Новогоднее кафе

Наталья Сапронова, 2023

Новый год – трудная пора для заблудших душ. Таких, как Вера. Тогда, когда в преддверии праздника внешний мир излучает уют и дарит тепло, мороз лютует в душе Веры. Она потеряла себя в суете серых будней. Ее сердце скованно прошлым, а разум – безразличием к будущему. Однако благодаря роковому стечению обстоятельств, которое повлекло за собой череду событий, Вера попадает в новогоднее кафе с необычными сотрудниками. Говорят, чудес не бывает. Вере предстоит узнать, так ли это на самом деле. Вернет ли главная героиня веру в волшебство? Готова ли она пройти весь путь до конца, оставляя все тяготы и обиды позади. Что выберет – пан или пропал? А самое главное – найдет ли в себе силы встретиться со своим самым большим страхом, давно идущим за ней по пятам?

Глава 2

Два дня понадобилось, чтобы очухаться от произошедшего. Давно не было в ее жизни такого, чтобы она безвылазно сидела дома. А тут целых ДВА дня. Мир, конечно, не рухнул и не превратился в труху, но рисовался более пасмурным и туманным. В прямом и переносном смысле. С утра миллиарды мельчайших частиц воды кристаллизовались и нависли над городом. Это несметное количество прозрачных ледяных крупинок сотворило белую густую пелену — зимнюю дымку, превращающую окрестности в своеобразную цитадель, где можно скрыться, спрятаться и навсегда затеряться. Днем воздух опять прогрелся до ноля градусов. Природу колбасило не по-детски. Непостоянство начало надоедать до чертиков. Темно-серые облака захватили все небо, щедро одаривая все вокруг мокрыми снежинками. Приближаясь к земле, они быстро таяли, в результате чего людям приходилось обходить месиво, когда-то бывшее полноценным сугробом, через тропинки, проложенные такими же, как они, бедолагами, спасающимися от ненастья. Дорожки эти никак не облегчали их путь — там была смесь небольших ям, наполненных водой, и проталина, наступая на которую, понимаешь, что в действительности это та же самая грязюка, замаскированная под траву, покрытую зернистой изморозью. И те, кто опрометчиво надел кроссовки, и те, кто в сапогах и ботинках, чертыхались и матерились от бессилия и злобы. Народ хлюпал по грязной жиже, утопая в рыхлой почве. Ветер сбивал всех с ног. Понемногу он ослабил свою хватку к середине дня. Падающий снег хлопьями казался вечным. От всего стало тошно и душно. Выходить на улицу не хотелось совсем. Оставаться дома Вера тоже не горела желанием. Ей было там все чуждо. Все предметы такие неприветливые, и даже телевизор не спасал от панической дрожи от мысли о том, что вот так ей придется просидеть в замкнутом пространстве минимум месяц. Она то лежала на кровати с травмированной ногой, аккуратно размещенной на двух подушках, то перескакивала на здоровой до кресла и ставила перед собой пуфик с валиком и размещала ногу на нем. Тем же способом добиралась она и до кухни, чтобы достать мазь для стопы. И так по кругу. Попытки отвлечь свой разум не увенчались успехом. Телефон вероломно молчал так громко, что аж резало слух. На ее сообщения никто с работы не отвечал. Мгновенье, и ее будто стерли со всех радаров. Проект, с которым она обещала помочь, так и не вырисовывался — наверное, обиделись на нее, что не справилась. Ощущение пустоты в груди и в пространстве съедало заживо. Наблюдая за тем, как прохожие перелезают через болото грязи, Вера почувствовала, как сама начала в нем тонуть. Только в отличие от них — полностью, с головой. С каждой проходящей минутой она всеми фибрами души понимала, что сходит с ума от тяжести четырех стен. Творить не было желания. Руки отказывались ей подчиняться. Мозг протестовал из-за затянувшегося бездействия. Время безжалостно растягивалось с каждым выдохом, а на вдохе ребра сжимались, мешая дышать. Хотелось глотнуть свежего воздуха, естественно, насколько это было возможно в таком крупном мегаполисе. Шаг за шагом Вера скатывалась в депрессивное состояние. Наконец она поняла, что бесполезно врубать фильмы на полную громкость, просматривать старые сообщения и проверять телефон на пропущенные звонки. Все разом позабыли о ней, да и пусть — не привыкать. Заставлять себя усидеть на одном месте было психологической пыткой, поэтому пришлось принять, по ее мнению, единственно правильное решение — перебинтовать опухшую стопу, натянуть хоть какие-нибудь ботинки — угги нашли свое пристанище в дальнем углу в шкафу в прихожей — как месть за содеянное.

Сейчас вызвать бы жажду к жизни, пробудить чувство самосохранения. Вера же падала в бездну презрения к себе, как уже когда-то было в самое трудное время для нее. Во благо собственного душевного спокойствия надо было срочно вырваться из вынужденного затворничества, спасти себя из лап приближающегося сумасшествия — здесь, сейчас. Найти выход. Открыть дверь. Вздохнуть полной грудью. Дышать, дышать, дышать.

Как ни странно, но серость угнетала Веру с меньшей силой снаружи, чем внутри здания. По-видимому, свою роль сыграл тот факт, что осень отступила и температура опять опустилась достаточно низко, давая зиме выиграть очередную битву за право главенствовать. Угрюмость смягчилась, и новые, более жизнерадостные краски ворвались в полотно городской жизни. Природа активизировала свою деятельность. Под свист метели деревья дрожали и пытались скинуть с себя белые шапки, похожие на маленьких барашков. Лужи исчезли так же быстро, как и появились. Выросли новые сугробы, а снег припорошил образовавшийся лед. С полным погружением в себя Вера медленно двинулась по привычной ей дороге. Осторожно. Неторопливо. Забытая всеми. Забытая Богом. Чем она прогневила судьбу?

Навстречу ей шли парочки с маленькими ребятишками — когда-то она умилялась детям; вот ссорится один прохожий с другим, махая кулаками перед его лицом — негодование из-за несправедливости и желание разнять конфликт не родились в ее душе, хоть по характеру она и склонна была быть медиатором; мимо проехал автомобиль, и Вера успела заметить сидевшую на заднем сиденье девушку, которая плакала. У Веры возник импульс посочувствовать, но ничего из себя выжать она так и не смогла. А ведь когда-то могла проронить слезу, завидев плачущего. Теперь в ее взгляде сталь, в голосе беспощадное равнодушие, а в сердце — зима. В свое время ее эмоциональное состояние полностью выгорело. Усталость от жизни навалилась тяжким грузом. Она, как ваза, распалась на части из-за неправильных манипуляций и неподходящего ухода за собой. Чуть почувствовав малейшую эмоцию, она инстинктивно убегала. Эти мысли, которые она отгоняла несколько лет подряд, стали атаковать сильнее. Ее понурый подбородок опускался все ниже и ниже. Глубоко в душе надежда боролась за свое существование и взывала о помощи. Не думать уже не получалось. Процесс пошел, и его не остановить. Она это прекрасно понимала. Нужно спасаться. Но как?

Погруженная в свои раздумья, Вера через ноющую боль в стопе и тяжесть в груди пошла слоняться по московским улицам, пристально наблюдая за прохожими — их выражением лица, манерой речи, тем, как они реагируют на внешние раздражители. Мимо нее промчалась миловидная девушка, вся в делах, погруженная в щебетание с кем-то по сотовому. Вера представила себя на ее месте. Вот бы такую фигуру иметь. Рост адекватный. Одета со вкусом. Вера мысленно превратилась в прохожую. Это было уж точно проще, чем представлять себя менее опустошенной.

В десятке метров от себя Вера заприметила работников, устанавливающих городскую новогоднюю иллюминацию окоченевшими руками от мороза. Вера задержалась на небольшой промежуток времени напротив них. «Зачем это все?» и «Слава богу!» вступили в жестокий бой в ее душе. Стремление вырваться из бездушного мира и попасть в новогоднюю сказку победило. Хотелось праздника как никогда. Больше фонарей и света. Ярче цвета. Громче смех и веселую музыку. И даже этого недостаточно — давайте, ребята, разукрасьте все улицы. Но когда рабочие закончили свою кропотливую работу, стало ясно — украшений хватит только на несколько фонарей. Вера представила, как роскошно все это выглядело бы, добавь немного украшений тут и там, здесь убрать, а здесь поменять местами. Благодаря своей творческой натуре и многолетнему опыту работы графическим дизайнером ей не составило труда визуализировать финальную картину. Наверное, профдеформация, ухмыльнулась она.

Минутой позже поверхностные вопросы плавно и незаметно перетекли в вопросы более глубокие — кто она и чего достойна в этой жизни. Бывает такое — начинаешь думать, не забыл ли ты ключи от квартиры на работе, и мгновенье спустя — что мне теперь делать со своей жизнью. Чтобы ответить на них, пришлось бы ворошить прошлое. Погружать себя в то состояние, от которого она бежала то с попутным ветром, то плыла прочь с помощью отбойного течения. Лучший выход из ситуации для Веры — всего-то-навсего дисциплинировать себя, не отклоняться от курса, идти проторенной дорожкой, чтобы все было знакомо, без сюрпризов и случайностей. Черное или белое? Авантюра или рутина? Что из них какого цвета? Обычно Вера отдавала предпочтение золотой середине. Не прогадаешь. Отсюда если и выпадал редкий случай выйти прогуляться, то она всегда бродила по одним и тем же улочкам, вдоль одной и той же дороги, так как именно этот путь вел ее к работе. Избитый и понятный, не вызывающий болезненных воспоминаний. Ко всему прочему Веру обуревал страх сделать что-то новое, рискнуть. Хотя надо отдать ей должное — пробовала неоднократно, но не до конца, ведь результат ее всегда пугал больше, чем процесс. Но на этот раз Вера поймала себя на мысли, что ей было все равно, куда идти, опаздывает ли она, холодно ли ей. Хватит бояться. Пусть летит все в бездну. В голове что-то щелкнуло. Впервые у нее возникла непреодолимая потребность сделать что-то неизведанное ей доселе. Что-то эдакое. Раз природа изменяла свои собственные правила и сменяла осень на зиму, а затем наоборот, тогда, когда ей заблагорассудится, то почему бы и Вере не сделать что-то внезапное, что-то, о чем она думала много раз, но никак не находила для этого либо смелости, либо желания, либо времени. Начать с малого. Не переусердствовав.

Сделав глубокий, полный напряжения вздох, Вера, дойдя до знакомого перекрестка, вместо всегдашнего права свернула в противоположную сторону, затем прошла небольшой уютный дворик. Оказывается, там тоже есть жизнь, люди, дома, даже скверики, в которых детишки веселятся, играя в снежки, катаясь на санках и окуная друг друга в образовавшиеся пушистые сугробы. Ей всегда казалось, что там тупик, ввиду того, что она там ни разу не была. Всегда сложно представить, что за мостом, который ты ни разу не пересекал. Некоторое время Вера наблюдала за жизнерадостными ребятишками, пытаясь впитать в себя энергию, исходившую от них. Пробудить хоть какие-то эмоции. Но все безуспешно. Может быть, она не старалась в достаточной степени, но думать об этом совершенно не хотелось. Нужно было идти дальше.

Вера неспешно ковыляла по узкому заснеженному тротуару, с опаской поглядывая вниз. Она всячески избегала любого обледенения. Обходила встречающиеся препятствия аккуратнее, чем сапер, — береженого Бог бережет. Вдалеке Вера увидела старинный двухэтажный дом из красного кирпича. Его явно отреставрировали на днях. Он отдавал свечением, которое расширялось во все стороны, как мягкое сияние от свечи по всему его периметру. Откуда оно исходило, было непонятно. Выглядело это, однако, эффектно. Вера двинулась на него как мотылек. Без оглядки. На углу показалось кафе. Вывески не было. Может, открылись совсем недавно. В огромных окнах были видны люди, сидящие за столиками и весело проводящие время за напитками и едой. Полное отсутствие машин поразило Веру. Недалеко от центра Москвы. Где это видано? Не спальный район, в конце концов. По периметру здания была пешеходная зона. Поперек дома расположился широкий бульвар, вдоль которого была полоса замерзших цветочных клумб. Их, в свою очередь, окружили и порой даже закрывали и прятали за собой хаотично выросшие, ничем не примечательные деревья. Пройдя по аллее, Вера на секунду остановилась и ахнула — в самом конце замаячили две одинокие рябины по бокам тротуара — они согнулись под тяжестью снежного покрова, что придало им иллюзию тянущихся друг к другу существ. Им не хватало буквально нескольких сантиметров, чтобы воссоединиться. Ветки с багряными листьями были украшены тяжелыми гроздьями алых, оранжевых и желтых ягод. В сочетании с белым цветом смотрелось все необычайно волшебно. Подсветка была бы шикарным дополнением. Особенно ночью, подумала Вера.

— Офигенно. Чем не начало многообещающей сказки? — ее тело сладостно вздрогнуло от первой положительной мысли за весь день. Недолго думая, Вера побрела в сторону кафе. Дойдя до входной двери, она еще терялась в сомнениях, стоит заходить или нет. И эти дурацкие ступеньки. Вроде всего четыре, но с ее ногой было ощущение, что лесенка бесконечная. Внезапно на ее голову с козырька крыши упала горсть снега. От греха подальше Вера рванула вперевалку по ступенькам, потянула дверь на себя и спряталась в здании. Внутри так вкусно пахло и было так тепло, уютно. Неопределенность в правильности своего решения угасла так же быстро, как и появилась.

Трое работников устанавливали разлапистую ель с метра полтора в самом центре помещения. Лесную красавицу опоясывали четыре мягких диванчика цвета небесной бирюзы, расстановленные на небольшом удалении друг от друга спинками к дереву. Напротив них стояли небольшие белые овальные столики с гнутыми ножками, украшенными цветочным орнаментом в тон столешницы. Кафе выглядело необычно и одновременно по-домашнему уютно благодаря внутреннему интерьеру — три стороны с панорамными окнами, выходившими на оживленную улицу, четвертая — стена, освещенная теплыми белыми огоньками гирлянды и выкрашенная в более темный кирпичный оттенок. Именно на этой стороне и располагался настоящий камин. Сказать, что это поразило Веру, — ничего не сказать. Она никогда не видела вживую искусственных каминов, не говоря уже о тех, которые с дровами и с дымоотводом. Огня в нем не было. Только тлеющие поленья.

— Его, наверное, уже потушили до моего прихода. Интересно, это вообще безопасно? Ну, по крайней мере, вон висит огнетушитель, — про себя проанализировала ситуацию Вера и продолжила, стоя в дверях, оценивать обстановку. К ней никто не подходил, ее не трогал, не мешал и не доставал с дурацкими вопросами — просто идеально.

Справа от камина была небольшая барная стойка, за которой виднелась подсобка с дубовой дверью. Надпись на ней гласила: «Вход разрешается только тому, кто готов». Слева же от камина располагались маятниковые двери с двумя небольшими круглыми окошками. Они были установлены между кухней и буферной зоной, поэтому полностью рассмотреть все убранство в самом важном помещении любого заведения общественного питания Вера не сумела.

Взгляд переметнулся на зал. Посетители возле стены утопали в молочно-белых креслах с высокими спинками с каретной стяжкой и подлокотниками в виде скрученных свитков, которые повторяли линии верхней части спинки. Эти кресла чем-то напоминали величественные мягкие троны. Те, кто сидел у окна, располагались на велюровых креслах мятного цвета со средней спинкой. По убранству эти кресла не уступали своим собратьям. Элегантные контуры и пуговички на тон светлее самой обивки на внутренней стороне спинки прекрасно дополняли образ стильности и непринужденности. Стоит упомянуть и столики, за которыми коротали свой досуг гости кафе — с виду дорогущие, из массива дуба, прямоугольные, но с закругленными углами и изогнутыми резными ножками. Они были достаточно широкие для того, чтобы на них уместилось все, что посетитель мог заказать, но при этом параметры столов были высчитаны идеально, что позволяло не загромождать все пространство в зале. Эргономичность здесь была явно в почете. Всю мебель объединяла одна особенность — она была воплощением редкой роскоши, не чрезмерной или показной, а той, которая радует глаз своей гармоничностью и окутывает душу теплым облачком особого уюта, не совсем домашнего, но близкого и даже, можно сказать, родного по духу, такого, какой не захочется выпускать из своего сердца и воображения еще очень долго. Эта мебель смотрелась бы и врозь, но не так органично. Объединив весь набор элементов, она становилась эдаким эталоном совершенства, глотком свежего воздуха.

Вера судорожно пыталась понять, есть ли здесь хостесы, ну или, на худой конец, официанты, которые предоставили бы меню, направили к свободному столику или резюмировали бы, что мест нет и придется ждать. Этого Вера точно не стала бы делать, а развернулась бы и ушла. Финита ля комедия. Все вернулось бы на круги своя. Мириад причин уйти, вернуться домой. Кроме всего прочего, пульсирующая боль в ноге умоляла все забыть и дать ей немного покоя. В пределах видимости и столиков-то свободных не было. Решено. Развернуться и как ни в чем не бывало ретироваться.

Не тут-то было. Как по мановению волшебной палочки Вера случайно заметила силуэт мужчины, высокого, статного. В нем были знакомые черты. Нет, они точно никогда не пересекались. Мужчина с однодневной щетиной пробирался сквозь посетителей в сторону бара, вертя головой в поисках кого-то. Неожиданно их взгляды встретились, и он улыбнулся ей поверх плеча, а потом быстро затерялся в толпе. Эффект, который он произвел своим появлением, был сродни нежданной оттепели посреди зимы. Что это было? Ответы ускользали. По воле неведомых сил в ее животе запорхали бабочки — их крылышки так приятно шелестели, заставляя потоки воздуха скользить по каждой клеточке тела и разливаться теплом по венам. Казалось, такой пустяк — переглянулись с незнакомцем. Что с того? Но в жизни ведь так бывает — мелочь способна круто изменить вектор движения. Вере ли этого не знать, но она продолжала бороться с собой, убеждая, нет, требуя от себя заглушить волнение, задавить бабочек. Мужчина как мужчина…И на что он ей сдался? Вселенная давно научила с недоверием относиться ко всему, что не вписывалось в рамки здравого смысла и привычного течения реки ее жизни. Не успеешь встать в боевую стойку, расслабишься раньше времени — получишь под дых, часто повторяла себе Вера.

«Поумерь пыл, иначе… Не вздумай чувствовать! Подумаешь, столкнулись глазами. Спорим, он уже женат или фрик. Или еще хуже — классный мужик, который никогда не заинтересуется мной. Ты раньше наступала на эти грабли, не надо больше. Это не сулит ничего хорошего». Вера принялась сопротивляться импульсу с большим рвением, но сноровка, приобретенная годами, дала сбой. Ей нужно было время, чтобы осмыслить произошедшее. Придумать, как с этим поступить. Все это вызвало стремление заглянуть за грань собственного страха перемен, и Вера осталась. Не решаясь продвинуться дальше входной двери, она машинально глазами искала свободный столик, заодно предпринимая попытку понять, как в кафе все устроено, чтобы не попасть впросак, когда ей все-таки выпадет шанс примоститься где-нибудь.

Здесь царило в основном самообслуживание, что-то вроде шведского стола с кассами-автоматами — пришел, взял то, что тебе нужно, оплатил и сел за столик. Разнообразие блюд изобиловало и поражало. Такого Вера не наблюдала даже в меню самых премиальных ресторанов, которые она посещала частенько по работе во время деловых встреч с заказчиками. А главное, все на столе было свежее, ни одного мало-мальски залежалого продукта. Посетители разбирали еду как горячие пирожки, и на месте старых блюд появлялись новые — чистая магия, с какой скоростью это все происходило. А какой там витал аромат — нотки пьянящего запаха корицы, имбирных пряностей и веточек ели, только что доставленной из морозного леса. Не хватало только мандаринов. Неудивительно, что данное место притягивало самый что ни на есть разнообразный контингент людей от мала до велика, бизнесменов, тинейджеров, социофобов, забивавшихся в углы, и шумные компании, предпочитающие быть в центре как зала, так и внимания.

«Но где же все официанты?» — Тут до Веры дошло — кафе ограничивалось только теми работниками, которые крутились возле ели. «Это что ж получается — на такое громадное кафе пара-тройка сотрудников? Нереально…И они справляются? Ну конечно, иначе не было бы здесь такого ажиотажа, верно? — Вера вела вслух сама с собой диалог, все равно на нее никто не обращал внимания. — И кто в роли кого здесь?»

Наконец работники кафе закончили свои манипуляции с установкой елки и стали возвращаться к своим прямым обязанностям, что помогло Вере пристальнее рассмотреть их.

Итак, дежурный официант — молодой улыбчивый паренек лет двадцати, с огромными блестящими глазами, наполненными неисправимой любознательностью. Хотя внешность его была довольно заурядной, и в толпе на такого не обратишь внимание. Он источал очарование юности. И как обычно в этом возрасте бывает — максимализм в своих действиях. Его готовность помочь, подсказать, но не лезть, когда не просят, помогала ему выполнять свою работу на твердую пятерку. Он прятался за барной стойкой, периодически выныривая из-за нее, чтобы понять, нуждается ли кто в его помощи. Молодого официанта частенько окликал пожилой коренастый повар с седыми усами и длинной, не менее седой бородой. Они шептались о чем-то, после чего повар уходил в свою обитель, а официант обратно за стойку. Двери в кухню расшагакивались с периодичность в несколько минут — молодой парень выносил новые шедевры и относил грязную посуду обратно. Сам повар лишь изредка выходил в зал. Необходимо было удостовериться, все ли довольны его кулинарным искусством и что не пользовалось особым спросом. Если ему казалось, что такие блюда и были, то его лицо мрачнело. По-детски насупив брови, повар принимался бормотать себе под нос; досада и обида его, правда, не длились вечно — через пару минут он возвращался на кухню и старался приготовить вкуснее, аппетитнее, с еще более умопомрачительным запахом, после чего посетители тут же все растаскивали по своим столикам и лопали за милую душу. Только тогда на лице повара расплывалась улыбка как у Чеширского Кота. Он, довольный собой, кивал головой, как бы говоря таким образом: «Кто молодец? Я молодец».

Далее по списку была неопределенного возраста уборщица — не старая, но и не молодая — малость тучная, круглолицая, носила очки с безободковой оправой прямоугольной формы и бежевыми заушниками. Своей неприметностью очкам удавалось придавать женщине солидность, не акцентируя внимания на ее близорукости. Уборщица не притягивала, однако и не вызывала отторжение — в общем, нейтральна по всем параметрам. Незыблемым правилом для нее, очевидно, было следить за посетителями и тотчас избавляться от любой грязи, которая могла воспрепятствовать царившему чувству чистоты вокруг. Она нарадоваться не могла, когда нет-нет да ненароком услышит комплимент в адрес свежести и белизны в кафе. Эта зацикленность на порядке была доведена до предела, в точности как у повара насчет его блюд. Невзирая на свою комплекцию, уборщица все делала настолько незаметно, насколько призраки витают вокруг нас средь бела дня.

«Незримо, как ниндзя, крадучись, выполнять свои обязанности — отличительная черта почти всех работников в этом заведении. Удивительно», — отметила Вера про себя.

«Почти» было ключевым словом. Охранник, вернувшийся на свой пост, выделялся среди своих коллег. По идее, он должен быть невидимкой — ничего лишнего и показного. Но здесь ему роль была отведена другая. То ли благодаря его харизме, то ли залипательной внешности: мужчина среднего возраста, метр семьдесят или восемьдесят, худой, нос греческий, лоб весь в морщинах. На внешней стороне ладоней было несколько старых шрамов. Охранник имел странную привычку — держать свои жилистые руки в замке перед собой. Это придавало ему важности. Брови густые. Взгляд оценивающий. Его уши по отношению к телу смотрелись непропорционально — маленькие и аккуратные. Он был гладко выбрит и коротко подстрижен. Одет был в старый костюм, который, впрочем, смотрелся как новый. Так обычно бывает, когда человек следит за своими вещами и бережно к ним относится. Впечатление охранник производил неоднозначное. Он явно был звездой-улыбашкой, которому нравилось приветствовать новых посетителей. Приятный. Но в то же время всегда держал ухо востро. Он умело выполнял свои функции — охранять и мониторить безопасность самого кафе, вместе с тем не пугая никого ненужным напускным суровым видом, так свойственным людям в его профессии. Своей аурой у него получалось заполнить все пространство вокруг своего рабочего места. Вот так охарактеризовала его Вера, стоя в стороне. Как только охранник ее заметил, то, ничего не сказав, занервничал. Он взял зачем-то карандаш в руки, выронил его, развернулся на 180 градусов и вернулся к елке, спрятавшись за ней.

— Что это сейчас было? — недоуменно вытаращила глаза Вера.

— Простите, можно пройти? — к ней обратился пожилой мужчина.

— Да, конечно. Не хотела мешать, — учтиво отодвинулась в сторону Вера.

— Кто сказал, что вы мешаете? Ни в коем случае. Что ж вы забились в уголок? Шумновато здесь немного, но местечко хорошее. Я сюда с женушкой пришел. Нравится нам здесь. Растормошила меня старого. Пойдем да пойдем. Отказать ей — себе дороже. На что вы смотрите так пристально?

— На камин, — выдавила из себя Вера первое, что пришло в голову. — Диву даюсь, настоящий, а не горит. Вон поленья тлеют… вроде… — Что она городит, Вера сама не понимала. По работе поддержать разговор — запросто. Поболтать ни о чем с незнакомым человеком — катастрофа.

— Тлеющие поленья имеют толк, когда печь будет прогрета. Если слишком сильно увлечься этим способом согреваться, то не стоит забывать о том, что сажа осядет на стенках дымохода и очень быстро забьет его, а сколько усилий надо будет приложить, чтобы очистить его. Использовать дрова нужно правильно. Загрузил мозг, небось? Вы поймете, о чем я. Попозже. Это несложно. — Вера скромно кивнула ему в ответ. — Ну, заходите-заходите. Не стесняйтесь. Смелее. Дерзче. Что ж все так галдят? Толпа шумная подобралась. Пойду-ка — покурить охота. — Галантно поклонившись, старик скрипучим движением руки нахлобучил зимнюю кепку с козырьком и в одном однотонном свитере из мохера вышел наружу.

В недрах кафе и правда было много народу. Стоял невообразимый гам, все задорно проводили время, громко обсуждали каждый свое. Оживленность завораживала. Вера явно изголодалась по звучанию живой человеческой речи. Ритмичность и оттенки не могли сравниться ни с одним фильмом или передачей по телевизору. Это было другое. Необходимое. Родное.

Вера прошла вперед. Все места были заняты, даже возле барной стойки. Никем не замеченная новая посетительница зашла чуть дальше вглубь кафе и оглянулась вокруг. Возникло такое неистовое желание побыть среди этих людей, что она глазами начала молить, чтобы хоть один столик освободился, и — о чудо! — прямо возле окна в самом углу напротив кухни парочка засобиралась на выход. Пока они надевали свои зимние куртки и шапки, мило беседуя, Вера поковыляла в их сторону. Однако неказистый и напыщенный паренек, который зашел после Веры, и видя, что она прихрамывает, решил ее обогнать, чтобы первым занять место. «Смелее», «Дерзче» — вспомнилось ей. Вера на адреналине оценила обстановку и прошмыгнула на одной здоровой ноге, попутно цепляясь руками за стены и столы, с другой стороны, где было больше народу, но где была небольшая лазейка, которую только она могла увидеть с того места, где находилась. Вдобавок именно в тот момент ему перекрыла путь уборщица, которой приспичило вытереть пол там, где наглецу надо было пройти. Вера сманеврировала и успела занять тот самый столик. Радость ее переполняла — не стушевалась, взяла себя в руки, не испугалась. Впрочем, и удача была не лишней в этом деле. Оглянувшись и попытавшись найти парня глазами, Вера поняла, что он затерялся где-то в толпе, а возможно, и вовсе ушел, потерпев крах. Задела ли она его эго? Все равно. Он был не прав — она пришла первая, и он это знал.

Вера забилась в дальнем уголочке, затаясь. Она боялась, что кто-нибудь ненароком захочет завести с ней разговор. Понаблюдать бы, а не участвовать. Для начала, по крайней мере. Напряжение, однако, быстро спало — для всех Вера была невидимкой. Раствориться в этом шумном месте было так же легко, как заварить чай у себя на кухне. Каждый посетитель был погружен в свой маленький мирок со всеми нужными для него атрибутами — у кого-то друзья, семья, а у других — компьютеры, телефоны, книги. При этом все выглядели самодостаточными кусочками пазла, составляющего одну большую вселенную. Вера хотела максимально отстраниться от своего привычного ада, куда ее без устали тянуло обратно. Там все знакомо и предсказуемо. Наркотик. Отравляющий, токсичный. Но, может, хватит. Вот она среди людей. В необычном месте, где витал дух животворящей энергетики, освежающей новизны в ее будничности. Ей хотелось временно стать частью мира этой публики.

Только сейчас Вера осознала все отчаяние, копившееся внутри годами. Мысли снова начали ее одолевать. Еще накануне она по привычке бежала на работу, думая только о предстоящих планах, со всеми вытекающими последствиями. Вся в себе. Среди как и десятки таких же, как она. Безликих. Вера неслась вперед, будто если шаг замедлится, то и жизнь остановиться. Суета. Суета. Суета. Ни секунды покоя. Найти время для себя? На себя? Зачем? Лишняя трата энергии, которую логичнее всего употребить в работе. Отчего же у Веры не получается добиться продвижения по карьерной лестнице, невзирая на усердие, талант. Ей понукают. Она позволяет. Когда успела превратиться в тряпку? Когда ее сломали?

Весь этот привычный ад ей в кои-то веки осточертел. Возникла жгучая потребность поменять скорость, вектор, ритм своего бега. Кто ж мог подумать, что это произойдет именно так? Вселенная издевается. Точно. Глумится над ней. Почему бы не помочь ей безболезненно, легко? Зачем полоскать ее во всех этих баталиях? О чем это она? Она больше не сражается — сдалась. Давно. Вот и заслужила. Воспоминание о падении увлекло ее в пучину анализа своей судьбы, своих решений. Вот она ждет в травмпункте среди таких же бедолаг. Единственное различие между ними и ей было то, что у нее не было сопровождающего. Того, кто будет держать за руку, поддержит, рассмешит, лишь бы не было так больно. Никого. Дождавшись своей очереди, Вера, опираясь на стеночку, тихо вошла в кабинет и села на кушетку. Ей сообщили о том, что боль в стопе — всего лишь из-за растяжения. Наверное. Слово «наверное» было произнесено с такой сухостью, что ее аж передернуло. Главное, что нет перелома, а там само заживет. Ведь так было сказано. Ноге нужен покой. «Покой» — такое страшное слово. Суматоха, постоянное движение — вот что долгое время двигало Верой. Она и не помнила другой жизни. Может, просто не хотела. А тут — покой. Домой она поехала на метро. Такси взять не смогла. По какой причине, она не могла вспомнить, да это и неважно. Зато она помнила, как с трудом сдержала слезы — о боже! Как давно она не плакала! — из-за пустяка. Увидев, что она хромает, сразу двое пассажиров уступили ей место. Казалось, что тут такого. А ее этот поступок тронул до глубины души.

Одиночество долгое время пожирало Веру изнутри, при всем том с годами она научилась бороться с ним как раз благодаря непрерывной беготне. Вера делала все, чтобы в ее жизни не осталось ни секунды на раздумья и чувства, эмоции. Они только хуже делали. А тут… Долго сидеть дома было мучительно. Это давило на голову и грудную клетку до тошноты. Что это — апатия, опостылившее однообразие жизни или все намного прозаичнее — усталость после долгого рабочего дня?

Вопреки советам врача, спустя всего лишь два дня Вера вышла на улицу, преодолевая свой новоявленный страх упасть. Потихоньку прогуливаться по заснеженным улочкам, дышать полной грудью. Отстраниться — единственный выход, который она познала на отлично. Чувство незащищенности наполнило ее душу чудовищной тяжестью. Но так ли она беспомощна на самом деле?

На работе пришлось взять больничный до окончания всех праздников и прохлаждаться дома для того, чтобы нога восстановилась. Разговор с начальником был для нее холодным душем. Он долго сопротивлялся и не хотел выдавать официальное разрешение. Вера его припугнула разбирательствами в суде. Значит, она не была тряпкой. Она просто устала бороться и взяла тайм-аут. Бог с ней, с этой чертовой бездной внутри. Отстранялась она как раз слишком долго, и к чему это привело. Топчется на месте. Какая разница, как судьба распорядилась посодействовать в смене направления. В конечном итоге Вера все же сделала шаг в сторону. В прямом и переносном смысле. И вот она уже в неизвестном месте на неизвестной улице, окруженная неизвестными людьми. Не так уж и страшно. Ей даже нравилось. Новые вещи, оказывается, могут всколыхнуть тишину и слегка встряхнуть землю обетованную под ее ногами. Кафе изобиловало людьми и их магнетическими флюидами, словно бесконечным потоком мыслей в чьей-то голове. Гвалт голосов был своего рода усладой для ее ушей. Кто они? Там были как парочки, ворковавшие друг с другом, так и одиночки, как она, с изнеможденным видом и поникшим взглядом.

За окном снег валил непрестанно, будто зима уже была в самом разгаре. Как же хотелось услышать хоть один разговор, небольшой отрывок, понять, чем живут эти люди, какие насущные проблемы их беспокоят. Какофония голосов вкупе с музыкой мешала это сделать. Миссия невыполнима. Тогда Вера принялась представлять жизнь и истории всех посетителей в поле ее зрения. По мимике. По языку тела. Одни посетители сменяли других. Веру удивляло, насколько популярно это кафе, и при этом она о нем никогда не слышала. С другой стороны, о существовании жизни после поворота влево на знакомом ей перекрестке она также не догадывалась. Вера запрокинула голову с закрытыми глазами, сделала глубокий вдох и уже было собиралась открыть глаза и вперить свой взор в потолок. Ее отвлек охранник своим громким возгласом: «Сударь, проходите!» Данное обращение к незнакомцу чрезмерно конфликтовало с внешностью охранника. Откуда такие манеры, да и зачем они в современном-то мире.

К концу дня в кафе народу стало меньше. Яркое освещение сменилось на мягкий убаюкивающий свет, а сменившая веселые новогодние мелодии — негромкая музыка с бубенчиками в виде фона. Это добавляло успокаивающий эффект к общей атмосфере. Допив свой капучино, Вера встала и направилась к двери, мимоходом всматриваясь в лица персонала и посетителей кафе. На улице было комфортно, снег все падал, а прохладный ветерок обдувал ее лицо, чтобы взбодрить, пробудить ото сна. Но ей было слишком хорошо. Ладно. Домой так домой. Возможно, там тоже неплохо.

Зайдя в квартиру, Вера тут же захотела вернуться обратно в кафе. Впрочем, оно, возможно, к этому времени уже закрылось. Вера разделась, включила телевизор, пощелкала каналы и оставила на первой попавшейся передаче. Смотреть что-то сознательно не хотелось, так как ничего не соответствовало ее душевному состоянию. Какое оно было, она и сама не знала. Да и без разницы. Побыстрее задремать, чтобы этот день закончился, а завтра с новыми силами занять себя чем-то полезным. Потихоньку отходя ко сну, она думала, что первый раз за бог знает сколько времени ей не надо заводить будильник, мчаться сломя голову по работе и выполнять чьи-либо поручения. Теперь это время принадлежит полностью ей. Вот только что с ним делать? Эта мысль напугала до чертиков, и сон как рукой сняло. Очевидно, что-то надо будет предпринять, но что? Опять дела? Нет уж, увольте. Хм. Вот и вопрос любопытный подоспел — почему она до сих пор не уволилась? Страх остаться без работы? Привычка? В этой шарашкиной конторе она прозябает. Роста никакого. Отношение свинское. Коллеги — потребители. Им только дай, а взамен ничего никогда не получишь. Сама приучила, сама получает по шапке в итоге.

Неосознанно, лежа на спине в кровати и пялясь в потолок, Вера нервно затрясла левой ногой. Внутри возникло чувство тревоги.

— А ведь и правда — что мне делать с этим временем? За что браться? Я в тюрьме. Даже на потолке обои приклеены с решетчатым узором. Вот чья это была дебильная идея? Моя… Я тогда думала, что нет смысла делать полноценный ремонт. Тяп-ляп, и готово. Даже до конца его не доделала. Вон лампочки Ильича до сих пор висят вместо люстр. Это и есть мое небо? — Этот вопрос пронзил как рапира все ее нутро.

Так и не сумев уснуть, Вера пошла на кухню, выпила теплое молоко, походила взад-вперед, всячески блокируя бешеный водоворот беспрерывных мыслей, затем вернулась в постель и предприняла попытку номер два забыться сном. Вопреки ожиданиям, и та закончилась полным фиаско. Вера решила попытаться перевести свои беспокойные мысли в другое русло — кафе, как же ей там было уютно. Отчего? Кафе как кафе. Однако воспоминания о манящей атмосфере доброжелательности, уединения и улыбка того незнакомца одновременно заполонили сознание и сумели сделать, казалось, невозможное — убаюкали ее и погрузили в волшебный мир снов на фоне ревущей метели за окном.