров.

— Это всё полный бред, а не заклинания, — обвиняющее уставился на меня. — Ты не могла воспользоваться ни одним из них.

— Не пойму, какое тебе может быть дело до этого, — с сожалением ставлю почти пустую чашку. — Дай сюда, покажу. Вот, — сверившись с содержанием, показываю заговор из раздела чёрной магии. — На возврат настоящей любви, — снова беру чашку.

— У тебя мозги набекрень? — Лель с ужасом посмотрел на меня, как будто я сунула кровоточащую руку в аквариум с пираньями.

— Можно повежливее?

— Я никогда не пойму людей, — раздражённо поджал губы. — Ты владеешь эламским языком?

— Нет, слава тебе господи. А что? — Это было бы даже забавно, если бы происходило по телевизору. Беседовать на собственной кухне с психом оказалось сомнительным удовольствием.

— Ах, не владеешь! — подозрительно прищурился.

— Я и другими языками мира не владею. Это же не преступление.

— Тогда как же ты прочитала ЭТО? — ткнул пальцем в страницу с вязью заклинания.

— Как все, — забираю книгу. — Тут же всё понятно написано. «Это древнее заклинание очень мощное. Мы выменяли его у старой таёжной колдуньи за немыслимую цену. Вся его сила именно в словах, поэтому мы не приводим транскрипцию или перевод. Каждый, кто захочет им воспользоваться, должен прочитать его сам. Главное, пылко желать воплощения своих…»

— Хватит! — скривился он. — Ты же вроде взрослый человек, с высшим образованием…

— В любви, как и на войне, нет запретов, — отвечаю с растущим раздражением в голосе.

— Да неужели? — ехидно спросил Лель. — И ты действительно прочитала ЭТО?

— Да чего ты пристал? Заняться больше нечем? Ты из службы по борьбе с незаконным колдовством? Оштрафовать меня хочешь? — Теперь и моё терпение дало трещину. Явился черт знает откуда и достает глупостями, вместо того, чтобы объяснить чего ему от меня надо.

— При прочтении любого заклинания важно всё: дыхание, мысленный настрой, поза, и уж, конечно, каждый звук и буква, — менторским тоном начал он. — А ты переврала половину и без того неправильных здешних слов!! — заорал что есть мочи, заставив меня отшатнуться назад. — Ты произнесла совершенно ДРУГОЕ заклинание, понимаешь??! Писака этой книжонки и то был ближе к оригиналу. Ты что, сочиняла на ходу то, чего не понимала?

— Ну и что? — робко спрашиваю у него — под ложечкой тоскливо заныло. — Теперь будет конец света? — Вспомнился десяток фильмов ужасов и катастроф по случаю.

— Не знаю что хуже. — Он и в самом деле был опечален.

— Можешь внятно сказать, что произошло? — пытаюсь выяснить размах катастрофы. Не то, чтобы я поверила его бредням, но надо поддерживать иллюзию — вдруг буйствовать начнет. Я ведь еще не вспомнила, где мобильник лежит, чтобы вызвать по нему психушку.

— Ты стала почти бессмертной, — скорбно сказал он. С таким лицом о последней стадии рака сообщают больному. — Временно.

Я захохотала. Успокоиться, глядя на его постную мину, было сложно.

— Закончила? — кисло поинтересовался он. — Не вижу никакого повода для веселья.

— И что мне это даёт? — подыгрывая ему, спросила я. А ведь почти поверила в этот бред. Надеюсь, он не буйный хотя бы. И телефона, как назло, нет под рукой.

— Например, почти бессмертие. — У парня был вид заговорившего под пытками партизана.

— Как это? — заинтересовалась я.

— Если тебе на голову упадёт наковальня — ты умрёшь, — судя по его лицу, пример был намеренно примитивный, — а если сумеешь избежать разных «наковален», то проживёшь лет пятьсот или всю тысячу. Но при твоей способности притягивать проблемы, тебе грозит прожить лет сто, так что не раскатывай губу, — ехидно добавил он. — Твой иммунитет теперь справится с любой болезнью и раной. Ещё сотни преимуществ, в частности, способность видеть магические существа и общаться с ними.

— С гоблинами и зелёными чертями, что ли? — фыркаю в ответ. — Сомнительное преимущество какое-то.

— Не знаю, куда в дальнейшем ты засунешь свой нос, но не исключаю такой возможности. Что ты сейчас чувствуешь? — разговор не доставлял ему никакого удовольствия. Очень нетипичный сумасшедший. Их обычно хлебом не корми, дай поговорить о наболевшем.

— Ничего, — пожимаю плечами.

— Прислушайся к себе, я не собираюсь торчать у тебя весь день.

— Надеюсь! — попыталась вслушаться в себя. Сытый организм безмолвствовал. — Ничего! — Под его мрачным взглядом брякнула первое же ощущение: — В ухе левом звенит.

— Нельзя же быть такой глухой к миру идиоткой, — Леля начинало раздражать происходящее.

— А что я такого сказала? — делаю круглые глаза. Злить его почему-то стало очень весело.

— Ты паясничаешь, вместо того, чтобы вести серьезный разговор. Между тем, тебе пора учиться распознавать, кто вокруг тебя находится. Вот кто я?

— И кто же ты? — Язык меня однажды до могилы доведёт. Мне это не раз предрекали, но ничего с собой поделать не могу. Язвить и подкалывать — моя вторая, или первая натура.

— Я — бог, — выпятив подбородок, процедил он, чувствуя мой ехидный настрой. — Но откуда поколению пепси знать свою мифологию? — презрительно закатил глаза.

Я громко заржала, как вся Первая конная товарища Буденного. Нервно, неестественно и очень близко к буйной истерике. А чего он ожидал: песнопений, цветочных гирлянд и вакханалий? Только этого мне не хватало.

— Прекрати. — Лицо у него стало злое. — Или я… Я за себя не ручаюсь!

С огромным трудом мне удалось задавить приближающуюся истерику. Осталась редкая, но сильная икота.

— До-Ок-кажи! — храбро подначила я его. Мне таки попался буйный сумасшедший. Везет как утопленнику, что называется.

— Пожалуйста, — Лель взмахнул рукой на манер иллюзиониста. И тут мне все стало ясно окончательно. — Кто ещё так сможет? — Он лихо взмыл к потолку, со следами недавнего затопления в углу, где и разлёгся как патриций, только без ложа. — Ты куда? — Воздушным шариком поплыл за мной из кухни в зал.

— СкоОорую вЫзвать. — Ненавижу икоту. Хуже неё только насморк.

— Тебе плохо?!

— ХорОшо.

— А-а! Для меня — что ли? Почему не милицию? — хмыкнул он. — Меня всё равно ведь не увидят, а у тебя будут проблемы, — Лель с легким интересом осматривает зал. Семейные фотографии вдоль кремовых стен, тибетский круглый ковёр на полу, вальяжные диваны и пара кресел перед плазменным экраном домашнего кинотеатра на стене. Стойка бара скромно притулилась у французского окна со шторами ручной отделки.

— СебЕ. Меня они тОчно заметЯт, хоть я и не болтАюсь под потол-Ик-ком! — На другом конце было занято. Не одной мне требовалась помощь людей в белых халатах.

— Глупо, — сказал мой личный глюк, оборачиваясь от окна. — Ты не ценишь подарков судьбы.

Кажется, отравление таблетками месяц назад все же не прошло бесследно и вызвало изменения в мозге. А вроде ведь хорошо себя чувствовала, разве что желудок стал чувствителен к еде, но это прекрасно объяснялось тем, что таблетки обожгли его слизистую. Хотя странно, что галлюцинации явились с опозданием. Всё у меня не как у людей. Возможно, следовало полечиться в больнице, а не сбегать оттуда на второй день?

В «скорой» всё ещё было занято. Так ведь и умереть можно, не дозвонившись до них. По крайней мере ситуация с появлением этого чокнутого прояснилась. Я даже успокоилась и сразу перестала икать.

— Хочешь анекдот? — спрашиваю у расположившегося на спинке дивана гостя, разглядывающего развешанные на стенах фотографии членов моей семьи.

— Давай, — Лель пристально разглядывал фотографию, где моя сестра с мужем и племянниками стоит на палубе яхты. Море и небо почти сливаются в одно целое за их спинами. Моё спокойствие незваного гостя слегка нервировало. Забавно.

— Идёт мужик по улице. Ведёт за собой крокодила на верёвочке. Крокодил ему говорит: «По жаре, по асфальту, животик исцарапаю… Смерти моей хочешь?!» Мужик доходит до остановки, садится в автобус. Крокодил ему: «Вот бабка на лапку наступила, перегаром пахнет, дышать нечем… смерти моей хочешь?!» Мужик выходит из автобуса, останавливает такси, садится. Крокодил не унимается: «Вот таксист молодой, на жёлтый свет проехал. Скорость превышает — наверное, лихач… Смерти моей хочешь?!» Мужик останавливает такси, выходит, снова идут они по улице. Только крокодил хотел заговорить, мужик его перебивает: «Слушай, если опять будешь канючить, то я сейчас выпью ещё стакан — и ты исчезнешь так же, как и появился!»

— Это ты к чему? — поначалу хихикнул, а потом нахмурился блондин. Фотографии были забыты.

— Да так, время убиваю, — снова начинаю терзать телефон.

— Вот некоторые всю жизнь мучаются, бьются из последних сил, чтобы получить хоть часть того, что свалилось на тебя…

— Бьются головой о камни? — На другом конце пошёл вызов.

— Я имел в виду… Брось! — он выхватил трубку и сбросил кричащую тётку снова в неизвестность. — Не дури. Просто представь, сколько выгоды…

— Так ты кто — бог Коммерции или Любви? — Пятилетнее обучение в стенах высшего учебного заведения не прошло даром, я наконец вспомнила: Лель — бог любви древних славян, аналогичный римскому Амуру и греческому Эросу. Поднатужившись, память извлекла на свет упоминание о «Снегурочке» Чайковского и пастушке Леле.

— Поверила, наконец-то?! — обрадовано вскричал он.

— А мне есть с чего не верить собственным глюкам? — я села в кресло. Забавно беседовать с галлюцинациями. — В дурдом я всегда успею.

— Мавра, ты разумная молодая женщина, — патетично начал Лель.

— То есть я могу на «раз» сойти с ума, вернее, уже сошла.

— Никуда ты не сходишь, — сердито воскликнул он. — Да что тебя так тянет в психушку? Друзей там много?

Качаю головой.

— У тебя довольно нестандартная реакция на происходящее. Нестандартная — это ещё мягко сказано, — Лель сложил руки на груди, приготовившись читать мне лекцию. — Например, тебя бросил этот самый Коля, с которым вы встречались два года. Укатил на заработки в Москву. Ты глотаешь три пачки снотворного и напиваешься. Твоя подруга Юля вызвала спасателей, потому что её собака выла как сумасшедшая. Тебя чудом успели отвезти в больницу и откачать. Оклемавшись, ты обращаешься к шарлатанке — да, шарлатанке! — и читаешь заклинание на возврат любви, — посмотрел на меня как на убогую. — В том заклинании НЕТ И СЛОВА о любви, чтоб ты знала! Это заклятье чумы, к тому же до сих пор работающее. Могу себе представить, что было бы, если ты прочитала его с ненавистью, — потёр переносицу, не видя моего побелевшего лица. — Коля твой вернулся, каким-то чудом, но ты спустила его с лестницы на виду всех соседей. Зачем всё это надо было делать?! Объясни!

Я скривилась. Глупо всё вышло. Но жизнь тогда казалась совершенно бессмысленной, да и сейчас…

— Невезучая потому что.

— Что? — не понял он.

— Была бы везучая — умерла. Вместо этого получила, — выразительно покосилась на него, — головную боль.

— Ох уж мне этот скептицизм атеистов! — пренебрежительно отмахнулся мой глюк.

— Я верю в бога! — с этими словами сунула ему в лицо нательную серебряную иконку Божьей матери. Господи, до чего я докатилась?

— Мавра, — он отодвинул от носа иконку с видом взрослого, которому трёхлетний малыш принёс доказательство существования барабашек, найденное под кроватью и оказавшееся раздавленным тараканом, — ты действительно дура. Часто к тебе боги являются?

— Лиха беда начало. И прекрати меня обзывать. Себя могу обижать только я.

— Слушай, может, тебе и в самом деле в дурдоме лучше будет? — озабоченно нахмурился Лель.

— Господи, когда ж меня отпустит? — с тоской воскликнула я.

— Никто тебя не держит, если не заметила.

— Анекдот такой есть и тебе, как моему глюку, стыдно его не знать. Стыдно!

— Тяжёлый случай, — прокомментировал вслух залётный гость, приложив ладонь ко лбу.

— Ну, раз не знаешь — слушай, — перекидываю ногу на ногу. — Тебе понравится. Идёт наркоман по парку и несёт на руках розового слоника. Вдруг слоник говорит: «Отпусти меня в травку побегать». Слоник побегал, побегал, вернулся обратно и запрыгнул на руки, идут дальше. Слоник снова: «Отпусти меня в травку пописать». Слоник побегал, пописал и запрыгнул на руки, идут дальше… Слоник снова: «Отпусти меня в травку побегать». Наркоман отпускает слоника в травку и думает: «Господи, когда ж меня отпустит…»

— Розовый слоник — это я? — ухмыльнулся Лель.

— Слушай, может, откупиться от тебя можно? — с загоревшейся надеждой открытым текстом предлагаю ему.

— Не валяй… — он пожевал губами. — О чём мы вообще говорим? Я совсем запутался.

— О том, что ты здесь делаешь.

— Я ведь уже объяснил: ты прочитала это дурацкое заклинание. Одно из побочных действий его — способность видеть богов, поэтому ты и увидела меня там, на улице. И видишь сейчас. Сможешь ли ты видеть нас потом, — задумался, пожал плечами, — не знаю.

— Да что я такого произнесла-то?! — возопила я в отчаянии. Ничего не понимаю. — Пожелала, что бы ты вечно торчал у меня перед глазами?! Я просто хотела вернуть Колю…

— Пинками гоня его с лестницы? — вытаращил на меня глаза Лель. — Ты садистка, что ли, Мавра? Или просто сама не знаешь, чего хочешь? Он даже вернулся к тебе, хотя заклинание было совсем не о том!

— Он не ко мне вернулся, а вещи забрать свои!

Лель секунду смотрела на меня, а потом расхохотался. Летящую в него вазу, правда, успел заметить, поэтому увернулся. Осколки жалобно брызнули во все стороны. Эта ваза мне никогда не нравилась, кстати.

Коля с детства расписал свою жизнь. В каждый из периодов его жизни (садик, школа, армия, университет) у него обязательно должна была быть девушка. Из этих самых девушек он планировал в своё время выбрать лучшую жену. Моя кандидатура на пост верной спутницы оказалась не подходящей, к тому же в его жизни наступал новый период — работа и взрослая жизнь. Пока я отдыхала по путевке в Индии, он успел присмотреть себе очередную «девушку», о чём и сообщил мне через неделю после моего возвращения. Расстались мы без скандалов. Я попросила его больше не появляться мне на глаза. Он искренне мне это пообещал и укатил в Москву. А заклинание, заклинание — это уже из другой оперы.

— Писать надо разборчиво! — разъярённо заявила я. — Прекрати ржать! Я тебе говорю, — замахиваюсь на него.

— Что ты на меня кричишь? Я что ли, писал эту дребедень? Мне оно вообще даром не нужно! — Лель перехватил мою руку. На мгновение мы застыли, друг против друга, учащенно дыша. И я первой отвела взгляд от этих спокойных голубых глаз с густыми темными ресницами. — Если каждый станет… — не договорив, он отбросил мою руку и принялся разгневанно ходить по залу: четыре шага вперёд, разворот, четыре шага вперёд.

Я притихла. Не надо было так строго с ним — вон как разнервничался. Из глубокого погружения в чувство вины меня вырвало его ворчание:

–… с ней как с нормальной… и что? Одни оскорбления, нелепые подозрения. Права была мама. Смертные…

— Хватит, — примирительно хватаю за рукав этот маятник на двух мускулистых ногах.

— Отпусти! С меня хватит. Я тоже не напрашивался…

— Ну, извини… — Что может быть абсурднее, чем общение с галлюцинациями? Правильно, просить у них прощения.

— Избавь меня от своих… — попытался вырвать руку. — Что? — приложил другую руку к уху. — Мне послышалось, кто-то извинился?

— Извини, — послушно повторяю вновь, наступив логике и гордости на лицо и горло, — Лель.

— Как же умилителен твой вид и как заразительна радость от встречи с божеством, — он ухмыльнулся. — Не рычи только.

— Сколько дают за убийство бога?

— Столько не живут. Но тебе это не грозит. К тому же, рожать ребёнка в тюрьме…

— Действительно, — киваю с готовностью. — Что? Какой ребёнок?!

— Что, значит, какой? Наш, — и смотрит так, будто я пытаюсь всучить ему свою голову как его собственную.

— НАШ? — внезапно хриплым голосом переспросила я. — Кто наш?

— Чем ты слушаешь? Я уже битый час перед тобой распинаюсь.

— Не было ничего про ребёнка! Так я всё-таки с тобой переспала? — От испуга забываю, что говорю с галлюцинацией. — И как ты с ходу определил мою беременность? Так не бывает, — закрываю руками плоский живот. В пупке будто горячая бомба взорвалась и внутренности улетели в бесконечность. — Не было ничего! — авторитетно заявляю, прислушавшись к своим телесным ощущениям. Память тоже все отрицает, тактично отпихивая ногой в сторону пару белых фрагментов прошлого.

— Кто говорил про переспали? — устало уточнил Лель. — Я такого не говорил. К тому же у меня алиби, — сказав это, он невольно покосился вверх.

— А ребёнок откуда?!! — В голове полный сумбур. Лихорадочно перетряхиваю свои немногочисленные связи и убеждаюсь, что ребенконосительницей я быть никак не могу. Нет мужчины — нет ребенка. Непорочное зачатие — это из разряда мифов, кто в наше время поверит… Мечущийся взгляд споткнулся о настенный календарь, висящий в углу, откуда на меня смотрел улыбающийся племянник в россыпи ромашек. Застываю на верхнем ряде цифр с возрастающим чувством недоверия. Седьмое июля.

Задержка.

Две недели почти.

Первая в жизни.

— От заклинания! Помоги мне небо! — рявкнул гость. — Я ведь тебе уже говорил. Ты превратила его из заклятья чумы в заклинание, дающее ребёнка от бога любви. Такие вот у тебя оригинальные способности, Мавра, обнаружились!

Как подкошенная падаю в кресло. Ничего себе белая горячка, или как это называется у наркоманов? А какая реалистичность! Что ж, видимо, мой мозг изрядно траванулся теми таблетками. Нет, надо вызвать все же психиатричку, потому что если это все взаправду… Юльке постучать в стенку, что ли, пусть уже спасет меня от этой надоевшей галлюцинации?

— Я бы почувствовала, если была… того… — неуверенно говорю ему.

— Ха! — резко выдохнул он. Я так поняла, что это ему заменило пару-тройку матерных пассажей. — После таблеток тех мерзких и с кашей, что у тебя в голове, помоги мне небо, ты бы заметила, когда у тебя воды отошли, наверное! Так и ходила бы с животом, подпирающим подбородок, списывая на таблетки, кишечный грипп, газы и вода знает что!

— Ну, знаешь!.. — зашипела я, как угли, на которые выплеснули воду.

— Я тоже не в восторге от случившегося. Понимаю ещё отвечать за то, в чём виноват, но за чужую безответственность… — Лель развернулся и вышел. — Выпей, — появился снова, протянув стакан воды.

— Ааа… как? — многозначительно дорисовываю в воздухе свободной рукой то, что не выговаривает язык.

— Самым прямым. Про непорочное зачатие слышала, милочка?

— Непо… что? Что-о-о-о!?! — вскакиваю с кресла, как ужаленная в самое дорогое. Вода из стакана щедро выплеснулась на не успевшего отскочить Леля.

— Угораздило же меня… — цедит он, глядя на оттянутую на груди двумя пальцами мокрую футболку.

— Ты или временем, или мифологией ошибся, дорогуша, — торжествующе говорю ему.

— Ты о чём? — божество опасливо отступило.

— Непорочное зачатие — это тебе две тысячи два года назад надо, к Марии, Гавриил. Или как там тебя зовут?

— Люди говорят, что меня зовут Лель — пора бы запомнить! И ничего я не напутал. — Он весь как сжатая пружина. — Непорочное зачатие было во все времена, только рекламы было меньше.

— Раз, два, после пяти — Мама, папа, прости, — запела я вполголоса бессмертную композицию «Тату». — Я со-о-ошла с ума-а.

— Опять двадцать пять, — хлопнул себя по лбу Лель.

— Меня полностью нет, Абсолютно всерьёз. Ситуация help, Ситуация sos.

— Мавра, ты ведь не дикая особа из Средневековья. Там бы и то, мне скорее поверили.

— Я поверила. И что? Я оказалась беременна! Что мне писать в графе отец? — хватаюсь за голову. — О чём я вообще говорю?!

— Не так уж всё и страшно, — он попытался меня успокоить. — Ты станешь знаменитой…

— Подопытной мышью! — заканчиваю за него фразу. Следовало как можно быстрее сдаваться врачам, а не сидеть тут и думать об ирреальной беременности. Покой. Белая рубашечка с длинными рукавами. Укольчики. Кашки. Прогулки два раза в день по полчаса. Просто сил не было дойти до телефона.

— Хорошо, держи это в тайне.

— Прекрати!! — топаю ногами, закрыв уши ладонями. Гипотетического ребенка внутри себя я не чувствовала нисколечко. Зато осознала, сколько проблем он принесет с собой. Уже принес.

— Я подозревал, что ты неврастеничка. — Мои, почти дотянувшиеся до его горла, руки он легко обезвредил, заставив обнять его. Стал успокаивающе поглаживать спину. Это была мелочь, но такая приятная. Понимаю, что истосковалась по ласке и прикосновениям. К моему ужасу, из глаз полились слезы. — Поплачь, — участливо велел Лель. — Моя сестрёнка чуть что — сразу ревёт, говорит, становится легче.

— А может, того, рассосётся само? — Стать матерью я планировала, конечно, но в отдаленном будущем. Прикусываю губу, чтобы не разреветься, жалея себя.

— Обязательно.

С надеждой вскидываю на него глаза.

— Приблизительно через восемь месяцев.

Решительно высвобождаюсь из его объятий.

— Ты куда?

— В аптеку. Потом в больницу.

— Психиатрическую? — подозрительно уточняет он.

— Если не увижу две параллельные полоски (и здесь Лель!), то в нее самую.

— Купи в аптеке успокаивающие сборы какие-нибудь! Очень рекомендую.

Уже на выходе из комнаты оборачиваюсь.

— А почему я, — спотыкаюсь о заковыристое слово, — забеременела именно от тебя? Ты единственный бог Любви теперь?

— Ты в любом мужчине находишь недостатки? Чем я-то тебе не угодил? — он вдруг обиделся.

— Уходишь от ответа.

Конец ознакомительного фрагмента.