Кольца Лины

Наталья Сапункова, 2015

Попасть в чужой мир оказалось так просто и неожиданно! И куда попала Лина? Да почти что в ад для современной девушки, не умеющей ни прясть, ни ткать, ни коров доить! Зато один странный парень почему-то её полюбил, непряху-неумеху. И пришлось выживать, приспосабливаться… и даже замуж выйти! Зато она узнала о себе немало интересного… Роман по миру «Единственного дракона» тем не менее не является его продолжением. Хотя некоторые герои, и драконы тоже, появятся и тут, но как второстепенные персонажи.

Глава 2. Замок Кер

Трястись в телеге пришлось недолго, дорога скоро вывернула из леса, и показался замок.

— Вот он, замок Кер, — мельник повернулся ко мне. — Знаешь хоть, где находишься? Ты, вообще, откуда свалилась-то? Какими силами?

Я ответила выразительным взглядом. Ответа хочешь, идиот? А кто меня немой сделал, вместо того, чтобы хоть как-никак поговорить?

— Молчишь, — удовлетворенно заметил он. — Ну-ну…

— Отец, а если она из Итсваны? — тихо сказал Эвер. — А может, из нелюдского народа, из лесных ведьм там, или из горных колдунов? Что, если она магией владеет?

На что мельник недовольно цыкнул:

— Молчи уж, олух. Хоть бы когда что умное сказал!

У самого замка дорога была широкой, наезженной, точнее, несколько дорог сходилось вместе. Никакого рва с лягушками, вроде тех, что я в кино видела, ворота тяжелые, распахнуты настежь. На башенке над воротами — стражник с длинным копьем, стоял и облака рассматривал. Хоть бы сделал вид, что бдит! На стражнике было надето, как мне издали показалось, что-то кожаное с металлическими пластинками, и, кажется, еще меч висел на поясе.

Мы миновали довольно обширную площадь, мощеную камнем, и оказались в маленьком дворике, с трех сторон зажатом высокими стенами, возле низкой полукруглой двери из толстых досок. Видно, нас заметили или ждали, потому что сразу вышла женщина, худая, в темном платке, обильно расшитом бисером. На мельника она смотрела без радушия.

— Привез? Ну показывай.

Тот толкнул меня в бок:

— Вставай, чучело. Покажись лире Ноне.

Я вылезла из телеги, выпрямилась. Ох, и взгляд же у этой… лиры! Острый, холодный, прямо пробирал. Как есть ведьма.

— Открой рот, — велела она. — Шире!

— Зубы покажи, тебе говорят, — пояснил мельник.

Мне захотелось убить мельника. Но вместо этого я, как механическая кукла, открыла рот и показала зубы.

— Хорошо, — признала она. — Зубы хорошие, здоровая, видно. А руки?

Руки мои лире Ноне не понравились, и она недовольно процедила:

— Ну и ну, чем она занималась до сих пор? Ты что нам за госпожу сюда привез, мельник? Может, мне ей сразу пару служанок назначить?

— Что ты, что ты, лира Нона! — испугался мельник. — Хорошая девка, работящая. Ты ее испытай! Она мастерица на диво!

Я исподлобья посмотрела на негодяя. Мастерица, ага. Что ж, это он врет, не я! Его проблемы.

Впрочем, он уедет сейчас, а спросят с меня. Хотя, чем уезжать с мельником, лучше уж тут остаться. Ничего, разберусь потихоньку.

Поговорка есть такая: куда ни кинь, всюду клин. Очень подходит к моей ситуации.

— Ну хорошо, — вздохнула экономка. — Пойдем, мельник, дам тебе расписку. Но учти, чуть что не так, я девку назад пришлю. На расписке пометку сделаю.

— Что ты, добрая госпожа, не случится такого. Уж она постарается, да? — мельник зыркнул на меня исподлобья.

Я отвернулась.

— Ты не бойся, экономка тут не злая, строгая просто, — забубнил Эвер, когда его папаша утопал вслед за лирой. — Я тебя навещать буду.

Вот тут я не выдержала, рассмеялась. Он будет навещать! Вот радость-то!

— Правда, Лина. Не обижайся, — он постарался заглянуть мне в лицо, я отвернулась и засмеялась громче.

— Ишь ты, и правда безумица, — сказал кто-то рядом. — Эй, парень, она хоть понимает, что ей говорят?

— Она понимает, — буркнул Эвер.

Я глубоко дышала, вытирая с глаз непрошеные слезы. Истерика, да. Вот она какая, значит.

Кстати, нечто дельное мне Эвер сообщил: «ведьма» лира Нона, значит, экономка. То есть, моя начальница. Вряд ли непосредственная — если она заправляет всем замком, то я для нее слишком мелкая сошка. Может, станем видеться не слишком часто…

Впрочем, мне же нельзя по задворкам отсиживаться! Я должна втереться в окружение к хозяйской дочке и вместе с ней уехать в столицу! Только как это сделать, если я, во-первых, немая, во-вторых, безумная?

Нас с Эвером уже окружили местные обитатели, человек десять, и подходили новые, стояли и разглядывали меня, как диковинную зверушку.

— А девка-то ничего, — сказал худой мужичок с реденькой бородкой и такими же редкими, словно через один, зубами. — Справная. Я бы пощупал.

— Размечтался. Твоя очередь последняя, не сомневайся, — ехидно заметила женщина в испачканном углем переднике. — Ишь…

Эвер подвинулся ко мне, заслонив плечом.

— Эй, вы! Я спрошу с того, кто мою сестру обидит!

В толпе засмеялись.

— Тоже, спрашивальщик, ты до иного обидчика дотянись…

Парень обиженно засопел.

Что ж, все равно спасибо, Эвер.

— Ладно вам, — сердито бросила одна из женщин, — жалко девку. Разве можно ущербную обижать, Провидение отвернется! Что за глупые…

— Вот молодой лир приедет, так ему и скажи, — посоветовал ей кто-то.

— А красивая, точно говорю.

— А чего так смотрит? Нет, погляди, как смотрит!

Они решили, что я еще и глухая?..

И тут произошло нечто, что отвлекло зрителей от моей скромной персоны: из-за угла выехала телега, запряженная парой лошадей, правил рослый возница, а по бокам ехали два вооруженных мордоворота, одетых примерно так же, как стражник на воротах, но без копий. В телеге стояла клетка. В клетке сидел человек.

Возница придержал лошадей, и, нагнувшись, заговорил с кем-то подошедшим.

Женщина в фартуке всплеснула руками:

— Поймали-таки!

— Эх, дурень! Добегается… — пробурчал тот, кто возжелал меня пощупать.

Я не могла глаз отвести от бедняги в клетке. Это был молодой мужчина. Плечистый, наверное, рослый. Небритый, весь какой-то побитый, поцарапанный и пыльный — не удивительно, в его положении. Волосы, темные и, кажется, довольно длинные и спутанные, завязаны в пучок сзади. Рубаха… и не поймешь, какого цвета. Руки связаны. Ну вот, еще и руки, клетки мало, что ли? А сердце мое отчего-то замерло.

Какой-нибудь преступник, которого привезли на суд местного… «барина»? И что же он натворил, бедняга? А может, и не бедняга, а напротив, злодей, каких мало?

В последнее мне что-то не верилось, или, скорее, не хотелось верить. Может, потому, что истинный злодей, гад и сволочь притащил сюда меня, лишив при этом возможности разговаривать, а он, между прочим, являлся во всех отношениях достойным членом местного общества.

Пленник поднял голову и равнодушно оглядел двор. И взгляд его остановился на мне, кажется, с каким-то недоумением. И наши взгляды встретились.

Глаза на темном лице были необычайно светлые, яркие. Серо-голубые. У меня у самой серые, но темнее.

Пленник медленно опустил голову, и глаза его словно погасли.

— Ишь, как на тебя смотрел, — усмехнулся мой «братец» Эвер. — Гадает, видимо, кто ты. Тут все свои, а тебя он не знает.

Ага, значит, человек в клетке — тут тоже «свой», раз знает всех, кроме меня. Я повернулась к Эверу, взглядом попросив пояснения — кто это? По крайней мере, постаралась попросить. Он догадался, чего я хочу, и пояснил:

— Это Дин, здешний сумасшедший. Давно в замке живет, имень о нем заботится. Только нравится ему убегать, вот и приходится погоню посылать, искать. Имень гневается.

Вот как, значит. Не разбойник, не злодей, всего лишь сумасшедший. Так я тоже тут вроде как сумасшедшая. И тоже намерена отсюда сбежать, но это на крайний случай. Меня вернут обратно связанной и в клетке? Милая перспектива.

Словно отвечая моим мыслям, Эвер сказал:

— Он такой сильный! Небось, и клетку бы сломал, потому и связали. С ним, когда разойдется, и трое не управятся.

Я выразительно шевельнула бровями, и Эвер тихонько добавил:

— Он настоящий сумасшедший, не как ты, не думай. Он, это… беспамятный, поняла? Только три года своей жизни помнит, а то и меньше. Он и этот день через три года тоже начисто забудет. Раньше всего год помнил, говорят.

Очень странно. Во всяком случае, я пока не слышала о таком, чтобы человек мог помнить только последние годы своей жизни. Хотя, человеческий мозг вещь сложная, все еще до конца не изученная, как не раз говорила моя мама. Может, у него травма какая-нибудь была, в детстве или даже позже — кто знает, давно этот несчастный живет тут, в замке. Спросить бы, хоть у того же «братца», так я же немая. Ох, мельник, ох, гад!

Мама моя не специалист по мозгу, вовсе нет. Но она врач, терапевт, в больнице скорой помощи работает. Наверное, как раз недавно вернулась с суточного дежурства и обнаружила, что я пропала. Возможно, решила, что я уехала куда-нибудь на выходные с Димкой — были такие планы. Так что она пока не волнуется. Если, конечно, Димка еще не позвонил ей. Где-то в парке осталась валяться моя сумка…

Возница щелкнул кнутом, и телега с клеткой проехала дальше, я провожала взглядом, пока она не скрылась. Беспамятный сидел неподвижно, опустив голову.

— Эй, ты, как тебя — Камита? Пойдем! — позвала меня вернувшаяся экономка.

А я уже забыла, Камита я или нет, только раз это имя и слышала. Какая разница, пусть Камита! Раз нельзя быть Линой.

Эвер сунул мне в руки объемный узел с вещами, что валялся на дне телеги. Надо же, мельник и приданым для меня озаботился, вот уж добрый дядюшка.

— Навещу тебя скоро, — опять пообещал Эвер.

Я ушла, не оглядываясь.

Хотелось, скорее уж, повидать того сероглазого сумасшедшего. Зачем? Да просто так. Может, и близко подходить не стану, а может, перекинемся парой слов. Интересный человек…

Эх! Какой парой слов, я же немая! Проклятый мельник!

Ну хоть бы у него все в порядке было, и то ладно. Раз ни в чем особо не виноват, только в том, что сбежал, наверное, его отпустят? Не первый же раз. Может, у него своего рода обострение болезни начинается, и тогда он убегает, а потом успокаивается?

— Спать будешь тут, — экономка указала мне место на длинной, метров десяти, лавке. — Узел под лавку клади. Да ты точно понимаешь меня?

Я кивнула и сунула узел под лавку.

— Одеяла, вижу, у тебя нет. Потом сошьешь, а пока не холодно, вон, дерюжкой укроешься. Переоденься, пойдешь коров доить, сегодня доярок не хватает. Поняла?

Я опять кивнула. Поняла-то поняла, да вот как их доят, тех коров? Нет, положим, кое-как я себе процесс представляла, теоретически. Не то что принцесса из старого мультфильма, которая, чтобы подоить корову, дергала ее за хвост. Но вряд ли это меня спасет, даже если я начну дергать не за хвост…

Экономка недовольно поморщилась и ушла. В узле нашлись юбка на завязках и кофта, простенькие и поношенные, но вроде чистые. Вообще, одежда, в которую нарядила меня знахарка, сгодилась бы тут за праздничную, «приданое» от мельника было плохонькое. И ни подушки, ни простыни, не говоря уж о комнате, пусть и не отдельной. Просто коридор и длинная лавка во всю его длину, безо всяких ширм и занавесок, и мне на этой лавке выделили немного места!

И ладно. Мне же тут недосуг задерживаться.

В коровник меня, по велению экономки, привела круглолицая девушка, она показала, где взять ведерко, и вручила холщовое полотенце.

— Вот эта корова — хорошая, спокойная. Потом следующую укажу.

Я подавила панику в душе. Буду смотреть, как другие делают, и повторять. Тоже мне, проблема — корову подоить! Я девушка двадцать первого века, я такое видела, что здешний народ и представить себе не может. И есть же еще генетическая память, мои прабабки наверняка доили коров.

Корова меланхолично жевала. Я от души понадеялась, что он не чувствует, как я ее боюсь. Что там все делают? Так, надо зачерпнуть воды из общего ведра и обмыть соски корове, вытереть тем самым полотенцем. Потом я уселась на низкую скамеечку и отважно потянула за соски. Как бы не так! Никакого молока. Я стала действовать иначе, обхватила соски кулаками. Ага, вот оно, молоко…

Корова недовольно мыкнула. Или мне кажется, что недовольно? Ну прости, если что не так, моя хорошая.

Струйки молока брызгали в подойник, пока я не уронила разламывающиеся от усталости руки. Сил больше не было. Кто бы мог подумать, что это такая тяжелая работа?

Я отдохнула немного, размяла пальцы и снова взялась за дело — не тут-то было! Руки теперь болели немилосердно.

— Что ты возишься? — это подошла моя опекунша и удивленно смотрела на наши с коровой мучения. — Отвыкла, что ли?

— Да она и не привыкала, — бросила позади нас другая девушка, видимо, более наблюдательная. — Гляди, что делает! И на ручки ее посмотри, такие маленькие и нежные только у младшей ленны, небось. Точно ничем тяжелее иголки не работала.

Я только сжала зубы. Иголкой, да. Видели бы, девочки, мою швейную машиночку! Только кому это сейчас интересно…

— Вставай, — опекунша легонько толкнула меня в плечо. — Все равно тут от тебя толку не будет, это постепенно привыкать надо. И впрямь, какие ручки у тебя, детские прямо. Ну и ну.

— А нам за нее отдувайся? — возмутилась одна из доярок, остальные тоже загомонили.

— Ладно вам, — сердито крикнула женщина постарше, — она ущербная, не гневите Провидение.

— Это мы гневим? — уперла руки в бока невысокая кругленькая молодайка. — Это у Крысы совести нет! Платить — каждый медяк жалеет. А коса-то, коса, поглядите, это где же такие плетут? Смешно как! Ишь ты.

Ага, кругленькая она, потому что беременная. Месяц седьмой уже, наверное. В декрет пора, только тут ведь вопрос так не стоит? Крыса — это, надеюсь, экономка.

И тут же услышала негромкое:

— Да хоть с косой, хоть без, кому нужна такая?..

Ну разумеется. Я и не против. Мне бы отсюда… бегом! Домой. Я там молоко в магазине покупаю, в пакетах!

Вставая, я тут же увесисто получила от коровы хвостом по спине. Что ж, наверное, животное в своем праве, кто знает, каково было терпеть мое неумелое доение?

— Пойдем, молоко процедим, — сказала мне, вытирая руки о передник, та, что постарше. — Потом в сыроварне поможешь. Работала в сыроварне? Нет?.. Ну и ладно. Я тебе объясню. Пошли. Вон те ведерки возьми.

— Не боишься, Нилла? — заметила одна из доярок. — Намаешься с ней, может, она совсем бестолковая. А может, у нее припадки? Или еще что?

— Ну да, взяла бы Крыса припадочную. Небось лир не похвалит, ему одного недоумка хватает.

— Одного? Ой ли? С тремя мается! — фыркнула одна из доярок, на нее шикнули.

— Пошли-пошли, — сказала мне Нилла, — пусть болтают, ну их.

Оказалось, сыроварня — углубленный в землю домик с маленькими квадратными окнами, с каменным полом, чистый и прохладный. Там определенно оказалось лучше, чем в коровнике. По крайней мере, я справлялась. Мы с Ниллой процеживали молоко, которое приносили доярки, часть отправили на кухню, остальное заквашивали, куда-то переливали и переносили, снимали сливки. Мне пришлось долго крутить ручку какого-то примитивного деревянного устройства, которое, тем не менее, отделило от молока желтоватые и вкусно пахнущие сливки. Эх, кофе бы чашечку сюда свежесваренного! Определенно, эти сливки давали большую фору тем, что я покупаю в пакетиках к утреннему кофе, вот прямо чувствую, что очень вкусно! Или я просто проголодалась?..

Мы закончили. Хотелось одного — лечь. Или хотя бы сесть и не двигаться. Однако я принялась протирать пол, а Нилла вышла, но скоро вернулась с миской, полной каши, и краюхой свежего, теплого еще хлеба. Краюху она разломила на две части, половину взяла себе, и нацедила в две чашечки сливок. Кашу всю подвинула мне.

— Вот, Камита, ешь. Я там сказала, что ты еще не все дела переделала. На кухню не ходи, вдруг еще работу подкинут. А нам на сегодня хватит, хорошо потрудились.

Ох, верно! У меня все тело ныло. Вот бы в душ! Здесь, конечно, не бывает душа?

— Искупаться хочу, — заявила Нилла, — пойдешь со мной на речку? — она с наслаждением впилась зубами в хрустящую горбушку.

Я с готовностью закивала. Не душ, конечно, но речка так речка. Лучше, чем ничего.

Когда я расправилась с кашей и хлебом со сливками, Нилла достала из сундука и бросила мне на плечо кусок холстины, такой же взяла себе.

— Это вытираться. Пойдем.

Интересно, когда в этом мире появятся махровые полотенца? Впрочем, какие пустяки — полотенца. Я бы первым делом соорудила тут душ — ведь чего сложного? А уж если еще и с горячей водой…

Сыроварню Нилла заперла на ключ. Мы прошли задворками до ворот, Нилла помахала стражнику, тот тоже махнул. А река была недалеко, густой камыш подступал вплотную к замковым стенам. Широкая дорога уходила в камыш к реке. Мы по дороге не пошли, а свернули на узкую тропинку, которая вела куда-то в сторону.

— Там тихая заводь, мало кто бывает, и деревья кругом, — сказала Нилла. — Чтобы не глазел никто, спокойно поплаваем.

Так и вышло. Удивительно хорошо было на речке, закат полыхал в небе всеми оттенками красного и золотого и отражался в гладкой, как зеркало, воде. Вспугнутая нами цапля поспешно отлетела в камыши, а еще какие-то мелкие птички у берега и не подумали улетать, просто отбежали в сторону.

Мы побросали одежду на поросший жесткой травой песок, нижнюю сорочку Нилла тоже сдернула, я последовала примеру. А куда деваться, купальники тут явно не изобрели еще.

— Плавать-то умеешь, не утонешь, а, Камита? — Нилла продолжала обо мне заботиться.

Я уверенно кивнула. Умею я плавать, очень хорошо умею.

Вода оказалась теплой, как парное молоко, и очень чистой, дно твердым, а заводь, к моему удивлению, вовсе не мелкой, шагов пять — и дно потерялось. Я немного отплыла, потом нырнула и коснулась под водой ноги Ниллы, та взвизгнула.

— Камита! Не пугай меня!

Я согласно кивнула, она расхохоталась.

— Знаешь, здесь раньше водяные найки жили! Утаскивали под воду!

Ага, значит, байки про русалок тут тоже рассказывают…

Мы вволю порезвились, и усталость дивным образом схлынула. Выбрались из воды, когда солнце уже закатилось, но небо продолжало полыхать.

— Посидим немного? — предложила Нилла. — В замок не опоздаем, глаза бы его не видели.

Я не возражала, тем более если не опоздаем.

Нилла вытерлась, вынула откуда-то из одежды крошечный флакон, вылила из него несколько капель и растерла по телу — запахло резко и пряно. Она протянула флакон мне:

— Это от кровососов. Натрись.

Я тоже растерла по плечам и рукам несколько капелек, прислушалась — все верно, комары вокруг звенели, посидеть в свое удовольствие без спецсредств и мечтать не стоило. Но у нас, как выяснилось, и спецсредства нашлись.

Одевшись, мы присели прямо на песок, Нилла сорвала гибкую травинку, пожевала ее.

— Вот что, Камита. Насколько я поняла, соображаешь ты вовсе не плохо. Верно?

Я кивнула. Да, в общем, соображаю, и хорошо, что это заметно.

— На людей не кидаешься, в припадках не бьешься — обычная девушка.

Я засмеялась, и Нила улыбнулась.

— Убегаешь, говорят, так мало ли, зачем и отчего. Убегаешь?

Я только пожала плечами. До сих пор не убегала, но теперь, может, начну?

— Дин вон, каждый год удрать умудряется, каждую весну. Как ни запирай, ничего не помогает. А потом успокаивается до следующего раза. В этом году имень сгоряча велел его в зверинце закрыть, там цепи, клетки — тоже не помогло.

Меня аж передернуло. В зверинце? Добрый какой имень, душка просто.

Я не прочь была бы еще послушать о том странном парне, но Нилла сменила тему.

— Лучше бы тебе и правда быть уродиной, или припадочной, или кусаться, что ли, чтобы боялись, — она улыбнулась. — Шучу, шучу. Но будь осторожна. Покажешься еще кое-кому легкой добычей, и пожаловаться не сможешь, всякий отговорится, ты ведь и немая, и дура дурой. Тебя бы замуж скорее, чтобы было, кому защитить. Надеюсь, имень так и порешит. Имень Кер — он неплохой. Справедливый… как правило. Может, и приданое даст, будешь жить тут.

Я неловко улыбнулась, не соглашаясь и не отрицая. Вот всю жизнь мечтала, чтобы тут, и замуж! Не уж, мне — в столицу, к магу!

— А что коров доить не умеешь — подумаешь, — хохотнула Нилла. — Я, пока замуж не вышла, тоже не доила. Я в Андере жила, с матерью и братьями, у нас ткацкая мастерская была. Жили не бедно. А потом замуж вышла за княжеского десятника, вот и увезли меня в Аркаран. А теперь я и вовсе вдова.

Я тронула ее за руку и покачала головой, стараясь выразить сочувствие. Вот немота проклятая! Никому ничего не сказать, не спросить, только слушать. Задушила бы мельника…

И неужели эта немота — навсегда?! От одной такой мысли мороз по коже.

— Ты осторожна будь, — Нилла тоже погладила меня по руке. — Веди себя тихо. Тут люди не плохие, по законам живут. И дядя заступится ведь, если что, да?

Я усмехнулась невесело. Заступится, как же…

— Скоро заявится молодой имень, вот от него тебя никто не защитит. Просто старайся ему на глаза не показываться. Такой… конь! — сказала она с чувством, так что сразу стало ясно, какие синонимы этому определению нашлись бы в русском. — Наезжает сюда не чаще двух раз в год, а детишек от него уже родилось то ли трое, то ли четверо, и в замке, и в деревне. Ему двадцать три, красивый. Лучше не попадайся. Скоро ленну Дану к жениху отправлять, вот он и приедет, провожать ее в Андер. Долго не пробудет.

Я кивнула — поняла, дескать.

— Лир Вантон, молодой имень, и ленна Дана — дети именя от первой жены. И есть двое от второй, тоже сын и дочка, семи лет и десяти. Ну так тех и не слышно пока, а вот старшие! — Нилла многозначительно рассмеялась. — Ленна Дана что хочет, то и творит, имень уже и рукой махнул. Возблагодарит Провидение, когда ее наконец замуж отдаст. А Крыска наша, небось, каждый день хвалу возносить станет, когда ленна Дана уедет. Хотя ленна сама по себе ничего, всяко лучше братца. Любовь у нее закрутилась в прошлом году с молодым именем одним, он просил руки, и подходящий вроде бы брак, так нет же — отказали. Лучшего жениха нашли. Он старше, но очень знатный, младший князь из Таума, посол Винеты при дворе Итсванского императора. Вот так и не захочется быть ленной, что толку в этом, когда тобой вертят, как хотят. Меня вот спросили, хочу ли замуж за моего Имана. А она должна делать, как скажут, и не пикни. Хотя привыкнет, станет важной лирой, ей и понравится, верно говорю?

Я опять только усмехнулась. Может, понравится, а может, и нет. Выходить замуж за старикашку для девушки само по себе неприятно, а если любимый есть — и вовсе. Лично мне хотелось ленне Дане только посочувствовать.

Мы помолчали.

— Свадьба — это хорошо, — Нилла мечтательно улыбнулась. — Хлопотно, но хорошо. Весело будет. Наездников сюда на рухах слетится, десятков пять, а то и больше. Интересно, станет ленна настаивать, чтоб на своем рухе до самого Андера? С нее станется. Тут на рушьем дворе всего девять птиц было, три из них ленны Даны. Бедовая она девка. Теперь птиц на ферму отравили, там и ухаживать проще, и вылетывать, и чтобы ленна глупостей не наделала… опять же.

Птиц. Я даже отшатнулась. Рухи, на которых тут летают — это все-таки птицы?!

Птица Рух. Как же я сразу не догадалось, это из какой-то сказки. Или из сказок, потому что мне определенно не однажды попадалась птица Рух — в разных сказках. Огромная волшебная птица. Но у нас это сказки, а тут реальность? И откуда это пришло в наши сказки? Отсюда?..

А еще тут есть драконы.

Небо уже потемнело, осталась лишь одна тонкая яркая полоса. Домой?..

Нилла проследила за моим взглядом.

— И верно, пошли. Поздно уже…

Удивительное дело, меня не укусил ни один комар. Ниллино средство бы да к нам, цены бы ему не было! Небось натуральное, безо всякой химии…

В замке Нилла проводила меня до коридора с длинной лавкой — сама бы я наверняка заблудилась. С двух сторон уже раздавался зычный храп. Я нащупала свой узел, не раздеваясь, вытянулась на лавке, покрытой только толстой рогожей, и успела лишь подумать: как можно спать на таком жестком…

Оказывается, еще как можно.

Следующий день, конечно, настал. И чуда не случилось, я по-прежнему была в замке Кер. В другом мире. И надеяться на то, что мне снится долгий и чрезвычайно дурацкий сон, пожалуй, все же не следовало. Потому что это явь. И переходы между мирами возможны. И я в другом мире. И я тут последняя чернавка, рабыня, немая и безумная, которая к тому же не умеет доить коров. Давай, Линка Остапенко, барахтайся, выгребай как-нибудь…

Этим утром меня отправили на кухню, помогать кухаркам. Конечно, как и следовало ожидать, огромный чан с водой и куча грязной посуды дожидались персонально меня. И еще сложенные в углу закопченные кастрюли.

В огромной кухне хлопотали четыре женщины, одна мешала что-то в большой кастрюле, другая месила тесто, третья чистила овощи, четвертая перетирала тряпочкой столовые приборы. Та, что овощами занималась — самая молоденькая, почти девчонка, остальные — рослые, пышнотелые, наверное, такими и должны быть поварихи. На меня поглядывали, тихонько переговаривались. Наблюдали, наверное, что делать стану, нет чтобы заговорить и подсказать! Наверняка же знают, что я немая, спросить не могу. Ну, ладно, как прикажете…

Попробовала пальцами воду в чане — чуть теплая. И что я отмою без мыла в практически холодной воде?

Я быстро огляделась. Не может быть, чтобы не было мыла.

Ага, вот тазик с песком. И еще один, там на донышке что-то черное. Я потрогала — похоже, зола. Средства на любителя, конечно, но годятся. Моя бабушка, любительница самодельных экологически чистых средств, тоже на даче только золой посуду мыла, и щелок сама варила. Спасибо, бабуля. Только благодаря тебе я сейчас не скисла.

Щелок! Он-то тут есть? Уж его-то точно раньше изобрели, чем при царе Горохе! Ага, а что это вон в том ведерке? Я сдвинула деревянную крышку и обнаружила под ней мутноватую жидкость. Не без опаски потрогала пальцами — да, похоже, он, дорогой мой. Щелок. Тут же зачерпнула ковшиком и вылила в чан. Кто его знает, какая нужна концентрация, но тот, что делала бабушка, надо было разводить примерно в десяти частях воды. Щелок просто готовить, надо залить полведра золы водой до краев ведра и настоять три дня, потом слить. Или кипятить пару часов — так быстрее. Отмывает и отстирывает не хуже средств из магазина. Так что щелок — дешевая и доступная штука, вряд ли здесь его экономят. Я отважно добавила еще пару ковшиков, потом набралась наглости и отлила в другое ведерко кипятка из чана, что булькал на большой плите, и разбавила воду для мытья. Если нельзя — так и скажите, а я немая, как же мне спросить?..

Повязав вместо фартука полотенце, которое валялось рядом на столе, я бодро принялась за мытье. Радовалась. Справилась, смогла! Бабулечка, милая, великое спасибо тебе! А ведь над тобой соседи некоторые смеялись, у виска пальцем вертели. Но как иначе я бы узнала, что этот чертов щелок вообще существует на свете? Да я уже обычное хозяйственное мыло забыла, когда в руках держала, только какие-нибудь жидкости и гели. А в прошлом году вообще подарила нам с мамой посудомоечную машинку. Мама ворчала поначалу, что мне, дескать, денег девать некуда, но уже через неделю ей очень понравилось!

Перемыв посуду, я сполоснула ее холодной водой. Теперь — котлы песком чистить? На них и смотреть страшно. Нет, понятно, что чистить надо, но почему это должна делать я?

Поварихи тем временем встали к столу разделывать тесто на маленькие булочки. Ага, а это интересно! Дело в том, что я не слишком люблю варить борщ, а вот всё, что из теста — это мое. Те же булочки могу слепить десятком способов.

Я тщательно вытерла руки, подошла к столу, прихватив нож, подвинула к себе кусок теста.

— Эй, ты чего это, дуреха? — возмутилась одна из женщин.

Остальные поварихи почему-то уставились на меня так, словно я табуретка, которая вдруг начала сама гулять по кухне. Ну нет, это неправильно, я не табуретка!

В два счета, пока не прогнали, я изобразила из теста забавного зайчонка, потом рыбку и птичку. Чуть не сделала человечка, но спохватилась — вдруг какие-то обычаи это запрещают? Скажут еще, что колдовством занимаюсь, меня тут поначалу за нечисть приняли и вовсе ни за что, просто за костюм.

— Ладно, ступай работай, — буркнула та, что прежде месила тесто.

— Зачем, пусть остается, — велела другая. — Давай-давай, девка, покажи, что умеешь.

Вот, теперь понятно, кто здесь «шеф».

Когда я накрутила с десяток зверушек и принялась за цветы, третья повариха заметила:

— Это можно именю подавать перед охотой. Ему понравится.

А я-то думала, что это детская выпечка. Именю перед охотой, говорите? Ладно, сделаем так…

Следующая моя зверушка не так-то просто поддавалась идентификации, потому что напоминала льва, медведя и волка одновременно — короче, она была непонятным, но хищным зверем.

— Замечательно! — засмеялась главная. — А теперь давай-ка сделай побольше вот таких, ты вон как быстро с ними управляешься, — она показала на плюшки в виде сердечек. — Вита, займись лучше мясом к ужину, — это относилось к той, которая нашла применение моим булочкам-зверушкам, — а ты, Вей, принимайся чистить котлы. Не дуйся, это твоя работа, все равно у тебя лучше всех получается.

Последнее относилось к молоденькой поварихе — наверное, та была тут скорее поваренком, или, так скажем, кухонной рабочей, то есть более низкой квалификации, чем остальные. И чем я. Правильно, я этого и добивалась — не стать главной «золушкой».

Девчонка недовольно фыркнула:

— Разве это теперь не ее работа?

— Нет конечно, — отрезала главная, — раз она умелая пекарка, хвала Провидению. И это накануне свадьбы! Просто подарок, что тут скажешь.

Вей надулась, но промолчала, третья повариха согласно закивала, а та, которая занималась тестом, даже глаз не подняла. А я запоздало подумала, что с этой стороны тоже могут быть проблемы — местная «специалистка» примет за конкурентку, еще вредить начнет. А объясниться ни с ней, ни с кем-то еще возможности нет. Мне ведь даром не нужна карьера на кухне, мне нужно сблизиться со здешней барышней и уехать в столицу! С другой стороны, как я этого добьюсь, если только и буду делать, что мусор выгребать да прозябать на должности «подай-принеси». Нет, все правильно. Не хотела обижать девочку Вей, но мне к волшебнику надо.

— Умеешь замешивать сдобу? А заварное тесто? А рассыпчатое? А сбитое? А печенье, чтобы нежное было? — спрашивала меня главная, я кивала, а она расцветала с каждым моим кивком.

Заварное тесто — понятно, что, эклеры-профитроли, конечно. Сбитое — надо думать, бисквит, рассыпчатое — конечно, песочное. Все это я умела делать. Взбивать и замешивать, правда, предпочитаю в комбайне, но и руками справлюсь. А вот чем они заквашивают тесто? Дрожжей в брикетах или в пакетиках у них, понятное дело, нет. Как именно они делают домашнюю закваску? Надеюсь, готовая закваска уже стоит где-нибудь в погребе, но если самой придется выкручиваться?! А разрыхлитель? На этой кухне есть сода? Стоп, а поташ? Другое вещество, но тоже разрыхляет тесто. Его готовят из золы! Да, может быть. У нас его так просто не купишь, хотя одно время мне очень хотелось, для пряников по особому рецепту. А какой здесь сахар? Я подписалась на то, что все умею, но еще в глаза не видела здешних продуктов! Надеюсь, яйца и мука обыкновенные, без неожиданностей. Молоко, сливки — обычные, уже убедилась, масло, вероятно, тоже. Но хуже всего, опять же, то, что я немая и не могу задавать вопросы и выяснять самые насущные для себя вещи!

Я уже жалела, что не послушалась совета знахарки и не договорилась с мельником сразу. Тогда, вероятно, он не стал бы применять ко мне свое купленное волшебство, и я не онемела бы. Насколько все было бы проще!

— Как тебя зовут, милая? А то я не запомнила. Напиши, — главная припылила стол мукой.

Я только развела руками. Оказывается, тут все грамотные — кроме меня. Еще один неприятный сюрприз.

— Да она глупая совсем, даже букв не знает, — сказала Вей. — То она умеет и это, как бы ни так!

— Замолчи, — одернула ее главная. — Все выяснится. Милая, закончишь с булочками — приготовишь что-нибудь, покажешь себя, поняла?

Я кивнула — поняла. Тут все к любому случаю жизни поминают Провидение, не уловила пока, что это такое, но надеюсь, мне оно тоже поможет.

Когда два внушительных размеров противня оказались в духовке, мне выдали продукты: муку, яйца, масло, бурого цвета булыжник, который оказался сахаром, какие-то специи, которые я решилась только понюхать, один порошок напоминал корицу. Была еще солонка и флакон с сероватым порошком, который скорее всего и был разрыхлителем для теста. А может, и не был. Я его пока осторожно оставила в сторону — потом разберемся. Был еще горшочек с какими-то ягодами, кисло-сладкими, похожими то ли на бордовую малину, то ли на ежевику.

Я решила приготовить пирог из крошки-штрейзеля, он и без разрыхлителя получается вкусным и рассыпчатым. Простой, дешевый и вкусный, его бабушка когда-то часто готовила. Случалось, я приходила из школы — и он был, только из духовки, аромат уже в дверях сумасшедший! Сахар пришлось толочь в ступке, но это мелочи. Бабушка, родная, и за это тебе спасибо!

Отправив пирог в большой круглой форме в духовку, я чувствовала, что трясусь, как заячий хвост. Ведь печку такую тоже впервые вижу, мало ли что?!

Провидение не подкачало. Пирог получился, как говорится, «самое то». Попробовав кусочек, наша «шефиня» даже в ладоши захлопала.

— Ну надо же! Где ты раздобыла такой рецепт? Где ты жила раньше, милая? Надо же, как необычно! Как вкусно!

Кажется, ее впечатлил сам принцип: рассыпчатый пирог из сладкой крошки. Видимо, в этой местности такое не готовили. А на неудобные вопросы все равно не отвечать — я ведь и немая, и неграмотная. Дуреха, в общем.

Половину пирога тут же растащили по кусочкам, досталось и Нилле, которая как раз принесла на кухню большую головку сыра.

— Ну вот, — она рассмеялась, — думала, будешь моей постоянной помощницей, а не выйдет. Отпусти теперь Камиту до завтра, тетушка Ола? Экономка мне ее обещала сегодня к вечеру.

Выходит, главную повариху зовут тетушка Ола.

— Ступайте, — махнула та рукой, — Камита, значит. Небось запомним…

Повторного предложения нам не требовалось.

— Сходи за чистой рубашкой, потом на речку пойдем, — посоветовала Нилла.

В «моем» коридоре с лавкой было пусто, тихо, сумрачно и довольно пыльно. В самом углу кто-то спал, прикрывшись простыней до самого носа, виднелись только черные волосы. Я выдернула из узла сорочку и тихонько, на цыпочках, вышла.

Во дворе меня дожидался — кто бы, вы думали? Эвер, мельников сын, собственной персоной.

— Лина, — воскликнул он, заулыбался, потом смущенно поправился, — Камита…

Парень достал из свертка что-то вроде большого пряника, протянул.

— Это тебе, Камита…

Я оттолкнула его руку, покачала головой — уходи, дескать. Он вспыхнул.

— Ты не поняла. Я просто… мы же не чужие!

Я усмехнулась. Ну да, ну да. Родственничек.

— Ты не поняла, — повторил он. — Я на тебе жениться хочу. Отца уговорю, не беспокойся. А?

Вот это да. Всю жизнь мечтала.

Я показала рукой на себя, на него, отрицательно покачала головой и отвернулась.

— Ну я еще приду! — воскликнул он. — Завтра, ладно? Тебя тут не обижают? Если что, я…

Оказывается, к нам незаметно подошла Нилла.

— Правильно, иди, — посоветовала она мельникову сыну, — некогда нам тут.

Он сунул ей в руку свой пряник и убежал, она расхохоталась.

— Ты чего, Камита? Зачем парня гоняешь? Не самый ведь плохой жених. А тебе надо замуж.

Я с досадой посмотрела на нее.

— Видный, не бедный, семья хорошая, — продолжала она забавляться. — Многие девушки порадовались бы на твоем месте. Ладно, ладно, не хмурься! Провидение все решит.

Позже, когда мы занялись делами, она опять заговорила.

— Тут такое дело, Камита. Если покажешь себя, как надо, получишь место пекарши Витины, она уезжает в Андер с ленной Даной. Да только хочет потом вернуться. Что, там у князя на кухне работать некому? Ленна Дана раскапризничалась, что не может жить без Витининых сладостей, имень и согласился, чтобы отстала. Это при том, что ленна сейчас ест, как птичка, а выпечку и в рот не берет. Нрав показывает…

Я услышала лишь про Андер, и ушам не поверила. Туда отправляют пекаршу, место которой могу занять я! И ехать та не хочет. А почему тогда мне не поехать?

Наверное, забавно было наблюдать, как я жестами и мимикой объясняла Нилле, что мечтаю отправиться в столицу. Она, наконец, догадалась:

— Хочешь ехать с ленной Даной? А зачем тебе, так далеко от дома? Трудно будет.

Я изобразила умоляющий взгляд, сложила руки на груди. Помоги, подруга, пожалуйста!

— Ладно, — нехотя согласилась та, — я тетушке Оле скажу, пусть с экономкой переговорит. Ты бы очень не рассчитывала. Говорю же, не нужна ленне там пекарка, вредничает она просто. Наплачешься с ней.

А вот на это мне было наплевать. Не нужна ей пекарка — а я и не собиралась у нее на кухне трудиться. Пусть только отвезет в столицу, к моему Гудвину… которого зовут Гвент Мун. Права была знахарка, имя мага я не забывала.

Нилла махнула рукой и надолго замолчала, лишь кратко давала мне указания.

Говорят, что в каждой избушке свои погремушки. Ну и пусть. Что мне до чужих «погремушек»? Мне — домой бы…