О любви по-разному

Наталья Скоробогатова, 2023

Рассказы о любви в прошлом, настоящем и будущем. О любви настоящей и любви придуманной. О любви счастливой и любви несчастной. Истории о том, что могло произойти или произошло с каждым.

Ты узнаешь её из тысячи…

«…Просто начните».

***

— Привет! — Алка подбегает, размахивая своей модной сумочкой, и легонько шлёпает ею по моей спине. — Чего стоим?

— Жду тебя, кулёма! — Я хмыкаю и, наклонившись, чмокаю её в подставленную щёку.

— Что сразу кулёма-то? — Она смешно рдеет под вечерним солнцем и показательно опускает взгляд. — Я просто очень хорошая девочка.

— Ага, и сегодня я веду очень хорошую девочку на свидание.

Я подхватываю Алку под локоток, и мы отправляемся по парковой дорожке мимо вековых сосен и ярко раскрашенных скамеек, а из динамиков звучит: «Ты узнаешь её из тысячи…»

***

— Гражданин Ломов Аркадий Сергеевич?

Передо мной стоит высокий мощный мужик в бейсбольной кепке, чёрной футболке, синих джинсах и не самых удачных кедах. Я бы на его месте их на берцы заменил.

— А кто его спрашивает? — Смотрю мужику за спину и вижу жмущегося так, словно очень хочет в туалет, участкового.

— Майор Полтавский. — У меня перед носом словно из воздуха появляются корочки местного УВД. На фото у мужика усы и волосы гладко зачёсаны назад.

— Я Ломов. А что случилось? — Я делаю шаг назад, пропуская мужика… нет, майора и участкового в квартиру.

— У нас информация, что вчера вы встречались с Войченко Аллой Николаевной.

Они входят и оглядываются. По цепкому взгляду майора я понимаю, что ничего хорошего меня не ждёт.

— Встречался. У нас было свидание. Потом домой её проводил и вернулся сюда. — Я развожу руки в стороны, этим жестом показывая, что они могут осмотреть всё, что потребуется.

— Во сколько? — Майор кивает участковому, тот открывает планшет, который до этого держал в руках, и начинает записывать.

— Во сколько что? Гуляли в парке где-то с шести до девяти. Алка опоздала, её в универе однокурсник задержал. Дома я её оставил, кажется, в половине десятого. Она ещё порадовалась, что мы успели, и отец не будет её ругать. Ну, и я домой попал в одиннадцатом часу. Точнее не скажу, от дома Алки до моего пешком минут сорок, плюс я ещё с парнями постоял во дворе. — Проследив за тем, как участковый молча переносит мои слова на бумагу, я смотрю на майора и повторяю вопрос: — А что случилось-то?

— Гражданку Войченко нашли сегодня утром мёртвой в том самом парке, где вы гуляли, — произнося это, майор смотрит на меня в упор, и я не могу удержаться, чтобы не закончить за него:

— И я — главный подозреваемый.

***

Сложно бороться с системой, когда всё против тебя: улики, свидетели, даже твоя собственная совесть. Да, на месте убийства Алки нашли отпечатки моих ботинок, на молотке, валявшемся рядом с её трупом — мои отпечатки, и даже пара свидетелей, оказывается, мимо проходила. Просто сказочная удача для тех, кто это дело расследовал.

Впрочем, я же сам почти сказочный персонаж, и мне ли о сказках рассуждать? Почему «почти»? Потому что имя у меня теперь такое — сказочное.

— Эй, Кащ! У тебя что-то интереснее «Смерти под парусом» есть? — раздаётся из окошка одной из камер, мимо которой я везу тележку, доверху нагруженную потрёпанными книжками.

— Да, — отвечаю я, доставая одну из них, — «Смерть на Ниле», — и слышу, как из-за спины вопрошающего раздаётся громкий смех.

В подработке тюремным библиотекарем есть своя прелесть: всегда можно найти, над чем и над кем посмеяться. И поругаться — выплеснуть скопившийся негатив. Меня за это и прозвали Кащеем, только тот над златом чахнет, а я — над книгами. Отдадут испорченную — получат проклятием в лоб. Не тем, которое магическое, как в историях о колдунах и ведьмах, но тоже вполне себе ощутимым. Один вон после такого три дня с толчка не слезал. Но это вряд ли я виноват, скорее — прокисшая баланда.

Вот только хочется уже, чтобы всё закончилось. И вернуться домой, к своим собственным книгам и воспоминаниям. А ещё — найти того, по чьей вине я тут уже третий год прохлаждаюсь. Не ради мести, нет, месть — вещь неблагодарная, просто посмотреть ему в глаза хочу и спросить, за что — Алку, меня, тех, кто рядом с нами был. За что? Я не кровожадный, несмотря на новое имя, просто иногда хочется справедливости.

Конец ознакомительного фрагмента.