Месть оптом и в розницу

Наталья Перфилова, 2009

Ирина так ждала отпуск! Мечтала зарядиться курортным весельем в компании своего молодого человека – и вдруг жгучая обида! Возлюбленный мало того что не приехал, как условились, так еще замену прислал! Нет, ей здесь делать нечего! Чемоданы собраны за полчаса, самолет – и вскоре автомобиль Ирины катит по лесной дороге к любимому деревенскому дому. Странная встреча на лесной дороге заставила девушку лишь посмеяться, но через несколько дней ей было уже не до веселья: сначала убийства, в расследование которых Ирина оказалась втянута, а затем одно за другим предупреждения, что вскоре жертвой анонимного мстителя станет и она сама. Ирина и ее друзья, посвященные в курс дела, пережили неподдельный страх – по всему было видно, что угрозы не беспочвенны, а главное, совершенно непонятно, откуда исходит опасность…

Глава 4

Первая ночь в Дупле оказалась не слишком уютной. Проснулась утром я с ужасной головной болью. Поглядев на ходики на стене и увидев, что прошло без малого пять часов, я встала и, позевывая, направилась к Виктору.

Дверь мой сосед никогда не запирал, и в дом я попала беспрепятственно. Признаться, входила с опаской. Хорошо, если батюшка еще спит, а вдруг и правда буянит, как предсказывал Витек. Заглянув в дверь, я с облегчением увидела, что в сенях никого нет. Уже лучше, значит, основной удар принял на себя сосед. Пройдя дальше, я смогла наблюдать самого Витю, сладко похрапывающего в своей кровати.

Так, видимо, этот неблагодарный Ксенофонт ушел по-английски, не прощаясь… Ну может, это и лучше. Растолкав Виктора, я потребовала обещанного чая. Он не стал ломаться, и через несколько минут на столе дымились две чашки, а из вазочки одуряюще пахло земляничным вареньем.

— Ириш, как думаешь, может, и батюшку пора будить? — Витя неопределенно мотнул головой назад, в сторону сеней.

— Опоздал, милый, — помешивая ложечкой чай, отозвалась я. — Падре уж давно ноги сделал. Сейчас уж небось под бочком у заботливой матушки Елены сны досматривает.

Витек поперхнулся чаем, видно захлебнулся, потому что натужно закашлял, страшно вращая глазами и делая руками бессмысленные пассы. Я поспешила на помощь другу и постучала его по спине.

— Ты как-то все-таки поаккуратнее, Вить, так и помереть недолго.

— Ты сбрендила, что ли? — прокашлявшись, просипел сосед. — Уже три года, как матушка Елена в могиле сны смотрит.

Теперь пришла моя очередь выпучивать глаза.

— Ты ошибаешься, она вчера звонила мужу и поторапливала домой.

— Откуда звонила? — прошептал ошарашенный сосед.

— Ну, не знаю, — растерялась я, — с ней сержант Скворцов разговаривал, я только ржание слышала.

— Она что, ржала в трубку?! — поразился Витек еще больше.

— Да нет, это звонок на сотовом у батюшки такой. Слышь, ты, видно, ошибся, Вить, спутал с кем-нибудь…

— Да ты чё? Я совсем, что ли? — Сосед даже на ноги от возмущения вскочил. — Я на похоронах гроб нес, а ты говоришь — спутал. Хочешь, я тебе могилу покажу? Тоже мне! Витя пока в своем уме.

Мы молча уставились друг на друга.

— Все ясно, — хлопнула я себя по лбу, — Ксенофонт опять женился. Вот и все.

— И жену снова звать Елена? — с сомнением посмотрел на меня Виктор.

— А что такого? Имя вполне распространенное. Да и потом, попы такой консервативный народ. Ему, может, легче жену с таким же именем найти, чем новое запоминать?

— Сомнительно. Странно, что я не слышал о его женитьбе. Мы вообще-то часто с ним… того…

— Водку хлещете?

— Беседуем о мирском за кружкой пива, — потупился сосед.

— Оно и видно. Ладно. Черт с ним. Вернее, бог с ним. Ушел, и ладно. На этом наша забота о нем закончена. Хотя мог бы спасибо сказать, неблагодарный человек.

Мы еще немного посидели с Витьком, съели все варенье и целую вазочку печенья. Сосед поведал мне последние деревенские новости.

— Знаешь, Ир, — смущаясь, поделился друг, — тут доярка одна, ну… это… неровно дышит ко мне.

— Невесту, что ли, завел? — с улыбкой посмотрела я на покрасневшего Виктора.

— Да какая там невеста, — испугался сосед. — Девка, конечно, так ничего, видная… Да имя уж больно не того… громобойное — Матрена.

— Мотя, значит. А что, имя как имя. Оригинальное. Познакомишь?

— Рано еще, — поразмыслив пару секунд, решил Виктор. — В следующий раз как-нибудь, если чего сложится.

— Ну, как знаешь, — не стала настаивать я. — Вить, завтра Настя с ребятами приедет. Сообразим баньку с шашлыками?

— Да не вопрос. Сделаем в лучшем виде.

Половину дня я провела беззаботно валяясь на солнышке. Мое состояние и настроение удивительно быстро шло на поправку, произошедшее на юге и даже картинка, увиденная мной вчера в ресторане, уже не казались мне такими ужасными и болезненными. Лежа в гамаке среди величественных берез, убаюканная монотонным стрекотом кузнечиков в траве, наблюдая сквозь полуприкрытые веки за пробегающими по небу легкими облаками, то и дело принимающими причудливые непонятные очертания, я вскоре пришла к выводу, что жизнь-то, в принципе, не так уж и печальна, как мне показалась вчера… К обеду прибежал взбудораженный Витек.

— Ир, я в Евсеевке был… — едва переводя дух, выпалил он.

— Ксенофонта опохмелять бегал? — лениво поинтересовалась я.

— Не появлялся он дома и жены у него никакой нет.

— Да ты что? — Я широко раскрыла глаза и села в гамаке.

— Вот тебе и что, — проворчал Виктор. — Говорил я тебе, не слышал о женитьбе, а ты не верила.

— Ну и что это было тогда? Я не усну теперь, пока не узнаю.

— А как узнаешь-то? — вздохнул сосед.

— Для начала надо найти сержанта Скворцова, — подумав немного, предложила я. — Пойдешь со мной в отделение милиции?

— Провожу, — подумав пару секунд, согласился Виктор. — Но внутрь не пойду. Лучше я тебя на улице подожду. Я с участковым не очень лажу.

— Характерами не сошлись? — обуваясь, поинтересовалась я.

— Мне его характер по фигу, — не стал вдаваться в подробности сосед. — Это он привязывается все время.

— Ясно все с тобой, — усмехнулась я.

Через полчаса я уже держала в руке бумажку с данными Скворцова Николая Дмитриевича. Адрес, домашний и служебный телефоны. Позвонив по обоим, я выяснила, что Коля находится на пропускном посту на двадцать третьем километре.

— Это не очень далеко от Лисицина, — заверил меня Витек. — Поехали, я покажу.

— Слушай, Вить, я так поняла, что ты хорошо Ксенофонта знаешь, — проехав немного, сказала я. — Он хоть священник-то как, хороший или так себе?

— Смотря что понимать под хорошим. Человек он, в общем, не самый плохой. Действительно хороший даже. Пьет, правда, много, но старается вести себя прилично, не дебоширит, не матерится. Я думаю, для служителя Бога это не самая замечательная характеристика. Но прихожане его любят. Он подлостей никому не делает, не жадный, с матушкой Еленой тоже нормально жил, ни ссор, ни драк у них не было. Вот и рассуди, хороший он или плохой?

— А лет ему сколько? — продолжала допытываться я.

— А фиг его знает. Лет пятьдесят, думаю, а может, сорок пять, под бородой и рясой не поймешь, — задумался Виктор.

— И он что, всю жизнь попом работает?

— Нет, он батюшкой-то лет десять, не больше, числится, до этого спортсменом был, тяжелоатлетом.

— И как уж его в святые отцы тогда занесло? — удивилась я.

— Он рассказывал, видение ему было, — серьезно заявил сосед.

— Правда, что ли?

— Я так думаю, что на самом деле было. Пьяный он заснул на балконе, просыпается, а там тетка в белых одеждах летает и руками машет, мол, иди сюда. Он чуть с балкона не прыгнул, дернулся к перилам да на гвоздь босой ногой напоролся. Тут и очнулся.

— Больше на белую горячку смахивает, — с сомнением покачала головой я.

— Это точно. Но жена его, Елена, уж больно верующая была, она это все по-своему обыграла. Тетку за Деву Марию выдала, а то, что он чуть с балкона не сиганул, — за Божью кару. А может, это и правда настоящее видение было, посланное Ксенофонту, чтобы от пьянки его отвратить… Хотя теперь уж это не важно. Главное, Елена правильно себя повела. Капала ему на мозги, капала, он и поверил. В семинарию поступил, пить бросил. Дали ему приход в Евсеевке. Обосновались там. Ксенофонт нормальным попом стал. Только со временем попивать опять начал. Он мне признался, что обиду на Бога держит немалую. Детей-то у них так и нет, а им уж больно хотелось, Елене особенно. Столько она молилась, а Бог так и не порадовал их потомством. Я думаю, это пьянство все же виновато. А уж когда Елена умерла от банальной ангины, батюшка и вовсе приуныл. По-черному запил. На проповедях несет иной раз что в голову стрельнет.

— И что, никто на него не жалуется? — усомнилась я.

— Нет пока. Прихожане сочувствуют, помочь пытаются, кто чем может. Приходят ему готовить, в доме убираются. Понимают, что Ксенофонт хоть и священник, но тоже ведь человек из плоти и крови.

— Добрые у нас люди, — усмехнулась я.

— Люди все видят… Он, между прочим, тоже без дела не сидит, — слегка обиделся за батюшку Виктор. — Два года назад церковь отремонтировал, в прошлом году за свой счет часовенку сладил в память о матушке Елене. А что попивает, так у всех слабости есть. Эта еще не самая скверная. Он и сам ведь понимает, что грех это, но поделать ничего не может, не зря, наверное, говорят, что алкоголизм — это болезнь, причем неизлечимая. А вообще, людей-то не обманешь, особенно в деревне. Раз его любят, значит, стоит он того, вот что я тебе скажу. Мужик он, без сомнения, умный, совестливый и о прихожанах искренне перед Богом радеет…

— Ты прав, наверное, Вить, — примирительно согласилась я. — Просто Ксенофонт оставил в моей памяти не самые светлые впечатления. Мне кажется, в машине до сих пор перегаром разит.

— Выветрится, — отмахнулся Виктор.

Мы подъехали к посту ГАИ. Коля, узнав меня, искренне обрадовался:

— Привет! Ну, как там наш героический святой отец?

— Здравствуй, познакомься, это мой сосед Виктор. — Мужчины пожали друг другу руки. — Мы к тебе, Коль, по делу вообще-то… Витька вот, — я кивнула в сторону соседа, — хорошо знает Ксенофонта и говорит, что его попадья умерла три года назад, а новой батюшка еще не обзавелся. Вот нам и стало интересно, ты с кем по сотовому разговаривал?

— С теткой какой-то, — недоуменно пожал плечами Николай. — Она сначала ругаться начала, а потом, когда я представился, объяснила, что она матушка Елена и беспокоится о муже. Вот и все.

— Ну, может, подружка какая, батюшке-то не положено, вот и постеснялась представиться, — предположил Витек. — Значит, он не пропал, а к пассии подался завтракать.

— Он что, еще и пропал? — удивился Скворцов. — Вы же должны были его до дому довезти.

— А ты мне адрес сказал? — укоризненно посмотрела я на сержанта. — На радостях понесся к молодой жене, ничего толком не объяснив.

— Какой адрес? — еще больше удивился тот. — Чай тут не город. Село я тебе назвал, а там Ксенофонта каждая собака знает.

— Ага, особенно ночью, — с сарказмом заметила я, — пришлось его к себе везти. Он проспался и удалился по-английски, не прощаясь.

— А почему тогда вы решили, что он пропал?

— Так домой-то не появился, — пояснил Виктор.

— Может, пошел машину выручать? — пожал плечами сержант.

— Точно! — хлопнул себя по лбу сосед. — А мы и не подумали. Она все там же, в овраге? — повернулся он к Скворцову.

— Нет, ну что вы! — воскликнул тот и пояснил: — Беспризорную машину непременно разграбят. Даже в лесу охотники найдутся чужим добром поживиться. И откуда они узнают так быстро, где что плохо лежит, ума не приложу… Я сразу, как приехал домой, позвонил ребятам на пост, они вытащили ее и перегнали на старую ферму совхоза «Заря». Коров там давно уж нет, а сторож остался пока, чтобы по бревнам не раскатили. Туда «пятерку» и отправили, к Михалычу под крылышко.

— Я знаю, где это, — ткнул меня в бок Виктор, — поехали.

— Зачем мы туда попремся? — недовольно возразила я. — Ксенофонта там уже нет наверняка. Узнал у гаишников, куда делась машина, поехал и забрал ее. Сейчас дома уже, наверное.

— Тогда давай заедем еще раз в Евсеевку, — настаивал Витек.

— Ну чего ты пристал? — совсем не горела желанием еще раз встретиться с Ксенофонтом. — Чего мы там потеряли?

— Любопытно насчет подружки узнать, кто на этого борова клюнул…

— Не стыдно? — Я укоризненно посмотрела на соседа. — Мужик вроде.

— Стыдно, Ириш, стыдно, — притворно потупил глазки Витек. — А что делать? Новостей-то у нас, сама знаешь, негусто, а тут такое! Не вредничай, давай заедем, что тебе стоит, — заканючил сосед.

— Да ладно, заедем, — не стала больше спорить я.

Дома батюшки не было. Судя по всему, он так и не вернулся из вчерашней поездки. Мы озадаченно переглянулись.

— Я начинаю беспокоиться, — трагично произнес Витя. — Ксенофонт даже в храме сегодня не появился, а это уже серьезно. Он вообще-то к работе ответственно относится.

— Ну, что ты так на меня смотришь, прямо как собачонка голодная? Поехали уж на эту ферму, чтобы ты успокоился. Может, он в город повез машину, в сервис, а мы тут носимся по области из конца в конец. Было бы из-за кого беспокоиться. — Я ворчала в течение всего пути до совхоза «Заря».

Хлюпая по грязи, окружающей ферму, я мысленно проклинала Ксенофонта, Витька и всех алкоголиков вместе с ними.

— Ну, и где этот героический сторож?

— На фига он тебе? Сейчас сами машину найдем, не так много места вокруг… да вон и автомобиль. Смотри, вон там, у забора.

Мы поспешили туда. Кто же знал, что лучше бы нам этого не делать… Но в тот момент нас с Витькой гнало вперед какое-то дурацкое чувство любопытства и задора. Лично мне больше всего хотелось как можно быстрее покончить со всеми нелепыми загадками и вернуться в свой уютный гамак, вернуть утреннее чувство спокойствия и умиротворения, безвозвратно утерянные из-за суеты и постоянного зудения соседа.

Достигнув автомобиля в рекордно короткие сроки, мы озадаченно остановились. Развалившись на водительском кресле, сидел огромный мужик в рясе. Креста на нем не было.

— Ничего себе! Ксенофонт, ты уже похмелился, что ли? Или еще со вчерашнего дрыхнешь? — загоготал Витек. — Не мог до дома дотерпеть? А крест где? Пропил, что ли?

— Заткнись, обормот! Смотри… — У меня мгновенно пересохло во рту. Из шеи святого отца торчала рукоятка ножа. — Подойди, потрогай его, может, еще жив… — с ужасом прошептала я.

Виктор ничего не ответил, только пару раз сглотнул, а потом нерешительно дотронулся дрожащими пальцами до щеки святого отца.

— Вроде теплый…

— Сейчас подгоню машину, — немного приободрилась я, — придется опять эту громадину на себе таскать.

— Может, вызвать скорую? — Витьку явно не хотелось снова трогать раненого руками. — Вдруг его передвигать нельзя?

— Это долго, Вить, я сотовый дома на зарядке оставила. Придется самим в больницу ехать, потом они сюда и отсюда. В три раза больше времени потратим. Вдруг он помрет, пока мы будем циркулировать. Нет, придется самим грузить.

— Ир, а давай попробуем найти сторожа, может, у него связь есть, — не соглашался Виктор.

— Где мы его будем искать?

— Вон, видишь, будка двухэтажная, — показал рукой куда-то в сторону сосед, — он обычно там и сидит.

— Ну, так беги скорее, не тяни, у нас времени в обрез.

Парень улетел с места преступления быстрее ветра…

…Прошло минут десять. Я смотрела на бледного батюшку и недоумевала, как такое могло случиться? Как он оказался на заброшенной ферме? Судя по всему, проснувшись утром в доме Витька, он сразу, не заходя домой, начал поиски машины. В ГАИ ему указали место, куда ее отогнали, и он понесся сюда. На чем он добирался? Вряд ли пешком. От нашего дома до фермы совсем не близко, а автобусы этим маршрутом не ходят. Значит, его кто-то подвез. Надо бы расспросить Михалыча, может, видел чего. Хотя надежды мало, нас встречать сторож не вышел, возможно, и Ксенофонт обошелся своими силами. Размышляя таким образом, я окинула взглядом полуразрушенную ферму и увидела Витька, огромными скачками несущегося ко мне. Лицо его выглядело не просто бледным, а даже каким-то серым с зеленоватым отливом.

— Ир, линять надо отсюда, чем быстрее, тем лучше! — еще издали закричал он. — Тут не ферма, а кладбище какое-то. Михалыча тоже того… насмерть. Бросаем Ксенофонта и тикаем на фиг. Ему скорую вызовем из ближайшей деревни.

— Ты мужик или нет? — прикрикнула я на соседа. — Что визжишь, как баба? Толком объясни, чего там в сторожке?

— Михалыч мертвый! — выпалил Виктор.

Я охнула, но быстро взяла себя в руки.

— Ты уверен? Может, тоже еще дышит?

— Не, он синий уже. Кровищи кругом! Ужас! Горло перерезали ему. — Голос парня постоянно срывался на крик.

— Стой здесь, сейчас быстро за машиной смотаюсь, — скомандовала я.

— Нет, я один с ним не останусь, — стуча зубами, заявил сосед, — пошли вместе, батя не убежит, подождет, как миленький.

— Ну ты и трус, Витька, — вздохнула я.

— Пусть трус, но я не останусь, — продолжал настаивать на своем он.

— Ладно, пошли, — согласилась я.

Вернулись мы минут через семь. Я разложила переднее сиденье, и мы стали вытаскивать Ксенофонта из его машины. Вдруг руки у Виктора затряслись, и он стал затравленно оглядываться по сторонам.

— Ты чего это? А? — заволновалась я.

— Ты видишь то же, что и я? Или это глюки? — с надеждой спросил сосед.

Я посмотрела на батюшку, внутри у меня все сжалось и похолодело. Все было точно так, как мы оставили, только ножа не было, а на шее болталась удавка. Затягивать плотно ее не стали, а может, просто не успели. Значит… мамочки родные! Убийца где-то здесь! Он смотрит на нас и может в любой момент выстрелить в спину. Нужно срочно бежать. Но если мы уедем, отца Ксенофонта точно добьют. Нет уж!

— Витька, не смей дезертировать! — закричала я, заметив, что он готов бежать куда глаза глядят. — Чем быстрее погрузим падре, тем быстрее слиняем отсюда. Иди, помогай. Пешком все равно далеко не уйдешь, догонят и прирежут! — пригрозила я парню.

Дрожащими руками мы кое-как затолкали батюшку в машину и прыгнули в нее сами.

— Ну все, — облегченно вздохнула я, — теперь быстро доедем.

Выезжая на трассу, мы заметили вдалеке машину, выскочившую на дорогу из-за ближайших деревьев. Уже достаточно стемнело, и марку авто было не разглядеть.

— Чего там за деревьями? — спросила я забившегося в угол на заднем сиденье Витька.

— Дорога, ведущая к главному входу на ферму, — не раздумывая, отозвался он, вглядываясь в задние огни быстро удаляющегося автомобиля.

— Я так и думала. Если убийца тоже был там, то и машина его должна была стоять поблизости. Не пешком же он пришел.

— Давай гони, Ириш, нервы уже на пределе. Как домой приеду, напьюсь, ей-богу! Что же это делается, а? Жить страшно. В город, что ли, опять податься?..

— Можно подумать, в городе преступников нет, — рассеянно отозвалась я, думая совершенно о другом. Говорить о разных глупостях не хотелось, но и молчать было невмоготу.

— Тоже верно, — покладисто согласился Виктор, — ужас какой-то…

— Хватит стонать, и так тошно, — проворчала я, изо всех сил нажимая на газ.

Когда мы подъехали к Колиному посту, уже совсем стемнело. Увидев нас в компании бесчувственного святого отца, он хлопнул себя по коленям и заржал:

— Неужели опять? С горя, что ли, набрался? Я вас как увидел, анекдот в голову пришел смешной: около поста ГАИ сломался рефрижератор с пингвинами. А им без холода нельзя, сдохнуть могут. Нужно срочно их доставить по месту назначения, а не на чем. А тут мерс крутой гонит — километров двести в час, гаишник его останавливает, вылазит новый русский. «Понимаю, — говорит, — превысил, может, договоримся?» — «Ладно, прощаю, только вот пингвинов в зоопарк отвези, и мы в расчете». — «Нет проблем, не о чем базарить». Забрал пингвинов и уехал. В следующую смену стоит опять гаишник на посту, позевывает, вдруг видит — опять тот же мерс гонит, а в нем на заднем сиденье два пингвина, все в золоте, с сотовыми телефонами. Он обалдел прямо. «Ты что? — кричит. — Я же велел тебе их в зоопарк отвезти, а ты?!» — «Обижаешь, начальник, я все, как обещал, сделал и даже больше. В зоопарк их сводил, в ресторан, сейчас вот в оперу везу». И вы вот так же. Тоже, видно, с батюшкой сроднились… А чего не смеетесь-то? Хороший ведь анекдот, — обиженно спросил Коля.

— Не до смеха, — отрезала я, — отца Ксенофонта кто-то ножом пырнул, да еще задушить пытались, но не успели. На посту телефон есть? Скорую бы.

— Я сейчас по рации вызову, — ошарашенно пообещал Николай.

— И в милицию сразу звякни. Там на ферме еще одна жертва. Михалычу горло перерезали, — вставил приободрившийся Витек.

— Труп, что ли? — изумился гаишник.

— Самый настоящий, — авторитетно подтвердил Виктор.

Мы дождались, пока приехавшие врачи аккуратно перегрузили тело батюшки в карету скорой помощи, и поехали домой. По дороге мы все гадали, за что напали на двух в общем безобидных мужиков.

— Они, в принципе, и знакомы не были, — горячился сосед, — кому они помешали? И машина на месте. Крест только украли. Неужели из-за креста обоих замочили? Как думаешь, он золотой был?

— Вряд ли. Больно здоровый, — с сомнением ответила я, внимательно вглядываясь в темную лесную дорогу. — Думаю, убить хотели одного, а второй просто как свидетель пострадал. А вот кого хотели убить — это вопрос.

— Ни того ни другого вроде не имеет смысла мочить… Хотя кто их знает, может, чечен какой или еврей?

— А еврей-то тут каким боком? — удивилась я.

— Не скажи! Они религию очень чтут. Может, Ксенофонт чего про них на проповеди гадкое сказал. Он иной раз такую чушь нес, особо с похмелья, закачаешься.

— Вот придет в себя и спросим.

— Да он, чай, и сам не помнит, чего буровил, — с сомнением почесал затылок Витек.

— А он богатый? — поинтересовалась я.

— Батюшка-то? А фиг его знает. — Сосед пожал плечами и после некоторых раздумий добавил: — Скрытный он. С виду вроде не особо зажиточный. Ну, несут ему прихожане то да се. Покушать в основном… Зарплату кой-какую получает по Божьей милости. Не с чего вроде жировать особо.

— А Михалыч что за человек? — продолжала допытываться я.

— О покойниках не принято плохо говорить, но зануда был, скажу я тебе, первостатейный. С ним выпивать никто не любил. Прилипнет как банный лист к кому-нибудь и нудит.

— А о чем говорит-то?

— А бес его знает, — пожал плечами Витек, — когда чего. То ему пенсия мала, то президент не угодил, то девки его не любят, а то евреев опять же хает. Одним словом, была бы тема, Михалыч ее так обслюнит, что тошно становится.

— Ну а с деньгами у него как? Водились рублики?

— Откуда? — удивленно глянул на меня Витек. — Чай сторожем работал, не министром.

— Все ясно, — задумчиво нахмурилась я, — вернее, ничего не ясно. Скажи на милость, за что их можно убить? И главное, не по пьяной лавочке, а специально приехали в этот козий угол. Ты заметил, машина у убийцы приличная была?

— Не разглядел, — с сожалением признался сосед, — да уж, загадка. Как думаешь, найдут, кто Михалыча порешил?

— Сомневаюсь я что-то. Хотя все бывает.

— Не скажи, у нас милиция хорошая, — не согласился Виктор, — только вот участковый — козел. В семье, как говорится, не без урода. Так вот, выпивали мы раз с ментами, приехавшими к нам на выборы…

— Ради бога, Вить, заткнись. Я сейчас про алкоголиков слышать не могу.

Парень обиженно надулся и замолчал. До дома он не проронил больше ни слова.

Загнав машину в гараж, мы пошли в мою половину.

— Вить, ну не обижайся. Пока я чай ставлю, сгоняй к себе за вареньем земляничным. Знаешь, как я его люблю! Никто так варить не умеет, только ты! — Я знала, чем польстить парню. — Слушай, а за что ты так участкового не жалуешь? Обидел он тебя чем, что ли?

— Да это чмо полдеревни обидело, не только меня, — с презрением в голосе пробурчал сосед. — Например, каждый месяц проходит по всем дворам и собирает по бутылке водки, якобы взаймы. Заметь, не самогона, а именно водки, причем хорошей. Приходится специально идти в магазин и покупать, чтобы этот козел не обиделся.

— Да фиг с ним, пусть обижается, — легкомысленно заметила я, доставая чашки.

— Ты не дослушала, — продолжил он, — если кто не даст, он ничего, утрется и уйдет. Но! На следующий день с ордером приходит изымать самогонный аппарат. А у кого его нет в деревне-то? Без него мы никуда. Потом изымает и выписывает такой штраф, что больше цены водки аж на два нуля.

— Набили бы ему морду, и вся недолга, — посоветовала я.

— Так били, Ириш, еще как били, — поморщился Виктор, — он после этого настрочил жалобу в эпидемнадзор, и мы неделю без свежего хлеба сидели. В прошлом году я не выдержал, наподдал ему как следует, так он меня на пятнадцать суток упек. Причем в сопроводительных документах написал, что я не морду ему набил, а приставал и грязно домогался. Педиком решил меня, сучонок, выставить. Хорошо, меня все в округе знают, а то прям хоть стреляйся.

— И ты ему это так с рук спустил? — не поверила я.

— Обижаешь, — ухмыльнулся Виктор, — я как вернулся, начал к нему в гости ходить с тортиками да цветочками. Наряжусь и иду с букетом по улице, чтобы все видели. Две недели ходил. Мужики заинтересовались, спрашивать стали, что да как. Я мялся-мялся, потом объяснил, что сохнет по мне участковый, проходу не дает. За то, что не отвечаю взаимностью, на пятнадцать суток упек. Вот я и решил, лучше уж подмазаться к нему. А то опять на меня осерчает, а мести улицы не особо приятное занятие.

— И что, поверили тебе мужики?

— Может, да, может, нет, — пожал плечами сосед и продолжил с хитрой улыбкой: — Да больно уж поверить-то хотелось. Ненавидят его все. Когда он про это прослышал, побежал мне права качать. Встретил меня в магазине и стал орать. Я на коленки встал и заголосил: «Прости Христа ради, Филиппушка. Не завезли сегодня тортов, не виноватый я!» — и руки стал целовать. Он остолбенел и рук не отнимает. Тут ко мне Василий с Петрухой подскочили, подняли, утешать начали: «Что же вы, Филипп Леопольдович, такой жестокий, говорят, ну, не завезли сладенького, уж потерпите маленечко, что же сразу бросаетесь на парня. Нетрадиционная ориентация — не оправдание, чтобы руки распускать». Он стоит, рот раскрывает, как рыба, а слова в горле застряли. «Вы уж, товарищ участковый, поаккуратнее со своими порывами сексуальными. А то с работы попереть могут». Эти слова Василия добили Котяру окончательно. Он позеленел и зашипел: «Какие такие порывы? У меня нормальные порывы!!!» — «Для вас, может, и нормальные, а мы как-то с женщинами больше привыкли». — «Дак и я, братцы, с женщинами!» — «Не оправдывайся, Филипп, чего стыдиться?» Я положил руку Котяре на плечо. Ребята с серьезными сочувствующими лицами дружно закивали, хотя внутри давились от хохота. С тех пор он ни разу ко мне не привязывался по-крупному, понимает, что себе дороже. Но укусить всегда норовит, паскудник. Знаешь что, хватит забивать голову всякой ерундой, давай лучше телик посмотрим.

Когда все телевизионные программы закончились, мы стали прощаться.

— Как-то отпуск у меня начался отвязно. Я думала, хуже, чем в Адлере, быть просто не может, а вот смотри, что получается… Прямо даже назад на работу захотелось, — вздохнула я.

— Завтра Настюха приедет, враз повеселеешь, — ободряюще похлопал меня по плечу сосед. — На сколько человек мяса-то брать? Вера Сергеевна поросенка резала, предлагала килограммчиков десять.

— Бери, — кивнула я, — сала еще насолим. А остальное они из города привезут.

— Я не знаю, чего они вечно с собой целые баулы прут? У нас здесь картошка, помидоры, огурцы, зелень — считай бесплатно. Самогонки у меня целая фляга в погребе, мясо тоже с городским не сравнишь. Все высшего сорта. А Настька в городе всякой ерунды втридорога накупит и радуется, дурында. Ты хоть ей скажи.

— Да говорила уж сто раз, — улыбнулась я, — разве ж она послушает.

— Ладно, спи давай. Утром в лес за вениками пойдем. Свежий душистый веник — половина банного удовольствия. На завтрак окрошку сделай. Нарежь всего, а я квас принесу. Матрена закваску притащила знатную, не квас получается, а чистый мед.