Уроки бессмертия

Наталья Разбаева, 2020

"Уроки бессмертия" – это юмористическое фэнтези о Великом Черном колдуне, который, беспечно разменяв четыре сотни лет, решает озаботиться поисками ученика. Совмещая свой непростой, полный приключений труд на магическом поприще с обязанностями короля небольшого средневекового королевства, он встречает безродного мальчишку-скомороха, но тот совсем не спешит прыгать до потолка от радости, имея на горизонте перспективу кардинальной смены рода занятий. Вместе им предстоит пройти долгий путь, который начнется со взаимной ненависти и обмана, а закончится клятвой крови. Хотя… еще не закончится…

… Не страшен гроб, я с ним знакома;

Не бойся молнии и грома,

Не бойся цепи и бича,

Не бойся яда и меча,

Ни беззаконья, ни закона,

Ни урагана, ни грозы,

Ни человеческого стона,

Ни человеческой слезы…

Н.А. Некрасов «Баюшки-баю»

… Он не был тщеславен: зная, что красив, он выслушивал комплименты по этому поводу не то чтобы безразлично, но так, словно речь шла о прекрасном старом доме, который переходил в их семье из поколения в поколение. Было известно, что это один из лучших образчиков архитектуры своей эпохи, им гордились, о нем заботились, но в том, что он существовал, не было ничего особенного, владеть им казалось так же естественно, как дышать…

Сомерсет Моэм «Театр», изд. «Правда», пер. с англ. Н.Ман и Г. Острвской

Люди представлялись ему уродливыми и комичными, и он был зол на них за то, что они уродливы и комичны; жизнь — смешением комических и подлых поступков, достойных только смеха, но горько было ему над этим смеяться.

Сомерсет Моэм «Луна и грош», изд. «Правда», пер. с англ. Н.Ман и Г. Островской

Пролог

Ночь выдалась поистине чудовищной. Разразившаяся сильная гроза заставила не только попрятаться по домам мирных жителей, но и спешно найти себе убежище нищих и бродячих собак; она разрывала небо на рваные клочки с такой неистовой яростью, что мглистые черные тучи начинали просвечивать грязновато-серым. Молнии блистали подобно артиллерийскому огню — практически не переставая, — сопровождаемые оглушающими раскатами разворчавшегося грома. Небеса пролились на землю сплошной стеной настоящего ливня. Дождь не разбивался на капли и струи — это был сплошной поток воды, с такой силой ударявший по лужам, что вызывал на их глянцевой поверхности крупные пузыри и пышную пену. Раздраженная внезапной непогодой, ночная мгла шипела и клубилась, но вместо того, чтобы вслед за живыми существами спрятаться хотя бы в подворотне, расползалась еще больше, затопляя собою все дороги, обволакивая деревья и дома, путаясь в ветвях и налипая на окна.

Деревушка Шеслен на севере Кэрриса утопала в грязи. Все дороги оказались размытыми и абсолютно непригодными как для ходьбы, так и для езды. Удар молнии поджег одно из деревьев в центре деревни, и оно повалилось на чью-то лавчонку, проломив хрупкую, худо залатанную соломой крышу. Еще два дерева, поваленные сильным ветром, перекрыли выезд из деревни. Гроза нанесла и наверняка еще нанесет ощутимый ущерб жителям Шеслен в эту ночь.

На выезде из деревни почти у самой дороги приютился маленький кособокий домишко с прохудившейся крышей и сломанным крыльцом. В его единственном окне горел свет. Здесь еще никто не ложился.

Высокая поразительно тощая женщина, еще не старая, едва справившая сорокалетие, но выглядевшая намного старше своих лет из-за осунувшегося испитого лица, мелко трясущихся морщинистых рук и сутулой фигуры, — так вот, эта женщина стояла в центре небольшой грязной комнатушки и суровым раздраженным взглядом изучала четверых своих детей. И ладно, если бы просто изучала — она кричала и сквернословила, изливая на ребят свое недовольство. Шум грозы иногда заглушал ее хриплый каркающий грубый голос, искаженный желчной ненавистью, но даже он не выдерживал столь длительной конкуренции. Дети испуганно жались к стенке, сбившись в тесную кучку, и отваживались бросать на свою мать лишь редкие робкие взгляды исподлобья. Они были совсем еще маленькими: два мальчика-двойняшки лет пяти и девочка чуть постарше, лет восьми-девяти. Она держала на руках полуторагодовалого малыша и украдкой от матери шептала ему на ушко ласковые успокаивающие слова, отчего мальчишка трогательно улыбался, воспринимая гневные речи матери не более, чем шум грозы.

— Вы — недоумки! Маленькие лентяи! Только и знаете, что отлыниваете от работы! Тунеядцы и дармоеды! Кто, по-вашему, должен кормить семью?! Мне, старой больной женщине, это уже не по силам! Признавайтесь, где и с кем вы шлялись целый день! Я ни за что не поверю, что вам не подали ни одной монеты! Где вы прячете деньги?! Ну, живо говорите! Я же знаю, вы нарочно меня обманываете! Ну-ка признавайтесь!

Резко подавшись вперед, женщина дернула за руку девочку, призывая ее к ответу. Та лишь ойкнула от неожиданности, но ничего не сказала.

— Говори, негодяйка, ведь это твои проделки! — мать занесла руку для удара, но один из двойняшек в самый последний момент вцепился в нее своими худенькими ручонками и умоляющим голосом попросил:

— Нет, мама! Не бей ее! Пожалуйста! Сандра не виновата! Правда! Сегодня нам и в самом деле не подали ни одной медной монетки! Мы ничего не прятали от тебя!

— Врешь, гаденыш! — мать решительно отшвырнула сына к стене. Тот упал и ударился, но так как подобная сцена происходила не в первый раз, не расплакался, а лишь досадливо потер заболевший затылок. — Все вы тут друг дружку выгораживаете! Я почти уверена, что вы потратили все деньги! Проели их в какой-нибудь таверне! Так я говорю? Так. У, вон какие морды отъели!

Глядя на детей, трудно было сказать, что они вообще в состоянии себе что-то отъесть, — настолько они были тощенькими, замученными, изморенными. Бледные осунувшиеся лица с мешками под глазами от недосыпа и усталости делали их поразительно похожими. Если у них когда-либо и водились деньги, скрываемые от матери-алкоголички, то тратили они их явно не на себя, а на самого младшего члена их семьи, который сейчас спокойно отдыхал на руках девочки Сандры.

«Милые» семейные разборки прервал торопливый стук в дверь. Женщина с выражением агрессивного недоумения на лице обернулась и, рыкнув: «Кого еще черт принес в такую непогоду?», отправилась открывать. Девочка сразу же бросилась к своему пострадавшему брату и, не спуская с рук ребенка, принялась рассматривать его ушиб.

— Шишка небольшая, скоро заживет, — обнадеживающе улыбнулась она ему, и тот выдавил в ответ вымученную улыбку.

Мать семейства распахнула дверь, впуская на порог мужчину и женщину средних лет, закутанных в промокшие черные плащи. С них ручьем текла вода, оставляя на полу жуткие разводы. Но хозяйка дома, казалось, и не заметила этого, догадавшись о причине столь позднего визита и прикидывая про себя, сколько можно содрать с «дорогих гостей». А расценки за ночлег в ее свинарнике у этой женщины были высоки.

— Извините нас, госпожа, за то, что побеспокоили вас среди ночи, — добродушно пробасил мужчина, откидывая назад капюшон. Он был высок и полон, его жизнерадостную кареглазую физиономию украшала короткая чудная бородка. Длинные кудрявые черные волосы спутанными прядями разметались по его широким плечам. — Мы бродячие скоморохи и направляемся в Кельен, чтобы дать там представление. Но в дороге, увы, нас застала непогода. Лошади вязнут, ехать невозможно. Я и моя жена хотели бы просить у вас разрешения расположиться на вашем дворе. Повозка у нас небольшая, нас всего восемь человек. Мы достойно отблагодарим вас.

— Надеюсь, не дурацкими фокусами? — довольно грубо огрызнулась хозяйка. — В моей семье тоже восемь человек. Я одна, и мне надо кормить семерых детей мал мала меньше. Плату я возьму только деньгами. Пятнадцать золотых монет. Согласны?

Мужчина нахмурился. Будь он побестактнее, он бы не удержался от восклика: «Обдираловка!» Но он ничего не сказал женщине, кроме слов благодарности за чуткость, понимание, отзывчивость и еще пару качеств, которыми она никогда не обладала, и безропотно внес задаток. Глаза женщины алчно блеснули, едва она увидела монеты, и это заставило ее быть немного любезнее. Она даже предложила скоморохам разместиться в доме, но те вежливо отказались, сославшись на нежелание стеснять свою заботливую хозяйку.

Едва скоморохи ушли обустраиваться во дворе, как мать быстро разогнала своих детей по комнатам спать, в очередной раз пообещав оторвать им головы за хитрые проделки. Уже через час в доме на окраине все успокоилось. Гроза снова стала единственным нарушителем тишины. И, видимо, ей это понравилось, так как она разбушевалась с новой силой.

В вагончике скоморохов мужчина и женщина, уже знакомые нам муж с женой, собирались ложиться спать и обсуждали последние планы на следующий день, когда в окошко в такт дождю забарабанили тонкие девичьи пальцы. Скоморохи сперва не услышали стук, но со второго раза распахнули дверцу и поспешили впустить в вагончик успевшую до нитки вымокнуть Сандру. Она была не одна. На ее руках сидел закутанный в драный плед ребенок. Создавалось ощущение, что он был приклеен к девочке: она ни на секунду не отпускала его от себя.

— Надо же! И к нам пожаловали поздние гости, — весело улыбнулась жена скомороха. Это была невысокая статная женщина с копной густых медно-рыжих волос, собранных в тяжелый пучок на затылке. В накинутой на узенькие округлые плечи шали и выглядывающей из-под нее пышной юбке простого крестьянского платья она походила на обедневшую графиню. Ее выразительные, аккуратно подведенные зеленые глаза зажглись милым интересом. — Привет. Как тебя зовут?

— Я Сандра, — серьезно ответила девочка, окоченевшими пальцами еще сильнее прижимая к себе брата. — И я пришла к вам по очень важному делу.

— Вот как? По важному делу? Тогда проходи, присаживайся и устраивайся поудобнее, — приветливым голосом предложил черноволосый мужчина. — Важные дела не любят спешки.

— Но мое дело очень спешное! — серьезно возразила девочка, тем не менее, осторожно пристраиваясь на краешке неразобранной лежанки. Женщина набросила ей на плечи свою теплую шаль, чтобы малышка немного согрелась, и отошла к своему мужу. Его руки осторожно коснулись ее плеч, и две пары внимательных сострадающих глаз обратились к Сандре. Воспользовавшись моментом, девчонка затараторила: — Мне очень нужна ваша помощь! Это жизненно важный вопрос, и я буду на коленях умолять вас дать на него положительный ответ! И не отстану, и не уйду, пока вы не согласитесь!

Супружеская чета с прежним милым недоумением переглянулась, и муж спросил:

— Ну, расскажи нам, наконец, о своем деле. Как мы сможем помочь тебе, если не узнаем, в чем суть?

— Я сейчас все расскажу. Слушайте. Наша семья, вы, наверное, заметили по обстановке, очень бедная, самая бедная в Шеслен. Мы с трудом перебиваемся с хлеба на воду, хорошо, если увидим одну черствую корочку в день — и то на семерых. Мы худо-бедно кормимся подаяниями. Нас не берут на работу, потому что наша семья пользуется дурной славой. Все вырученные деньги отбирает мать и пропивает. Она очень безответственная, живет за наш счет, и каждый день бьет и ругается, выражая свое недовольство. Но мы же дети, понимаете? Мы выбиваемся из сил, чтобы принести хоть на медяк больше, но на многое мы не способны! Чуть получше стало, когда родился маленький. Он совсем еще крошка, и мы поначалу оставляли его дома с кем-нибудь из моих братьев и сестер. Но потом мать заставила нас и его вовлечь в общее дело. У малыша было больше шансов разжалобить богатых господ и зажиточных крестьян и заставить их раскошелиться. Это действительно стало приносить свои плоды. Но и мы тогда стали хитрить. Мы обманывали мать, оставляя часть денег себе, и покупали на эти жалкие гроши немного молока для маленького. Но так не может продолжаться вечно. Мы все его очень любим и стараемся по мере возможности заботиться о нем, но вы же сами понимаете, как это тяжело. Я прошу вас, заберите маленького с собой! Здесь его не ждет ничего хорошего, у него не будет никакого будущего! Он станет еще одним нищим — побирушкой или вором, всеми презираемым человеком. Да и человеком ли? Пылью под ногами сильных мира сего! Я прошу вас, увезите маленького! Он достоин лучшей жизни, чем та, которая уготована ему в этом месте!

Выслушав не по-детски взрослую патетическую речь девочки, скоморохи долго молчали. Женщина с надеждой и затаенной печалью смотрела на мужа, а тот лишь хмурил брови и морщил лоб, переводя задумчивый взгляд с Сандры на ребенка и обратно.

— Девочка… Сандра, — наконец проронил он, посмотрев ей прямо в глаза, — ты хоть понимаешь, что жизнь бродячих артистов вовсе не так весела, как кажется. Это не только представления и восторг зрителей, это еще и тяжелые трудовые будни, и нам порой самим нечего есть. Не попадет ли твой братишка из огня да в полымя? Из одной нуждающейся семьи в другую? Подумай, здесь у него хотя бы будет свой собственный дом и крыша над головой. Мы же — известные скитальцы, мы никогда и нигде не обретем приюта.

— Я понимаю. Но с вами он хотя бы сможет быть счастливым. В нашей семье это слово давно забыто. Ему постоянно придется терпеть голод, побои и унижение. Нет, я не хочу, чтобы его ждала такая жизнь! Пожалуйста, помогите мне! Вы — моя последняя надежда! — прося, девочка не плакала. Она волновалась, и оттого голос ее звучал вызывающе требовательно, но вместе с тем она понимала, что сейчас полностью зависит от этих двух людей с такими добрыми лицами, которые сейчас казались ей просто ангельскими. Нет, они не должны были ее разочаровать.

Теперь настала очередь мужа вопросительно взглянуть на свою жену, словно испрашивая у нее совета. Едва заметно кивнув, женщина посмотрела на девочку и ласково заговорила:

— Сандра, насколько я поняла, ты очень привязана к своему брату. Он рос на твоих руках. Ты заменила ему мать, и какой судьбы ты бы для него ни желала, тебе будет очень больно расстаться с ним… навсегда. Ты уверена, что хочешь этого?

Девочка задумалась, прикрыв глаза и еще сильнее прижав малыша к груди. А затем решительно поднялась и, подойдя к женщине, осторожно передала ей с рук на руки ребенка. Наклонившись к нему в последний раз, тихо и горько прошептала:

— Будь счастлив и знай, что моя любовь никогда тебя не оставит, и пусть она станет твоим благословением. Прощай и… прости.

Со слезами на глазах девочка бросилась к двери и на самом пороге налетела на фурией ворвавшуюся в вагончик свою собственную мать. Разгневанная женщина, отпихнув с дороги дочь, кинулась к жене скомороха и, грубо отобрав у нее ребенка, рявкнула:

— Не смей прикасаться к моему сыну! Воровка!

— Нет, не отдавайте его! — отчаянно крикнула Сандра. — Не отдавайте, прошу вас!

— А ты вообще молчи, мерзавка! — девочка мгновенно получила щедрую затрещину. — Я так и знала, что ты какой-нибудь номер выкинешь! А ну марш домой, я там с тобой поговорю!

Жена скомороха испуганно прижалась к своему мужу, побоявшись связываться с истеричной алкоголичкой, а тот уверенно выступил вперед, привлекая к себе внимание разбуянившейся женщины, и заговорил:

— Я полагаю, госпожа, в этом вопросе мы могли бы столковаться. Сколько вы хотите за вашего сына? Мы можем купить его.

На секунду в вагончике повисла тишина. В глазах пьяницы появился знакомый алчный блеск. Сандра за ее спиной с испугом и надеждой затаила дыхание. Жена скомороха тоже выглядела немного растерянной, явно не ожидая такого шага от своего супруга.

— Еще пятнадцать золотых монет — и он ваш, — наконец решившись, требовательно произнесла хозяйка.

И скоморох, не задумываясь, дал ей эти деньги. Тогда женщина бестрепетно вернула ребенка и, явно довольная совершившейся сделкой, покинула вагончик. Сандра потопала вслед за ее сердитым окриком. На пороге ее на минуту остановил вопрос жены скомороха:

— Сандра, а как зовут мальчика?

Глаза девочки в последний раз остановились на брате.

— Квентин. А наша фамилия Паулус.

* * *

Повозка скоморохов провела остаток ночи во дворе Паулусов и вместе с рассветом тронулась в путь. Это был конец старой дороги и начало новой, очень и очень долгой.