Жена Чудовища

Наталья Сапункова, 2017

Из-за злого колдовства второй сын герцога Нивера родился чудовищем, похожим на неведомого зверя. Однако вышло так, что именно он должен обеспечить семью наследником. И не так уж сложно найти жену Чудовищу, если предложенная плата достаточно высока… Юная Тьяна, дочь барона из дальней провинции, согласилась на такой брак. И не пожалела об этом… Мотивы сказки «Красавица и чудовище» с собственным сюжетом.

Глава 10. Предсказание гадалки с бубном

Для родственницы новой леди Айд в карету запрягли отличную четверку гнедых.

— Собираюсь пройтись по лавкам, — объяснила она удивленной Тьяне, — хочешь чего-нибудь?

— Разве что поехать с тобой. Но зачем тебе понадобилось в Ниверсолл?

— Гадалка с бубном, — не стала лукавить леди Фан, — хочу кое-о-чём спросить.

— Но тётя, отец считал, что все они обманщицы, — Тьяна удивилась ещё больше.

— Не все, — леди Фан улыбнулась, — что бы ты хотела узнать?

— Про привидение в замке.

— Хорошо. А про то, как расколдовать твоего мужа? Разве не это самое важное?

— Тётя, если бы гадалки могли ответить на этот вопрос, ещё отец Валантена переловил бы всех, чтобы спросить. И потом, возможно, мы уже завтра что-то узнаем.

— Тогда будь умницей, — улыбнулась леди Фан, — не оставайся в одиночестве.

Колдун ждал, переминаясь у кареты. Посторонился, пропуская, сам устроился напротив, стукнул в стенку, давая знак кучеру. Он казался озабоченным, и вопреки ожиданиям не пытался завязать разговор. Леди Фан это поначалу устраивало, она просто смотрела в окно. Но уже на подъезде к городу ей надоело молчать.

— У вас какие-то важные дела в Ниверсолле, эсс Хойр? — поинтересовалась она.

— Не то чтобы важные, миледи, — он махнул рукой, — не слишком люблю эту обязанность, но не отвертеться. Обряд проверки колдуньи не проводят в одиночку, так что мы с городским колдуном делаем это вместе. Он присылает мне сообщения, когда есть такая надобность.

— Проверки… кого, эсс?

— Колдуньи. Точнее, бродячей гадалки, какая там из неё пока колдунья. Вчера стража поймала девчонку на ярмарке. Возможно, обманщица. Так чаще и бывает, — он мягко улыбнулся, — всё равно мне следует сосредоточиться перед проверкой. Так что сейчас я плохой собеседник, простите, миледи.

— Конечно, эсс, я понимаю, — кивнула леди Фан, огорчаясь, что всю дорогу была столь нелюбопытна, — она совсем юная, эта гадалка?

— Да, лет тринадцать. Самый лучший возраст для обучения. Хотя и более старших мы тоже проверяем. Вот только нормально обучить их уже не удаётся, но на что-то и они годятся, конечно.

— А самые старые и опытные тоже нужны вашей гильдии, эсс? — не сдержалась она.

— О, миледи, — колдун улыбнулся, — эти умеют не попадаться страже. Как правило, их способности к тридцати годам и раскрываются, а до тех пор они только в паре ходят, молодая со взрослой, опытной. А эта была одна. Скорее, обманщица. Вторую пока не нашли, хотя ищут. Вознаграждение ведь полагается стражникам, помимо жалованья, от нашей гильдии.

Леди Фан кивала, стараясь скрыть разочарование. Получается, она и впрямь ехала в город, чтобы просто пройтись по лавкам. Если там и есть гадалки, они попрятались так, что даже стража за вознаграждение их найти не сможет. А поискать Айнору можно лишь по пути домой, отсюда до её последнего пристанища день езды.

— Если проверка покажет обман, девочку просто отпустят? — спросила она, хотя колдун опять замолчал и насупился.

— Конечно, — вздохнул тот, — сначала накажут, само собой. Обманщиц нельзя поощрять, так что это обязательно. Тридцать-сорок розог обычно. Невредно, но чувствительно. Но их это не останавливает, стремятся скрыть дар. Видите ли, им милее бродяжничать по жаре и холоду и зарабатывать мелочь, водя за нос простой люд, чем учиться в хорошей школе, а потом служить за жалованье! — он отчего-то разволновался, — такое воспитание, миледи! Просто дурость! Уж простите. И это в наш просвещенный век!

— А покойный герцог спрашивал у гадалок про сына? Я лорда Валантена имею в виду.

— Спрашивал, конечно. Получил ответ, что истинный облик сына он не увидит никогда.

— Но это не тот ответ, — быстро заметила леди Фан, — это ответ не про лорда Валантена. Вероятнее, он был о скорой смерти герцога.

— Двойной смысл, миледи, да, — вздохнул колдун, — и об этом, и о другом, и о чем-то третьем, возможно. Вот поэтому я бы не стал задавать гадалкам никаких вопросов. Образованные колдуньи бывают более конкретны. Хотя также доказано, что абсолютная достоверность предсказаний невозможна, миледи, — и он со вздохом отвернулся к окну, быть может, опять настраиваясь на предстоящий обряд.

— А образованные колдуньи что говорят про лорда Айда?

Эсс Хойр лишь пожал плечами. В молчании они миновали городские ворота и поехали по широкой улице.

— С вашего разрешения, миледи, я выйду за ратушей, там как раз караульная стражи, — сказал колдун, — девочка там. Вам же стоит проехать чуть дальше, увидите лавки, ателье, а ещё левее — ярмарочную площадь.

Леди Фан согласно кивнула, но, когда карета остановилась и эсс Хойр вышел, она выскользнула следом.

— Хочется размять ноги, эсс, — безмятежно объяснила она удивлённому колдуну, — о, не обращайте на меня внимания.

Девочку леди Фан нашла сразу, в большой клетке неподалеку от дверей в караульную, та сидела на дощатом полу, присыпанном старой соломой и мусором, и была в этой клетке одна. А прямо на стене караульной, возле двери, висел бубен, небольшой, почти новый, из светлой кожи. Бубен у Айноры был большой и давно потемнел от времени.

Рисунок красной краской по краю бубна вдруг притянул взгляд леди Фан, заставив её вздрогнуть и подойти к клетке.

Девочка была маленькой и худой, почти изможденной на вид и довольно-таки грязной, но с удивительно милым личиком — если отмыть. Простое платье из крашеного полотна старое, а передник и вовсе рваный. Её длинные косы были украшены мелкими красными бусами, а сложного плетения ожерелье из тех же бусин леди Фан узнала сразу, потому что могла сама сплести такое же. Айнора когда-то научила.

А ведь Айнора всегда стремилась одеваться хорошо, ветошь не носила, и могла голодать, но городские бани никогда не обходила стороной. Да с гадалок нередко и денег в банях не берут…

Девочка так и сидела не шевелясь, не поднимая на неё взгляд — ей, как видно, уже порядком надоели любопытные. Рядом на полотняной салфетке лежал нетронутый кусок сдобного пирога — наверное, дал кто-то из прохожих. Леди Фан подумала, что, не будь тут поблизости стражи, нашлись бы желающие отпустить девочку. Народ по-прежнему сочувствует гадалкам, невзирая на короля и колдунов.

Она спросила, приблизившись к решетке вплотную:

— Айнора здорова? Где она сейчас?

Вот теперь девочка на неё посмотрела. Недоверчиво посмотрела.

— Она жива вообще? — уточнила с сомнением леди Фан, — я Элла. Ты слышала обо мне?

Девочка кивнула, кто знает, на какой вопрос отвечая. Медленно она встала, подошла.

— Элла?.. Айнора в Рябиновой обители. Это близко. Там приют. Возьмите. Я прошу, — и она быстро протянула что-то через прутья, леди Фан подставила ладонь.

У неё в руке оказалось маленькое дешёвое колечко. Она быстро сунула его за рукав — как будто и не было ничего.

— А в школу к колдунам не хочешь? — спросила она девочку, — попробовала бы. Сбежать сможешь и потом, если что. Мне никогда не нравилось, что Айнора бродяжничает, особенно теперь.

Девочка молча отвернулась, опять отошла на середину клетки и села спиной к леди Фан. А к той уже поспешал пожилой стражник, весьма строгий и недовольный.

— Что вы желаете, эсса? Что вам здесь нужно? Ступайте себе.

— Я просто спросила у девочки, не купить ли ей воды. Мне её жаль, вот и всё, — ласково сказала она, — я приехала с эссом Хойром, меня зовут леди Фан, леди Айд — моя родная племянница.

И с удовольствием отметила, как простое звучание некоторых имен обладает поистине волшебным свойством: недовольство на лице стражника почти мгновенно перетекло в глубокую почтительность.

— Польщён, миледи. Всегда к вашим услугам. Я лишь хотел предупредить, что с ними, — он ткнул пальцем в сторону маленькой гадалки, — нужно осторожнее, они, чтобы сбежать, кому угодно голову заморочат.

— Благодарю за беспокойство. Проводите меня к эссу Хойру, милейший.

Стражник кинулся исполнять, но эсс Хойр и так уже спешил к ним. Она отвела его в сторону.

— Это скользкий момент, эсс. Можно попросить вас о доверии?

— Да, миледи.

— Эта девочка, гадалка… ваш обряд, наверное, покажет, что силы у неё нет. Не спешите её наказывать. Проверьте ещё раз. У неё есть сила. Я хочу, чтобы она попала в эту вашу школу.

— Миледи? Неожиданно, должен заметить, — взгляд колдуна разом стал острым, внимательным, — объяснитесь?

— Я знакома с её наставницей, — спокойно сказала леди Фан, — она позволила нанести на бубен девочки свой рисунок. Значит, дар есть. И она наверняка учила девочку держаться от вас подальше. Я же не уверена, что в этом непременно есть смысл. Могу я помочь? Скажем, ей пригодятся деньги?

— Некоторая сумма не помешает. И кое-что купить. То, что обычно требуется девушке в закрытой школе, миледи. Она все получит от гильдии, но это будут, так сказать, сиротские вещи.

— Хорошо, я поняла. Не буду вам мешать, эсс.

И ничего удивительного, что он смотрел ей вслед.

У неё есть сапфировые серьги, дорогие и довольно бесполезные. Если их продать, денег хватит. И колдун теперь, конечно, выяснит, что у леди Фан есть родная тетка, которая всю жизнь проходила с бубном по Побережью. И эта тетка, получается, двоюродная бабка леди Айд.

Кольцо, отданное девочкой, как раз и означало, что та собралась прятать силу. У гадалок так считается: если отдать кому-то свою вещь, лучше кольцо или браслет, силу на время легко можно скрыть. Тетка Айнора как-то объяснила, что это не колдовство, просто ритуал, который помогает самой гадалке настроиться должным образом. Получается, девочка уже согласилась на порку ни за что, но леди Фан искренне считала, что это не лучший выход.

Она вернулась к своему экипажу, опять велела кучеру ждать, разрешив сходить в трактир, и отправилась искать стоянку наемных карет, возле ярмарочной площади непременно должна быть хоть одна. Конечно, свой экипаж во всех отношениях лучше, но незачем давать кучеру повод любопытствовать, да и в обители могут узнать герцогский выезд. А так узнает только колдун, и то если захочет.

По дороге она выяснила, что до Рябиновой обители добираться не более получаса, если не на клячах, конечно. Что ж, она и наняла не совсем кляч, когда нашла эту самую стоянку, а полчаса — это не день пути.

Действительно, доехали быстро. Пожилая монахиня в зеленом отворила калитку и указала леди Фан дорогу. Здесь лучшим пропуском были деньги на нужды обители, врученные прямо на входе, и явная принадлежность посетительницы к благородному сословию. Имя Айдов леди Фан решила без нужды не упоминать.

Как во всех старых монастырях, очаг для ритуального огня располагался во дворе, недалеко от входа, этакий огромный камин с дымоходом, но на улице. Рядом были аккуратно сложены дрова и пучки хвороста, и огонь, конечно, горел — он горел тут всегда. Как полагалось, леди Фан взяла несколько поленьев и положила в огонь.

Никакой приют для бедных не подразумевает роскоши. Сумрачный полуподвал, несколько комнаток, в каждой нары вдоль стен, на которых лежали соломенные тюфяки, прикрытые серыми, простого полотна простынями, валялись толстые стеганые одеяла. Голые стены и закрытые мутными стеклами окна. Прохладно и даже сыро, несмотря на теплый летний день, но никому бы и в голову не пришло в это время года затопить здесь печи. Ни столов, ни скамеек — для еды есть трапезная. И людей никого, что тоже понятно, приюты при обителях не место для бездельников. Днем здесь всем полагалось заниматься какой-то работой. Всем, кто держался на ногах, конечно.

В одной из комнат леди Фан всё же обнаружила спящую молодую женщину, рядом с ней посапывал спелёнутый младенец. А в самой дальней комнате она нашла Айнору. Старуха, похоже, эту каморку занимала одна, потому что на нарах лежала только её постель. Был ещё один тюфяк, скатанный — наверное, на нём когда-то и спала девочка, теперь сидящая в клетке в Ниверсолле. И ещё здесь был табурет, а над постелью на стене висел большой бубен.

Сама Айнора неподвижно сидела на нарах, свесив руки между колен. И внешне она почти не изменилась. Она вообще не менялась последние годы. Только глаза, казалось, стали какими-то неподвижными и пустыми, а руки слишком безжизненными.

Всё это было понятно. Никого в комнате — люди предпочитают не ночевать рядом с гадалками, старый предрассудок. В то же время никогда не обидят и слово поперёк не скажут. И монахини прекрасно знают, кто такая Айнора, и настоятельница должна бы поставить в известность Храм в Ниверсолле, но явно не сделала этого. Если формально, то зачем гильдии такая старуха? А скорее настоятельница искренне полагала, что, если можно не трогать бродячих гадалок, лучше их не трогать. И про девочку монахини тоже не донесли, если тут была та девочка, конечно.

— Здравствуй, тётя Айнора, — громко сказала леди Фан. — Это я, Элла.

Гадалка ответила не сразу.

— Здравствуй, — и повернулась, всматриваясь, — ты? Давненько тебя не было. Уже стала тебя вспоминать.

— Давненько, — немного раздраженно согласилась леди Фан, — может быть, мы виделись бы и чаще, но ты ведь отовсюду уходишь, не прощаясь, и приходишь незваной. А о том, что в Грете есть почта и можно писать письма, и не подозреваешь, наверное.

Старуха раздвинула губы в беззвучном смехе. Её зубы были на месте почти все, хотя в такие годы мало кто из стариков мог бы похвастать подобным.

— Я что, благородная леди, чтобы писать письма по каждому глупому поводу?

— Ты была дочерью благородного лорда, как и моя мать. И тебя учили писать.

Айнора опять засмеялась. Леди Фан присела на табурет, сначала приглядевшись, чист ли.

— И что ты забыла в этой дыре, тетушка? — сказала она, недовольно оглядываясь.

Зябко так. И впрямь, затопить бы печку.

— Ты могла бы уже жить у меня. Или у Мерит в Рори, если хочешь. Или хотя бы останавливаться ненадолго. И не пришлось бы мне думать, куда тебя занесло в очередной раз.

Да, только она и умудрялась находить эту вздорную старуху, помогать ей деньгами, и лекаря к ней звать тоже случалось. И всегда та лишь язвила, не благодарила никогда. Тем не менее, их встречам тётка радовалась.

— У Мерит? — рот старухи скривился в усмешке. — У неё тем более. Ещё не хватало. Я откуда ушла, туда больше не вернусь. Реку вспять не повернёшь.

— Тебе уже можно бы осесть на одном месте. Эссы твоих лет нянчатся с внуками у камина…

— Не будь дурой, Элла, — прервала Айнора. — Твои мерки не для меня, ты знаешь. Если оставишь пару монет, скажу спасибо.

— Оставлю.

— Вот и хорошо. А пришла зачем? Чего хочешь от меня?

Вот, как всегда. Хотя сегодня впервые Элла Фан была всерьез озабочена и пришла просить помощи. Нет, она и раньше задавала вопросы, конечно. А Айнора бывала и добродушной, и разговаривали они подолгу о разном. Только давно.

— Хочу, — признала она, — хочу просить помощи, Айнора. Ты ведь помнишь старших дочек Мерит? Дивону и Тьяну.

— Темноволосая и блондиночка, — кивнула Айнора, — да, я обеих помню. А вот которую как зовут…

— Тьяна темноволосая. Её выдали замуж в Нивер, — леди Фан исподлобья смотрела не тётку.

— Далековато, — только и обронила та.

— Она вышла за лорда Айда, заклятого. За Чудовище.

— А, вот оно что, — теперь старуха усмехнулась. — Дочек благородные семьи продавали во все времена. Некоторые уверены, что только ради этого девочки и рождаются на свет.

— Ты когда-то сбежала со своей свадьбы и гордишься этим, тётушка, — сказала леди Фан, — но Тьяна сама захотела свадьбы. Добровольно.

— О, даже так, — Айнора прикрыла глаза.

Какое-то время она сидела молча, так что леди Фан забеспокоилась и, кашлянув, заговорила:

— Видишь ли, на Мерит свалились такие несчастья…

— Про твою сестру мне неинтересно, — резко прервала гадалка, — говори лучше про девочку, раз за этим приехала. Что, хочешь знать, как расколдовать её мужа? Так это не ко мне вопрос, сразу говорю.

— Этого не нужно, — махнула рукой леди Фан, — кажется, он и в таком обличье человек добрый и умный.

Рот старухи расплылся в едкой ухмылке.

— О, да ты тоже поумнела, как я погляжу, Элла.

— Видимо, так, — смиренно признала та, — за столько-то лет! Вот послушай меня. В Нивере появилось привидение. Это не опасно для Тьяны? А ещё вот…

Леди Фан вкратце рассказала обо всём: о празднике в Нивере, о глупых и странных покушениях на Тьяну, о вздорной герцогине, о колдуне Хойре, который на первый взгляд не слишком впечатлял своим искусством, и о герцоге Кайрене Айде…

Гадалка дослушала её и долго молчала, прикрыв глаза. Потом сказала:

— Если хозяин забудет рыбу на столе и уйдет, кому из котов она достанется? Самому шустрому, или тому, кто легко подерет остальных. А ещё возможно, что два кота передерутся, а рыбку тем временем утащит другая кошка.

— Тётя?..

— Ты ведь не дурочка, Элла. Должна понимать. Твоя племянница только тем и вредна кому-то, что должна родить наследника. А кому достанется герцогство, если наследника не будет?

— Это я понимаю. Думаю, там немало наследников, — леди Фан усмехнулась, — включая детей сестры, но это по решению короля. Формально дети леди Уны не наследуют впереди кузенов по мужской линии. Кого ты имела в виду, когда говорила о другой кошке?

— Никого, — отрезала гадалка, — откуда мне знать? Как будто я бываю при королевском дворе. Ты хочешь, чтобы я прочитала в отражениях судьбу твоей племянницы? Смотри, — она протянула руки, показывая.

Руки были больные, с распухшими суставами и старчески набухшими венами.

— Я простудилась весной, — сказала она, — с тех пор не могу играть на бубне. К тому же мне надо бы видеть того, о ком ты спрашиваешь. А ты можешь сыграть о том, что тебе нужно. Попробуй, а я постараюсь увидеть.

— Я? — изумилась леди Фан, — но я никогда не делала этого. Я не умею! Даже не представляю себе, как надо играть на твоем бубне о чём-то!

— Просто бей в него пальцами. И думай. Думай о том, что хочешь узнать, вспоминай племянницу и тех, кто с ней рядом. Иначе ничего не выйдет, Элла.

Леди Фан с опаской посмотрела на бубен. И всё же подошла, легонько ударила по темной, туго натянутой коже, бубен отозвался звуком глухим, еле слышным. Она ударила опять, прислушиваясь.

— Сними его, — с насмешкой велела старуха. — И играй.

— А что на это монахини скажут?

— Думаю, что ничего. Но посмотрим.

Снятый бубен издал звук более чистый и звонкий. Надо бить так, чтобы получалась мелодия. И думать о Тьяне.

Играть о том, что нужно. О, Пламя!

— Что ты хочешь узнать? — спросила Айнора. — Скажи сразу. Я ведь не могу разом увидеть всё, так что скажи.

— Я хочу знать, приживется ли она в Нивере, и родит ли ребенка. И какие её ждут опасности. И как к ней будет относиться муж…

— Довольно. Я поняла. Играй.

Бубен глухо зарокотал под пальцами Эллы Фан, но это была никакая не мелодия. Слишком беспорядочно, некрасиво. Тревожно. Они все мелькали перед её внутренним взором: Тьяна, герцог, герцогиня, колдун Хойр. А пальцы стучали по краю кожаного круга…

Она догадалась поправить бубен на коленях и стала ударять ближе к центру, так получался уже другой звук, гораздо звонче. Разное место удара — разные звуки. Она разобралась. Скоро стало похоже на мелодию, но всё равно нестройную.

— Играй, Элла! — прошипела Айнора, когда леди Фан на несколько мгновений остановилась, — думай и играй.

Мелодия становилась постепенно стройнее и звонче, а пальцы всё больше немели.

— Хватит, — наконец велела Айнора и затрясла головой, — больше не могу, Элла.

Та мгновенно остановилась.

— Я видела того ребенка. Будет ребёнок, наследник Айдов, но его рождение перестанет быть слишком важным. И ещё будет сын, потом дочь. Будет смерть. Будут зло. Трудно быть прозорливой и не держать зла на невиновного. И у неё скоро попросят прощения — пусть простит, теперь это нетрудно, — гадалка говорила, уставившись в одну точку, а леди Фан в панике старалась всё запомнить и горько жалела о том, что нет под рукой пера и бумаги.

Хотя, в сущности, не так и трудно было запомнить.

Айнора заморгала, словно просыпаясь, и добавила:

— Она ведь не такая дурёха, как Мерит? Тогда выживет. А ты уезжай, ты не нужна. Она не должна ждать от тебя совета, ей надо слышать себя. Тогда, может, и обойдется.

— Что обойдется? — уточнила леди Фан враз охрипшим голосом.

— Зло её не убьет. Она выживет и родит сына. Но зло будет. И будет смерть. Чтобы ей выжить, не надо вести себя, как глупая курица… я хотела сказать, как истинная леди, достойная своего положения. И пусть простит. Скажи ей обязательно.

— Кого надо простить?

— Кто попросит. И не всегда будет легко. Это ты понимаешь. Всегда легко не бывает. Ей будет хорошо, очень хорошо, и если бы не зло… И другие чувства, которые мешают. Ты это тоже понимаешь. Она будет купаться в любви.

— В любви мужа? — рискнула уточнить леди Фан.

— Не знаю. Ты не показала мне мужа, — сердито заметила гадалка и опять заморгала, — повесь бубен на место, — резко велела она, — я сказала всё. Поняла? Простить. Слушать себя. Радоваться тому, что есть. И поменьше слушать, что велят другие. Пусть ей поменьше велят! А сын будет. Об этом пусть не беспокоится. Повесь бубен!

Леди Фан поспешно вернула бубен на стену.

— Вот, возьми, — Айнора сняла с шеи шнурок, на котором висело несколько колец, явно неподходящих для её изуродованных болезнью пальцев.

Она выбрала одно, с коричнево–желтым камнем, — вот, это золотое, и камень хороший, уместно для знатной женщины. Говорят, что этот камень обостряет способность слышать себя и видеть мир в отражениях. Его такие, как я, часто носят. Вранье! Ничего он не обостряет. Просто камень. Но ты ей скажи, что обостряет. Пусть не боится себя слышать, и ни у кого не спрашивает советов.

Леди Фан взяла кольцо. Красивый камень, изящная оправа. Старое. И недешёвое, да. Такое на руке у леди Айд не вызовет вопросов.

— Это означает, что у Тьяны есть твоя сила? Твои способности? — спросила она с трепетом.

— Они у всех есть, — старуха захрипела и закашлялась, потом продолжила, — у кого-то больше, у кого-то меньше. Но есть у всех. У неё, может, и больше, наша ведь кровь. Не все умеют слушать и слышать. А она пусть учится. Но она обычная, без силы, поняла? Иди, Элла. Я устала.

Леди Фан достала кошелёк и отсыпала половину монет, вложила в ладонь Айноры.

— Возьми. И не исчезай пока. Может, попробуем устроить тебя получше?

— Только попробуй. Не хватало ещё, чтобы ты вмешивалась мои дела. Прощай, Элла, — монеты исчезли в складках её юбки.

— Я видела в Ниверсолле твою ученицу. Её поймала стража.

Айнора сидела теперь с закрытыми глазами и покачивалась.

— Ничего, ей тоже пора не слушать советы, — уронила она. — Иди, милая. Я действительно устала.

Леди Фан изумленно распахнула глаза, подумав, что ослышалась — милой тетка не называла её уже очень много лет.

— До свидания, Айнора, — сказала она, — я ещё приеду к тебе.

Та не ответила.

Во дворе было теплее, чем в тех ужасных комнатах, и леди Фан с удовольствием задышала, — душистый, теплый воздух летнего дня бальзамом вливался в её грудь. И ещё она поняла, что отчего-то очень устала, устала так, что было тяжело идти и захотелось сесть прямо на траву последи двора.

— Миледи? — к ней спешила монахиня в зеленом платье, — вы уезжаете? Вы всем довольны, миледи?

— Да, вполне. Пожалуйста, позаботьтесь о ней, — она показала за спину, туда, где остались унылые комнаты приюта, — может, ей лучше проводить больше времени во дворе?

— Она никого не слушает, миледи, — покачала головой монахиня, не уточняя, о ком речь, — вы так бледны. Чем-нибудь помочь?..

Чуть позже, сидя на жестких подушках наемной кареты, леди Фан вспоминала, расставляя в уме: простить, слушать себя, радоваться тому, что есть, не подчиняться тому, что кажется неверным. Что там ещё?

Тьяна выживет тут и родит сына. Её будут любить. Зло и смерть — это случится не с ней, потому что исключает рождение детей. Значит, всё будет не так и плохо.

Уже легче.

Тьяна, выслушав рассказ тёти о поездке, была изумлена.

— В нашем роду есть гадалка с бубном? Самая настоящая?!

— Настоящая, — усмехнулась леди Фан, — но не это важно. Вот её кольцо, оно разбудит твои способности чувствовать и предвидеть. Немного, но лучше, чем ничего. У него особый камень, — она протянула снятое со своей руки кольцо Айноры, — а это то, что она сказала про тебя, — и подвинула Тьяне листок бумаги, на, котором, вернувшись, сразу все записала.

Кого-то простить. Слушать себя. Не подчиняться тому, что кажется неверным — это вместо пожелания не вести себя как глупая курица, то есть покорная родне, воспитанная леди. Передавать выражения Айноры буквально не следовало. Ещё надо быть смелее, потому что никакое нарушение условностей не бывает страшнее истинной опасности. Какое-то зло придётся преодолеть. Будет сын, а потом ещё сын и дочь. И любовь, если они окажутся её достойны — да, более чем вольная и осторожная формулировка.

Айнора ведь даже не сказала, чья там любовь, кто будет любить Тьяну. Оставалось надеяться, что всё-таки муж. И в кольце на самом деле нет никакой колдовской силы. Оно просто призвано помочь доверять себе, точно так же как девочка–гадалка отдала свое дешёвенькое колечко незнакомке, чтобы суметь скрыть свою силу от колдунов. Доверилась племяннице своей наставницы. А та доверие обманула, хотя и из лучших побуждений. Теперь вся надежда на мудрость Всевышнего и на Пламя Творящее, чтобы действительно всё получилось к лучшему.

О девочке она тоже рассказала, и отдала Тьяне то колечко, попросив сохранить. Его она на палец не надевала — такое украшение на её руке вызвало бы удивление. Пояснила:

— Думаю, к тебе она будет ближе, их школа где-то в Нивере. Найдет, если нужно будет. Вряд ли, конечно.

— Как она узнает, что искать надо меня?

–Не забывай про эсса Хойра. Он, думаю, станет её немного опекать. Я попрошу, во всяком случае.

— Хорошо, — кивнула Тьяна, — тогда я тоже его попрошу. А как зовут девочку?

— Не знаю, до знакомства у нас не дошло. И Айнора, кажется, не хотела о ней говорить. Её, Айнору, вообще понимать трудно.

— Да уж! — покачала головой Тьяна, — а предсказание странное.

— Не тебе жаловаться, — усмехнулась тётя, — ты как раз получила хорошее и понятное предсказание. Помни и старайся следовать. А мы все будем молиться за тебя. Всё будет хорошо, девочка моя.

Она подошла к своему сундучку, достала оттуда маленькую плоскую шкатулку для мелочей, раскрыла и подала Тьяне.

Та уже не раз видела эту шкатулку, под её крышкой скрывался портрет юной девушки в платье старинного кроя, и семейное сходство было налицо — с мамой, с тётей Эллой, с младшими сестренками. Якобы сестра деда, умерла молодой, перед своей свадьбой.

— Это она, — сказала леди Фан, — Айнора. Эссина Айнора Вилери. Шкатулку сделали для подарка её жениху, но дарить не пришлось. Она ушла из дома. Не захотела выходить замуж за очень знатного и богатого человека. Мой отец говорил, что она уже тогда была необычной, уже чувствовала силу. Она никогда не жалела, что ушла на Дорогу… так они это называют. Нашла наставницу, стала учиться. Наш дед её так и не простил, а вот отец принимал хорошо, когда она приходила. Она приходила часто, когда я была маленькой. Он и меня просил ей помогать. Это бывало непросто, и трудно не замечать её характер. Я привыкла.

— А если пригласить её поселиться здесь? — предположила Тьяна, — как считаешь, мне не откажут?

— Не нужно. Лучше попроси для неё десяток–другой дреров у мужа, если получится.

Сама леди Фан парой часов ранее всё-таки продала свои серьги ювелиру в Ниверсолле, за двести дреров. Хорошая цена, она ожидала выручить меньше. Когда денег в кошельке несколько больше, чем мало — гораздо спокойнее и лучше на душе.

— Получится, — Тьяна улыбнулась. — Он предлагал мне десять тысяч ни за что, просто чтобы я уехала домой. Ему, наверное, можно что-то рассказать из этого?..

— Попробуй. Решай сама, — это было почти претворение в жизнь рекомендации тетушки Айноры.

Да-да, той самой рекомендации: не давать советов. А ведь с непривычки трудно бывает совсем никогда и ничего не советовать. Почти невозможно, наверное.

— Тётя. А что она сказала про Валантена? Его заклятье удастся снять?

— Ничего не сказала, — покачала головой леди Фан. — Совсем ничего.

Перед сном Тьяна долго читала, забравшись с ногами в кресло и пристроив тяжелый том на коленях. Пять толстых витых свечей в подсвечнике горели ровно и ярко, вокруг них вились налетевшие в комнату ночные мотыльки, шуршали крылышками, некоторые падали, опалившись о пламя. В Нивере были отличные свечи, толстые и давали много света, а уж приложил ли к этому руку колдун Хойр, неважно.

Тьяна читала невнимательно. Мысли её где только ни витали, а иногда она доставала вложенный между страниц лист, исписанный тётей, перечитывала…

Кого-то простить. Слушать себя…

Наверное, потом что-то станет понятнее, решится само собой. Главное, будет сын. Им всем нужен её сын. И ей тоже хочется, чтобы был сын. Интересно, как Валантен относится к этому? То есть, желает ли он, чтобы появился на свет их ребенок, а не просто долгожданный наследник Айдов? Она пока не спрашивала.

Её сын. Может быть, он будет похож на Валантена — на того, каким тот мог бы быть в детстве. Но не был. А если?..

Нет, что её ребенок может унаследовать черты сегодняшнего Валантена, она даже не могла себе представить. Не желала представлять. Такого просто не может с ней случиться, значит, и беспокоиться незачем.

Сегодня будет последняя её одинокая ночь, потому что герцога и Валантена ждут обратно уже завтра. Если, конечно, им не придет в голову задержаться. А захочет ли Валантен навестить её завтра, или найдет причину этого не делать? Так или иначе, на свидание она попытается его как-нибудь выманить. Как — завтра будет видно. Тьяна ровно ничего не имела и против исполнения супружеского долга, надо значит надо. Но их свидания и то, чем они сопровождались — было куда лучше. Это ещё и увлекательно, и приятно.